Category: Краткие содержания

“Я рассказал правду. Если кому-нибудь известно что-нибудь противоположное рассказанному здесь, ему известны только ложь и клевета”.

Первым своим несчастьем автор данных строк называет собственное появление на свет, стоившее жизни его матери. Ребенок растет, проявляя недостатки, присущие его возрасту; “я был болтун, лакомка, лгун иногда”, – признается Жан-Жак. С детства разлученный с отцом, он попадает под опеку дяди, и тот отдает его в учение. От наказаний наставницы в восьмилетнем мальчике пробуждается ранняя чувственность, наложившая отпечаток на все его последующие отношения с прекрасным полом. “Всю жизнь я вожделел и безмолвствовал пред женщинами, которых больше всего любил”, – пишет автор, делая “первый и самый тягостный шаг в темном и грязном лабиринте” своих признаний.

Подростка отдают в ученики к граверу; в это время у него впервые обнаруживается тяга к воровству. “В сущности, эти кражи были очень невинны, так как все, что я таскал у хозяина, употреблялось мною для работы на него же”, – журит себя Жан-Жак. Одновременно с пагубными привычками в нем пробуждается страсть к чтению, и он читает все подряд. В шестнадцать лет Жан-Жак – это юноша “беспокойный, недовольный всем и собой, без расположения к своему ремеслу”.

Внезапно молодой человек все бросает и отправляется странствовать. Судьба сводит его с очаровательной двадцативосьмилетней госпожой де Варанс, между ними завязываются отношения, во многом определившие жизнь Жан-Жака. Госпожа де Варанс убеждает юношу перейти из протестантства в католичество, и тот отправляется в Турин, в пристанище для новообращенных. Вырвавшись после свершения обряда на волю, он ведет беспечную жизнь, гуляет по городу и его окрестностям и влюбляется во всех хорошеньких женщин. “Никогда еще страсти не были так сильны и так чисты, как мои; никогда любовь не была более нежной, более бескорыстной”, – вспоминает он. Когда у него кончаются деньги, он поступает лакеем к некой графине. На службе у нее Жан-Жак совершает проступок, о котором потом жалеет всю жизнь: взяв у хозяйки серебряную ленту, он обвиняет в этой краже юную служанку. Девушку выгоняют, репутация ее непоправимо испорчена. Желание, наконец, признаться в этом грехе является одной из причин, побудивших его написать настоящую исповедь. Хозяйка Жан-Жака умирает; молодой человек поступает секретарем в богатое семейство. Он много и прилежно учится, и перед ним открываются пути дальнейшего продвижения по службе. Однако тяга к бродяжничеству пересиливает, и он отправляется обратно в Швейцарию. Добравшись до родных краев, он является к госпоже де Варанс. Та радостно принимает его, и он поселяется в ее доме. Госпожа де Варанс пристраивает его в певческую школу, где он основательно занимается музыкой. Но первый же концерт, который дерзает дать юный Жан-Жак, с треском проваливается. Разумеется, никто даже не подозревает, что пройдет время, и произведения сегодняшнего неудачника будут исполняться в присутствии короля, и все придворные будут вздыхать и говорить: “Ах, какая волшебная музыка!” А пока расстроенный Жан-Жак вновь пускается странствовать.

Вернувшись к “маме”, как он называет госпожу де Варанс, Жан-Жак продолжает занятия музыкой. В это время происходит его окончательное сближение с госпожой де Варанс. Их близкие отношения побуждают эту немолодую уже женщину заняться светским воспитанием юноши. Но все, что она делает для него в этом направлении, по его собственным словам, “потерянный труд”.

Неожиданно умирает управляющий госпожи де Варанс, и Жан-Жак безуспешно пытается исполнять его обязанности. Обуреваемый благими намерениями, он начинает утаивать деньги от госпожи де Варанс. Впрочем, к стыду его, тайники эти почти всегда находят. Наконец он решает начать работать, дабы обеспечить “маму” куском хлеба. Из всех возможных занятий он выбирает музыку, и для начала берет у госпожи де Варанс денег для поездки в Париж с целью усовершенствовать свое мастерство. Но жизнь в Париже не задается, и, вернувшись к госпоже де Варанс, Жан-Жак тяжело заболевает. После выздоровления они вместе с “мамой” уезжают в деревню. “Тут начинается краткая пора счастья в моей жизни; тут наступают для меня мирные, но быстротечные минуты, дающие мне право говорить, что и я жил”, – пишет автор. Сельские работы чередуются с упорными занятиями – историей, географией, латынью. Но несмотря на обуревающую его жажду знаний, Жан-Жак вновь заболевает – теперь от оседлой жизни. По настоянию госпожи де Варанс он отправляется на лечение в Монпелье, и в дороге становится любовником своей случайной попутчицы…

Вернувшись, Жан-Жак обнаруживает, что вытеснен из сердца госпожи де Варанс “высоким бесцветным блондином” с манерами балаганного красавца. Растерянный и смущенный, Жан-Жак с болью в сердце уступает ему свое место подле госпожи де Варанс и с этой минуты смотрит на “свою дорогую маму не иначе, как глазами настоящего сына”. Очень быстро новичок обустраивает жизнь в доме госпожи де Варанс на свой лад. Чувствуя себя не на месте, Жан-Жак уезжает в Лион и нанимается гувернером.

Осенью 1715 г. он приезжает в Париж “с 15 луидорами в кармане, комедией “Нарцисс” и музыкальным проектом в качестве средства к существованию”. Неожиданно молодому человеку предлагают должность секретаря посольства в Венеции, он соглашается и покидает Францию. На новом месте ему нравится все – и город, и работа. Но посол, не в силах смириться с плебейским происхождением секретаря, начинает выживать его и в конце концов достигает своей цели. Вернувшись в Париж, Жан-Жак пытается добиться правосудия, но ему заявляют, что его ссора с послом – частное дело, ибо он всего лишь секретарь, да к тому же не подданный Франции.

Поняв, что справедливости ему не добиться, Руссо селится в тихой гостинице и работает над завершением оперы. В это время он обретает “единственное настоящее утешение”: знакомится с Терезой Левассер. “Сходство наших сердец, соответствие наших характеров скоро привело к обычному результату. Она решила, что нашла во мне порядочного человека, и не ошиблась. Я решил, что нашел в ней девушку сердечную, простую, без кокетства, и тоже не ошибся. Я заранее объявил ей, что никогда не брошу ее, но и не женюсь на ней. Любовь, уважение, чистосердечная прямота были создателями моего торжества”, – описывает Жан-Жак свою встречу с девушкой, ставшей его верной и преданной подругой.

Тереза добра, умна, сообразительна, наделена здравым смыслом, но поразительно невежественна. Все попытки Жан-Жака развить ее ум терпят неудачу: девушка даже не научилась определять время по часам. Тем не менее ее общества Жан-Жаку вполне хватает; не отвлекаясь на суетные дела, он упорно работает, и вскоре опера готова. Но чтобы продвинуть ее на сцену, необходимо обладать талантами придворного интригана, а их-то у Жан-Жака и нет, и он вновь терпит фиаско на музыкальном поприще.

Жизнь требует своего: теперь он обязан обеспечивать пропитание не только себе, но и Терезе, а заодно и ее многочисленным родственникам во главе с жадной мамашей, привыкшей жить за счет старшей дочери. Ради заработка Жан-Жак поступает в секретари к знатному вельможе и на время покидает Париж. Вернувшись, он обнаруживает, что Тереза беременна. Из разговоров сотрапезников за табльдотом Жан-Жак узнает, что во Франции нежелательных младенцев сдают в Воспитательный дом; решив последовать обычаям этой страны, он уговаривает Терезу отдать младенца. На следующий год история повторяется, и так целых пять раз. Тереза “подчинилась, горько вздыхая”. Жан-Жак же искренне считает, что “выбрал для своих детей самое лучшее или то, что считал таковым”. Впрочем, автор “обещал написать исповедь, а не самооправдание”.

Жан-Жак близко сходится с Дидро. Как и у Жан-Жака, у Дидро есть “своя Нанетта”, разница только в том, что Тереза кротка и добра, а Нанетта сварлива и злобна.

Узнав, что Дижонская академия объявила конкурс на тему “Способствовало ли развитие наук и искусств порче или очищению нравов?”, Жан-Жак увлеченно берется за перо. Готовую работу он показывает Дидро и получает его искреннее одобрение. Вскоре сочинение публикуют, вокруг него поднимается шум, Жан-Жак становится моден. Но его нежелание найти себе покровителя снискивает ему репутацию чудака. “Я был человеком, на которого стремились посмотреть, а на другой день не находили в нем ничего нового”, – с горечью замечает он.

Потребность в постоянном заработке и пошатнувшееся здоровье мешают ему писать. Тем не менее он добивается постановки своей оперы “Деревенский колдун”, на премьере которой присутствует двор во главе с королем. Королю опера нравится, и он, желая вознаградить автора, назначает ему аудиенцию. Но Жан-Жак, желая сохранить свою независимость, отказывается от встречи с королем и, следовательно, от королевской пенсии. Его поступок вызывает всеобщее осуждение. Даже Дидро, одобряя в принципе равнодушное отношение к королю, не считает возможным отказываться от пенсии. Взгляды Жан-Жака и Дидро расходятся все дальше.

Вскоре Дижонская академия объявляет новую тему: “О происхождении неравенства среди людей”, и Жан-Жак снова страстно берется за перо. Над свободолюбивым автором начинают сгущаться политические тучи, он покидает Париж и едет в Швейцарию. Там его чествуют как поборника свободы. Он встречается с “мамой”: та обеднела и опустилась. Жан-Жак понимает, что его долг позаботиться о ней, но со стыдом признается, что новая привязанность вытеснила госпожу де Варанс из его сердца. Прибыв в Женеву, Жан-Жак возвращается в лоно протестантской церкви и вновь становится полноправным гражданином родного города.

Вернувшись в Париж, Жан-Жак продолжает зарабатывать на жизнь перепиской нот, ибо писать ради денег он не может -“слишком трудно мыслить благородно, когда мыслишь, чтобы жить”. Ведь отдавая свои сочинения на суд публики, он уверен, что делает это ради общего блага. В 1756 г. Жан-Жак покидает Париж и обосновывается в Эрмитаже. “Перемены во мне начались, как только я уехал из Парижа, как только я избавился от зрелища пороков этого большого города, вызывавших мое негодование”, – заявляет он.

В разгар деревенских грез Жан-Жака посещает госпожа д? Удето, и в душе его вспыхивает любовь -“первая и единственная”. “На сей раз это была любовь – любовь во всей своей силе и во всем своем исступлении”. Жан-Жак сопровождает госпожу д? Удето на прогулках, готов упасть в обморок от ее нежных поцелуев, но отношения их не переходят границ нежной дружбы. Госпожа д? Удето послужила прообразом Юлии из “Новой Элоизы”. Роман имел оглушительный успех, и автор даже поправил свои финансовые дела.

Вынужденный покинуть Эрмитаж, Жан-Жак переезжает в Монморанси, где начинает писать “Эмиля”. Также он продолжает работать над “Политическими установлениями”; результатом этого упорного труда становится знаменитый “Общественный договор”. Многие аристократы начинают добиваться расположения Жан-Жака: принц де Конти, герцогиня Люксембургская… Но “я не желал, чтобы меня посылали в буфетную, и мало дорожил столом вельмож. Я предпочел бы, чтобы они оставили меня в покое, не чествуя и не унижая”, – заявляет философ.

После выхода в свет “Общественного договора” Жан-Жак чувствует, как число его врагов – тайных и явных – резко увеличивается, и он уезжает в Женеву. Но и там ему нет покоя: книгу его сожгли, а ему самому грозит арест. Вся Европа обрушивает на него свои проклятья, как только его не называют: “одержимый, бесноватый, хищный зверь, волк”… Тереза добровольно разделяет судьбу вольнолюбивого изгнанника.

В конце концов Жан-Жак селится на острове Сен-Пьер, расположенном посреди Бьенского озера. “В известном смысле я прощался со светом, намереваясь затвориться на этом острове до последних своих дней”, – пишет он. Жан-Жак восхищается красотой острова и окружающих его пейзажей; “о природа! о мать моя!” – в восторге восклицает он. Неожиданно он получает приказ покинуть остров. Встает вопрос: куда ехать? Сначала целью его путешествия провозглашен Берлин. Но, пишет он, “в третьей части, если у меня только хватит сил когда-нибудь написать ее, будет видно, почему, предполагая отправиться в Берлин, я на самом деле отправился в Англию”…

М. А. Шолохов

Поднятая целина

По крайнему к степи проулку январским вечером 1930 г. въехал в хутор Гремячий Лог верховой. У прохожих узнал дорогу к куреню Якова Лукича Островного. Хозяин, узнав приезжего, оглянулся и зашептал: “Ваше благородие! Откель вас?.. Господин есаул…” Это был бывший командир Островного в первой мировой и гражданской войнах Половцев. Поужинав, стали толковать. Лукич считался на хуторе первостатейным хозяином, человеком большого ума и лисьей осторожности. Приезжему стал жаловаться: в двадцатом году вернулся к голым стенам, все добро оставил у Черного моря. Работал день и ночь. Новая власть в первый же год вымела по продразверстке все зерно вчистую, а потом и счет потерял сдачам – сдавал и хлеб, и мясо, и масло, и кожу, и птицу, платил несчетно налогов… Теперь – новая напасть. Приехал из района какой-то человек и будет всех сгонять в колхоз. Наживал своим горбом, а теперь отдай в общий котел? “Бороться надо, братец”, – объясняет Половцев. И по его предложению Яков Лукич вступил в “Союз освобождения родного Дона”.

А тот человек, о котором они толковали, в прошлом матрос, а потом слесарь Путиловского завода Семен Давыдов, приехал в Гремячий проводить коллективизацию. Вначале провел собрание гремяченского актива и бедноты. Присутствовавшие записались в колхоз дружно и утвердили список кулаков: попавших в него ждала конфискация имущества и выселение из жилья. При обсуждении кандидатуры Тита Бородина возникла заминка. Секретарь хуторской ячейки компартии Макар Нагульнов, в прошлом красный партизан, объяснил Давыдову: Тит – бывший красногвардеец, из бедноты. Но, вернувшись с войны, зубами вцепился в хозяйство. Работал по двадцать часов в сутки, оброс дикой шерстью, приобрел грыжу – и начал богатеть, несмотря на предупреждения и уговоры дожидаться мировой революции. Уговорщикам отвечал: “Я был ничем и стал всем, за это и воевал”.

“Был партизан – честь ему за это, кулаком сделался – раздавить”, – ответил Давыдов. На следующий день, под слезы выселяемых детей и женщин, прошло раскулачивание. Председатель гремяченского сельсовета Андрей Разметнов вначале даже отказался принимать в этом участие, но был переубежден Давыдовым.

Гремяченцы позажиточней в колхоз стремились не все. Недовольные властью тайно собирались обсудить положение. Среди них были и середняки, и даже кое-кто из бедноты. Никита Хопров, например, которого шантажировали тем, что он какое-то время был в карательном отряде белых. Но на предложение Островного участвовать в вооруженном восстании Хопров ответил отказом. Лучше он сам на себя донесет. Да кстати, кто это живет у Лукича в мякиннике – не тот ли “ваше благородие”, который и подбивает на мятеж? Той же ночью Хопрова и его жену убили. Участвовали в этом Островнов, Половцев и сын раскулаченного, первый деревенский красавец и гармонист Тимофей Рваный. Следователю из района не удалось заполучить нити, ведущие к раскрытию убийства.

Неделю спустя общее собрание колхозников утвердило председателем колхоза приезжего Давыдова, а завхозом – Островного. Коллективизация в Гремячьем шла трудно: вначале подчистую резали скот, чтоб не обобществлять его, затем укрывали от сдачи семенное зерно.

Партсекретарь Нагульнов развелся с Лукерьей из-за того, что прилюдно голосила по высылаемому Тимофею Рваному, своему возлюбленному. А вскоре известная своей ветреностью Лушка встретила Давыдова и сказала ему: “Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов… я женщина красивая, на любовь дюже гожая…”

Половцев и Яков Лукич сообщили единомышленникам с соседнего хутора, что восстание назначено на послезавтра. Но те, оказывается, изменили намерения, прочитав статью Сталина “Головокружение от успехов”. Думали, что дуриком всех загонять в колхоз – приказ центра. А Сталин заявил, что “можно сидеть и в своей единоличности”. Так что с местным начальством, жестко гнувшим на коллективизацию, они поладят, “а завернуть противу всей советской власти” негоже. “Дураки, Богом прокляты!.. – кипел Половцев. – Они не понимают, что эта статья – гнусный обман, маневр!” А в Гремячьем за неделю после появления статьи было подано около ста заявлений с выходе из колхоза. В том числе и от вдовой Марины Поярковой, “любушки” предсельсовета Андрея Разметнова. А полчаса спустя Марина самолично впрягшись в оглобли своей повозки, легко увезла борону и запашник со двора бригады.

Отношения народа и власти снова обострились. А тут еще приехали подводы из хутора Ярского и прошел слух, что за семенным зерном. И в Гремячьем вспыхнул бунт: избили Давыдова, сшибли замки с амбаров и стали самочинно разбирать зерно. После подавления бунта Давыдов пообещал ко “временно заблужденным” административных мер не применять.

К 15 мая колхоз в Гремячьем посевной план выполнил. А к Давыдову стала захаживать Лушка: газетки брала да интересовалась, не соскучился ли по ней председатель. Сопротивление бывшего флотского было недолгим, и скоро об их связи узнала вся станица.

Островнов встретил в лесу сбежавшего из ссылки Тимофея Рваного. Тот велел передать Лукерье, что ждет харчей. А дома Лукича ждала неприятность несравненно более горшая: вернулся Половцев и вместе со своим товарищем Лятьевским поселился у Островнова на тайное жительство.

Давыдов, мучаясь тем, что отношения с Лушкой подрывают его авторитет, предложил ей пожениться. Неожиданно это привело к жестокой ссоре. В разлуке председатель затосковал, поручил дела Разметнову, а сам отъехал во вторую бригаду подсоблять поднимать пары. В бригаде постоянно зубоскалили по поводу непомерной толщины стряпухи Дарьи. С приездом Давыдова появилась еще тема для грубоватых шуток – влюбленность в него юной Вари Харламовой. Сам же он, глядя в ее полыхающее румянцем лицо, думал: “Ведь я вдвое старше тебя, израненный, некрасивый, щербатый… Нет… расти без меня, милая”.

Как-то перед восходом солнца к стану подъехал верховой. Пошутил с Дарьей, помог ей почистить картошку, а потом велел будить Давыдова. Это был новый секретарь райкома Нестеренко. Он проверил качество пахоты, потолковал о колхозных делах, в которых оказался весьма сведущ, и покритиковал председателя за упущения. Моряк и сам собирался на хутор: ему стало известно, что накануне вечером в Макара стреляли.

В Гремячьем Разметнов изложил подробности покушения: ночью Макар сидел у открытого окна со своим новоявленным приятелем шутником и балагуром дедом Щукарем, “по нему и урезали из винтовки”. Утром по гильзе определили, что стрелял человек невоевавший: солдат с тридцати шагов не промахнется. Да и убегал стрелок так, что конному не догнать. Выстрел не причинил партийному секретарю никаких увечий, но у него открылся страшный насморк, слышный на весь хутор.

Давыдов отправился на кузню осматривать отремонтированный к севу инвентарь. Кузнец, Ипполит Шалый, в беседе предупредил председателя, чтоб бросал Лукерью, иначе тоже получит пулю в лоб. Лушка-то не с ним одним узлы вяжет. И без того непонятно, почему Тимошка Рваный (а именно он оказался незадачливым стрелком) стрелял в Макара, а не в Давыдова.

Вечером Давыдов рассказал о разговоре Макару и Разметнову, предложил сообщить в ГПУ. Макар решительно воспротивился: стоит гэпэушнику появиться на хуторе, Тимофей тут же исчезнет. Макари середняки, и даже кое-кто из бедноты. Никита Хопров, например, которого шантажировали тем, что он какое-то время был в карательном отряде белых. Но на предложение Островного участвовать в вооруженном восстании Хопров ответил отказом. Лучше он сам на себя донесет. Да кстати, кто это живет у Лукича в мякиннике – не тот ли “ваше благородие”, который и подбивает на мятеж? Той же ночью Хопрова и его жену убили. Участвовали в этом Островнов, Половцев и сын раскулаченного, первый деревенский красавец и гармонист Тимофей Рваный. Следователю из района не удалось заполучить нити, ведущие к раскрытию убийства.

Неделю спустя общее собрание колхозников утвердило председателем колхоза приезжего Давыдова, а завхозом – Островного. Коллективизация в Гремячьем шла трудно: вначале подчистую резали скот, чтоб не обобществлять его, затем укрывали от сдачи семенное зерно.

Партсекретарь Нагульнов развелся с Лукерьей из-за того, что прилюдно голосила по высылаемому Тимофею Рваному, своему возлюбленному. А вскоре известная своей ветреностью Лушка встретила Давыдова и сказала ему: “Вы посмотрите на меня, товарищ Давыдов… я женщина красивая, на любовь дюже гожая…”

Половцев и Яков Лукич сообщили единомышленникам с соседнего хутора, что восстание назначено на послезавтра. Но те, оказывается, изменили намерения, прочитав статью Сталина “Головокружение от успехов”. Думали, что дуриком всех загонять в колхоз – приказ центра. А Сталин заявил, что “можно сидеть и в своей единоличности”. Так что с местным начальством, жестко гнувшим на коллективизацию, они поладят, “а завернуть противу всей советской власти” не гоже. “Дураки, Богом прокляты!.. – кипел Половцев. – Они не понимают, что эта статья – гнусный обман, маневр!” А в Гремячьем за неделю после появления статьи было подано около ста заявлений о выходе из колхоза. В том числе и от вдовой Марины Поярковой, “любушки” предсельсовета Андрея Разметнова. А полчаса спустя Марина, самолично впрягшись в оглобли своей повозки, легко увезла борону и запашник со двора бригады.

Отношения народа и власти снова обострились. А тут еще приехали подводы из хутора Ярского и прошел слух, что за семенным зерном. И в Гремячьем вспыхнул бунт: избили Давыдова, сшибли замки с амбаров и стали самочинно разбирать зерно. После подавления бунта Давыдов пообещал ко “временно заблужденным” административных мер не применять.

К 15 мая колхоз в Гремячьем посевной план выполнил. А к Давыдову стала захаживать Лушка: газетки брала да интересовалась, не соскучился ли по ней председатель. Сопротивление бывшего флотского было недолгим, и скоро об их связи узнала вся станица.

Островнов встретил в лесу сбежавшего из ссылки Тимофея Рваного. Тот велел передать Лукерье, что ждет харчей. А дома Лукича ждала неприятность несравненно более горшая: вернулся Половцев и вместе со своим товарищем Лятьевским поселился у Островнова на тайное жительство.

Давыдов, мучаясь тем, что отношения с Лушкой подрывают его авторитет, предложил ей пожениться. Неожиданно это привело к жестокой ссоре. В разлуке председатель затосковал, поручил дела Раз-метнову, а сам отъехал во вторую бригаду подсоблять поднимать пары. В бригаде постоянно зубоскалили по поводу непомерной толщины стряпухи Дарьи. С приездом Давыдова появилась еще тема для грубоватых шуток – влюбленность в него юной Вари Харламовой. Сам же он, глядя в ее полыхающее румянцем лицо, думал: “Ведь я вдвое старше тебя, израненный, некрасивый, щербатый… Нет… расти без меня, милая”.

Как-то перед восходом солнца к стану подъехал верховой. Пошутил с Дарьей, помог ей почистить картошку, а потом велел будить Давыдова. Это был новый секретарь райкома Нестеренко. Он проверил качество пахоты, потолковал о колхозных делах, в которых оказался весьма сведущ, и покритиковал председателя за упущения. Моряк и сам собирался на хутор: ему стало известно, что накануне вечером в Макара стреляли.

В Гремячьем Разметнов изложил подробности покушения: ночью Макар сидел у открытого окна со своим новоявленным приятелем шутником и балагуром дедом Щукарем, “по нему и урезали из винтовки”. Утром по гильзе определили, что стрелял человек невоевавший: солдат с тридцати шагов не промахнется. Да и убегал стрелок так, что конному не догнать. Выстрел не причинил партийному секретарю никаких увечий, но у него открылся страшный насморк, слышный на весь хутор.

Давыдов отправился на кузню осматривать отремонтированный к севу инвентарь. Кузнец, Ипполит Шалый, в беседе предупредил председателя, чтоб бросал Лукерью, иначе тоже получит пулю в лоб. Лушка-то не с ним одним узлы вяжет. И без того непонятно, почему Тимошка Рваный (а именно он оказался незадачливым стрелком) стрелял в Макара, а не в Давыдова.

Вечером Давыдов рассказал о разговоре Макару и Разметнову, предложил сообщить в ГПУ. Макар решительно воспротивился: стоит гэпэушнику появиться на хуторе, Тимофей тут же исчезнет. Макар самолично устроил засаду у дома своей “предбывшей” жены (Лушку на это время посадили под замок) и на третьи сутки убил появившегося Тимофея с первого выстрела. Лукерье дал возможность попрощаться с убитым и отпустил.

В Гремячьем тем временем появились новые люди: два ражих заготовителя скота. Но Разметнов задержал их, заметив, что и ручки у приезжих белые, и лица не деревенские. Тут “заготовители” предъявили документы сотрудников краевого управления ОГПУ и рассказали, что ищут опасного врага, есаула белой армии Половцева, и профессиональное чутье подсказывает им, что он прячется в Гремячьем.

После очередного партсобрания Давыдова подкараулила Варя, чтоб сказать: мать хочет выдать ее замуж, сама же она любит его, дурака слепого. Давыдов после бессонных раздумий решил осенью на ней жениться. А пока отправил учиться на агронома.

Через два дня на дороге были убиты два заготовителя. Разметнов, Нагульнов и Давыдов сразу же установили наблюдение за домами тех, у кого покупали скот. Слежка вывела на дом Островного. План захвата предложил Макар: они с Давыдовым врываются в дверь, а Андрей заляжет во дворе под окном. Двери им после недолгих переговоров открыл сам хозяин. Макар ударом ноги вышиб запертую на задвижку дверь, но выстрелить не успел. Возле порога полыхнул взрыв ручной гранаты, а следом загремел пулемет. Нагульнов, изуродованный осколками, погиб мгновенно, а Давыдов, попавший под пулеметную очередь, умер на следующую ночь.

…Вот и отпели донские соловьи Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка…

В убитом Разметновым человеке сотрудники ОГПУ опознали Лятьевского. Половцева взяли через три недели недалеко от Ташкента. После этого по краю широкой волной прокатились аресты. Всего было обезврежено более шестисот участников заговора.

НЕМЕЦКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Лион Фейхтвангер (Lion Feuchtwanger)

Семья Опперман

(Die Geschwister Оррегman)

Роман (1933)

В ноябре 1932 г. Густаву Опперману исполняется пятьдесят лет. Он старший владелец фирмы, занимающейся производством мебели, обладатель солидного текущего счета в банке и красивого особняка в Берлине, построенного и обставленного по собственному вкусу. Работа мало увлекает его, он больше ценит свой достойный, содержательный досуг. Страстный библиофил, Густав пишет о людях и книгах XVIII в., он весьма рад открывшейся возможности заключить договор с издательством на биографию Лессинга. Он здоров, благодушен, полон энергии, живет со вкусом и в свое удовольствие.

На свой день рождения Густав собирает родных, близких друзей, хороших знакомых. Брат Мартин вручает ему семейную реликвию – портрет их деда, основателя фирмы Эммануила Оппермана, прежде украшавший кабинет в главной конторе Торгового дома. Приезжает с поздравлениями Сибилла Раух, их роман продолжается уже десять лет, но Густав предпочитает не накладывать цепей законности на эту связь. Сибилла на двадцать лет его моложе, под его влиянием она начала писать и теперь зарабатывает литературным трудом. Газеты охотно печатают ее лирические зарисовки и короткие рассказы. И все же для Густава, несмотря на длительную привязанность и нежные отношения, Сибилла всегда остается на периферии его существования. В его душе таится более глубокое чувство к Анне, два года знакомства с которой полны ссор и треволнений. Анна энергична и деятельна, у нее независимый нрав и сильный характер. Она живет в Штутгарте, работает секретарем в правлении электростанций. Их встречи теперь редки, впрочем, как и письма, которыми они обмениваются. Гости Густава, люди с достатком и положением, неплохо устроившиеся в жизни, поглощены собственными, достаточно узкими интересами и мало значения придают происходящему в стране. Фашизм представляется им лишь грубой демагогией, поощряемой милитаристами и феодалами, спекулирующими на темных инстинктах мелких буржуа.

Однако действительность то и дело грубо врывается в их довольно замкнутый мирок. Мартина, фактически заправляющего делами фирмы, беспокоят отношения с давним конкурентом Генрихом Вельсом, возглавляющим теперь районный отдел национал-социалистической партии. Если Опперманы выпускают стандартную мебель фабричного производства с низкими ценами, то в мастерских Вельса изделия изготавливаются ручным, кустарным способом и проигрывают из-за своей дороговизны. Успехи Опперманов гораздо сильнее бьют по честолюбию Вельса, чем по его жажде наживы. Не раз он заводил речь о возможном слиянии обеих фирм или, по крайней мере, о более тесном сотрудничестве, и чутье подсказывает Мартину, что в нынешней ситуации кризиса и растущего антисемитизма это было бы спасительным вариантом, но все же он тянет с решением, считая, чтo пока еще нет нужды идти на это соглашение. В конце концов существует возможность превратить еврейскую фирму Опперманов в акционерное общество с нейтральным, не вызывающим подозрение наименованием “Немецкая мебель”.

Жак Лавендель, муж младшей сестры Опперманов Клары, выражает сожаление, что Мартин упустил шанс, не сумел договориться с Вельсом. Мартина раздражает его манера называть неприятные вещи своими именами, но надо отдать должное, шурин – прекрасный коммерсант, человек с большим состоянием, хитрый и оборотистый. Можно, конечно, перевести мебельную фирму Опперманов на его Имя, ведь он в свое время благоразумно добыл себе американское Подданство.

Еще один брат Густава – врач Эдгар Опперман – возглавляет городскую клинику, он до самозабвения любит все, что связано с его профессией хирурга, и ненавидит администрирование. Газеты подвергают его нападкам, он якобы пользуется неимущими, бесплатными пациентами для своих опасных экспериментов, но профессор всячески пытается оградить себя от гнусной действительности. “Я – немецкий врач, немецкий ученый, не существует медицины немецкой или медицины еврейской, существует наука, и больше ничего!” – твердит он тайному советнику Лоренцу, главному врачу всех городских клиник.

Наступает Рождество. Профессор Артур Мюльгейм, юрисконсульт фирмы, предлагает Густаву перевести его деньги за границу. Тот отвечает отказом: он любит Германию и считает непорядочным изымать из нее свой капитал. Густав уверен, что подавляющее большинство немцев на стороне правды и разума, как ни сыплют нацисты деньгами и обещаниями, им не удастся одурачить и трети населения. Чем кончит фюрер, обсуждает он в дружеском кругу, зазывалой в ярмарочном балагане или агентом по страхованию?

Захват фашистами власти ошеломляет Опперманов своей мнимой неожиданностью. По их мнению, Гитлер – попугай, беспомощно лепечущий по чужой подсказке, всецело находится в руках крупного капитала. Немецкий народ раскусит крикливую демагогию, не впадет в состояние варварства, считает Густав. Он с неодобрением относится к лихорадочной деятельности родственников по созданию акционерного общества, считая их доводы рассуждениями “растерявшихся дельцов с их вечным грошовым скептицизмом”. Сам он весьма польщен предложением подписать воззвание против растущего варварства и одичания общественной жизни. Мюльгейм расценивает этот шаг как непозволительную наивность, которая дорого обойдется.

У семнадцатилетнего сына Мартина Бертольда возникает конфликт с новым учителем Фогельзангом. До сих пор директору гимназии Франсуа, другу Густава, удавалось оградить свое учебное заведение от политики, но появившийся вее стенах ярый нацист постепенно устанавливает здесь свои порядки, и мягкому, интеллигентному директору остается только опасливо наблюдать, как наступающий широким фронтом национализм быстро обволакивает туманом головы его воспитанников. Причиной конфликта становится подготовленный Бертольдом доклад об Арминии Германце. Как можно подвергать критике, развенчивать один из величайших подвигов народа, негодует Фогельзанг, расценивая это как антинемецкий, антипатриотический поступок. Франсуа не смеет встать на защиту умного юноши против оголтелого дурака, его учителя. Бертольд не находит понимания и у своих близких. Они считают, что вся история яйца выеденного не стоит, и советуют принести требуемое извинение. Не желая поступаться принципами, Бертольд принимает большое количество снотворного и погибает.

Ширится волна расистских гонений, но задевать профессора Эдгара Оппермана в медицинском мире еще не осмеливаются, ведь у него мировая известность. И все же он твердит Лоренцу, что бросит все сам, не дожидаясь, пока выбросят его. Страна больна, уверяет его тайный советник, но это не острое, а хроническое заболевание.

Мартин, переломив себя, вынужден принять возмутительные условия соглашения с Вельсом, но всеже ему удается достичь определенного делового успеха, за который было так дорого заплачено.

После поджога рейхстага Мюльгейм настаивает, чтобы Густав немедленно выехал за границу. У его друга новеллиста Фридриха-Вильгельма Гутветтера это вызывает непонимание: как можно не присутствовать при потрясающе интересном зрелище – внезапном пленении цивилизованной страны варварами.

Густав живет в Швейцарии. Он стремится к общению с соотечественниками, желая лучше понять, что же творится в Германии, в газетах здесь публикуют ужасные сообщения. От Клауса Фришлина, возглавлявшего художественный отдел фирмы, он узнает, что его берлинский особняк конфискован фашистами, некоторые из его друзей находятся в концлагерях. Гутветтер обрел славу “великого истинно германского поэта”, нацисты признали его своим. Высокопарным слогом он описывает образ “Нового Человека”, утверждающего свои исконные дикие инстинкты. Приехавшая к Густаву провести отпуск Анна держится так, словно в Германии ничего особенного не происходит. По мнению фабриканта Вейнберга, с нацистами можно ужиться, на экономике страны переворот отразился неплохо. Юрист Бильфингер передает Густаву для ознакомления документы, из которых он узнает о чудовищном терроре, при новом режиме ложь исповедуется как высший политический принцип, происходят истязания и убийства, царит беззаконие.

В доме Лавенделя на берегу озера Лугано вся семья Опперманов отмечает еврейскую пасху. Можно считать, им повезло. Лишь немногим удалось спастись бегством, остальных просто не выпустили, а если кому-либо и дали возможность уехать, то наложили арест на их имущество. Мартин, которому довелось познакомиться с нацистскими застенками, собирается открыть магазин в Лондоне, Эдгар едет организовывать свою лабораторию в Париже. Его дочь Рут и любимый ассистент Якоби уехали в Тель-Авив. Лавендель намерен отправиться в путешествие, побывать в Америке, России, Палестине и воочию убедиться, что и где делается. Он в самом выигрышном положении – у него есть здесь свой дом, есть подданство, а у них теперь нет собственного крова, когда кончится срок паспортов, им врядли возобновят их. Фашизм ненавистен Опперманам не только потому, что выбил у них почву из-под ног, поставил их вне закона, но и потому, что он нарушил “систему вещей”, сместил все представления о добре и зле, нравственности и долге.

Густав не желает оставаться в стороне, он безуспешно пытается найти контакты с подпольем, а потом под чужим паспортом возвращается на родину, намереваясь рассказывать немцам о происходящих в стране гнусностях, попытаться открыть им глаза, пробудить их уснувшие чувства. Вскоре его арестовывают. В концлагере его изматывает непосильная работа по прокладке шоссе, мучает досада: дурак он был, что вернулся. Никакой никому от этого пользы.

Узнав о произошедшем, Мюльгейм и Лавендель предпринимают все меры для его освобождения. Когда Сибилла приезжает в лагерь, она находит там измученного, худого, грязного старика. Густава переправляют через границу в Чехию, помещают в санаторий, где через два месяца он умирает. Сообщая об этом в письме племяннику Густава Генриху Лавенделю, Фришлин выражает восхищение поступком его дяди, который, пренебрегая опасностью, показал свою готовности вступиться за справедливое и полезное дело.

А. М. Бурмистрова

И. А. Бунин

Сны Чанга

Чанг (пес) дремлет, вспоминает, как шесть лет назад в Китае познакомился со своим нынешним хозяином, капитаном. За это время их судьба круто переменилась: они больше не плавают, живут на чердаке, в большой и холодной комнате с низкими потолками. Капитан спит на продавленной кровати, но Чанг помнит, какая кровать была у его хозяина прежде – удобная, с ящиками, с мягкой постелью. Чангу снится сон, как первый его хозяин, китаец, продал его щенком капитану всего за целковый. Чанга мутило всю дорогу, и он не видел ни Сингапура, ни океана, ни Коломбо, мимо которых проплывал пароход.

Чанг просыпается оттого, что где-то внизу громко хлопает дверь. Капитан встает, отхлебывает водки прямо из бутылки, наливает немного и Чангу. Захмелевший пес видит новый сон о том, как прошла его морская болезнь, и у побережья Аравии он наслаждался прекрасным ясным утром. Капитан позвал собаку к себе в рубку, накормил и вдруг завел с Чангом беседу о том, что его волновало (как пройти “поумнее” Красное море). Потом капитан рассказывает Чангу, что везет его в Одессу, что дома его ждут красавица жена и дочка, которую он любит так сильно, что сам боится своей любви (“для меня весь мир только в ней”), но считает себя счастливым человеком. Помолчав, хозяин добавляет: “Когда кого любишь, никакими силами никто не заставит тебя верить, что может не любить тебя тот, кого ты любишь”.

Чанг просыпается и, как и каждый день в течение последних двух лет, отправляется вместе с капитаном бродить по ресторанам и кабакам, пить, закусывать, смотреть на других пьяниц. Обычно капитан молчит, но, встретив кого-либо из старых друзей, заводит разговоры о ничтожестве жизни: “Все это ложь и вздор, чем будто бы живут люди: нет у них ни бога, ни совести, ни разумной цели существования, ни любви, ни дружбы, ни честности, – ни даже простой жалости”.

Чанг опять вспоминает, как однажды ночью капитан привел его к себе в каюту. На столе стояли два портрета – девочки в локонах и стройной прелестной молодой дамы. Капитан говорит Чангу, что эта женщина не будет его любить: “Есть, брат, женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого от самого никогда и никого не любят”. Он рассказывает, как жена постепенно отдалялась от него, как он становился все более одинок.

Чанг просыпается и возвращается к однообразным ночам и дням вместе с капитаном, пока однажды не обнаруживает своего хозяина мертвым. Чанг от ужаса теряет ощущение реальности и приходит в себя только через некоторое время на церковной паперти. Из костела выходит художник, один из прежних приятелей капитана. Он подбирает собаку, и Чанг снова становится счастливым, лежа у камина в доме своего третьего хозяина. Он продолжает помнить капитана. “Если Чанг любит и чувствует капитана, видит его взором памяти, того божественного, чего никто не понимает, значит, еще с ним капитан; в том безначальном и бесконечном мире, что недоступен Смерти. В мире этом должна быть только одна правда, – третья, – а какая она, – про то знает тот последний Хозяин, к которому уже скоро должен возвратиться и Чанг”.

Марк Твен (англ. Mark Twain, настоящее имя Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс (англ. Samuel Langhorne Clemens); 30 ноября 1835, поселок Флорида (штат Миссури) – 21 апреля 1910, Реддинг (штат Коннектикут); похоронен в Элмайре (штат Нью-Йорк) – выдающийся американский писатель, журналист и общественный деятель. Его творчество охватывает множество жанров – реализм, романтизм, юмор, сатира, философская фантастика, публицистика и др., и во всех этих жанрах он неизменно занимает позицию гуманиста и демократа.

ЛИРИКА

Письмо матери (1924)

Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я. Привет тебе, привет!

Пусть струится над твоей избушкой

Тот вечерний несказанный свет.

Пишут мне, что ты, тая тревогу,

Загрустила шибко обо мне,

Что ты часто ходишь на дорогу

В старомодном ветхом шушуне.

И тебе в вечернем синем мраке

Часто видится одно и то ж –

Будто кто-то мне в кабацкой драке

Саданул под сердце финский нож.

Ничего, родная! Успокойся.

Это только тягостная бредь.

Не такой уж горький я пропойца,

Чтоб, тебя не видя, умереть.

Я по-прежнему такой же нежный

И мечтаю только лишь о том,

Чтоб скорее от тоски мятежной

Воротиться в низенький наш дом.

Я вернусь, когда раскинет ветви

По-весеннему наш белый сад.

Только ты меня уж на рассвете

Не буди, как восемь лет назад.

Не буди того, что отмечталось,

Не волнуй того, что не сбылось, –

Слишком раннюю утрату и усталость

Испытать мне в жизни привелось.

И молиться не учи меня. Не надо!

К старому возврата больше нет.

Ты одна мне помощь и отрада,

Ты одна мне несказанный свет.

Так забудь же про свою тревогу,

Не грусти так шибко обо мне.

Не ходи так часто на дорогу

В старомодном ветхом шушуне.

В стихотворении отразился духовный кризис поэта. Мать олицетворяет вечные ценности жизни, от которых поэт отдалился. С искренней нежностью поэт пишет о том, что только около матери, на родине, его ждет душевный отдых. Слухи о жизни сына (кабацкая драка) подают матери повод к тревоге за его судьбу. В стихотворении отражено желание успокоить мать, оправдаться, не дать ей поверить сплетням (“тягостной бреди”). Поэт мечтает о возвращении (но не к прошлому). Мать представляется ему единственной помощницей в жизненном тупике, человеком, который все поймет. Создавая образ матери, поэт использует просторечные выражения, которые соседствуют с высоким стилем. Характерен образ белого сада, символизирующий яркую пору весны, юности Есенина. Стихотворение написано пятистопным хореем, композиция кольцевая.

Всеволод Владимирович Крестовский

Петербургские трущобы

Роман (1864-1867)

5 мая 1838 г. молодая женщина подкидывает в дом князя Дмитрия Шадурского новорожденную девочку. Тридцативосьмилетний князь мало удивлен появлением подкидыша; зная образ жизни князя, не видит в этом ничего странного и его супруга Татьяна Львовна. Шадурский решает отделаться от девочки и едет за советом к генеральше фон Шпильце – знаменитой петербургской даме сомнительного происхождения, знающей всех и вся и умеющей самыми разными путями устраивать любые дела.

Мать новорожденной девочки, двадцатипятилетняя княжна Анна Чечевинская, с нетерпением ждет в тайном приюте возвращения своей горничной Наташи, которой поручила отвезти к князю его внебрачного ребенка. Княжна Анна воспитывалась в деревне, у пьющего отца. Там познакомилась она и с приехавшим на три месяца соседом, князем Шадурским, который от нечего делать соблазнил красивую девушку. Отец Анны неожиданно умер, и, будучи беременной, она вынуждена была переехать в Петербург, к не любящей ее матери. Боясь гнева старой княгини, Анна уехала к тайной акушерке в сопровождении крепостной горничной, оставив матери записку с сообщением о предстоящих родах.

Возмущенная безнравственностью дочери, старая княгиня лишает ее наследства в пользу любимого сына Николая, повесы и картежника. Позор княжны Чечевинской делается достоянием петербургского света; старая княгиня заболевает от нервного потрясения.

Тем временем Наташа вынашивает собственные планы дальнейших действий. Эта восемнадцатилетняя крепостная девушка выросла в доме брата старой княгини Чечевинской, который баловал хорошенькую девочку и воспитывал ее, как барышню. После неожиданной смерти барина Наташа перешла по наследству его сестре и мгновенно утратила ставшие привычными блага. Она была разлучена с матерью и приставлена горничной к княжне Анне. Наташа, натура хладнокровная, безжалостная и последовательная, затаила желание отомстить ненавистной княгине.

После скандала в семействе Чечевинских Наташа отправляется на Вознесенский проспект к своему любовнику, граверу Казимиру Бодлевскому, который в момент ее прихода занят изготовлением фальшивых денег. Наташа требует, чтобы он достал для нее фальшивый паспорт, и диктует ему записку, которую следует написать почерком княжны Анны Чечевинской. С помощью афериста Сергея Коврова Бодлевский добывает паспорт в одном из петербургских притонов под названием “Ерши”. Напоив больную княгиню Чечевинскую опиумом, Наташа крадет у нее из шкатулки большую часть денег, оставив вместо них записку якобы от княжны Анны, в которой говорится, что та забирает положенные ей деньги. Не выдержав этого потрясения, старая княгиня умирает, успев, однако, уничтожить компрометирующую род Чечевинских записку. Николай Чечевинский крайне удивлен, обнаружив после смерти матери не такую крупную сумму, на которую он рассчитывал. Наташа с Бодлевским бегут в Финляндию с поддельными паспортами.

Князь Дмитрий Платонович Шадурский договаривается с генеральшей фон Шпильце об устройстве ребенка и тут же забывает о существовании своей внебрачной дочери – как, впрочем, не желает помнить и о судьбе ее матери. Шадурского больше интересует, от кого беременна его двадцатипятилетняя жена, с которой он после рождения сына Владимира поддерживает лишь видимость семейных отношений. Шесть лет назад Шадурский женился на Татьяне Львовне, чтобы насолить влюбленному в нее приятелю; жена вскоре наскучила ему. Оскорбленная равнодушием и неверностью мужа, княгиня нашла утешение в обществе человека “низкого” происхождения. Не зная об этом, князь подозревает, что отец будущего ребенка Татьяны Львовны – подобный ему светский повеса. Каково же оказывается его потрясение, когда он застает княгиню в объятиях своего управляющего Морденко! Взбешенный князь дает ему пощечину и выгоняет из дому; в ответ на упреки княгини Шадурский дает пощечину и ей. Ночью у Татьяны Львовны начинаются преждевременные роды и испуганный Шадурский везет ее в тот же тайный приют, где находится всеми покинутая Анна Чечевинская. Пока княгиня рожает, происходит объяснение Анны и князя Шадурского; боясь стать героем светского скандала, тот отказывается от княжны. Анна безуспешно просит вернуть ей ребенка.

Новорожденного сына княгини Шадурской оставляют у акушерки. Вскоре княгиня тайно пересылает Морденко деньги для того, чтобы тот поместил ребенка в хорошие руки, – и тоже забывает о существовании сына. Пришедшую к ней за своим ребенком Анну Че-чевинскую Шадурская надменно выгоняет, обвиняя в безнравственности. Без ребенка, без друзей, без средств к существованию Анна исчезает в трущобах Петербурга. Шадурские вместе с пятилетним сыном Владимиром отбывают за границу.

Дочь Шадурского и Чечевинской названа Машей и отдана генеральшей фон Шпильце на воспитание к добрым и богобоязненным старикам Поветиным, живущим на Петербургской стороне. Сын Морденко и Шадурской крещен Иваном Вересовым и помещен в семейство отставного майора Спицы, который зарабатывает на жизнь тем, что дает приемных детей нищенкам для лучшего сбора милостыни.

Двадцать лет спустя в Петербург возвращаются князья Шадурские. В одном вагоне с ними едут от русской границы баронесса фон Деринг и ее брат, австрийский подданный Ян Карозич. За красавицей баронессой в дороге ухаживают оба Шадурских, старый и молодой. Ухаживания продолжаются и в Петербурге, что раздражает княгиню Татьяну Львовну, так как она рассчитывает на выгодный брак своего сына с дочерью богатого золотопромышленника Шиншеева.

В гостях у Шиншеевых Владимир Шадурский знакомится с Юлией Николаевной Бероевой, женой Шиншеевского служащего. Красота молодой женщины пробуждает у себялюбивого Шадурского желание добиться ее благосклонности. Его самолюбие раззадорено и тем, что, будучи любящей женой и матерью двоих детей, Бероева отвергает всех ухажеров, в том числе и самого господина Шиншеева. Не привыкнув ни в чем себе отказывать, Владимир заключает на Бероеву пари с приятелями. По его просьбе, пользуясь длительным отсутствием мужа Бероевой, генеральша фон Шпильце заманивает ее к себе, опаивает особым напитком, заставляющим Юлию отдаться Владимиру Шадурскому.

Под именами баронессы фон Деринг и Яна Карозича вернулись в Петербург Наташа и Бодлевский. За двадцать лет пребывания за границей они сделались ловкими международными аферистами и вынуждены были бежать от французского суда. В Петербурге они образуют “ассоциацию” мошенников со старым знакомым, Сергеем Ковровым, и новым – называющим себя венгерским графом Николаем Каллашем. С помощью ловких авантюр они выманивают деньги у представителя ордена иезуитов, у доверчивых светских особ. Карозич становится последним любовником стареющей Татьяны Львовны Шадурской, которая охотно снабжает его деньгами.

Вскоре после происшествия у генеральши фон Шпильце Юлия Бероева чувствует себя беременной. Она в отчаянии думает, каким тяжелым ударом станет ее невольная измена для мужа. Скрыв свою беременность, Юлия рожает у тайной акушерки, предполагая оставить у нее ребенка. Но ей становится жаль новорожденного мальчика, и она решает просить князя Владимира Шадурского позаботиться о нем. Бероева пишет ему записку, приглашая в маскарад, а потом, во время обеда в ресторане, просит принять участие в судьбе ребенка. Князь соглашается это сделать в обмен на близость с нею. Отбиваясь от Шадурского, Юлия вонзает ему в горло серебряную вилку. Князь ранен, Бероева арестована, младенец продан нищим, у которых умирает в страшных мучениях.

Незадолго до этого происшествия Владимир Шадурский бросил свою содержанку Машу Поветину. По наущению княгини Шадурской, желавшей отвлечь сына от баронессы фон Деринг, девушку доставила молодому князю генеральша фон Шпильце, взяв ее от воспитателей. Не выдержав разлуки с любимой своей Машей, старушка Поветина умерла, старик лишился рассудка. Маша влюбилась в молодого князя, не подозревая о его истинном к ней отношении: эгоисту Шадурскому давно хотелось иметь красивую содержанку, чтобы хвастаться ею перед приятелями. Еще менее она могла себе представить, что стала любовницей собственного единокровного брата. Поняв, что искренняя, чистая душой Маша не годится на роль “камелии”, Шадурский бросает ее без средств к существованию.

Маша устраивается прислугой в педантичное немецкое семейство, но оттуда ее выгоняют во время болезни. Не найдя другой работы, не имея жилья, Маша ночует в брошенной речной барке. Здесь она встречает Ивана Вересова, к которому судьба оказалась так же неблагосклонна.

Иван Вересов с рождения воспитывался у майора Спицы, не зная родительской ласки, хотя живший по соседству отец навещал его. Морденко устроил его в театральную школу, из которой Иван был выпущен как неспособный на бессловесные амплуа. Свой хлеб он зарабатывал также лепкой гипсовых фигурок для уличных продавцов. Жил Иван отдельно от Морденко, который ничем не помогал сыну. Со времени изгнания из дома Шадурских Морденко владела единственная тайная страсть: отомстить князю за пощечину, а княгине – за презрение. Чтобы сколотить капитал, он начал давать деньги в рост; его первой закладчицей была княжна Анна Чечевинская, снявшая с себя нательный крест. Постепенно Морденко стал скупать просроченные векселя расточительных Шадурских, ожидая дня, когда сможет окончательно разорить своих врагов. Поглощенный этой идеей, Морденко сделался настолько подозрителен, что обвинил собственного сына в пособничестве грабителям, – пришедшим убить ростовщика. Иван был арестован, попал в общество убийц и бандитов и выжил в тюрьме только благодаря заступничеству одного из них, Рамзи. Выпущенный на волю, Иван не имел ни жилья, ни средств, из-за чего и был вынужден ночевать в барке. Пути его с Машей По-ветиной вскоре разошлись, но им суждено было встретиться снова.

Сознавая безысходность своего положения, Маша решает утопиться в проруби. Но в последнюю минуту ее спасает старая нищенка и проститутка Чуха. Маша замечает, что опустившаяся на дно жизни Чуха когда-то наверняка получила хорошее воспитание. Женщины проникаются доверием друг к другу, и Чуха рассказывает Маше историю своей жизни – жизни бывшей княжны Чечевинской – не подозревая, что перед нею ее потерянная дочь. Чуха приводит Машу ночевать в притон, где та снова встречает Ивана Вересова и спасает его от издевательств бандитов. Но молодые люди вновь расстаются. Убежав из притона, после тяжелых жизненных перипетий, Маша оказывается в публичном доме.

Господин Бероев пытается выручить арестованную жену, но этому препятствуют Шадурские, которые боятся справедливого наказания для сына. Подкупленные ими люди подбрасывают Бероеву комплект запрещенного журнала “Колокол”, обрекая его таким образом на арест. Не выдержав тюремной жизни, публичного позора, ареста мужа, Юлия Бероева от сильного нервного потрясения впадает в тюрьме в летаргический сон, который окружающие принимают за смерть. Ее хоронят в дальнем углу Митрофаниевского кладбища. Вскоре беглый уголовник Гречка раскапывает могилу, надеясь снять с Бероевой ладанку с “неразменным рублем”, который та хранила как память о детях. К ужасу Гречки, мертвая встает из гроба. Бероеву находят и выхаживают “ассоциаторы”, у которых неподалеку от кладбища налажено производство фальшивых денег.

Морденко наконец удается осуществить свой план мщения: он предъявляет к оплате векселя на огромную сумму, которые должны разорить Шадурских. Но Морденко не выдерживает потрясения и тяжело заболевает. Перед смертью он находит сына, Ивана Вересова, и завещает ему свое состояние, взяв с него клятву в том, что он отомстит до конца Шадурским. Чтобы добиться от Ивана нарушения клятвы, княгиня Шадурская открывает ему секрет его рождения и разыгрывает перед юношей роль любящей матери, наконец обретшей сына. Иван рвет на части векселя, после чего княгиня прекращает встречи с ним. Последний человек, оставивший в жизни Ивана светлый след, – Маша Поветина; он пытается ее разыскать.

На набережной Фонтанки толпа издевается над Чухой. Под общий смех совершенно пьяная Чуха называет себя княжной Чечевинской. Это слышит проходящий мимо граф Николай Каллаш и, пораженный, увозит ее в свой роскошный дом. В разговоре с протрезвевшей Чухой открывается настоящее имя Каллаша: это ее родной брат, князь Николай Чечевинский. В сердце мошенника и картежника просыпается жалость и любовь к сестре. Он обещает, что она будет женой когда-то обесчестившего ее князя. Николай нанимает врача, который медленно отравляет Татьяну Львовну Шадурскую. С помощью ловкой авантюры, осуществленной баронессой фон Де-ринг, Николай вынуждает овдовевшего Шадурского жениться на сестре. Анна заставляет князя рассказать, кому он отдал ее дочь. Николай Чечевинский помогает сестре добиться ответа от генеральши фон Шпильце, на которую указывает Шадурский. Анна в ужасе узнает, что девушка Маша, которую она спасла от самоубийства, была ее дочерью. Она бросается на поиски дочери, но находит ее умирающей от чахотки, до которой довела Машу ужасная жизнь в публичном доме. На похоронах Маши присутствует и Иван Вересов. Вскоре он завещает Анне Чечевинской оставшиеся у него деньги и стреляется. Его хоронят на кладбище для самоубийц и животных, рядом с могилой любимой собачки его матери, княгини Шадурской.

Случайно увидев фотографию компаньонки Николая, баронессы фон Деринг, Анна узнает в ней свою бывшую горничную Наташу. Николай шантажирует баронессу, чтобы вернуть сестрины деньги, но в ответ на шантаж “ассоциаторы” заманивают его кататься по подземным каналам Петербурга и там убивают. Баронесса с Бодлевским уезжают в Варшаву, чтобы там “ловить рыбу в мутной воде” польского восстания.

Владимир Шадурский женится на богачке Шишнеевой, в их семье соблюдается тот же “декорум светских приличий”, который соблюдался в семье старших Шадурских. Князь имеет на содержании “шесть пар отличнейших лошадей и пару таких же танцовщиц”. Почтенная генеральша фон Шпильце закрывает свой промысел по устройству разнообразных дел и делается высоконравственной особой.

Выйдя из тюрьмы, оправданный муж Бероевой навещает могилу жены. Но на кладбище он встречает живую Юлию. Не желая больше оставаться на родине, где Юлия не имеет права даже на жизнь, супруги забирают детей и уезжают в Соединенные Штаты.

Т. А. Сотникова

“Старик рыбачил совсем один на своей лодке в Гольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ни одной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносил улова, и родители сказали мальчику, что старик теперь явно salао, то есть самый что ни на есть невезучий, и велели ходить в море на другой лодке, которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. Мальчику тяжело было смотреть, как старик каждый день возвращался ни с чем, и он выходил на берег, чтобы помочь ему отнести снасти или багор, гарпун в обернутый вокруг мачты парус. Парус был весь в заплатах из мешковины и, свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка”.

Такова предыстория событий, которые развертываются в маленьком рыбачьем поселке на Кубе. Главный герой – старик Сантьяго -“худ, изможден, затылок его прорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами неопасного кожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропического моря”. Он научил мальчика Манолина рыбачить. Мальчик любит старика, хочет ему помочь. Он готов наловить ему сардин в качестве насадки для его завтрашнего выхода в море. Они поднимаются к бедной хижине Сантьяго, выстроенной из листьев королевской пальмы. В хижине стол, стул, в земляном полу выемка для готовки пищи. Старик одинок и беден: его трапеза – миска желтого риса с рыбой. Они беседуют с мальчиком о рыбалке, о том, что старику обязательно должно повезти, а также о последних спортивных новостях, результатах бейсбольных матчей и знаменитых игроках, таких, как Ди Маджио. Когда старик ложится спать, ему снится Африка его юности, “длинные золотистые ее берега и отмели, высокие утесы и громадные белые горы. Ему не снятся более ни драки, ни женщины, ни великие события. Но часто в его снах возникают далекие страны и львы, выходящие на берег”.

На следующий день рано утром старик отправляется на рыбалку. Мальчик помогает ему снести парус, подготовить лодку. Старик говорит, что на этот раз он “верит в удачу”.

Одна за другой рыбацкие лодки отчаливают от берега и уходят в море. Старик любит море, он думает о нем с нежностью, как о женщине. Насадив на крючки приманку, медленно плывет по течению. Мысленно общается с птицами, с рыбами. Привыкший к одиночеству, вслух разговаривает сам с собой. Он знает разных обитателей океана, их повадки, у него к ним свое нежное отношение.

Старик чутко улавливает, что происходит в глубине. Один из прутьев дрогнул. Леска уходит вниз, старик ощущает огромную тяжесть, которая влечет ее за собой. Разворачивается драматический многочасовой поединок между Сантьяго и огромной рыбой.

Старик пытается подтянуть бечеву, но у него ничего не получается. Наоборот, она тянет, как на буксире, лодку за собой. Старик сожалеет, что с ним нет мальчика. Но хорошо, что рыба тянет в сторону, а не вниз, на дно.

Проходит около четырех часов. Близится полдень. Так не может продолжаться вечно, размышляет старик, скоро рыба умрет и тогда ее можно будет подтянуть. Но рыба оказывается живучей.

Ночь. Рыба тянет лодку все дальше от берега. Вдали меркнут огни Гаваны. Старик устал, он крепко сжимает веревку, перекинутую через плечо. Мысль о рыбе ни на секунду не покидает его. Иногда ему становится ее жалко. “Ну не чудо ли эта рыба, один Бог знает, сколько лет она прожила на свете. Никогда еще мне не попадалась такая сильная рыба. И подумать только, как странно она себя ведет. Может быть, потому не прыгает, что уж очень умна”. Мысленно разговаривает с рыбой. “Я с тобой не расстанусь, пока не умру”.

Рыба начинает тянуть не так мощно, она явно ослабела. Но силы старика на исходе. У него немеет рука. Наконец леса начала идти вверх, и на поверхности показывается рыба. Она горит на солнце, голова и спина у нее темно-фиолетовые, а вместо носа – меч, длинный, как бейсбольная бита. Она на два фута длиннее лодки. Появившись на поверхности, она начинает вновь уходить в глубину, тянуть за собой лодку, и старику приходится мобилизовать все силы, чтобы не дать ей сорваться. Не веруя в Бога, он читает “Отче наш”. “Хоть это несправедливо, но я докажу ей, на что способен человек и что он может вынести”.

Проходит еще день. Чтобы отвлечься, старик вспоминает о бейсбольных играх. Вспоминает, как когда-то в таверне Касабланки мерился силой с могучим негром, самым сильным человеком в порту, как целые сутки просидели они за столом, не опуская рук, и как он в конце концов взял верх. Он еще не раз участвовал в подобных поединках, побеждал, но потом бросил это дело, решив, что правая рука ему нужна для рыбной ловли.

Битва с рыбой продолжается. Он держит лесу правой рукой, зная, что, когда силы иссякнут, ее сменит левая. Рыба выходит на поверхность, то приближается к лодке, то отходит от нее. Старик готовит гарпун, чтобы добить рыбу. Но она отходит в сторону. От усталости мысли путаются в голове у старика. “Послушай, рыба, – говорит он ей. – Ведь тебе все равно умирать. Зачем же тебе надо, чтобы я тоже умер”.

Последний акт поединка. “Он собрал всю свою боль, и весь остаток сил, и всю свою давно утраченную гордость и бросил все это против мук, которые терпела рыба, и тогда она перевернулась и тихонько поплыла на боку…”. Подняв гарпун, он изо всех сил вонзает его рыбе в бок. Чувствует, как железо входит ей в мякоть, и всаживает его все глубже и глубже…

Его одолевают тошнота и слабость, у него туманится в голове, но он все-таки подтягивает рыбу к борту. Привязывает рыбу к лодке и начинает движение к берегу. Мысленно прикидывает: рыба весит не менее полутора тысяч фунтов, которые можно продать по тридцати центов за фунт. “Думаю, что великий Ди Маджио мог бы сегодня мною гордиться”. Направление ветра указывает ему, в какую сторону плыть, чтобы добраться до дома.

Проходит час, прежде чем показывается первая акула. Учуяв запах крови, она устремляется за лодкой и привязанной к ней рыбой. Она приблизилась к корме, впилась в рыбу, стала ее раздирать. Старик ударил ее гарпуном. Она погружается на дно, утащив с собой гарпун, часть веревки и огромный кусок рыбы. “Человек не для того создан, чтобы терпеть поражение. Человека можно уничтожить, но нельзя победить”.

Подкрепляется куском рыбы. Замечает плавники целой стаи акул. Они приближаются с огромной скоростью. Старик встречает их, подняв весло с привязанным к нему ножом. Акулы набрасываются на рыбу. Старик вступает с ними в битву. Одну из акул убивает. Наконец акулы отстали. Им было уже нечего есть.

Когда он вошел в бухту, все спали. Сняв мачту и связав парус, он ощутил усталость. За кормой его лодки вздымался огромный хвост рыбы. От нее остался лишь скелет.

На берегу мальчик встречает уставшего, плачущего старика. Он успокаивает Сантьяго, уверяет, что отныне они будут рыбачить вместе, ибо ему надо еще многому научиться. Он верит, что принесет старику удачу.

Наутро на берег приходят богатые туристы. Они удивлены, заметив длинный белый позвоночник с огромным хвостом. Официант пытается им объяснить, но они очень далеки от понимания той драмы, которая здесь произошла.

ФРАНЦУЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Габриель Сидони Колетт (Gabrielle Sidonie Colette)

Ангел мой (Cheri)

Роман (1920)

Ей почти пятьдесят, ему – вдвое меньше, их связь длится уже семь лет. Она называет его Ангелом. Он собирается жениться: мать подыскала ему невесту – юную Эдме.

Леони Вальсон, известная под именем Леа де Луваль, завершает благополучную карьеру обеспеченной куртизанки. Она скрывает свой возраст – лишь иногда томно признается, что на склоне жизни может позволить себе некоторые прихоти. Ровесницы восхищаются ее железным здоровьем, а женщины помоложе, которых мода 1912 г. наградила сутулой спиной и торчащим животом, ревниво поглядывают на ее высокий бюст. Но больше всего и те и другие завидуют молодому красивому любовнику.

Когда-то Ангел был для Леа просто Фредом – сынишкой ее подруги Шарлотты Пелу. Прелестный, словно херувим, малыш познал все радости беспутного детства. Как и подобает истинной проститутке, мать препоручила его слугам, а затем сдала в коллеж. Пережив свое последнее любовное приключение, мадам Пелу обнаружила, что мальчик стал невероятно худым и научился отчаянно сквернословить.

Она забрала его домой, и он тут же потребовал лошадей, машин, драгоценностей, приличного месячного содержания – одним словом, полной свободы. Леа частенько заглядывает в Нейи: за двадцать лет знакомства они с Шарлоттой скоротали вместе столько унылых вечеров, что уже не могли обходиться друг без друга. Ангел вел разгульную жизнь, у него появилась одышка, он постоянно кашляет и жалуется на мигрени. Шарлотта с тихой ненавистью смотрела на белую румяную Леа – слишком разителен контраст с чахнущим на глазах сыном. Пожалев “гадкого мальчишку”, Леа вывезла Ангела на природу. За одно лето, проведенное в Нормандии, он отъелся и окреп: Леа пичкала его клубникой со сливками, заставляла делать гимнастику, уводила на дальние прогулки – ночью он засыпал умиротворенный, положив голову ей на грудь. Тогда Леа была уверена, что осенью отпустит Ангела “на волю”. Ей порой казалось, будто она спит с негром или китайцем – положительно они с Ангелом разговаривали на разных языках. Вернувшись в Париж, Леа вздохнула с облегчением – с мимолетной связью было наконец покончено. Но уже на следующий вечер юноша ворвался в особняк на улице Бюжо, и через мгновение они лежали в большой мягкой постели Леа.

С той ночи прошло семь лет. Завистливые вздохи стареющих подруг не тревожат Леа. В конце концов, она не держит Ангела на привязи – тот может уйти в любой момент. Конечно, он божественно красив, но при этом жаден, эгоистичен, расчетлив. В сущности, он просто альфонс: семь лет живет у нее на содержании и хладнокровно выслушивает оскорбительные намеки. Леа убеждает себя, что легко найдет ему замену, а известие о предстоящей свадьбе встречает скептически: отдать на растерзание Ангелу молоденькую девушку – какая безрассудная мысль! Эдме всего восемнадцать лет, она прелестна и робка. Что до Ангела, то он уверен в собственной неотразимости: Эдме должна благословлять судьбу за неслыханное счастье.

Очередной визит в Нейи превращается в кошмар: Шарлотту навестила еще одна “подружка” – безобразно старая Лили со своим юным любовником Гвидо. При взгляде на эту парочку Леа чувствует тошноту. Вернувшись домой, она пытается разобраться в своих ощущениях: ее бьет озноб, но температуры нет. Месяц назад Ангел женился – значит, это боль утраты. Сейчас они с Эдме в Италии и наверняка занимаются любовью. Леа слишком гордится своей выдержкой, чтобы опуститься до страданий. Она немедленно покидает Париж, никому не оставив адреса, а в коротенькой записочке, адресованной Шарлотте, прозрачно намекает, что причиной отъезда стал новый роман.

Ангел возвращается в Нейи с молодой женой. В материнском доме ему все кажется уродливым в сравнении с изысканной обстановкой Леа. Эдме раздражает его своей покорностью. Шарлотта, злобная по натуре, не упускает случая побольнее уколоть сноху. Ангел тяготится новой жизнью и постоянно вспоминает любовницу – с кем же, черт побери, она уехала? Как-то раз он выходит прогуляться, и ноги сами несут его знакомой дорогой на улицу Бюжо. Но консьерж ничего не знает о Леа.

В ресторане Ангел встречает виконта Десмона – приятеля прежних разгульных дней. Внезапно решившись, он едет в гостиницу “Моррио, где Десмон снимает номер. Эдме кротко сносит бегство мужа. Десмон находит жизнь прекрасной, поскольку Ангел платит ему гораздо щедрее, чем в годы юности. После полуночи Ангел всегда уходит – эти прогулки неизменно завершаются у особняка Леа. Окна на втором этаже зияют мертвой чернотой. Но однажды там вспыхивает свет. Слуги вносят в дом чемоданы. Ангел хватается рукой за сердце. Наверное, это и есть счастье? Вот теперь можно приласкать бедняжку Эдме.

Выкладывая из чемоданов вещи, Леа усиленно борется с нарастающей и непонятной тоской. Прошло полгода: она похудела, отдохнула, развлеклась со случайными знакомыми и рассталась с ними безо всякого сожаления. Это все были мужчины в возрасте, а Леа терпеть не могла увядшего тела: она не создана для того, чтобы кончить жизнь в объятиях старика – вот уже тридцать лет ей принадлежат сияющие юнцы и хрупкие подростки. Эти молокососы обязаны ей здоровьем и красотой – она не только учила их любви, но окружала подлинно материнской заботой. Разве не она спасла Ангела? Но второго раза не будет, хотя “гадкий мальчишка”, по слухам, удрал из дома,

Шарлотта Пелу наносит Леа визит, желая сообщить радостную весть: Ангел вернулся к жене. Бедному мальчику нужно было перебеситься, ведь с восемнадцати лет он не имел возможности насладиться холостяцкой жизнью. Эдме показала себя с самой лучшей стороны – ни слова упрека, ни единой жалобы! Милые дети помирились у себя в спальне. Леа провожает Шарлотту злобным взглядом, мысленно желая ей подвернуть ногу. К несчастью, эта змея отличается изумительной осторожностью.

Леа размышляет о неизбежной старости. Вероятно, следует чем-нибудь заняться. Некоторые из подруг преуспели, открыв бар-ресторан и ночное кабаре. Но Леа сознает, что не любит работать: ее прилавком всегда была постель – жаль, что новых клиентов не предвидится. Внезапно в ночной тишине раздается звонок, и Леа инстинктивно хватается за пудреницу. Это Ангел. Он со слезами припадает к груди своей “Нунун”. Утром Леа с нежностью смотрит на спящего любовника. Он бросил глупую красивую жену и вернулся к ней – теперь уже навсегда. Она прикидывает, где устроить гнездышко. Им обоим нужен покой.

Ангел не спит. Рассматривая Аеа из-под ресниц, он пытается понять, куда ушло огромное счастье, испытанное им накануне. За завтраком он с грустью глядит на любовницу, и Леа вспыхивает, мгновенно уловив жалость. Она находит в себе мужество вновь помочь несчастному малышу, ведь ему так трудно сделать ей больно. Во дворе Ангел нерешительно останавливается. Леа в восторге всплескивает руками – он возвращается! Старая женщина в зеркале повторяетее жест, а молодой человек на улице поднимает голову к весеннему небу и начинает жадно вдыхать воздух – словно узник, выпущенный на свободу.

Е. Л. Мурашкинцева

В маленьком государстве, где правил князь Деметрий, каждому жителю предоставлялась полная свобода в его начинании. А феи и маги выше всего ставят тепло и свободу, так что при Деметрий множество фей из волшебной страны Джиннистан переселилось в благословенное маленькое княжество. Однако после смерти Деметрия его наследник Пафнутий задумал ввести в своем отечестве просвещение. Представления о просвещении были у него самые радикальные: любую магию следует упразднить, феи заняты опасным колдовством, а первейшая забота правителя – разводить картофель, сажать акации, вырубать леса и прививать оспу. Такое просвещение в считанные дни засушило цветущий край, фей выслали в Джиннистан, и остаться в княжестве удалось только фее Розабельверде, которая уговорила-таки Пафнутия дать ей место канониссы в приюте для благородных девиц.

Эта-то добрая фея, повелительница цветов, увидела однажды на пыльной дороге уснувшую на обочине крестьянку Лизу. Лиза возвращалась из лесу с корзиной хвороста, неся в той же корзине своего уродца сына по прозвищу крошка Цахес. У карлика отвратительная старческая мордочка, ножки-прутики и паучьи ручки. Пожалев злобного уродца, фея долго расчесывала его спутанные волосы… и, загадочно улыбаясь, исчезла. Стоило Лизе проснуться и снова тронуться в путь, ей встретился местный пастор. Он отчего-то пленился уродливым малюткой и, повторяя, что мальчик чудо как хорош собою, решил взять его на воспитание. Лиза и рада была избавиться от обузы, не понимая толком, чем ее уродец стал глянуться людям.

Тем временем в Керепесском университете учится молодой поэт Бальтазар, меланхоличный студент, влюбленный в дочь своего профессора Моша Терпина – веселую и прелестную Кандиду. Мош Терпин одержим древнегерманским духом, как он его понимает: тяжеловесность в сочетании с пошлостью, еще более невыносимой, чем мистический романтизм Бальтазара. Бальтазар ударяется во все романтические чудачества, столь свойственные поэтам: вздыхает, бродит в одиночестве, избегает студенческих пирушек; Кандида же – воплощенная жизнь и веселость, и ей, с ее юным кокетством и здоровым аппетитом, весьма приятен и забавен студент-воздыхатель.

Между тем в трогательный университетский заповедник, где типичные бурши, типичные просветители, типичные романтики и типичные патриоты олицетворяют болезни германского духа, вторгается новое лицо: крошка Цахес, наделенный волшебным даром привлекать к себе людей. Затесавшись в дом Моша Терпина, он совершенно очаровывает и его, и Кандиду. Теперь его зовут Циннобер. Стоит кому-то в его присутствии прочесть стихи или остроумно выразиться – все присутствующие убеждены, что это заслуга Циннобера; стоит ему мерзко замяукать или споткнуться – виновен непременно оказывается кто-то из других гостей. Все восхищаются изяществом и ловкостью Циннобера, и лишь два студента – Бальтазар и его друг Фабиан – видят все уродство и злобу карлика. Меж тем ему удается занять место экспедитора в министерстве иностранных дел, а там и тайного советника по особым делам – и все это обманом, ибо Циннобер умудрялся присваивать себе заслуги достойнейших.

Случилось так, что в своей хрустальной карете с фазаном на козлах и золотым жуком на запятках Керпес посетил доктор Проспер Альпанус – маг, странствующий инкогнито. Бальтазар сразу признал в нем мага, Фабиан же, испорченный просвещением, поначалу сомневался; однако Альпанус доказал свое могущество, показав друзьям Циннобера в магическом зеркале. Выяснилось, что карлик – не волшебник и не гном, а обычный уродец, которому помогает некая тайная сила. Эту тайную силу Альпанус обнаружил без труда, и фея Розабельверде поспешила нанести ему визит. Маг сообщил фее, что составил гороскоп на карлика и что Цахес-Циннобер может в ближайшее время погубить не только Бальтазара и Кандиду, но и все княжество, где он сделался своим человеком при дворе. Фея принуждена согласиться и отказать Цахесу в своем покровительстве – тем более что волшебный гребень, которым она расчесывала его кудри, Альпанус хитро разбил.

В том-то и дело, что после этих расчесываний в голове у карлика появлялись три огнистых волоска. Они наделяли его колдовской силой: все чужие заслуги приписывались ему, все его пороки – другим, и лишь немногие видели правду. Волоски надлежало вырвать и немедленно сжечь – и Бальтазар с друзьями успел сделать это, когда Мош Терпин уже устраивал помолвку Циннобера с Кандидой. Гром грянул; все увидели карлика таким, каков он был. Им играли, как мячом, его пинали ногами, его вышвырнули из дома, – в дикой злобе и ужасе бежал он в свой роскошный дворец, который подарил ему князь, но смятение в народе росло неостановимо. Все прослышали о превращении министра. Несчастный карлик умер, застряв в кувшине, где пытался спрятаться, и в виде последнего благодеяния фея вернула ему после смерти облик красавчика. Не забыла она и мать несчастного, старую крестьянку Лизу: на огороде у Лизы вырос такой чудный и сладкий лук, что ее сделали личной поставщицей просвещенного двора.

А Бальтазар с Кандидой зажили счастливо, как и надлежит жить поэту с красавицей, которых при самом начале жизни благословил маг Проспер Альпанус.