Category: Краткие содержания

А. П. Гайдар

Р. В. С.

Осевшие и полуразрушенные сараи, куда немцы свозили сено и солому. Атаман Криволоб расстрелял здесь четырех москалей и одного украинца, поэтому мальчишки боятся здесь играть. Не боится только Димка: от прячет в сарае две обоймы патронов, шомпол от винтовки и заржавленный австрийский штык без ножен и играет в разных командиров. Если белый, то приговаривает: “Коммунию захотели? Свободы захотели? Против законной власти…”. Если красный: “Против кого идете? Против своего брата рабочего и крестьянина? Генералы вам нужны да адмиралы…”

Заигравшись, Димка забывает вовремя прийти домой и бежит, боясь наказания, но дома ЧП: приехал Головень, которого недавно красные забрали в армию. Он ударил сапогом Шмеля (любимого пса Димки), после – Димку. Обещал выгнать “питерских пролетариев” (так он называл семью: мать, бабку, Димку и его младшего брата Топа). Отец у Димки в Питере. Головень прячется от красных на сеновале, имеет винтовку.

Димка забирается посмотреть на нее, открывает затвор и, не понимая как, загоняет в ствол патрон. Появляется Головень, винтовка выстреливает, Димка бежит, но получает от Головня тычок в спину. Спасает его от битья отряд красных кавалеристов. Димка боится идти домой.

Встречает Жигана из города, который пел песню “Да здравствуют Советы!”. Поет песни по поездам. Он приехал к крестной бабе Онуфрихе отожраться. Она разрешила не больше, чем на две недели.

Димка назначает встречу на речке утром – ловить раков. Дома мама ругает, но без гнева. Наутро Димка предлагает Жигану убежать, так как Головень бьет и родных из дому гонит. Жиган предлагает побираться, после врет, что служил и красным, и зеленым, и “коричневым” (таких не было). Димка предлагает пойти воевать к красным. Стали собираться.

Недалеко – большой фронт. Кругом красноармейцы гонялись за бандами, или банды за красноармейцами, или атаманы клочились меж собой. Приехали зеленые, пьют с Головнем, роют яму за хатой Жигана. Возле деревеньки произошел бой, после него Димка не обнаружил спрятанного для похода в соломе мяса. Провизию перепрятали, наутро назначили побег. Слухи о раненом большевике в окрестностях. Ребята украли из Димкиного подвала котелок и пошли прятать его в сарай, в соломе. Услышали там стон и, испугавшись, разбежались. Наутро Димка нашел в сарае раненого красноармейца – того самого, что заступился за ним перед Головнем. Пришел Жиган, раненому дали еду и воду и пообещали молчать о нем. Димка взял дома кусок сала и обменял у попа (отец Перламутрий) на пузырек йоду.

Шло время, о красных не слышно, у Димки проблемы: Головень бьет, гонит мамку и Топа, поп рассказал матери про йод. Красный обещал помочь. А пока Головень узнал, что раненый где-то близко, нашли книжку окровавленную с буквами Р. В. С. на первом листке Головень застрелил Шмеля, собирается куда-то ехать. Ребята предупреждают раненого об опасности, Жиган говорит, что в городе красные и вызывается отнести записку с теми же загадочными буквами. По дороге попадает в руки зеленым (под предводительством Левки), сбегает, попадается ребятам Козолупа, натравливает их на Левкин отряд. Вскоре дорога раздваивается.

Жиган спрашивает на хуторе, по какой в город. Дорогу показали из окошка. Жиган доставил красным записку, те сразу по коням. Тем временем в деревушку приехали зеленые, но ночью искать сложно – отложили до утра. Утром подошли красные, прогнали врагов. Димке с семьей выписали пропуска до Питера, а Жигану – бумагу, что он “не шантрапа и не шарлыган, а элемент, на факте доказавший свою революционность”, а потому “оказывать ему, Жигану, содeйcтвие в пении советских песен по всем станциям, поездам и эшелонам” с гербовой печатью.

АВСТРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Герман Брох (Hermann Broch)

Невиновные

(Die Schuldlosen)

Роман в одиннадцати новеллах (1913, 1918, 1933, 1949, опубл. 1950)

I. Молодой человек, не старше двадцати лет, без шляпы, слегка пьяный, забрел в бар выпить пива. За соседним столиком разговаривают двое, слышится мужской, почти мальчишеский голос и голос женщины, грудной, материнский. Молодому человеку лень поворачивать голову в их сторону, он представляет себе, что это мать и сын. Разговор идет о деньгах, они нужны женщине – любящей, обеспокоенной. У молодого человека только что умерла мать, до этого он похоронил отца. Ему очень хотелось бы заботиться о матери, ведь его доходы в Южной Африке постоянно растут. К тому же он получает доходы с голландского наследства отца, которое надежно поместил. Здесь, в Париже, у него туго набитый кошелек, он готов поделиться с этой женщиной. Может быть, тогда она захочет жить с ним, ему не помешала бы сейчас материнская ласка какой-нибудь женщины. А можно покончить с собой и оставить ей свои деньги. Все так просто, только непонятно, откуда взялась мысль о самоубийстве. Молодой человек начинает вставлять свои фразы в разговор пары, ему кажется, что их голоса и судьбы “переплетаются”. Он вспоминает свое имя – Андреас – и просит называть его А. Тут он на миг засыпает, а когда просыпается, пара уже исчезла. А. хочет заплатить за них официанту, но все уже оплачено.

II. Беря для примера героя из мещанской среды, можно продемонстрировать единство и универсальность мировых процессов. Герой живет в провинциальном немецком городке. В 1913 г. герой служит младшим учителем гимназии, преподает математику и физику. Как у личности, “сконструированной из посредственного материала”, у него не возникает мыслей и вопросов философского толка. Он до конца детерминирован своей средой. Имя его несущественно, можно назвать его Цахариасом. Случалось ли ему задумываться о чем-то, выходящем за рамки математических задач? Конечно, о женщинах, например. Приходит время и для “эротического потрясения”. Случайно, вне дома, он сталкивается с дочерью своей квартирной хозяйки, рядом с которой спокойно прожил несколько лет. Оказывается, они с Филиппиной любят друг друга. Вскоре доходит и до “высшего доказательства любви”, а вслед за тем до ревности, недоверия, страданий, мучений. Оба решают покончить жизнь самоубийством, Филиппина стреляет ему в сердце, затем себе в висок, и их кровь “смешивается”.

Такой путь – от “убожества к божественному” – не для посредственных натур. Более естествен и закономерен другой ход событий, когда парочка приходит наконец к истомленной ожиданием мамочке, и Цахариас преклоняет колени, чтобы принять благословение.

III. Только что прибывший А. осматривает вокзальную площадь города, имеющую форму треугольника. В ней есть что-то манящее, магическое, и ему хочется стать здешним жителем.

А. снимает комнату в доме баронессы В., которая стеснена в средствах. На дворе 1923 г., после проигранной Германией войны свирепствует инфляция. У А., коммерсанта, связанного с алмазными копями в Южной Африке, всегда есть деньги. Баронесса живет с дочерью Хильдегард и старой служанкой, муж баронессы умер. А. сразу же понимает, что взаимоотношения в семье весьма сложные. Хильдегард демонстрирует свое неудовольствие от появления жильца-мужчины, но подчиняется воле матери. А. мог бы найти себе другое пристанище, но его, по всей видимости, привела сюда сама судьба. Он замечает, что все три женщины похожи одна на другую. В этом “треугольнике” баронесса представляет “материнский тип”, а в лицах служанки Церлины и Хильдегард есть что-то монашеское, какая-то “вневременность”. Снизойдя до разговора с жильцом, Хильдегард в первый же вечер сообщает ему, что ее задача – ухаживать за матерью и хранить мир в доме, мир, установленный еще отцом. А. приходит к выводу, что это странная девушка, жесткая, полная “неутоленных желаний”.

IV. Когда-то он был мастером по чертежным инструментам, имел жену, они ждали ребенка. При родах умерли и жена и ребенок. Стареющий вдовец взял новорожденную девочку из приюта, назвал ее Мелиттой. Девочка закончила школу и теперь работает в прачечной. Старый отец становится странствующим пчеловодом. Бродя с песней по полям, он восхищается “великим созданием творца”, учит людей работе с пчелами. С годами он приближается к “естеству бытия”, к познанию жизни и смерти. Домой старик возвращается ненадолго и неохотно, опасаясь, что странности его судьбы могут “искривить линию жизни” молодого неопытного существа.

V. А. любит жить с комфортом. Деньги даются ему легко, теперь он скупает дома и землю за обесцененные марки. Ему доставляет наслаждение дарить деньги. Он не любит принимать решения, судьба сама неплохо за него решает, а он подчиняется ей, не теряя, впрочем, бдительности, хотя и с достаточной долей лени.

В одно воскресное утро Церлина выкладывает ему старые семейные тайны. Баронесса родила Хильдегард не от барона, а от друга семьи фон Юна, Никто не знал, что служанка обо всем догадалась, злорадствовала и действовала в своих интересах. В то время Церлина была смазливой и “аппетитной” девушкой из деревни. После неудачной попытки соблазнить аскета-барона, судью, ей быстро удается совратить фон Юна, оторвав его от очередной любовницы. Последняя скоропостижно скончалась в так называемом Охотничьем домике. Фон Юна был арестован по подозрению в отравлении, но на суде, возглавляемом бароном, был оправдан, после чего навсегда уехал из страны. Перед судом Церлина переслала барону украденные ею письма баронессы и ее любовника, но это не повлияло на объективность решения судьи. Барон вскоре умер – от разбитого сердца, по мнению Церлины. Втайне от баронессы служанка по-своему воспитывала Хильдегард, в “возмездие за вину” – вину дочери, в которой текла кровь “похотливого убийцьв”, и вину матери. Хильдегард выросла в стремлении подражать тому, кого считала отцом – барону, “но без его святости”, – негодует Церлина. Она, подсматривающая за всеми, знает, что Хильдегард часто простаивает по ночам у комнаты очередного постояльца, и лишь мысль о “святом” отце мешает ей открыть дверь. Баронесса стала пленницей обеих женщин, в душе ненавидящих ее.

Рассказ Церлины несколько отвлекает А. от послеобеденного сна. Засыпая, он жалеет баронессу и себя, оставшегося без матери, он хотел бы быть “своим собственным сыном”.

VI. На многолюдной улице А. замечает странный, нелепый дом, торчащий как “сломанный зуб”. А. тут же обходит его подворотни, подъезды, дворы, лестницы, этажи. Он полон нетерпения и чего-то ждет, например, открывающегося из окна вида на сад или ландшафт. Он как будто заколдован и находится в небезопасном лабиринте, а кругом ни души. Вдруг он чуть не налетает на девушку с ведром в руках. Она живет в этом доме с дедушкой и работает в прачечной на чердаке. Андреас представляется ей. Он хочет увидеть сад, о существовании которого узнает от Мелитты. Ему это не удается, и, разочарованный, он просит Мелитту показать ему другой выход на улицу. После следующих долгих блужданий А. попадает в магазинчик по продаже кожи, откуда выбирается наконец на улицу с куском купленной кожи. Кожа хорошая, но он все равно разочарован.

VII. Цахариас вступил в социал-демократическую партию, после чего быстро получил повышение и мечтает стать директором гимназии, Он женат и имеет троих послушных детей.

В это время по всей Германии проводятся собрания в знак протеста против теории относительности Эйнштейна. На одном собрании он выступает против этой теории, хотя и не слишком резко – ведь даже в правлении партии есть приверженцы Эйнштейна. уходя с собрания, Цахариас сталкивается в гардеробе с молодым человеком, разыскивающим свою шляпу. Последний приглашает Цахариаса в погребок, где угощает дорогим бургундским. Цахариас не доволен образом мыслей молодого человека, который называет себя голландцем и считает, что немцы принесли много страданий и себе, и всей Европе. После первой бутылки Цахариас произносит речь во славу немецкой нации, “не терпящей лицемерия”. Поэтому немцам не нравятся “всезнайки” евреи. Немцы – нация “Бесконечного”, то есть смерти, а другие народы погрязли в “Конечном”, в торгашестве. Немцы несут нелегкий крест – обязанности “наставников человечества”.

Еще одна речь следует после второй бутылки: в состоянии легкого опьянения разумнее идти к проститутке, а не к жене, чтобы не зачать четвертого ребенка, что не по карману. Но у проституток можно встретиться со старшеклассниками. Немцы больше не нуждаются в слове “любовь”, ведь именно “спаривание” приближает к Бесконечному. За четвертой бутылкой произносится третья речь, а по дороге к дому – четвертая, о потребности в “спланированной свободе”. А. доставляет Цахариаса до дверей его дома, где “двоих забулдыг” с отвращением встречает жена Филиппина. Изгоняемый ею А. уходит, замечая, как Филиппина колотит своего мужа, восторженно принимающего побои и бормочущего любовные признания. А. приходит домой и засыпает, не желая ломать голову над судьбой немецкой наиии.

VIII. Мелитта первый раз в жизни получает подарок от молодого человека. Это сумочка из прекрасной кожи, а в ней письмо от А. с просьбой увидеться. Мелитта не знает, как писать ответ, ведь “от сердца к перу такой длинный путь”, особенно для маленькой прачки. Она решается пойти к А. и надевает воскресное платье. Ей открывает Церлина, которая быстро все выпытывает и готовит Мелитту к возвращению А., как готовят невесту к первой брачной ночи. Церлина одевает девушку в ночную рубашку Хильдегард и укладывает в постель А. Здесь Мелитта проводит две ночи.

IX. А. беседует с баронессой о моральных принципах молодого поколения. По словам баронессы, ее дочь считает А. безнравственным человеком, вопрос только в том, похвала это или порицание. С нежностью сына А. приглашает баронессу посетить купленный им Охотничий домик.

Ужинает А. в вокзальном ресторане. Сидя в старинном зале, “трехмерном”, как все немецкое, А. предается новому виду воспоминаний – в “многомерности”, и сам удивляется, что думает не о Мелитте, а о Хильдегард. В этот момент среди “плебейского шума” появляется сама Хильдегард, надменная и прекрасная. Она обвиняет А. в том, что он играет жизнью матери, что, купив Охотничий домик, стал игрушкой в руках Церлины. От служанки она уже все знает о Мелитте и скрывает свою ярость от А.

В следующую ночь Хильдегард приходит в комнату А. и требует, чтобы он взял ее силой. Когда ошеломленному А. это не удается, она злорадно заявляет ему, что навсегда лишила его “мужской силы”.

Утром А. узнает из газеты, что Мелитты уже нет в живых. Хильдегард признается, что приходила к Мелитте и сказала ей, что А. безразличен к маленькой прачке. После ее ухода девушка выбросилась из Окна. А. воспринимает это как убийство. Хильдегард цинично успокаивает его, ведь впереди еще много убийств и крови, и он их примет, как принял войну. К тому же смерть Мелитты облегчает ему жизнь.

Теперь все готовятся к переезду в Охотничий домик, ведь им больше не грозит появление Мелитты. Все весело празднуют в нем Рождество.

X. Почти десять лет живет А. в Охотничьем домике с баронессой и Церлиной. В свои сорок пять лет он изрядно разжирел благодаря стараниям Церлины, которая и свой вес более чем удвоила. Но служанка упорно носит рваную старую одежду, а ту, которую ей дарит А., складывает. А. заботится о баронессе, как сын, и это все больше становится смыслом его жизни. Нечастые посещения Хильдегард уже принимают характер нежелательного вторжения. А. постепенно забывает о прошлом, невероятно, что он любил когда-то женщин, одна покончила с собой из-за него, но уже и ее имя готово выскользнуть из памяти. В этих “зажиревших буднях” нужно только учитывать возможности внезапного взлета политических болванов вроде Гитлера, чтобы не потерять деньги. Своей главной наследницей он оформляет баронессу, собирается выделить солидные суммы благотворительным организациям, прежде всего в Голландии. Он не тревожится за будущее, ведь в 1933 г. национал-социалисты теряли голоса. А. любит повторять, что мир нужно игнорировать и неспешно “пережевывать будни”.

Однажды А. слышит пение, доносившееся из леса. Пение ему мешает. Последние три года уже не до пения, “болван” Гитлер все-таки захватил власть, зреет опасность войны, нужно уладить финансовые дела-Появляется старик могучего телосложения, слепой, но уверенный и спокойный. А. вдруг понимает, что это дедушка Мелитты, и в нем вспыхивает боль от возникшего напоминания. Оба начинают анализировать вину и невиновность А., прослеживать всю историю жизни этого, в сущности, доброго человека. Что бы ни происходило в мире: война, русская революция и русские лагеря, приход Гитлера к власти, А. делал деньги. При этом он всегда предпочитал быть “сыном”, а не “отцом” и в конце концов выбрал для себя роль “жирного ребеночка”. А. находит свою вину в абсолютном, “пещерном” равнодушии, следствием которого становится равнодушие к страданию ближнего. Старик знает, что поколению переходного времени предначертано разрешать проблемы, А. же уверен, что это поколение парализовано безмерностью задачи. Он сам надеялся избежать ответственности за свое “озверение”, которое угрожает всему миру и каждому в отдельности. А. признает свою вину и готов к расплате. Дедушка Мелитты понимает, одобряет и принимает его готовность, впервые обращаясь к нему по имени – Андреас. Старик удаляется. Вслед за ним “естественным” для него способом уходит из жизни А.: из “чудовищной трехмерной действительности” в “безмерное небытие”, с пистолетом в руке,

Так и не узнав всей правды, оставшись без А., баронесса умирает от горя, при явном содействии Церлины. Теперь бывшая служанка богато одевается и заводит себе прислугу.

XI. Барышня, все еще молодая, идет в церковь к обедне. Навстречу ей незнакомец в очках, и барышне почему-то хочется перейти на другую сторону улицы. Все же она проходит мимо него в “панцире ледяного равнодушия”, как настоящая дама, “чуть ли не святая”. Потом ей кажется, что этот немолодой уже мужчина, который мог бы быть похожим на коммуниста, если бы Гитлер их всех не уничтожил, идет следом за ней. Она входит в церковь, чувствуя затылком тяжесть его взгляда. Затем выскальзывает во дворик перед площадью, где никого нет. Она оглядывается – “насилие отменяется”, по крайней мере на этот день. В душе барышни поднимается какая-то смесь сожаления и злорадства. Звучит хорал, барышня снова входит в церковь, открывает Псалтырь – “и впрямь святая”.

А. В. Дьяконова

В жаркий летний полдень мышиный царевич Крохобор пил воду из болотца и встретил там лягушиного царя Вздуломорда. Тот обратился к нему, как у Гомера обращались к Одиссею: “Странник, ты кто? из какого ты рода? и прибыл откуда?” Слово за слово, они познакомились, лягушка посадила мышь себе на спину и повезла показывать чудеса земноводного царства. Плыли мирно, как вдруг лягушонок увидел впереди водяную змею, испугался и нырнул в воду из-под товарища. Несчастный мышонок утонул, но успел произнести страшное проклятие: “…Грозного не избежишь ты возмездья от рати мышиной!”

И действительно, мыши, узнав о смерти своего царевича, взволновались. Царь Хлебогрыз произнес трогательную речь: “Несчастный я отец, троих я лишился сыновей: старший погиб от кошки, средний от мышеловки, а младший, любимый, погибает от лягушки! Так ополчимся, друзья, и грянем в поход на лягушек!..” Мыши вооружаются по всем эпическим правилам, только вместо лат у них стручья, вместо копий иголки, вместо шлемов половинки ореха. Kягушки тоже: вместо щитов – капустные листья, вместо копий тростинки, вместо шлемов улиточьи раковины. “Вышли на бой всеоружно, и каждый был полон отваги…”

Зевс, как в “Илиаде”, созывает богов и предлагает им помогать, кто кому хочет. Но боги осторожны. “Не люблю я ни мышей, ни лягушек, – говорит Афина, – мыши грызут мои ткани и вводят в расход на починку, а лягушки кваканьем спать не дают…” А на берегу болота уже начинается битва и уже гибнут первые герои: “Первым Квакун Сластолиза копьем поражает в утробу -/С грохотом страшным он пал, и взгремели на павшем доспехи. / Недругу мстя, Норолаз ударяет копьем Грязевого / Прямо в могучую грудь: отлетела от мертвого тела / Живо душа, и упавшего черная смерть осенила. / Соне Болотному смерть причинил Блюдолиз безупречный, / Дрот устремивши, и тьма ему взоры навеки покрыла…”

Мыши одолевают. Особенно среди них отличается “славный герой Блюдоцап, знаменитого сын Хлебоскреба”. Сам Зевс, глядя на его подвиги, говорит, “головой сокрушенно качая”: “Боги! великое диво я вижу своими глазами -/ Скоро, пожалуй, побьет и меня самого сей разбойник!”

Зевс бросает с небес молнию – мыши и лягушки содрогаются, но не перестают воевать. Приходится применить другое средство – против воюющих выходят раки. “Криво клешневые, выгнутоспинные, кожа – как кости”, они начинают нещадно хватать и мышей и лягушек; те и другие в ужасе разбегаются, а тем временем садится солнце -“И однодневной войне волей Зевса конец наступает”.

Суть случившегося события бесстрастно изложена в первой же фразе произведения. Проснувшись в день своего тридцатилетия, Йозеф К. обнаруживает, что он находится под арестом. Вместо служанки с привычным завтраком на его звонок входит незнакомый господин в черном. В соседней комнате оказываются еще несколько посторонних людей. Они вежливо извещают застигнутого врасплох К., что “начало его делу положено и в надлежащее время он все узнает”. Эти непрошено вторгшиеся к нему в жилище люди и смешат, и возмущают, и поражают К., не чувствующего за собой никакой вины. Он не сомневается ни на минуту, что происшествие не более чем дикое недоразумение или грубая шутка. Однако все его попытки что-либо выяснить наталкиваются на непроницаемую учтивость. Кто эти люди? Из какого они ведомства? Где ордер на его арест? Почему в правовом государстве, “где всюду царит мир, все законы незыблемы”, допускается подобный произвол? На его раздраженные вопросы даются снисходительные ответы, не проясняющие существа дела. Утро кончается тем, что посетители предлагают К. отправиться, как всегда, на его службу в банк, поскольку, как они говорят, пока лишь ведется предварительное следствие по его делу и он может выполнять свои обязанности и вообще вести обычную жизнь. Оказывается, что среди незнакомцев, осуществлявших арест К., присутствуют трое его коллег по банку – столь бесцветных, что сам К. поначалу даже их не признал. Они сопровождают его на такси в банк, храня невозмутимое вежливое молчание.

До сих пор К. имел все основания считать себя человеком удачливым, поскольку занимал прочное, солидное положение. В большом банке он работал на должности прокуриста, у него был просторный кабинет и много помощников в распоряжении. Жизнь текла вполне спокойно и размеренно. Он пользовался уважением и коллег, и своей хозяйки по пансиону фрау Грубах. Когда после работы К. вернулся домой, он именно с фрау Грубах первой осторожно заговорил об утреннем визите и был сильно удивлен, что та оказалась в курсе дела. Она посоветовала К. не принимать происшествие близко к сердцу, постараться не навредить себе, а под конец разговора поделилась с ним своим предположением, что в его аресте есть что-то “научное”.

Разумеется, К. и без того не собирался сколь-либо серьезно относиться к инциденту. Однако помимо воли он испытывал некое смятение и возбуждение. Иначе разве мог бы он совершить в тот же вечер совершенно странный поступок? Настояв на важном разговоре, он зашел в комнату к удивленной молоденькой соседке по пансиону, и дело кончилось тем, что он стал страстно целовать ее, чего никогда не допустил бы прежде.

Проходит несколько дней. К. напряженно работает в банке и старается забыть глупый случай. Но вскоре по телефону ему сообщают, что в воскресенье назначено предварительное следствие по его делу. Форма этого сообщения вновь весьма учтивая и предупредительная, хотя по-прежнему ничего не понятно. С одной стороны, поясняют ему: все заинтересованы поскорее закончить процесс, с другой – дело крайне сложное, и потому следствие должно вестись со всей тщательностью. К. в задумчивости остается стоять у телефона, и в этой позе его застает заместитель директора – его давний скрытый недоброжелатель.

В воскресенье К. встает пораньше, старательно одевается и едет на окраину по указанному адресу. Он долго плутает в невзрачных рабочих кварталах и никак не может найти нужное место. Совершенно неожиданно он обнаруживает цель своего визита в одной из бедных квартир. Женщина, стирающая белье, пропускает его в залу, битком набитую народом. Все лица стертые, неприметные и унылые. Люди стоят даже на галерее. Человек на подмостках строго говорит К., что тот опоздал на час и пять минут, на что растерявшийся герой бормочет, что все же пришел. После этого К. выступает вперед и решительно начинает говорить. Он твердо намерен покончить с этим наваждением. Он обличает методы, которыми ведется так называемое следствие, и смеется над жалкими тетрадками, которые выдают за документацию. Его слова полны убедительности и логики. Толпа встречает их то хохотом, то ропотом, то аплодисментами. Комната заполнена густым чадом. Закончив свой гневный монолог, К. берет шляпу и удаляется. Его никто не задерживает. Только в дверях неприязненно молчавший до того следователь обращает внимание К. на то, что тот лишил себя “преимущества”, отказавшись от допроса. К. в ответ хохочет и в сердцах обзывает его мразью.

Проходит еще неделя, и в воскресенье, не дождавшись нового вызова, К. сам отправляется по знакомому адресу. Та же женщина открывает ему дверь, сообщая, что сегодня заседания нет. Они вступают в разговор, и К. выясняет, что женщина в курсе его процесса и внешне полна сочувствия к нему. Она оказывается женой какого-то судебного служителя, которому без больших моральных терзаний изменяет с кем попало. К. вдруг чувствует, что и его неотвратимо влечет к ней. Однако женщина ускользает от него с каким-то студентом, внезапно появившимся в помещении. Затем на смену исчезнувшей парочке является обманутый муж-служитель, который ничуть не сокрушается по поводу ветрености супруги. И этот тип также оказывается вполне посвященным в ход процесса. И он готов давать К. полезные советы, ссылаясь на свой богатый опыт. К. он именует обвиняемым и любезно предлагает ему, если тот не торопится, посетить канцелярию. И вот они поднимаются по лестнице и идут какими-то долгими темными проходами, видят за решетками чиновников, сидящих за столами, и редких посетителей, ожидающих чего-то. “Никто не выпрямлялся во весь рост, спины сутулились, коленки сгибались, люди стояли как нищие”. Все это тоже были обвиняемые, как сам К.

Собравшись покинуть это унылое заведение, К. на лестнице вдруг испытывает неведомый ему прежде приступ мгновенной обморочной слабости, которую с усилием преодолевает. Неужели его тело взбунтовалось, мелькает у него мысль, и в нем происходит иной жизненный процесс, не тот прежний, который протекал с такой легкостью?..

На самом деле все обстоит еще более сложно. Не только здоровье, но и психика, и весь образ жизни К. в результате странных событий неотвратимо, хотя и незаметно, изменяются. Как будто эти перемены не очевидны, но с неумолимостью рока К. погружается в странное, вязкое, не зависящее от его воли и желания Нечто, именуемое в данном случае Процессом. У этого процесса какой-то свой ход, своя подспудная логика, скрытая от понимания героя. Не открывая сути, явление предстает К. своими маленькими частностями, ускользая от его упорных попыток что-либо понять. Например, оказывается, что, хотя К. старается никому не рассказывать о своем процессе, практически все окружающие почему-то в курсе происходящего – коллеги по работе, соседи по пансиону и даже случайные встречные. Это поражает К. и лишает его прежней уверенности. Оказывается также, что к процессу каким-то образом причастны совершенно разные люди, и в результате сам К. начинает подозревать любого из окружающих.

Случаются и совершенно уже невероятные вещи. Так, однажды, задержавшись на службе допоздна, К. в коридоре слышит вздохи, доносящиеся из кладовки. Когда он рывком распахивает дверь, то, не веря своим глазам, обнаруживает трех согнувшихся мужчин. Один из них оказывается экзекутором, а двое подлежат наказанию розгами. При этом, как они, хныча, объясняют, причина порки – К., который пожаловался на них следователю в той самой обличительной речи. На глазах изумленного К. экзекутор начинает осыпать несчастных ударами.

Еще одна важная деталь происходящего. Все, с кем в этой истории сталкивается К., обращаются с ним подчеркнуто вежливо и иезуитски предупредительно, все с готовностью вступают в разъяснения, а в результате получается, что в отдельности все можно объяснить и понять, притом что целое все больше скрывается под покровом выморочного абсурда. Частности подменяют целое, окончательно сбивая героя с толку. К. вынужден иметь дело лишь с мелкими исполнителями, которые охотно рассказывают ему о своих собственных проблемах и которые оказываются как бы невиновными в происходящем, а самое высшее начальство, которое он полагает ответственным за все, остается для него неизвестным и недоступным. Он ведет бой с некой системой, в которую и сам непоправимо вписан.

Так он движется по кругам своего процесса, затягиваясь в воронку странных и безликих процедур, и чем больше он стремится защитить себя, тем вернее вредит своему же делу. Однажды к нему на службу заходит родственник – дядя, приехавший из провинции. Как и следовало ожидать, дядя тоже уже наслышан о процессе и страшно озабочен. Он настойчиво тащит К. к своему знакомому адвокату, который должен помочь. Адвокат оказывается болен, он принимает дядю и К. в постели. Он, разумеется, тоже более чем сведущ о беде, постигшей К. За адвокатом ухаживает бойкая молодая сиделка по имени Лени. Когда в ходе долгого и скучного разговора К. выходит из комнаты, Лени увлекает его в кабинет и прямо там, на ковре, соблазняет его. Дядя возмущенно отчитывает племянника, когда через некоторое время они с К. покидают дом адвоката, – опять К. навредил сам себе, ведь невозможно было не догадаться о причине его долгой отлучки из комнаты. Впрочем, адвокат отнюдь не отказывается от защиты К. И тот еще много раз приходит к нему и встречается с поджидающей его Лени – она охотно дарит К. свои ласки, однако от этого не становится герою ближе. Как и другие женщины этого романа – включая маленьких нахальных нимфеток, выныривающих в одном эпизоде, – она лукава, непостоянна и раздражающе, томительно порочна.

К. лишается покоя. На работе он рассеян, мрачен. Теперь его не покидает усталость и под конец одолевает простуда. Он боится посетителей и начинает путаться в деловых бумагах, ужасаясь, что дает повод для недовольства. Заместитель директора уже давно косится на него. Однажды К. поручают сопровождать какого-то приезжего итальянца. Несмотря на недомогание, он подъезжает к центральному собору, где назначена встреча. Итальянца нигде нет. К. входит в собор, решая переждать тут дождь. И вдруг в торжественном полумраке его окликает по имени строгий голос, раздавшийся под самыми сводами. Священник, который называет себя капелланом тюрьмы, требовательно задает К. вопросы и сообщает, что с его процессом дело обстоит плохо. К. послушно соглашается. Он уже и сам это понимает. Священник рассказывает ему притчу о верховном Своде законов и, когда К. пытается оспорить ее толкование, назидательно внушает, что “надо только осознать необходимость всего”.

И вот прошел год и наступил вечер накануне следующего дня рождения К. Около девяти часов к нему на квартиру явились два господина в черном. К. словно ожидал их – он сидел на стуле у двери и медленно натягивал перчатки. Он не видел оснований оказывать какое-либо сопротивление, хотя до последнего испытывал пристыженность от собственной покорности.

Они молча вышли из дома, прошли через весь город и остановились у заброшенной маленькой каменоломни. С К. сняли пиджак и рубашку и уложили головой на камень. При этом жесты и движения стражей были крайне предупредительны и учтивы. Один из них достал острый нож. К. краем сознания почувствовал, что должен сам выхватить этот нож и вонзить его в себя, но сил у него на это недоставало. Последние мысли его были о судье, которого он так никогда и не видел, – где он? Где высокий суд? Может быть, забыты еще какие-то аргументы, которые могли бы сохранить ему жизнь?..

Но в этот миг на его горло уже легли руки первого господина, а второй вонзил ему нож глубоко в сердце и дважды повернул. “Потухшими глазами К. видел, как оба господина у самого его лица, прильнув щекой к щеке, наблюдали за развязкой. “Как собака”, – сказал он, как будто этому позору суждено было пережить его”.

Действие комедии происходит в Москве, в первые годы царствования Александра II. Старый важный чиновник Аристарх Владимирович Вышневский, выходящий в большую “богато меблированную залу” вместе со своей молодой женой Анной Павловной из ее комнат, упрекает ее в холодности, жалуется, что ничем не может преодолеть ее равнодушие. Вышневский уходит в кабинет, а Вышневской мальчик приносит письмо, которое оказывается любовным посланием от немолодого человека, имеющего красавицу жену. Возмущенная Вышневская собирается вместе со знакомыми посмеяться над неприятным поклонником и уходит.

Появляется пришедший к Вышневскому с делами служащий в его департаменте старый опытный чиновник Юсов и проходит в кабинет. Входит Белогубов, молодой подчиненный Юсова. Заметно важничая, выходит от начальника Юсов и приказывает Белогубову переписать бумагу почище, сообщая, что в переписчики его выбрал сам Вышневский, довольный его почерком. Это вызывает восторг Белогубова. Он лишь жалуется, что в грамоте не силен и за это над ним смеется Жадов, племянник Вышневского, живущий у него в доме на всем готовом и также служащий под начальством Юсова. Белогубов просит места столоначальника, которое будет ему “уж на всю жизнь”, и объясняет просьбу желанием жениться. Юсов благосклонно обещает и также сообщает, что недовольный племянником Вышневский намерен предложить ему покинуть дом и попробовать самостоятельно пожить на десятирублевое жалованье. Появляется Жадов, чтобы поговорить с дядюшкой, но ему приходится ждать в обществе Белогубова и Юсова, который ворчит на него и упрекает в чрезмерных амбициях и нежелании выполнять черную канцелярскую работу. Появившейся тетушке, с которой он дружен, Жадов сообщает, что решил жениться на бедной девушке и жить с ней своим трудом. Тетушка высказывает сомнение в том, что молодая жена захочет жить в бедности, но Жадов думает ее воспитать по-своему, уверяет, что, как бы ему ни было тяжело, он не уступит даже “миллионной доли тех убеждений, которыми обязан воспитанию”. Однако сообщает, что хочет просить у дядюшки прибавки к жалованью. Появившийся Вышневский и Юсов принимаются ругать Жадова за неаккуратное хождение в должность, за “глупые речи”, которые он произносит перед сослуживцами, смеющимися над ним за глаза. Вышневский резко осуждает намерение не имеющего средств племянника жениться на бесприданнице, они ссорятся, и Вышневский, заявив, что прекращает с Жадовым родственные отношения, уходит.

Вышневский расспрашивает Юсова, на ком собирается жениться его племянник, узнает, что на одной из дочерей небогатой вдовы чиновника Кукушкиной. Вышневский и поручает предупредить вдову, чтоб она не губила дочери, не отдавала “за этого дурака”. Оставшись один, Юсов бранит новые времена, когда “мальчишки стали разговаривать”, и восхищается “гением” и размахом Вышневского. Однако выражает опасение из-за того, что он “в законе не совсем тверд, из другого ведомства”.

Второе действие происходит в небогатой гостиной в доме вдовы Кукушкиной. Сестры Юленька и Полина разговаривают о своих женихах. Выясняется, что Юленьке не нравится Белогубов, но она рада-радехонька хоть за него выйти, чтоб избавиться от воркотни и попреков матери. Полина говорит, что влюблена в Жадова. Появляющаяся Кукушкина принимается пилить Юлию за то, что Белогубов долго не делает предложения. Выясняется, что Белогубов намерен жениться, как только получит место столоначальника. Кукушкина удовлетворена, но в завершение беседы говорит дочерям: “Вот вам мой совет: мужьям потачки не давайте, так их поминутно и точите, чтоб денег добывали”.

Приходят Белогубов с Юсовым. Кукушкина, оставшись наедине с Юсовым, просит места для Белогубова, тот обещает. Юсов предупреждает Кукушкину о “неблагонадежности” и “вольнодумстве” жениха Полины Жадова. Но Кукушкина уверена, что все “пороки” Жадова “от холостой жизни”, женится – переменится. Появляется Жадов, старшие оставляют молодых людей наедине с девушками. Белогубов беседует с Юленькой и обещает, что свадьба не за горами. Из беседы Полины с Жадовым видно, что, в отличие от сестры, она искренне любит Жадова, честно рассказывает о своей бедности, о том, что дома у них “все обман”. Однако спрашивает Жадова, есть ли у него знакомые купцы, которые, по словам Белогубова, будут делать им подарки. Жадов объясняет, что этого не будет и что он откроет ей “высокое блаженство жить своим трудом”. Жадов объясняется в любви и просит у Кукушкиной руки Полины.

Третье действие происходит в трактире, примерно через год. Входят Жадов и его университетский товарищ Мыкин, пьют чай и расспрашивают друг друга о житье. Мыкин учительствует, живет, “сообразуясь со средствами”, холостяку этого хватает. “Нашему брату жениться не след”, – поучает он Жадова. Жадов оправдывается тем, что очень полюбил Полину и “женился по любви. Взял девушку неразвитую, воспитанную в общественных предрассудках”, и жена страдает от бедности, “дуется немного, а иногда поплачет”. Появляются Юсов, Белогубов и двое молодых чиновников, пришедших покутить по случаю удачного дела, принесшего “куш” Белогубову, который угощает компанию. Он добродушно пытается пригласить и “братца” Жадова, но тот довольно резко отказывается. Юсов формулирует своеобразную этику взяточника: “Живи по закону, живи так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы”. Довольный своей молодежью Юсов пускается в пляс и произносит речь о своих добродетелях: отца семейства, наставника молодежи, благотворителя, не забывающего и бедных. Перед уходом Белогубов “по-родственному” предлагает Жадову денег, но тот возмущенно отказывается. Чиновники уходят. К Жадову подсаживается стряпчий Досужев, иронически комментирует виденную сцену. Они пьют. Оставаясь один, захмелевший Жадов запевает “Лучинушку”, половой выпроваживает его со словами: “Пожалуйте-с! Нехорошо-с! Безобразно-с!”

Четвертое действие развертывается в “очень бедной комнате” Жадова, где в одиночестве у окна сидит Полина, жалуется на скуку и запевает. Приходит сестра, рассказывает, как успешно идут дела у ее мужа, как Белогубов балует ее, Юлия жалеет Полину, ругает Жадова, возмущаясь, что он “нынешнего тону не знает. Он должен знать, что человек создан для общества”. Юлия дарит сестре шляпку и велит растолковать Жадову, что жена его “даром любить не будет”. Оставшись одна, Полина восхищается умом сестры, радуется шляпке. Тут приходит Кукушкина. Она бранит Полину, что та не требует от Жадова денег, считает дочь “бесстыдницей” за то, что у нее “все нежности на уме”, хвалит Юлию, рассуждает о вреде умников, полагающих, что брать взятки бесчестно. “Что за слово взятка? Сами же его выдумали, чтоб обижать хороших людей. Не взятки, а благодарность!”

Появляется Жадов, Кукушкина принимается его бранить, а Полина ей поддакивает. Происходит ссора, Жадов просит тещу уйти. Он садится работать, но Полина, помня уроки родных, принимается его пилить за отсутствие денег на удовольствия и наряды, повторяя слова Юлии. Они ссорятся, и Полина уходит. Жадов чувствует, что не в силах расстаться с женой, и посылает прислугу догнать Полину. Вернувшаяся Полина требует, чтобы он шел к дядюшке просить доходного места. Жадов сдается, рыдая, он поет песню взяточников из комедии Капниста “Ябеда”. Испуганная Полина готова отступить, но Жадов зовет ее вместе идти к Вышневскому.

Последнее действие возвращает нас в дом Вышневского. Вышневская в одиночестве читает письмо своего осмеянного поклонника, который сообщает ей, что в отместку за ее поступок с ним перешлет ее мужу случайно доставшиеся ему письма Вышневской к молодому чиновнику Любимову. Она даже не испугана, собирается упрекнуть мужа в том, что он купил ее у родных и сломал ей жизнь. В это время появляется Юсов, бормоча туманные фразы о превратностях судьбы и губительности гордости. Наконец выясняется, что Вышневского “за упущения” и “открывшиеся недостатки сумм” отдают под суд, а осторожный Юсов говорит, что сам-то он “не подлежит большой ответственности”, хотя при нынешних строгостях его, пожалуй, отправят в отставку. Появляется Вышневский. Гневно отталкивая выражающую сострадание жену, он обращается к Юсову: “Юсов! За что я погиб?” “Превратность… судьба-с”, – отвечает тот. “Вздор! Какая судьба? Сильные враги – вот причина!” – возражает Вышневский. Затем он отдает Вышневской присланные ему письма к Любимову и называет ее “развратной женщиной”. В обширном монологе Вышневская отрицает обвинения.

Тут появляются Жадовы. Скрепя сердце Жадов смиренно просит ради жены доходного места. Пораженный Вышневский проявляет злорадный восторг от такого поворота событий. Они с Юсовым издеваются над Жадовым и в его падении видят суть нового поколения. Жадов опомнился, говорит о своей личной слабости и о том, что в любом поколении есть честные люди, обещает, что более никогда не сойдет с прямого пути, и, обращаясь к жене, он отпускает ее на волю, если ей трудно жить в бедности, но Полина уверяет, что и не собиралась покидать его, а только следовала советам родных. Жадовы целуются и уходят, Вышневская напутствует их пожеланием счастья. Вбегает Юсов с сообщением, что у Вышневского удар.

КИТАЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА. Автор пересказов И. С. Смирнов

Цинь Чунь XI-XII вв.

Записки о Теплом источнике – Новеллы Х-ХIII вв. Эпоха Сун

Случилось однажды некоему Чжан Юю проезжать мимо горы Лишань. Припомнил он историю о государе Сюаньцзуне, красавице Ян Тайчжэнь и полководце Ань Лушане. Сами собой сложились у него стихи,

Заночевал на подворье. Как-то смутно было на сердце. Едва задремал, у постели возникли два посланца в желтом. Явились они по его душу. Один вынул серебряный крюк и пронзил грудь спящего. Чжан Юй не почувствовал боли. Мгновение – и Чжан Юй разделился: один бездыханный лежал на постели, другой следовал за гонцами.

На настойчивые расспросы Чжан Юя ему отвечали, что он приглашен к первой даме земли бессмертных на острове Пэнлай – Ян Тайчжэнь и что причина – в его стихах, написанных при созерцании горы Лишань.

Дворец, куда они прибыли, был поистине прекрасен. Но еще прекрасней оказалась сама дева. Они вместе совершили омовение в Теплом источнике, а потом принялись пировать и беседовать. Чжан расспрашивал деву о стародавних временах, о государе Сюаньцзуне, полководце Ань Лушане. Оказалось, что государь стал небесным праведником и в образе праведного даоса живет ныне на земле.

Чжан Юй не мог от девы глаз отвести, от вина страсть его разгорелась. Но сколько он ни пытался приблизиться к небесной деве, ничего не выходило – словно тысячи веревок его на месте удерживали. Как говорится, не судьба! Красавица, чувствуя его огорчение, пообещала ему новую встречу через два века. В знак расположения преподнесла коробочку со ста благовониями.

Отрок-слуга вывел гостя из дворца. Едва миновали ворота, он с такой силой толкнул Чжан Юя, что тот грохнулся оземь – и словно пробудился. Все происшедшее казалось сном. Но рядом лежала коробочка с благовониями. Аромат был божественный.

На другой день на почтовой станции Теплый источник Чжан Юй на стене начертал стихи о своем необыкновенном путешествии. Через время в пустынном поле мальчик-пастух вручил ему письмо от божественной девы. Прочитал – и еще пуще опечалился. Такая вот история.

АМЕРИКАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Вашингтон Ирвинг (Washington Irving)

История Нью-Йорка

История Нью-Йорка от сотворения мира до конца голландской династии, содержащая среди рассказов о многих удивительных и забавных событиях также неизъяснимые размышления Вальтера Сомневающегося, гибельные проекты Вильяма Упрямого и рыцарские деяния Питера Твердоголового, трех голландских губернаторов Нового Амстердама; единственная достоверная история тех времен из всех, которые когда-либо были или будут опубликованы, написанная Дидрихом Никербокером (A History of New York)

Бурлескная историческая хроника (1809)

В одной из нью-йоркских гостиниц в 1808 г. поселился низенький шустрый старичок и долго жил в ней, ничего не платя хозяевам, так что те в конце концов забеспокоились и стали наводить справки о том, кто он и чем занимается. Выяснив, что он литератор, и решив, что это какая-то новая политическая партия, хозяйка намекнула ему насчет платы, но старичок обиделся и сказал, что у него имеется сокровище, которое стоит больше, чем вся ее гостиница. Через некоторое время старичок исчез, а хозяева гостиницы решили опубликовать оставшуюся в его комнате рукопись, чтобы возместить убытки.

Дидрих Никербокер (так звали старичка) написал “Историю Нью-Йорка”. Своими предшественниками он называет Геродота, Ксенофонта, Саллюстия и других и посвящает свой труд Нью-Йорк-скому историческому обществу. Уснащая свои рассуждения ссылками на древних философов и историков, Никербокер начинает свой труд с описания похожей на апельсин Земли, которая однажды “вбила себе в голову, что она должна кружиться, как своенравная юная леди в верхнеголландском вальсе”. Земля состоит из суши и воды, и среди материков и островов, на которые она дробится, есть прославленный остров Нью-Йорк. Когда в 1492 г. Кристобаль Колон открыл Америку, первооткрывателям пришлось вырубать леса, осушать болота и истреблять дикарей – так и читателям придется преодолеть немало трудностей, прежде чем они смогут без труда преодолеть остальную часть истории. Автор витиевато доказывает, что эта часть света обитаема (свидетельство чему – населяющие ее индейские племена), и отстаивает право первых колонистов на владение Америкой – ведь они рьяно старались приобщить ее к благам цивилизации: научили индейцев обманывать, пить ром, сквернословить и т. п. В 1609 г. Хендрик Гудзон, желая попасть в Китай, поднялся по реке Мохеган, переименованной позже в Гудзон. Моряки высадились в деревушке Коммунипоу и захватили ее, замучив до смерти местных жителей своим нижнеголландским наречием. Рядом с этой деревушкой и вырос Нью-Йорк, названный поначалу Новый Амстердам. Его основателями были четыре голландца: Ван-Кортландт, Харденбрук (Креп-коштанник), Ван-Зандт и Тен Брук (Десятиштанный).

Этимология названия Манхэттен тоже вызывает споры: одни говорят, что оно произошло от Ман-хет-он (надетая мужская шляпа) и связано с привычкой местных жителей носить войлочные шляпы, другие, в том числе Никербокер, считают, что Манна-хата значит “страна, изобилующая млеком и медом”. Пока Крепкоштанный и Десятиштанник спорили, как строить новый город, он вырос сам собой, что сделало дальнейшие споры о плане города бессмысленными. В 1629 г. губернатором провинции Новые Нидерланды был назначен прямой потомок царя Чурбана Воутер Ван-Твиллер (Вальтер Сомневающийся). Он четыре раза в день ел, тратя на каждую трапезу по часу, восемь часов курил и сомневался и двенадцать часов спал. Времена Ван-Твиллера можно назвать золотым веком провинции, сравнимым с золотым царством Сатурна, описанным Гесиодом. Дамы по простоте своих нравов могли соперничать с воспетыми Гомером Навсикаей и Пенелопой. Спокойная самонадеянность или, вернее, злосчастная честность правительства стала началом всех бед Новых Нидерландов и их столицы. Их восточными соседями были английские переселенцы-пуритане, прибывшие в Америку в 1620 г. За болтливость жители Маис-Чусаег (Массачусетса) в шутку прозвали их Янки (молчаливые люди). Спасшись от преследований Якова I, они в свою очередь начали преследовать еретиков-папистов, квакеров и анабаптистов за злоупотребление свободой совести, которая заключается в том, что человек может придерживаться в вопросах религии своего мнения, только если оно правильно и совпадает с мнением большинства, в противном случае он заслуживает кары. Жители Коннектикута оказались заядлыми скваттерами и сначала захватывали землю, а потом уж пытались доказатьсвое право на нее. Земли на реке Коннектикут принадлежали голландцам, которые построили на берегу реки форт Гуд-Хоп, но наглые янки у самых стен форта развели луковые плантации, так что честные голландцы не могли смотреть в ту сторону без слез.

После смерти Ван-Твиллера в 1634 г. Новыми Нидерландами стал править Вильгельмус Кифт (Вильям Упрямый), который решил победить янки с помощью посланий, но послания не возымели действия и янки захватили Гуд-Хоп, а затем и Устричную бухту. Слово “янки” стало для голландцев таким же страшным, как слово “галл” для древних римлян. Тем временем с другой стороны шведы в 1638 г. основали крепость Минневитс и присвоили прилегающим областям название Новая Швеция.

Примерно в 1643 г. люди из восточной страны образовали конфедерацию Объединенные колонии Новой Англии (Совет Амфиктио-нов), что было смертельным ударом для Вильяма Упрямого, считавшего, что она создана с целью выгнать голландцев из их прекрасных владений. После его смерти в 1647 г. губернатором Нового Амстердама стал Питер Стайвесант. Его прозвали Питером Твердоголовым, “что было большим комплиментом его мыслительным способностям”. Он заключил со своими восточными соседями мирный договор, а мирный договор – “большое политическое зло и один из самых распространенных источников войны”, ибо переговоры, подобно ухаживанию, – период любезных речей и нежных ласк, а договор, подобно брачному обряду, служит сигналом к враждебным действиям. Поскольку восточные соседи занялись борьбой с ведьмами, им стало не до Новых Нидерландов, и Питер Стайвесант воспользовался этим, чтобы положить конец нападениям шведов. Генерал Вон-Поффенбург построил на Делавэре грозное укрепление – Форт-Кашемир, названное так в честь коротких штанов зеленовато-желтого цвета, особо любимых губернатором.

Шведский губернатор Рисинг посетил Форт-Кашемир и после пирушки, устроенной Вон-Поффенбургом, захватил форт. Доблестный Питер Стайве-сант стал собирать войска, чтобы повести их на Форт-Кашемир и изгнать оттуда торгашей-шведов. Осадив форт, войска Питера стали терзать уши шведов столь чудовищной музыкой, что те предпочли сдаться. По другой версии, требование о капитуляции было составлено в столь учтивой форме, что шведы никак не могли отказаться от выполнения столь вежливой просьбы. Питер Твердоголовый хотел завоевать всю Швецию и двинулся на Форт-Кристина, который, как вторая Троя, выдерживал осаду целых десять часов и в конце концов был взят. Новая Швеция, покоренная победоносным Питером Стай-весантом, была низведена до положения колонии, названной Саут-Ривер. Затем Питер отправился в восточную страну и узнал, что Англия и Новая Англия хотят захватить провинцию Новые Нидерланды. Жители Нового Амстердама сильно укрепили город – постановлениями, ибо власти решили защищать провинцию тем же способом, каким Пантагрюэль защитил свою армию – прикрыв ее языком. Питер вернулся в Новый Амстердам и решил ни за что не сдавать город без боя. Но враги распространили среди народа воззвание, в котором воспроизвели условия, предъявленные ими в требовании о сдаче; эти условия показались народу приемлемыми, и он, несмотря на протесты Питера, не захотел защищать город. Отважному Питеру пришлось подписать капитуляцию. Нет событий, которые причиняют чувствительному историку такую скорбь, как упадок и разрушение прославленных и могущественных империй. Эта судьба постигла и империю Высокомощных Господ в знаменитой столице Манхатеза под управлением миролюбивого Вальтера Сомневающегося, раздражительного Вильяма Упрямого и рыцарственного Питера Твердоголового. Через три часа после сдачи отряд британских солдат вступил в Новый Амстердам. Все пространство Северной Америки от Новой Шотландии до Флориды стало единым владением Британской короны. Зато разрозненные колонии объединились и стали могущественными, они сбросили с себя иго метрополии и стали независимым государством. Что же касается того, как окончил свои дни Питер Стайвесант, то он, дабы не быть свидетелем унижения любимого города, удалился в свое поместье и жил там до конца своих дней.

О. Э. Гринберг

ГРЕЦИЯ

Еврипид (euripides) 485 (или 480) – 406 до н. э.

Медея (Medeia) – Трагедия (431 до н. э.)

Есть миф о герое Ясоне, вожде аргонавтов. Он был наследным царем города Иолка в Северной Греции, но власть в городе захватил его старший родственник, властный Пелий, и, чтобы вернуть ее, Ясон должен был совершить подвиг: с друзьями-богатырями на корабле “Арго” доплыть до восточного края земли и там, в стране Колхиде, добыть священное золотое руно, охраняемое драконом. Об этом плавании потом Аполлоний Родосский написал поэму “Аргонавтика”.

В Колхиде правил могучий царь, сын Солнца; дочь его, царевна-волшебница Медея, полюбила Ясона, они поклялись друг Другу в верности, и она спасла его. Во-первых, она дала ему колдовские снадобья, которые помогли ему сперва выдержать испытательный подвиг – вспахать пашню на огнедышащих быках, – а потом усыпить охранителя дракона. Во-вторых, когда они отплывали из Колхиды, Медея из любви к мужу убила родного брата и разбросала куски его тела по берегу; преследовавшие их колхидяне задержались, погребая его, и не смогли настичь беглецов. В-третьих, когда они вернулись в Иолк, Медея, чтобы спасти Ясона от коварства Пелия, предложила дочерям Пелия зарезать их старого отца, обещав после этого воскресить его юным. И они зарезали отца, но Медея отказалась от своего обещания, и дочери-отцеубийцы скрылись в изгнание. Однако получить Иолкское царство Ясону не удалось: народ возмутился против чужеземной колдуньи, и Ясон с Медеей и двумя маленькими сыновьями бежали в Коринф. Старый коринфский царь, присмотревшись, предложил ему в жены свою дочь и с нею царство, но, конечно, с тем, чтобы он развелся с колдуньей. Ясон принял предложение: может быть, он сам уже начинал бояться Медеи. Он справил новую свадьбу, а Медее царь послал приказ покинуть Коринф. На солнечной колеснице, запряженной драконами, она бежала в Афины, а детям своим велела: “Передайте вашей мачехе мой свадебный дар: шитый плащ и златотканую головную повязку”. Плащ и повязка были пропитаны огненным ядом: пламя охватило и юную царевну, и старого царя, и царский дворец. Дети бросились искать спасения в храме, но коринфяне в ярости побили их камнями. Что стало с Ясоном, никто точно не знал.

Коринфянам тяжело было жить с дурной славой детоубийц и нечестивцев. Поэтому, говорит предание, они упросили афинского поэта Еврипида показать в трагедии, что не они убили Ясоновых детей, а сама Медея, их родная мать. Поверить в такой ужас было трудно, но Еврипид заставил в это поверить.

“О, если бы никогда не рушились те сосны, из которых был сколочен тот корабль, на котором отплывал Ясон…” – начинается трагедия. Это говорит старая кормилица Медеи. Ее госпожа только что узнала, что Ясон женится на царевне, но еще не знает, что царь велит ей покинуть Коринф. За сценой слышны стоны Медеи: она клянет и Ясона, и себя, и детей. “Береги детей”, – говорит кормилица старому воспитателю. Хор коринфских женщин в тревоге: не накликала бы Медея худшей беды! “Ужасна царская гордыня и страсть! лучше мир и мера”.

Стоны смолкли, Медея выходит к хору, говорит она твердо и мужественно. “Мой муж для меня был все – больше у меня ничего. О жалкая доля женщины! Выдают ее в чужой дом, платят за нее приданое, покупают ей хозяина; рожать ей больно, как в битве, а уйти – позор. Вы – здешние, вы не одинокие, а я – одна”. Навстречу ей выступает старый коринфский царь: тотчас, на глазах у всех, пусть колдунья отправляется в изгнание! “У вы! тяжко знать больше других: от этого страх, от этого ненависть. Дай мне хоть день сроку: решить, куда мне идти”. Царь дает ей день сроку. “Слепец! – говорит она ему вслед. – Не знаю, куда уйду, но знаю, что оставлю вас мертвыми”. Кого – вас? Хор поет песню о всеобщей неправде: попраны клятвы, реки текут вспять, мужчины коварнее женщин!

Входит Ясон; начинается спор. “Я спасла тебя от быков, от дракона, от Пелия – где твои клятвы? Куда мне идти? В Колхиде – прах брата; в Иолке – прах Пелия; твои друзья – мои враги. О Зевс, почему мы умеем распознавать фальшивое золото, но не фальшивого человека!” Ясон отвечает: “Спасла меня не ты, а любовь, которая двигала тобой. За спасение это я в расчете: ты не в дикой Колхиде, а в Греции, где умеют петь славу и мне и тебе. Новый брак мой – ради детей: рожденные от тебя, они неполноправны, а в новом моем доме они будут счастливы”. – “Не нужно счастья ценой такой обиды!” – “О, зачем не могут люди рождаться без женщин! меньше было бы на свете зла”. Хор поет песню о злой любви.

Медея сделает свое дело, но куда потом уйти? Здесь и появляется молодой афинский царь Эгей: он ходил к оракулу спросить, почему у него нет детей, а оракул ответил непонятно. “Будут у тебя дети, – говорит Медея, – если дашь мне приют в Афинах”. Она знает, у Эгея родится сын на чужой стороне – герой Тесей; знает, что этот Тесей выгонит ее из Афин; знает, что потом Эгей погибнет от этого сына – бросится в море при ложной вести о его гибели; но молчит. “Пусть погибну, если позволю выгнать тебя из Афин!” – говорит Эгей, Больше Медее сейчас ничего не нужно. У Эгея будет сын, а у Ясона детей не будет – ни от новой жены, ни от нее, Медеи. “Я вырву с корнем Ясонов род!” – и пусть ужасаются потомки. Хор поет песню во славу Афин.

Медея напомнила о прошлом, заручилась будущим, – теперь ее забота – о настоящем. Первая – о муже. Она вызывает Ясона, просит прощения – “таковы уж мы, женщины!” – льстит, велит детям Обнять отца: “Есть у меня плащ и повязка, наследие Солнца, моего предка; позволь им поднести их твоей жене!” – “Конечно, и дай бог им долгой жизни!” Сердце Медеи сжимается, но она запрещает себе жалость. Хор поет: “Что-то будет!”

Вторая забота – о детях. Они отнесли подарки и вернулись; Медея в последний раз плачет над ними. “Вас я родила, вас я вскормила, вашу улыбку я вижу – неужели в последний раз? Милые руки, милые губы, царские лики – неужели я вас не пощажу? Отец украл ваше счастье, отец лишает вас матери; пожалею я вас – посмеются мои враги; не бывать этому! Гордость во мне сильна, а гнев сильнее меня; решено!” Хор поет: “О, лучше не родить детей, не вести дома, жить мыслью с Музами – разве женщины умом слабее мужчин?”

Третья забота – о разлучнице. Вбегает вестник: “Спасайся, Медея: погибли и царевна и царь от твоего яда!” – “Рассказывай, рассказывай, чем подробнее, тем слаще!” Дети вошли во дворец, все на них любуются, царевна радуется уборам, Ясон просит ее быть доброй мачехой для малюток. Она обещает, она надевает наряд, она красуется перед зеркалом; вдруг краска сбегает с лица, на губах выступает пена, пламя охватывает ей кудри, жженое мясо сжимается на костях, отравленная кровь сочится, как смола из коры. Старый отец с криком припадает к ее телу, мертвое тело обвивает его, как плющ; он сидится стряхнуть его, но мертвеет сам, и оба, обугленные, лежат, мертвы. “Да, наша жизнь – лишь тень, – заключает вестник, – и нет для людей счастья, а есть удачи и неудачи”.

Теперь обратного пути нет; если Медея не убьет детей сама – их убьют другие. “Не медли, сердце: колеблется только трус. Молчите, воспоминанья: сейчас я не мать им, плакать я буду завтра”. Медея уходит за сцену, хор в ужасе поет: “Солнце-предок и вышний Зевс! удержите ее руку, не дайте множить убийство убийством!” Слышатся два детских стона, и все кончено.

Врывается Ясон: “Где она? на земле, в преисподней, в небе? Пусть ее растерзают, мне только бы спасти детей!” – “Поздно, Ясон”, – говорит ему хор. Распахивается дворец, над дворцом – Медея на Солнцевой колеснице с мертвыми детьми на руках. “Ты львица, а не жена! – кричит Ясон. – Ты демон, которым боги меня поразили!” – “Зови, как хочешь, но я ранила твое сердце”. – “И собственное!” – “Легка мне моя боль, когда вижу я твою”. – “Твоя рука их убила!” – “А прежде того – твой грех”. – “Так пусть казнят тебя боги!” – “Боги не слышат клятвопреступников”. Медея исчезает, Ясон тщетно взывает к Зевсу. Хор кончает трагедию словами:

“Не сбывается то, что ты верным считал, И нежданному боги находят пути – Таково пережитое нами”,

М. Л. Гаспаров

Михаил Афанасьевич Булгаков

Роковые яйца

Повесть (1924)

Действие происходит в СССР летом 1928 г. Владимир Ипатьевич Персиков, профессор зоологии IV государственного университета и директор Московского зооинститута, совершенно неожиданно для себя делает научное открытие огромной важности: в окуляре микроскопа при случайном движении зеркала и объектива он видит необыкновенный луч – “луч жизни”, как называет его впоследствии ассистент профессора приват-доцент Петр Степанович Иванов. Под воздействием этого луча обычные амебы ведут себя страннейшим образом: идет бешеное, опрокидывающее все естественнонаучные законы размножение; вновь рожденные амебы яростно набрасываются друг на друга, рвут в клочья и глотают; побеждают лучшие и сильнейшие, и эти лучшие ужасны: в два раза превышают размерами обычные экземпляры и, кроме того, отличаются какой-то особенной злобой и резвостью.

При помощи системы линз и зеркал приват-доцент Иванов сооружает несколько камер, в которых в увеличенном виде вне микроскопа получает такой же, но более мощный луч, и ученые ставят опыты с икрой лягушек. В течение двух суток из икринок вылупливаются тысячи головастиков, за сутки вырастающих в таких злых и прожорливых лягушек, что одна половина тут же пожирает другую, а оставшиеся в живых за два дня безо всякого луча выводят новое, совершенно бесчисленное потомство. Слухи об опытах профессора Персикова просачиваются в печать.

В это же время в стране начинается странная, не известная науке куриная болезнь: заразившись этой болезнью, курица в течение нескольких часов погибает. Профессор Персиков входит в состав чрезвычайной комиссии по борьбе с куриной чумой. Тем не менее через две недели на территории Советского Союза вымирают все куры до одной.

В кабинете профессора Персикова появляется Александр Семенович Рокк, только что назначенный заведующим показательным совхозом “Красный луч”, с “бумагой из Кремля”, в которой профессору предлагается предоставить сконструированные им камеры в распоряжение Рокка “для поднятия куроводства в стране”. Профессор предостерегает Рокка, говоря, что свойства луча еще недостаточно хорошо изучены, однако Рокк совершенно уверен, что все будет в порядке и он быстро выведет прекрасных цыплят. Люди Рокка увозят три большие камеры, оставив профессору его первую, маленькую камеру.

Профессор Персиков для своих опытов выписывает из-за границы яйца тропических животных – анаконд, питонов, страусов, крокодилов. В то же время Рокк для возрождения куроводства также из-за границы выписывает куриные яйца. И происходит ужасное: заказы оказываются перепутанными, и в смоленский совхоз приходит посылка со змеиными, крокодильими и страусиными яйцами. Ни о чем не подозревающий Рокк помещает необыкновенно крупные и какие-то странные на вид яйца в камеры, и тут же в окрестностях совхоза умолкают все лягушки, снимаются с места и улетают прочь все птицы, включая воробьев, а в соседней деревне начинают тоскливо выть собаки. Через несколько дней из яиц начинают вылупливаться крокодилы и змеи. Одна из змей, выросшая к вечеру до невероятных размеров, нападает на жену Рокка Маню, которая становится первой жертвой этого чудовищного недоразумения. Мгновенно поседевший Рокк, на глазах которого произошло это несчастье, явившись в управление ГПУ, рассказывает о чудовищном происшествии в совхозе, однако сотрудники ГПУ считают его рассказ плодом галлюцинации. Однако, приехав в совхоз, они с ужасом видят огромное количество гигантских змей, а также крокодилов и страусов. Оба уполномоченных ГПУ погибают.

В стране происходят ужасные события: артиллерия обстреливает можайский лес, громя залежи крокодильих яиц, в окрестностях Можайска идут бои со страусовыми стаями, огромные полчища пресмыкающихся с запада, юго-запада и с юга приближаются к Москве. Человеческие жертвы неисчислимы. Начинается эвакуация населения из Москвы, город полон беженцев из Смоленской губернии, в столице вводится военное положение. Бедный профессор Персиков погибает от рук разъяренной толпы, считающей его виновником всех обрушившихся на страну несчастий.

В ночь с 19 на 20 августа неожиданный и неслыханный мороз, достигнув – 18 градусов, держится двое суток и спасает столицу от ужасного нашествия. Леса, поля, болота завалены разноцветными яйцами, покрытыми странным рисунком, но уже совершенно безвредными: мороз убил зародышей. На необозримых пространствах земли гниют бесчисленные трупы крокодилов, змей, страусов невероятных размеров. Однако к весне 1929 г. армия приводит все в порядок, леса и поля расчищает, а трупы сжигает.

О необыкновенном луче и катастрофе долго еще говорит и пишет весь мир, тем не менее волшебный луч получить вновь уже никому не удается, не исключая и приват-доцента Иванова.

Н. В. Соболева

А. Г. Битов

Пушкинский дом

Жизнь Левы Одоевцева, потомка князей Одоевцевых, протекает без особенных потрясений. Нить его жизни мерно струится из чьих-то божественных рук. Он ощущает себя скорее однофамильцем, чем потомком своих славных предков. Дед Левы был арестован и провел свою жизнь в лагерях и ссылках. В младенчестве Лева, зачатый в роковом 1937 г., тоже переместился вместе с родителями в сторону “глубины сибирских руд”; впрочем, все обошлось благополучно, и после войны семья вернулась в Ленинград.

Левин папа возглавляет в университете кафедру, на которой когда-то блистал дед. Лева растет в академической среде и с детства мечтает стать ученым – “как отец, но покрупнее”. Окончив школу, Лева поступает на филологический факультет.

В квартиру Одоевцевых после десяти лет отсутствия возвращается из заключения прежний сосед Дмитрий Иванович Ювашов, которого все называют дядя Диккенс, человек “ясный, ядовитый, ничего не ждущий и свободный”. Все в нем кажется Леве привлекательным: его брезгливость, суховатость, резкость, блатной аристократизм, трезвость отношения к миру. Лева часто заходит к дяде Диккенсу, и даже книги, которые он берет у соседа, становятся восполнением детства.

Вскоре после появления дяди Диккенса семье Одоевцевых позволяют вспомнить о деде. Лева впервые узнает, что дед жив, рассматривает на фотографиях его красивое молодое лицо – из тех, что “уязвляют безусловным отличием от нас и неоспоримой принадлежностью человеку”. Наконец приходит известие, что дед возвращается из ссылки, и отец едет встречать его в Москву. На следующий день отец возвращается один, бледный и потерянный. От малознакомых людей Лева постепенно узнает, что в юности отец отказался от своего отца, а потом и вовсе критиковал его работы, чтобы получить “тепленькую” кафедру. Вернувшись из ссылки, дед не захотел видеть своего сына.

Лева отрабатывает для себя “гипотезу деда”. Он начинает читать дедовы работы по лингвистике и даже надеется отчасти использовать дедову систему для курсовой работы. Таким образом, он извлекает некоторую пользу из семейной драмы и лелеет в своем воображении красивое словосочетание: дед и внук…

Деду дают квартиру в новом доме на окраине, и Лева идет к нему “с новеньким бьющимся сердцем”. Но вместо того человека, которого он создал в своем воображении, Леву встречает инвалид с красным, задубевшим лицом, которое поражает своей неодухотворенностью. Дед пьет с друзьями, растерянный Лева присоединяется к компании. Старший Одоевцев не считает, что его посадили незаслуженно. Он всегда был серьезен и не принадлежит к тем ничтожным людям, которых сначала незаслуженно посадили, а теперь заслуженно выпустили. Его оскорбляет реабилитация, он считает, что “все это” началось тогда, когда интеллигент впервые вступил в дверях в разговор с хамом, вместо того чтобы гнать его в шею.

Дед сразу замечает главную черту своего внука: Лева видит из мира лишь то, что подходит его преждевременному объяснению; необъясненный мир приводит его в панику, которую Лева принимает за душевное страдание, свойственное только чувствующему человеку. Когда опьяневший Лева пытается обвинить в чем-то своего отца, дед в ярости выгоняет внука – за “предательство в семени”.

Лева Одоевцев с детства перестал отмечать про себя внешний мир, то есть усвоил единственный способ, позволивший многим русским аристократам выжить в двадцатом веке. Окончив филфак, Лева поступает в аспирантуру, а потом начинает работать в знаменитом Пушкинском доме Академии наук. Еще в аспирантуре он пишет талантливую статью “Три пророка”, которая поражает всех внутренней свободой и летящим, взмывающим слогом. У Левы появляется опре-деленная репутация, ровный огонь которой он незаметно поддерживает. Он занимается только незапятнанной стариной и таким образом приобретает доверие в либеральной среде, не становясь диссидентом. Только однажды он оказывается в тяжелой ситуации. Левин близкий друг “что-то не то” написал, подписал или сказал, и теперь предстоит разбирательство, во время которого Лева не сможет отмолчаться. Но тут вмешивается стечение всех мыслимых обстоятельств: Лева заболевает гриппом, уходит в отпуск, срочно отзывается в Москву, выигрывает в лотерею заграничную поездку, у него умирает дед, к нему возвращается старинная любовь… К Левиному возвращению друга уже нет в институте, и это несколько портит Левину репутацию. Впрочем, вскоре Лева обнаруживает, что репутация в незавышенном виде даже более удобна, спокойна и безопасна.

У Левы есть три подруги. Одна из них, Альбина, умная и тонкая женщина Левиного круга и воспитания, любит его, бросает ради него мужа – но остается нелюбимой и нежеланной, несмотря на повторяющиеся встречи. Другая, Любаша, проста и незамысловата, и отношениям с ней Лева не придает значения. Он любит только Фаину, с которой его в день окончания школы познакомил одноклассник Митишатьев. На следующий день после знакомства Лева приглашает Фаину в ресторан, с трепетом решается взять за руку и неудержимо целует в парадном.

Фаина старше и опытнее Левы. Они продолжают встречаться. Леве постоянно приходится выгадывать деньги на рестораны и многочисленные дамские мелочи, часто занимать у дяди Диккенса, тайно продавать книги. Он ревнует Фаину, уличает в неверности, но не в силах с ней расстаться. Во время одной вечеринки Лева обнаруживает, что Фаина и Митишатьев незаметно исчезли из комнаты и дверь в ванную заперта. Остолбенев, он ожидает Фаину, машинально щелкая замком ее сумочки. Заглянув наконец в сумочку, Лева обнаруживает там кольцо, которое, по словам Фаины, дорого стоит. Думая о том, что у него нет денег, Лева кладет кольцо в карман.

Когда Фаина обнаруживает пропажу, Лева не признается в содеянном и обещает купить другое кольцо, надеясь выручить деньги за украденное. Но оказывается, что Фаинино кольцо слишком дешевое. Тогда Лева просто возвращает кольцо, уверяя, что купил его с рук за бесценок. Фаина не может возразить и вынуждена принять подарок. Лева леденеет от неизвестного ему удовлетворения. После этой истории наступает самый продолжительный и мирный период в их отношениях, после которого они все-таки расстаются.

В ноябрьские праздники 196… года Лева оставлен дежурить в здании института. К нему приходит давний друг-враг и коллега Митишатьев. Лева понимает, что воздействие на нею Митишатьева сродни воздействию Фаины: оба они питаются Левой, получают удовольствие, унижая его. Митишатьев рассуждает о евреях, которые “портят наших женщин”. Лева легко опровергает заявление Митишатьева о неталантливости евреев, приводя довод о том, что Пушкин был семитом. Митишатьев говорит, что собирается духовно задавить Леву, а потом перевернуть весь мир: “Я ощущаю в себе силы. Были “Христос – Магомет – Наполеон”, – а теперь я. Все созрело, и мир созрел, нужен только человек, который ощущает в себе силы”.

Митишатьев приводит своего дипломника Готтиха, предупреждая Леву, что тот – стукач. Барон фон Готтих пишет в патриотические газеты стихи о мартенах или матренах, что дает Митишатьеву повод поиздеваться над осколками-аристократами. Чтобы скрасить Леве предполагаемое одиночество, не зная о его гостях, приходит Исайя Борисович Бланк. Это сотрудник института на пенсии, один из благороднейших людей, которых Леве приходилось встречать в жизни. Бланк не только чрезвычайно опрятен внешне – он не может говорить о людях плохо.

Бланк, Митишатьев, Готтих и Лева пьют вместе. Они говорят о погоде, о свободе, о поэзии, о прогрессе, об евреях, о народе, о пьянстве, о способах очистки водки, о кооперативных квартирах, о Боге, о бабах, о неграх, о валюте, об общественной природе человека и о том, что деться некуда… Спорят о том, любила ли Наталья Николаевна Пушкина. Приходят какие-то девушки Наташи. Митишатьев излагает Леве свою жизненную философию, в том числе и “Правило правой руки Митишатьева”: “Если человек кажется дерьмом, то он и есть дерьмо”. Время от времени Лева ощущает пьяные провалы памяти. В один из таких провалов Митишатьев оскорбляет Бланка, а потом уверяет, что Лева при этом улыбался и кивал.

Митишатьев говорит о том, что не может жить на земле, пока есть Лева. Он оскорбляет и Фаину, и этого Лева уже не выдерживает. Они с Митишатьевым дерутся, и Митишатьев разбивает посмертную маску Пушкина. Это оказывается последней каплей – Лева вызывает его на дуэль на музейных пистолетах. Звучит выстрел – Лева падает. Митишатьев уходит, прихватив с собой чернильницу Григоровича. Придя в себя, Лева с ужасом обнаруживает, какой разгром учинен в музейном помещении. Но оказывается, что с помощью Альбины, работающей в этом же институте, и дяди Диккенса все очень быстро приводится в порядок.

Чернильницу Григоровича находят под окном, еще одну копию маски Пушкина приносят из подвала. На следующий день Лева обнаруживает, что ни один человек в институте не обращает внимания на свежие следы уборки и ремонта. Заместитель директора вызывает его только для того, чтобы поручить сопровождать по Ленинграду американского писателя.

Лева водит американца по Ленинграду, показывает ему памятники и рассказывает о русской литературе. И все это – русская литература, Петербург (Ленинград), Россия – Пушкинский дом без его курчавого постояльца.

Оставшись в одиночестве, Лева стоит над Невой на фоне Медного всадника, и ему кажется, что, описав мертвую петлю опыта, захватив длинным и тяжелым неводом много пустой воды, он вернулся в исходную точку. Вот он и стоит в этой точке и чувствует, что устал.