Category: Краткие содержания

ТРУБАДУР

Опера в четырех актах (восьми картинах)

Либретто С. Каммарано

Действующие лица:

Подруги Леоноры, приближенные графа, монахи, воины, цыгане.

Действие происходит в Бискайе и Арагоне (Испания) в начале XV века.

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ

Сюжет “Трубадура” заимствован из одноименной пьесы испанского драматурга А. Г. Гутьерреса (1812-1884), с успехом поставленной в Мадриде в 1836 году. Это – типичная романтическая драма с запутанной интригой и кровавой развязкой, с непременными поединками, мщениями, ядом и роковыми тайнами. Романтическая драматургия привлекла Верди яркостью красок, остротой сценических ситуаций, кипением страстей. Душевная стойкость, героика борьбы с мрачными силами угнетения, воплощенные в драме Гутьерреса, живо волновали соотечественников Верди – современников и участников освободительных движений, потрясших Италию в XIX веке.

Сюжет увлек композитора – он тщательно обдумывал план оперы, а музыку “Трубадура” написал за 29 дней. Несмотря на то, что в либретто, созданном С. Каммарано (1801-1852), интрига оказалась излишне запутанной, освободительная идея произведения выявлена рельефно, крупным штрихом. К тому же недостатки либретто полностью искупаются музыкой Верди, мужественной, страстной, проникнутой пафосом свободолюбия.

“Трубадур” был задуман еще в 1850 году. Завершение оперы задержали ряд других работ, а также внезапная смерть либреттиста. По оставшимся эскизам Каммарано конец третьего и четвертое действие дописал молодой поэт Л. Э. Бардаре. Премьера “Трубадура” состоялась 19 января 1853 года в Риме. Опера сразу завоевала всеобщее признание. “Трубадур” стал одним из популярнейших произведений Верди.

МУЗЫКА

“Трубадур” – драма острых контрастов, бурных столкновений, сильных, романтически приподнятых чувств. Воссоздавая трагические судьбы героев оперы, воплощая их переживания, композитор большое внимание уделил показу жизненного фона разворачивающихся событий. Колоритные образы цыган, монахов, солдат и приближенных графа, очерченные в рельефных, запоминающихся хорах, придают опере разнообразие, оживляют действие. Музыка “Трубадура” богата красивыми, свободно льющимися мелодиями, близкими народным напевам. Не случайно многие из них стали в Италии широко известными и любимыми народом революционными песнями.

Первый акт – “Дуэль”. Первая картина передает мрачную, гнетущую атмосферу средневекового замка, предвосхищая последующие жестокие и кровавые события. В центре картины – рассказ Феррандо с хором “Два у графа сыночка милых было”. Рассказ начинается в спокойно-повествовательной манере, но все более насыщается тревожным чувством, взволнованной порывистостью.

Вторая картина переводит действие в иной план: она открывается светлой, безмятежной каватиной Леоноры “Полна роскошной прелести, ночь тихая стояла”; красивая, задумчивая мелодия, сменяется жизнерадостными танцевальными мотивами, украшенными колоратурами. Песня Манрико “Вечно один с тоскою” раскрывает лирические черты образа; арфа в оркестре подражает звучанию лютни, на которой импровизирует влюбленный трубадур. В терцете маршеобразная, воинственная музыкальная тема графа сопоставляется с напевной мелодией Леоноры и Манрико.

Второй акт – “Цыганка” – включает две картины. В первой хор цыган “Видишь, на небе заря заиграла” рисует мир вольнолюбивых людей; плавная мелодия переходит в бодрый, энергичный марш, сопровождаемый звонкими ударами молота о наковальню. В этом обрамлении печально звучит песня Азучены “Пламя, взвиваясь, все озаряет”; ее страстный напев появляется в музыке оперы неоднократно. За песней следует скорбный, трагический рассказ Азучены “В оковах в огонь с проклятьем”. В дуэте с Азученой образ Манрико приобретает новые черты – в его партии появляются призывные, героические мелодии.

В начале второй картины второго акта – большая ария графа ди Луна “Взор ее приветный, ясный”. Центральный эпизод финала – развернутый ансамбль с хором, который передает оцепенение героев, пораженных неожиданной встречей.

Третий акт – “Сын цыганки”. В первой картине царит воинственное оживление; энергичные возгласы хора, блестящие фанфары приводят к маршевой мелодии “Вот нас сзывает труба полковая”. В терцете Азучены, графа и Феррандо господствуют мелодии Азучены. Ее грустная песня “В страшной бедности жила я” передает нежную любовь к сыну, а героический напев “Зачем вы так безжалостны” – ненависть и гордое презрение к врагам.

В центре второй картины – образ Манрико. Его ария “Когда пред алтарем ты поклялась моей быть вечно” отмечена красотой и благородством мелодии. Знаменитая кабалетта “Нет, не удастся дерзким злодеям”, подхватываемая хором, насыщена могучей волей, героическим порывом.

Четвертый акт – “Казнь”. Ария Леоноры “Вздохи любви и печали” перерастают в большую драматическую сцену; проникновенная, полная страстного чувства мелодия сочетается со зловещими напевами заупокойной молитвы и с прощальной песней Манрико. Дуэт Леоноры и графа ди Луна основан на столкновении контрастных музыкальных тем – стремительной, полетной мелодии героини и упорно непреклонных реплик графа; второй эпизод дуэта (Леонора обещает стать женой графа ди Луна) проникнут восторженным ликованием (своей смертью самоотверженная Леонора надеется спасти горячо любимого Манрико).

Этой ликующей музыке противостоит мрачное начало последней картины оперы. Дуэттино Азучены и Манрико передает смену горестных настроений; в оркестре звучат мотивы первой песни Азучены, рисуя жуткие видения казни; тихой печалью пронизано напевное обращение цыганки к сыну “Да, я устала, ослабли силы”; ее мечты воплощены в безыскусственной колыбельной мелодии. Краткое успокоение нарушается появлением Леоноры – возникает взволнованный ансамбль; гневной речи Манрико отвечают умоляющие фразы Деоноры, с ними сплетается просветленная песня Азучены, грезящей о вольных просторах.

Старик-крестьянин постоянно думает о хозяйстве; парень-пастух каждую ночь наслаждается почетом и славой

В давнюю, давнюю пору неподалеку друг от друга жили мудрец-даос Чжуанцзы и некий Мо Гуан, почтенного возраста богатый селянин. А в деревне обретался сирота, нашедший приют у чужих людей. Его и звали Подкидыш. Рос он невеждой, но на него обратил внимание даос и велел ежедневно повторять даосское заклятие, дабы обрести радость во сне.

Подкидыш раз сто повторил таинственные слова, и привиделся ему сон. Будто он – образованный вельможа и зовется не Подкидыш, а Цветущий. И призван ко двору, и написал доклад, высоко оцененный государем. Ездит на гордом коне со свитой. Но тут он проснулся, и видение исчезло.

Как раз в это время богачу Мо понадобился пастух. Он и нанял Подкидыша. Перебрался тот в новое жилище и опять перед сном повторил даосское заклятие. И вновь ему тот же сон привиделся, ровно с того места, на котором прошлым утром прервался.

Так и текла жизнь парня: днем он пас волов, а ночью становился важным вельможей, даже с царской дочерью породнился. Как-то во сне повстречался он с ученым книжником и высокомерно похвалился перед ним своей счастливой судьбой. Проснулся, а наяву со стадом беда приключилась: волы погибли.

Решил Подкидыш; коли во сне радость, в жизни одни огорчания – и перестал читать заклятие. Но тотчас и во сне счастье от него отвернулось, а наяву неудачи продолжались: хозяйская ослица занемогла. Отправился пастух в горы набрать ей целебных трав и под кустом клад обнаружил. Поделился он богатством со своим хозяином, а тот его в дом взял и усыновил.

Теперь все переменилось: днем юноша благоденствовал, зато во сне его терзали кошмары. Богач Мо даже лекаря к нему позвал. Им оказался тот самый даос, что научил юношу заклятью. Объяснил он, что таким способом хотел внушить ему понятие о несовершенстве жизни.

И тогда пришло к Приемышу настоящее прозрение. Решил он бросить богатство и уйти с даосом. Оба они исчезли, как облака в небе. Верно, юноша сделался небожителем.

Футуристы

Игорь Северянин

Это было у моря

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж…

Королева играла – в башне замка – Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Было все очень просто, было все очень мило:

Королева просила перерезать гранат;

И дала половину, и пажа истомила,

И пажа полюбила, вся в молитвах сонат.

А потом отдавалась, отдавалась грозово,

До восхода рабыней проспала госпожа…

Это было у моря, где волна бирюзова,

Где ажурная пена и соната пажа.

Ирвин Уэлш

Кошмары Аиста Марабу

Рой Стрэнг находится в коме, но его сознание переполнено воспоминаниями. Одни более реальны – о жизни Эдинбургских окраин – и переданы гротескно вульгарным, косным языком. Другие – фантазия об охоте на африканского аиста марабу – рассказаны ярким, образным языком английского джентльмена. Обе истории захватывающе интересны как сами по себе, так и на их контрапункте – как резкий контраст между реальной жизнью, полной грязи и насилия, и придуманной – благородной и возвышенной. История Роя Стрэнга – шокирующий трип в жизнь и дикую активность сознания современного английского люмпена. Его галлюцинаторное стремление уничтожить стервятника – аиста марабу на самом деле является желанием разрушить ужасающие воспоминания, приведшие его к этому состоянию. Это смертельно забавный коктейль из пафоса, насилия и безобразного веселья, который может создать только Ирвин Уэлш. Наделяя грязный рассказ состраданием и сложностью, Уэлш создает жгучую историю отчаяния и, возможно, искупления.

Мы параллельно видим три слоя реальности сознания: 1) поверхностный – больница, Рой в коме, медсестры делают ему уколы, приходят родные, знакомые, говорят что-то, Рой все это понимает, но ему на всех них наплевать, они его только раздражают. Он кричит на них с использованием ненормативной лексики в собственном воображении. 2) более глубокий слой – воспоминания о детстве 3) самый глубокий слой – охота в Африке на аиста Марабу вместе с выдуманным им самим другом Сэнди Джеймисоном (“в прошлом профессиональный спортсмен и опытный охотник на диких зверей-каннибалов”). Даже в этом сне Рой понимает, что Сэнди “всего лишь метафора, игра воображения”, что Сэнди существует лишь у него в голове. Однако Сэнди временами выходит из-под его контроля, даже события иногда, но не в силах контролировать – внезапно в машине с ними оказывается его девушка, машина вдруг превращается в летающий корабль…. Рой не помнит, как они с Сэнди подружились, но он знает одно: по какой-то причине он “должен уничтожить крылатого хищника, питающегося падалью, известного как Аист Марабу”. Он хочет “извести эту злобную тварь с просторов Африки”. В этом им помогает Локарт Доусон, местный богач.

Воспоминания о детстве: “Мои родные, среди которых я вырос, это не семья, а генетическая катастрофа. Большинство людей живут с ощущением, что дома у них все нормально, я же с раннего детства стеснялся своей семьи. Осознание это пришло из-за тесного общения с соседскими семьями, наполнявшими отвратительный кроличий загон, в котором мы жили. Шотландия. Эдинбург. Блочные пятиэтажки 60-х годов постройки, бетонные гробы с длиннющими лестничными площадками, а вокруг ни кафе, ни церкви, ни почты, только такие же клетушки. Элементарная нормальность – вот чего нам не хватало.

Старик мой – клинический случай: отмороженный на всю голову. Мамец – и того хуже. Они были обручены давным-давно, но, когда пришло время пожениться, с ней случилось психическое расстройство, то есть первое из череды подобных расстройств. Это случалось с ней периодически на протяжении всей жизни, пока она не дошла до нынешнего состояния, когда уже нельзя с уверенностью сказать, в нормальном она состоянии или нет. Короче, в психушке она познакомилась с санитаром-итальянцем, с которым и сбежала. Через несколько лет вернулась с двумя моими сводными братьями, Тони () и Бернардом.

Старик уже собирался жениться на другой. Уже была назначена свадьба, когда мама – Вет снова появилась. Она сказала Джону, что он единственный, кого она всегда любила, и попросила на ней жениться. В итоге они скрепили брачные узы. Он взял на себя опеку над двумя итальянскими бамбино. Я родился примерно через год после свадьбы, еще через год на свет появилась моя сестренка Ким, а потом и Элджин – он страдал аутизмом.

Да, красивое семейство – это не про нас. У “Стрэнговой породы”, как нас называли соседи, была дебиловато-лунатичная физиономия, а у меня к тому же были большие оттопыренные уши – моя тяжкая ноша.

У отца была верная овчарка Уинстон, прости чудовище, я был счастлив, когда он отдал концы. Очень скоро его место занял еще более свирепый зверь той же породы, унаследовавший имя Уинстон. Он меня чуть не загрыз. Мне было лет восемь, и я смотрел по телику мультфильм про Супербоя. Я решил, что Уинстон II, это Крипто-Суперпес, и привязал к его ошейнику полотенце, чтобы было похоже на плащ, Разъяренный кобель набросился на меня и порвал мне ногу так, что и по сей день я немного прихрамываю… Отец то умолял, то угрожал, чтобы я никому об этом не говорил – мне пришлось выдумать, что на меня напали бездомные собаки. Я поклялся, что отомщу ему”.

У отца была мечта уехать в ЮАР, где жил Гордон, его брат. ЮАР всем представлялась как рай на земле. Но когда они туда все-таки приехали, Йоханнесбург оказался серым и унылым современным городом. Рой был ужасно разочарован, ведь он слышал, что Й. называют Городом Золота. Хорошую работу отцу найти не удалось – южно-африканская мечта не сбылась. К тому же дядя Гордон оказался педофилом и постоянно приставал к Рою. Однажды они вдвоем поехали покататься, а в ЮАР тогда было время политической нестабильности – и террористы подложили в машину взрывчатку. Рой вышел посмотреть на антилопу, а дядя в это время начал заводить машину. Прогремел взрыв – и дяди не стало. Ну, Рой не очень-то расстроился. В это время отец напившись, избил таксиста, и его приговорили к 6 месяцам тюрьмы. Из-за печального события с дядей, власти смягчились и отпустили его досрочно. Все вернулись в Шотландию.

Для Роя начались трудные времена. Местные хулиганы пристают к нему, отбирают еду. Он решает им отомстить и насилует девушку одного из них. Брат Бернард – “педик”, Рой его недолюбливает. Девственности Рой лишается под руководством старшего брата Тони, опытного ловеласа.

Уйдя из школы, Рой устроился на работу системным аналитиком и начал приносить деньги в семью Рой принадлежал к кэжуалсам, футбольным хулиганам, но об этом никто не знал. “Мне нравилась моя дурная слава “. Они частенько устраивали драки.

Однажды Рой вернулся с работы пораньше и принес для Уинстона косточку, он начинил ее шестидюймовыми гвоздями. Выйдя с ним погулять, он увидел свору собак. Тогда Рой подкинул Уинстону кость. Схватив ее, тот уже не мог ее выплюнуть, свора собак наросилась на него и разорвала ему морду. Ветеринар сшил ее, но Уинстон остался покалеченным. Рой на этом не остановился и через какое-то время убил его, засунув Уинстону в рот фейерверки.

Как-то раз на вечеринке Рой с друзьями Лексо, Демпсом и Оззи решили как следует “отыметь одну крошку”. Ее звали Кирсти и она была вся такая гордая и неприступная, что они порешили ее проучить и изнасиловали все по очереди. Рою сначала идея понравилась, но потом все происходящее стало ему отвратительно. Однако, он все же поучаствовал. Девушка сообщила в полицию, был суд. Но они представили все так, будто она сама этого хотела. Их признали невиновными. Рой сознавал свою вину, его начали мучить кошмары. Он устроился на работу в Манчестер, но и там он не смог от этого скрыться. Он познакомился с Дороти, замечательной девушкой, но их отношения через некоторое время разладились.

Брат Тони и сестра Ким спят вместе. У Бернарда СПИД.

Кирсти пришла к Рою в больницу и отрезав ему член, вытащила трубку из горла, чем убила его. Так закончилась жизнь Роя, который в конце концов понял, что это он сам и есть – Аист Марабу. И в этом кошмаре Джеймисон наводит на Аиста ружье и стреляет…

ДРАМАТУРГИЯ

МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ

Краткое содержание:

Моцарт и Сальери

Сцена 1

Комната

Сальери рассуждает о творчестве и своем призвании:

Преодолел

Я ранние невзгоды. Ремесло

Поставил я подножием искусству;

Я сделался ремесленник: перстам

Придал послушную, сухую беглость

И верность уху. Звуки умертвив,

Музыку я разъял, как труп. Поверил

Я алгеброй гармонию. Тогда

Уже дерзнул, в науке искушенный,

Предаться неге творческой мечты…

…

Усильным, напряженным постоянством

Я, наконец, в искусстве безграничном

Достигнул степени высокой. Слава

Мне улыбнулась; я в сердцах людей

Нашел созвучия своим созданьям…

…

Кто скажет, чтоб Сальери гордый был

Когда-нибудь завистником презренным,

Змеей, людьми растоптанною, вживе

Песок и пыль грызущею бессильно?

Никто! А ныне – сам скажу – я ныне

Завистник. Я завидую; глубоко,

Мучительно завидую. О, небо!

Где ж правота, когда священный дар,

Когда бессмертный гений – не в награду

Любви горящей, самоотверженья,

Трудов, усердия, молений послан –

А озаряет голову безумца,

Гуляки праздного?

О Моцарт, Моцарт!

В комнату входит Моцарт. Рассказывает, что, проходя мимо кабака, услышал, как слепой старик-скрипач играет Моцарта. Он привел старика с собой, просит чтобы тот сыграл что-нибудь из Моцарта. Тот играет, страшно перевирая мелодию. Моцарт смеется. Сальери в недоумении и негодовании:

Мне не смешно, когда маляр негодный

Мне пачкает мадонну Рафаэля!

Скрипач уходит. Моцарт говорит, что сочинил “безделицу”, наигрывает ее на фортепиано. Сальери поражен:

Ты с этим шел ко мне

И мог остановиться у трактира

И слушать скрыпача слепого! – Боже!

Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

Сальери приглашает Моцарта отобедать в трактире Золотого Льва. Моцарт соглашается и уходит. Сальери решает отравить Моцарта:

Я избран, чтоб его

Остановить, – не то мы все погибли

Мы все, жрецы, служители музыки,

Не я один с моей глухою славой…

Что пользы, если Моцарт будет жив

И новой высоты еще достигнет?

Подымет ли он тем искусство? Нет;

Оно падет опять, как он исчезнет:

Наследника нам не оставит он.

Что пользы в нем? Как некий херувим,

Он несколько занес нам песен райских,

Чтоб, возмутив бескрылое желанье

В нас, чадах праха, после улететь!

Так улетай же! чем скорей, тем лучше…

Сцена 2

Трактир

Моцарт и Сальери сидят за столом, Моцарт грустен, говорит, что его тревожит “Реквием”, который он пишет. Рассказывает историю, как “Реквием” был заказан: трижды к нему приходил человек в черном, а потом, заказав произведение, исчез и не появляется, хотя заказ выполнен. Моцарт говорит, что ему всюду мерещится этот черный человек и чудится, что он сидит третьим у них за столом. Сальери пытается успокоить Моцарта, вспоминает Бомарше, который советовал ему:

Слушай, брат Сальери,

Коль мысли черные к тебе придут,

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти “Женитьбу Фигаро”.

Моцарт вспоминает слух о том, будто Бомарше кого-то отравил, и говорит, что в это не верит, так как

Он же гений,

Как ты да я. А гений и злодейство –

Две вещи несовместные…

Сальери бросает в стакан Моцарту яд. Моцарт выпивает, идет к фортепьяно, играет “Реквием”. Сальери плачет.

Эти слезы

Впервые лью: и больно и приятно,

Как будто тяжкий совершил я долг,

Как будто нож целебный мне отсек

Страдавший член!…

Моцарт чувствует себя плохо и уходит. Сальери остается один:

Ты заснешь

Надолго, Моцарт! но ужель он прав,

И я не гений? Гений и злодейство –

Две вещи несовместные? Неправда:

А Бонаротти? или это сказка

Тупой, бессмысленной толпы – и не был

Убийцею создатель Ватикана?

(По легенде, Микеланджело убивал натурщиков, позировавших ему для скульптур, чтобы подобия его произведению на свете не существовало.)

Англия, 1990 – 1920-е гг. Историю Честера Ниммо, человека, которого лишь один шаг отделял от поста премьер-министра Англии, рассказывает его бывшая жена.

Нина Вудвил знакомится с Честером, когда он служит клерком в конторе по купле-продаже недвижимости в небольшом провинциальном городке. Нина – сирота, ее воспитывала тетка, которая с упоением играет в политические игры и вечно проталкивает то или иное юное дарование мужского пола в тот или иной комитет. Честер ходит у нее в любимчиках, потому что он приводит в порядок ее счета и сообщает городские сплетни. Ему тридцать четыре, он обладает привлекательной, хотя несколько вульгарной, по мнению молодых снобов, внешностью, происходит из очень бедной семьи. Честер – самоучка, нонконформист и радикал, “добрый христианин” и весьма красноречивый человек, мирской проповедник евангелической общины. Нину он нисколько не интересует, она с детства влюблена в своего дальнего родственника Джима Лэттера и ждет от него ребенка. Но не успевает она и глазом моргнуть, как усилиями тетушки оказывается женой Честера, который согласен на многое и ради самой Нины, и ради “пяти тысяч фунтов приданого и семейных связей”. Однако надо отдать ему должное – он так вежлив, деликатен и мил, что Нина не чувствует себя несчастной и находит, что в браке с ним есть свои положительные стороны. Все, что от нее требуется, – это “быть предупредительной”. Конечно, у них довольно мало общего. Больше всего ее удивляет то, что Честер то и дело обращается к Господу, а также его гипертрофированное классовое чувство. Выходец из низов, он во всем видит “тайный сговор” правящих классов, и даже к жене относится как к классовому врагу, непрерывно попрекая ее тем, что она его презирает за “неджентльменство”. Джентльменов он искренне ненавидит, но при всем при том заявляет, что всегда хотел жениться на леди. Вообще Нина скоро убеждается, что к такому человеку нельзя подходить с обычными мерками, в нем удивительным образом сочетаются лицемерие и искренность, возмущение бедностью народа и стремление к личному благосостоянию, чувствительность и жестокость. Ему ничего не стоит заставить себя свято верить в то, что в данный момент отвечает его целям и желаниям, а на другой день столь же свято верить в нечто прямо противоположное. Близкое знакомство с Честером и его окружением приводит Нину к мысли, что все политики живут в “призрачном мире интриг, химер и честолюбивых стремлений” и никому уз них нет дела до “правды и честности”. Но ложь Честера всякий раз содержит в себе долю правды, а чисто эгоистическое стремление к власти облекается в красивую форму заботы о благе народа и страны, причем это происходит на подсознательном уровне, – в тот момент, когда Честер Ниммо что-либо говорит, он действительно так думает, и в этом его сила. Жизнь для Честера – просто “соотношение сил”, поэтому бессмысленно упрекать его в безнравственности.

Политическая карьера Честера начинается с открытого письма в газету и памфлета против тарбитонского муниципалитета, в которых полно преувеличений и лжи. Но именно благодаря буре, вызванной этими публикациями, Честер становится членом муниципалитета и кандидатом в совет графства. Следующий шаг – антивоенные митинги, обычно заканчивающиеся скандалами с членовредительством, зато имя Честера попадает в центральные газеты, и он сразу становится заметной фигурой. Нина волей-неволей втягивается в деятельность Честера, помогает ему, и чем больше узнает мужа, тем большую неприязнь к нему испытывает. Из армии возвращается Джим, их роман возобновляется, Нина собирается уйти от Честера, но тот ловит ее на вокзале и там же, в зале ожидания, произносит прочувствованную речь, из которой следует, что их брак несет благо не только им самим, но и “ближним”. Главный дар, которым Честера Ниммо наделила природа, – дар оратора: “проникновенный” голос, красноречие и убежденность в собственной правоте – этого достаточно для того, чтобы успешно манипулировать людьми. А вернувшись к Честеру, Нина оказывается в самой гуще предвыборной борьбы, и ей становится не до Джима. В ход идет все, даже беременность Нины, Честер побеждает, и его вместе с Ниной на руках выносят из ратуши. Он признается в том, что ждал этого двадцать пять лет.

Начинается новый этап – путь к вершинам власти. Честер покупает особняк в Лондоне, который превращается в штаб-квартиру радикалов, вся его жизнь проходит в непрерывных совещаниях, заседаниях и обсуждениях. Он становится заметной фигурой в партии, потому что выражает интересы определенной группы радикалов и обладает бешеной энергией. Вдобавок он умеет вступать в контакт с нужными людьми – крупными промышленниками и даже ленд-лордами, которых еще совсем недавно называл в своих речах не иначе как “кровопийцами”. Вследствие новых связей заметно улучшается его финансовое положение: богатые либералы, предпочитающие вносить предложения в парламент, оставаясь в тени, не только дают ему взаймы крупные суммы, но и предлагают директорское кресло в правлении двух компаний и пай в акционерном обществе, и, как и следовало ожидать, Честер оказывается хорошим дельцом.

После выборов 1905 г. Честер Ниммо входит в состав нового правительства, где занимает пост заместителя министра, а еще через четыре года – министра угольной промышленности. Его окружает не только слава, но и ненависть. Бывшие “соратники” обвиняют его в том, что он “продался капиталистам” и “вкушает радости своего положения” , совет радикалов угрожает лишить его поддержки. А бывший бунтарь Честер теперь высоко ценит лояльность и, хотя по-прежнему верит в “классовые заговоры”, предпочитает не уточнять, какой именно класс он представляет.

“Полевение” Честера, которое происходит в 1913 г., никоим образом не является результатом раскаяния, просто он решает “поставить на пацифизм”, потому что большинство избирателей боится войны. Поездка по стране приносит ему тысячи голосов, он становится одним из самых влиятельных людей в палате общин. Во время июльского правительственного кризиса после очередного митинга в защиту мира всем кажется, что Честер вот-вот станет премьер-министром, но… начинается война. И тут Честер Ниммо совершает шаг, из-за которого его будут считать воплощением “лицемерия и вероломства”. Вместо того чтобы подать в отставку, как прочие члены правительства, выступавшие против войны, он как ни в чем не бывало входит в кабинет Ллойд Джорджа в качестве министра тяжелой промышленности. При этом в очередной публичной речи вдруг заявляет, что прежде “был введен в заблуждение”, а теперь хочет “встать на сторону дела мира и свободы против агрессии”. Нина с удивлением видит, что хотя Честер просто-напросто “переметнулся” в другой стан, многие считают, что он поступил правильно и честно, а число новых друзей нисколько не меньше числа приобретенных врагов. Сам Честер цинично замечает, что “вся эта возня очень скоро забудется”.

Достигнув вершин власти, он перестает притворяться защитником обездоленных, не скрывает презрения к народу, хладнокровно и жестоко расправляется со старыми друзьями, как только те начинают ему мешать. Перед Ниной он тоже не считает нужным притворяться, и из кроткого, деликатного, и терпимого мужа превращается в капризного семейного деспота. Честер действительно любит Нину, и любовь делает его беспощадным врагом собственной жены. Едва переехав в Лондон, он приставляет к ней шпиона, своего секретаря, а потом прилагает все усилия к тому, чтобы спровадить Джима Лэттера в колонии. Каждый его шаг направлен на то, чтобы связать жену, лишить ее свободы, и только природное умение мириться с обстоятельствами и страх удерживают ее рядом с человеком, которого она так и не смогла полюбить. Столь же пагубно его влияние на судьбу детей Нины, хотя Честер по-своему привязан к ним и не выносит даже намека на то, что отец не он.

Звезда Честера закатывается вскоре после войны, и это происходит так же неожиданно, как в свое время начинался его взлет. Во время очередной предвыборной кампании толпа забрасывает Честера Ниммо тухлыми помидорами. Скорее всего, этот провал – признак общего охлаждения к партии либералов, что подтверждается великой катастрофой 1924 г., когда либералы потерпели сокрушительное поражение на выборах. Он уже старик, Нина все-таки уходит от него к Джиму, но Честер под предлогом работы над мемуарами, для чего ему требуется постоянная помощь Нины, живет в их доме. Он умудряется то и дело совершать на бывшую жену неожиданные любовные атаки, чем приводит в ярость Джима. Нина живет в постоянном напряжении, но чувствует себя очень счастливой, ибо никогда прежде Джим “не любил ее так сильно”.

А. В. Дружинин

Полинька Сакс

Когда Константин Александрович Сакс объявил жене, что должен ехать недели на три в провинцию, Полинька расплакалась и стала просить мужа отказаться от поездки. Ей грустно, ее мучают дурные предчувствия.

Но Сакс не просто чиновник по особым поручениям, а человек долга и чести. Дело казнокрада Писаренко он должен довести до конца. Речь идет о сотне тысяч казенных денег. Казна же пополняется из мужицкого кармана. Да и не верит он, тридцатидвухлетний мужчина, предчувствиям девятнадцатилетней жены, недавней пансионерки.

Детскость и наивность, конечно, и составляют прелесть горячо любимой Полиньки, однако ему все же хочется, чтоб она стала более зрелой в поступках и мыслях.

Пока идет этот разговор, слуга докладывает, что князь Галицкий просит позволения видеть их обоих: у него письма для Константина Александровича и Полины Александровны.

Саксу весьма неприятен этот визит, но жена уже распорядилась просить князя в гостиную. А ведь Галицкий года два назад сватался к

Полиньке, однако по легкомыслию и самонадеянности уехал за границу, на воды, не поговорив ни с родителями девушки, ни с ней самой. Там до него и дошла весть о замужестве предмета его страстной любви.

Его чувство сильно, но эгоистично. Ранний успех у женщин породил апатию, преодолеть которую может только страсть необыкновенная, причудливая. Он и влюбился не в женщину, а в ребенка. Как и Сакс, он очарован детскостью, наивностью и непосредственностью изящной и миниатюрной Полиньки. Вот только его появление в их доме вовсе не случайность. Письма лишь предлог, придуманный его сестрой Анет Красинской, Полинькиной подругой еще по пансиону. Она же предложила соседу по имению Залешину написать Саксу и, воспользовавшись оказией, отправить с ее братом, который все равно повезет ее письмо Полиньке. Подруге же она сообщает об отчаянии брата, о его даже болезни после того, как она вышла замуж за Сакса. Этот старый, неказистый чиновник не стоит Полиньки. Он страшный человек. Ведь на Кавказе он оказался после дуэли, закончившейся смертью противника.

Залешин – давний, еще со времен кавказской службы, друг Сакса. И письмом своим он предупреждает, что князь Галицкий опасен для его семейного счастья. Успех князя у женщин общеизвестен, он молод, богат, удачлив и красив, умеет расположить к себе любого.

Между тем опасность гораздо серьезнее, чем пишет Залешин. Князь успел сговориться с Писаренко, чтобы тот задержал Сакса во время расследования до момента, когда он напишет и перешлет ему записку с одним только словом “довольно”.

Чтобы завоевать Полиньку, нужно время. Князь хорошо понимает, что ее способность любить не совсем еще развилась в ней, не осознана ею, и его цель – сосредоточить на себе эту ее потребность в любви. Он избрал тактику откровенных признаний, бурных всплесков страсти или отчаяния.

УВЫ, через некоторое время это принесло успех ему и страдания Полиньке, терзавшейся сознанием своей греховности и преступности. Узнав об этом, Сакс хотел было мстить обоим, но как мстить ребенку, который сам не понимает, что настряпал! Да похоже, молодые люди полюбили друг друга, и дело там нешуточное. Нет, Сакс не прибавит к уже состоявшемуся унижению новое. Он поступит иначе, чем все. Месяц он прячет свою жену на уединенной даче (Галицкий совсем потерял рассудок и торчит под окнами их петербургской квартиры), а потом в присутствии обоих объявляет, что отказывается от своих прав, вручает удостоверяющие это бумаги, но предупреждает, что, обвенчавшись, Полинька с князем должны уехать за границу. Однако он, потерявший в Полиньке разом и жену и дочь, будет пристально следить за тем, чтобы дитя его не стало несчастливо. При первой ее слезе – он (князь) человек погибший.

Молодые люди повержены величием поступка этого необыкновенного человека и едут в Италию. Однако и там Полиньке часто вспоминаются странные слова первого мужа в момент прощания, и они постоянно давят ей сердце какой-то тяжестью.

Между тем пережитые потрясения положили начало чахотке. С болезнью, с угрозой смерти приходит и осознание собственной души. Становится ясным, что Полинька любит и любила всегда Константина Сакса, только не понимала ни его, ни себя, ни жизни. А теперешнего мужа просто жалела. Окончательно Полинька понимает все это, когда Сакс в отсутствие князя появляется в их доме и спрашивает ее, отчего она все хворает, нет ли какого горя у нее? “Прости меня…” – шепчет в ответ бедная женщина. Сакс целует ее руку и удаляется.

С этого момента Полинька уже не может больше любить князя: он не мужчина, он дитя, она стара для его любви. Это Сакс человек, мужчина: душа его велика и спокойна. Она любит его. Она написала ему письмо, которое после ее смерти горничная должна отправить на его имя. Оно откроет ему, что она оценила его и его величайшую жертву и платит ему беспредельной любовью.

Сакс, целый год следивший за князем и его женою, после визита к Полиньке уезжает в Россию и поселяется в имении Залешина, где в один из тихих летних вечеров ему вручают письмо из Италии от княгини П. А. Галицкой.

Менипп рассказывает Другу о своем необычайном путешествии, поражая собеседника точными данными о расстоянии от Земли до Луны, до Солнца и, наконец, до самого неба – обиталища богов Олимпийцев. Оказывается, Менипп лишь сегодня вернулся на Землю; он гостил у Зевса.

Друг сомневается: неужели Менипп превзошел Дедала, превратившись в ястреба или в галку?! Он иронизирует: “Как же, о величайший храбрец, ты не побоялся упасть в море и дать ему от своего имени название Мениппейского, как тот его сын – Икарийскому?”

Менипп давно интересовался всем, что касается природы мироздания: происхождением громов и молний, снега и града, сменой времен года, многообразием форм Луны и многим другим. Сперва он обратился к длиннобородым и бледным философам. Но каждый из них лишь оспаривал мнение других, утверждая противоположное, и требовал, чтобы верили только ему. Взяв с Мениппа немалые деньги за науку, они окатили его дождем первопричин, целей, атомов, пустот, материй, идей и прочего. Ступая лишь по земле, часто будучи немощными и даже близорукими, они хвастливо рассуждали о точных размерах Солнца, звезд и особенностях надлунного пространства. Сколько стадиев от Мегар до Афин, они не знают. Зато расстояния между светилами им якобы известны, измеряют толщину воздуха и глубину океана, окружность Земли и многое другое. Говоря о предметах далеко не ясных, они не довольствуются предположениями, но упорно настаивают на своей правоте, утверждая, например, что Луна обитаема, что звезды пьют воду, которую Солнце, словно на колодезной веревке, черпает из моря и поровну распределяет между ними.

Мениппа возмущает и противоречивость суждений философов, их “полное разномыслие” по вопросу о мире: одни утверждают, что он не создан и никогда не погибнет, другие признают Творца, но при этом не могут объяснить, откуда он явился. Нет согласия среди этих ученых по поводу конечности и бесконечности бытия, одни считают, что существует большое число миров, а другие – что этот мир единственный. Наконец один из них, далеко не миролюбивый человек, считает раздор отцом всего миропорядка. Так же одни полагают, что богов много, а другие – что бог един. А иные вообще отрицают существование богов, бросая мир на произвол судьбы, лишая его владыки и вождя.

Вконец потеряв терпение от этой сумятицы суждений, Менипп решает все выяснить самолично, поднявшись на небо. Поймав большого орла и ястреба, он отрезает у них по крылу и, учтя трагический опыт Дедала с непрочным воском, ремнями крепко привязывает крылья к плечам. После пробных полетов с акрополя смельчак облетел немалую часть Эллады и достиг Тайгета. С этой знаменитой горы Менипп летит на Олимп и, запасшись там самой легкой едой, взмывает в небо. Прорвавшись сквозь облака, он подлетел к Луне и присел на ней передохнуть и, подобно Зевсу, обозрел все известные ему земли от Эллады до Индии.

Земля показалась Мениппу очень маленькой – меньше Луны. И лишь пристально приглядевшись, он различил Колосса Родосского и башни на Форосе. Воспользовавшись советом неизвестно откуда взявшегося на Луне философа Эмпедокла, он вспомнил, что одно крыло у него – орлиное! А ведь никто из живых существ не видит лучше орла! В тот же миг Менипп стал различать даже отдельных людей. Одни плыли по морю, вторые сражались, третьи обрабатывали землю, четвертые судились;

Видел женщин, животных и вообще все то, что “питает плодородная почва”.

Увидел Менипп и то, как люди непрерывно грешат. Разврат, убийства, казни, грабежи происходили во дворцах ливийских, фракийских, скифских и прочих царей. “А жизнь частных лиц казалась еще смешней. Здесь я увидел Гермодора-эпикурейца, приносящего ложную клятву из-за тысячи драхм; стоика Агафокла, который обвинял перед судом одного из своих учеников за неуплату денег; оратора Клиния, крадущего чашу из храма Асклепия…” Словом, в разнообразной жизни землян смешалось и смешное, и трагическое, и хорошее, и плохое. Больше всего смеялся Менипп над теми, кто спорит о границах своих владений, ибо сверху вся Эллада представлялась ему “величиною пальца в четыре”. С такой высоты люди казались Мениппу сродни муравьям – ведь и у муравьев, по-видимому, есть свои строители, солдаты, музыканты и философы. Тем более что по преданию, например, воинственных мирмидонян Зевс сотворил именно из муравьев.

Наглядевшись на все это и от всей души посмеявшись, Менипп полетел еще выше. На прощанье Луна просила заступиться за нее перед Зевсом. Земные философы-болтуны распространяют о Луне всякие небылицы, и это ей, признаться, надоело. Луне уже невозможно будет оставаться в этих местах, если он не сотрет в порошок философов и не заткнет рот этим болтунам. Пусть Зевс разрушит Стою, поразит громом Академию и прекратит бесконечные разглагольствования перипатетиков. Поднявшись на крайнее небо, Менипп был встречен Гермесом, который незамедлительно доложил Зевсу о прибытии земного гостя. Царь богов милостиво принял его и терпеливо выслушал. А затем он направился к той части неба, откуда были лучше всего слышны молитвы и просьбы людей.

По дороге Зевс расспрашивал Мениппа о земных делах: почем теперь пшеница в Элладе, нужны ли обильные дожди, жив ли хоть кто-то из рода Фидия и задержаны ли ограбившие храм в Додоне. Наконец последовал вопрос; “А что обо мне думают люди?” “О тебе, владыка, их мнение самое благочестивое. Люди считают тебя царем богов”.

Зевс, однако, сомневается: прошли времена, когда люди почитали его и как верховного бога, и как пророка, и как целителя. А когда Аполлон основал в Дельфах прорицалище, Асклепий в Пергаме – лечебницу, во Фракии появился храм Бендиды, а в Эфесе – Артемиды, люди перебежали к новым богам, Зевсу же теперь лишь раз в пять лет приносят жертвы в Олимпии. И Менипп не решается ему возражать…

Сев на троне там, где он обычно выслушивал молитвы, Зевс стал поочередно снимать крышки с отверстий, напоминающих колодцы. Оттуда и доносились людские просьбы: “О Зевс, дай мне достигнуть царской власти!”, “О Зевс, пусть произрастают лук и чеснок!”, “О боги, да умрет мой отец как можно скорее!”, “О Зевс, пусть я буду увенчан на Олимпийских состязаниях!”…

Мореплаватели просили о попутном ветре, земледельцы – о ниспослании дождя, сукновалы – о солнечной погоде. Зевс всех выслушивал и поступал по своему усмотрению.

Затем он снял крышку с другого колодца и стал слушать произносящих клятвы, а потом занялся предсказаниями и оракулами. После всего он дал указания ветрам и погодам: “Сегодня пусть будет дождь в Скифии, в Ливии пусть гремит гром, а в Элладе пусть идет снег. Ты, Борей, дуй в Лидии, а ты, Нот, оставайся спокоен”.

После этого Менипп был приглашен на пир богов, где возлежал подле Пана и Карибантов – богов, так сказать, второразрядных. Деметра раздала им хлеб, Дионис вино, а Посейдон – рыбу. По наблюдениям Мениппа, сами высшие боги угощались лишь нектаром и амвросией. Наибольшую же радость им доставлял чад, поднимающийся от жертв. Во время обеда Аполлон играл на кифаре, Силен плясал кордак, а музы пели из “Теогонии” Гесиода и одну из победных од Пиндара.

На следующее утро Зевс повелел всем богам прийти на собрание. Повод – прибытие на небо Мениппа. А раньше Зевс с неодобрением наблюдал за деятельностью некоторых философских школ : “Прикрываясь славным именем Добродетели, наморща лбы, длиннобородые, они гуляют по свету, скрывая свой гнусный образ жизни под пристойной внешностью”.

Эти философы, развращая молодежь, способствуют падению нравов. Не заботясь о пользе государства и частных лиц, они осуждают поведение других, наиболее уважая тех, кто громче всех кричит и ругается. Презирая трудолюбивых ремесленников и земледельцев, они никогда не помогут бедному или больному. “Но всех их своей наглостью превосходят так называемые эпикурейцы. Понося нас, богов, безо всякого стеснения, они доходят до того, что осмеливаются утверждать, будто боги нисколько не заботятся о человеческих делах…”

Все боги возмущены и просят немедленно покарать негодников-философов. Зевс согласен. Но вынужден отложить исполнение приговора: ближайшие четыре месяца священны – объявлен божий мир. Но уже в будущем году все философы будут безжалостно истреблены Зевесовой молнией. Что же касается Мениппа, то, хоть и встретили его тут благосклонно, решено крылья у него отнять, “…чтобы впредь он к нам больше не являлся и пусть Гермес сегодня же спустит его на Землю”.

Так завершилось собрание богов. Менипп вернулся на Землю и поспешил в Керамик сообщить прогуливающимся там философам последние новости.

Анатолий Андреевич Ким

Соловьиное эхо

Повесть (1980)

В дождливую летнюю ночь 1912 г. на одной из пристаней Амура пароход оставляет в одиночестве молодого человека. Это немец Отто Мейснер, магистр философии, питомец Кенигсбергского университета. Невнятное чувство, будто он когда-то бывал здесь, хранится в его душе. Ему кажется, что он является двойником другого Отто Мейснера, который уже существовал давным-давно или будет существовать в грядущие времена. Отто Мейснер трогает в кармане рекомендательное письмо к здешнему скупщику опиума корейцу Тяну от хабаровского купца Опоелова. С купцом имел давние и большие дела дед Отто, Фридрих Мейснер. В предписании, которое дед составил перед путешествием для внука, много пунктов. Цель посещения Дальнего Востока – изучение производства опиума и возможностей монопольного охвата торговли этой продукцией, а также получение еще одного полезного знания для молодого ищущего ума.

Словно Харон, у пристани появляется старик в лодке. У него и спрашивает Отто Мейснер, как найти купца Тяна. Провожатые ведут магистра в село над высоким берегом. В доме купца Отто слышит женский плач и причитания. Прочитав письмо, купец оставляет гостя в отведенной ему комнате. Укладываясь спать, Отто мысленно желает своему деду доброй ночи.

После утреннего туалета Отто готовит на спиртовке кофе, запах которого распространяется по всему дому. Приходит хозяин, рассказывает о своей беде: тяжело больна и находится при смерти его младшая дочь. Но Тян уверяет гостя, что сделает для него все так, как пишет в письме Опоелов. Кореец уходит, но спустя некоторое время возвращается и просит чашку кофе. Оказывается, умирающая восемнадцатилетняя девушка хочет попробовать то, что так удивительно пахнет. Отто заваривает новый кофейник и несет его девушке. И за время, пока тоненькая струйка кофе льется в фарфоровую чашку, рассказывающий эту историю через много лет внук Отто Мейснера видит все, что осуществится между его дедом и распростертой перед ним на одре болезни корейской девушкой Ольгой.

Больная поправляется. И купец Тян теперь в полной мере уделяет внимание гостю, обучая его хитрым секретам выращивания мака.

Однажды ночью Отто долго слушает соловьиное пение и во сне видит свое объяснение с Ольгой. Над водами Стикса, на высоком мосту, под которым слышится глухое покашливание оставшегося без работы Харона, они встречаются, и Ольга говорит о том, что она отныне и навеки принадлежит только ему, Отто, и предлагает бежать вместе из родительского дома. И уже не во сне, а наяву вскоре они обсуждают план бегства. Ольга уезжает из дома – якобы погостить к родне, в другом селе садится на пароход. К прибытию этого парохода Отто прощается с хозяином и отплывает – уже вместе с Ольгой. После первого поцелуя Ольга подходит к окну каюты, чтобы в последний раз посмотреть на родной берег. И видит приникшую к стеклу старшую сестру. Сестра бросается в воду и кричит: “Ты еще вернешься ко мне, Ольга! Вот увидишь!”

На второй день беглецы сходят с парохода и венчаются в церкви большого села. На высоком берегу, под яблоней, на походной кровати Отто укладывает свою жену спать. А сам смотрит в небо, разговаривая с одной из звезд – со своим будущим внуком.

В Чите, куда привозит Отто свою жену, он живет у доверенного лица своего деда, владельца пушных факторий Ридера. Это время – лучшее в жизни молодых супругов. К Рождеству выясняется, что Ольга носит в себе еще одну жизнь. Отто ничего не таит в своих письмах к деду и получает в ответ сдержанные поздравления. Дед напоминает: кроме личного счастья, человек не должен забывать о своем высшем предназначении, о своих обязанностях и рекомендует внуку продолжить путешествие, чтобы изучить асбестовые месторождения Тувы и байкальские промыслы омуля. В Иркутске у Ольги рождается первенец. Это событие заставляет Отто отложить на долгое время все дела, и лишь к концу августа они выезжают в Туву.

Ничто так не обнаруживает могучей связи людей через любовь, как минута смертельной опасности. Зимой, когда Мейснеры едут в степи на санях с возницей-хакасом, на них нападают волки. Ольга склоняется под огромным тулупом над ребенком, хакас дико рвет вожжи, Отто отстреливается от наседающих волков. Теряя одного хищника за другим, стая медленно отстает.

И вот уже новый возница сидит в повозке, и запряжена она тремя большими волками, которых убил в схватке магистр философии, и набирают они высоту над землей, изумленно глядя на проплывающий мимо небесный мир. Так представляет своих деда с бабкой рассказчик этой истории, один из многочисленных огненно-рыжих внуков – рыжими волосами и корейскими чертами лица наградили своих потомков Отто с Ольгой.

Война застает Мейснеров в приволжском городке. Путешествующий в глуби России немец вызывает подозрения, и Отто сам решает идти в полицию, чтобы объясниться с властями и сдать револьвер. Провожая его, Ольга чувствует, как шевельнулся под сердцем второй ребенок. По дороге Мейснер встречает огромную толпу манифестантов, и лишь чудом “тевтон”, как угрожающе кричат ему из толпы, избегает слепой расправы. Отто уходит из города, к восточной стороне горизонта, и стреляется на краю далекого ржаного поля, не испытав в этот момент ничего, кроме чувства вины перед женой и несильной физической боли. Хозяин дома, где жили Мейснеры, уходит на фронт, дома остается его бездетная жена Надя, с которой Ольга и переживает войну, революцию и поволжский голод. В двадцать пятом году Ольга с детьми возвращается на Дальний Восток к сестре, подтвердив ее предсказание.

Рассказчик этой истории, внук Отто Мейснера и Ольги, после измены своей жены уезжает из Москвы, поселяется в приволжском татарском селе и работает в местной школе. По ночам он слушает соловьиные концерты, словно доносящиеся эхом из прошлого, мысленно беседует со своим дедом Отто Мейснером о том, что все в этом мире имеет причину и свое особенное значение. И это знание, открывшееся в их беседах, можно передать даже неродившимся своим златоголовым внукам – “для того и живут, гремят, бегут сквозь прозрачное земное время благозвучные человеческие письмена”.

В. М. Сотников

ГРЕЦИЯ

Еврипид (euripides) 485 (или 480) – 406 до н. э.

Ифигения в Авлиде (Iphigeneia he en aulidi) – Трагедия (408-406 до н. э.)

Начиналась Троянская война. Троянский царевич Парис обольстил и похитил Елену, жену спартанского царя Менелая. Греки собрались на них огромным войском, во главе его встал аргосский царь Агамемнон, брат Менелая и муж Клитемнестры – сестры Елены. Войско стояло в Авлиде – на греческом берегу, обращенном к Трое. Но отплыть оно не могло – богиня этих мест Артемида, охотница и покровительница рожениц, наслала на греков безветрие или даже противные ветры.

Почему Артемида это сделала – рассказывали по-разному. Может быть, она просто хотела защитить Трою, которой покровительствовал ее брат Аполлон. Может быть, Агамемнон, на досуге развлекаясь охотою, одной стрелою поразил лань и не в меру гордо воскликнул, что сама Артемида не ударила бы метче, – а это было оскорблением богине. А может быть, случилось знаменье: два орла схватили и растерзали беременную зайчиху, и гадатель сказал: это значит – два царя возьмут Трою, полную сокровищ, но им не миновать гнева Артемиды, покровительницы беременных и рожениц. Артемиду нужно умилостивить.

Как умилостивить Артемиду – об этом рассказ был только один. Гадатель сказал: богиня требует себе человеческой жертвы – пусть на алтаре будет зарезана родная дочь Агамемнона и Клитемнестры, красавица Ифигения. Человеческие жертвы в Греции давно уже были не в обычае; а такая жертва, чтобы отец принес в жертву дочь, была делом совсем неслыханным. И все-таки жертву принесли. За Ифигенией послали гонцов: пусть ее привезут в греческий стан, царь Агамемнон хочет выдать ее замуж за лучшего греческого героя – Ахилла. Ифигению привезли, но вместо свадьбы ее ждала смерть: ее связали, завязали ей рот, чтобы крики ее не мешали обряду, понесли к алтарю, жрец занес над нею нож… Но здесь богиня Артемида смилостивилась: она окутала алтарь облаком, бросила под нож жреца вместо девушки жертвенную лань, а Ифигению унесла по воздуху на край земли, в Тавриду, и сделала там своей жрицей. О судьбе Ифигении в Тавриде Еврипид написал другую трагедию. Но никто из греков не догадывался о случившемся: все были уверены, что Ифигения пала на алтаре. И мать Ифигении, Клитемнестра, затаила за это смертную ненависть к Агамемнону, своему мужу-детоубийце. Сколько страшных дел последовало за этим, покажет потом Эсхил в своей “Орестее”.

Вот об этом жертвоприношении Ифигении и написал свою трагедию Еврипид. В ней три героя: сперва Агамемнон, потом Клитемнестра и, наконец, сама Ифигения.

Начинается действие разговором Агамемнона со своим верным стариком рабом. Ночь, тишь, безветрие, но в сердце Агамемнона нет покоя. Хорошо рабу: его дело – послушание; тяжело царю: его дело – решение. В нем борются долг вождя: повести войско к победе – и чувство отца: спасти свою дочь. Сперва долг вождя пересилил: он послал в Аргос приказ привезти Ифигению в Авлиду – будто бы для свадьбы с Ахиллом. Теперь пересилило чувство отца: вот письмо с отменой этого приказа, пусть старик как можно скорее доставит его в Аргос к Клитемнестре, а если мать с дочерью уже выехали, пусть остановит их в дороге и вернет назад. Старик уходит в путь, Агамемнон – в свой шатер; всходит солнце. Появляется хор местных женщин: они, конечно, ни о чем не знают и в долгой песне искренне прославляют великий задуманный поход, перечисляя вождя за вождем и корабль за кораблем.

Песня хора обрывается неожиданным шумом. Раб-старик недалеко ушел: при выходе из лагеря его встретил тот, кому эта война нужнее и дороже всего, – царь Менелай; недолго думая, он отнял тайное письмо, прочитал его и теперь осыпает Агамемнона укорами: как, он изменил себе и войску, он приносит общее дело в угоду своим семейным делам – хочет сохранить дочь? Агамемнон вспыхивает: не Менелай ли затеял все это общее дело в угоду собственным семейным делам – чтобы вернуть жену? “Тщеславец! – кричит Менелай, – ты домогся командования и слишком много берешь на себя!” “Безумец! – кричит Агамемнон, – много я беру на себя, но греха на душу не возьму!” И тут – новая пугающая весть: пока братья спорили, никем не предупрежденная Клитемнестра с Ифигенией уже подъехала к лагерю, войско уже знает об этом и шумит о царевниной свадьбе. Агамемнон поникает: он видит, что одному против всех ему не выстоять. И Менелай поникает: он понимает, что конечный виновник гибели Ифигении – все-таки он. Хор поет песню с любви доброй и недоброй: недоброй была любовь Елены, вызвавшая эту войну.

Въезжают Клитемнестра и Ифигения, сходят с колесницы; почему так печально встречает их Агамемнон? “Царские заботы!” Точно ли Ифигению ожидает свадьба? “Да, ее поведут к алтарю”. А где же свадебная жертва богам? “Ее я и готовлю”. Агамемнон уговаривает Клитемнестру оставить дочь и вернуться в Аргос. “Нет, никогда: я – мать, и на свадьбе я – хозяйка”. Клитемнестра входит в шатер, Агамемнон идет в лагерь; хор, понимая, что жертвы и войны не миновать, заглушает печаль песней о грядущем падении Трои.

За всем этим остался забыт еще один участник действия – Ахилл. Его именем воспользовались для обмана, не сказавши ему. Сейчас он как ни в чем не бывало подходит к шатру Агамемнона: долго ли ждать похода, воины ропщут! Навстречу ему выходит Клитемнестра и приветствует его как будущего зятя. Ахилл в недоумении, Клитемнестра – тоже; нет ли здесь обмана? И старик раб раскрывает им обман: и умысел против Ифигении, и мучения Агамемнона, и его перехваченное письмо. Клитемнестра в отчаянии: она с дочерью в ловушке, все войско будет против них, одна надежда – на Ахилла, ведь он обманут так же, как они! “Да, – отвечает Ахилл, – я не потерплю, чтобы царь играл моим именем, как разбойник топором; я воин, я повинуюсь начальнику на благо дела, но отказываюсь от повиновения во имя зла; кто тронет Ифигению, будет иметь дело со мной!” Хор поет песню в честь Ахилла, поминает счастливую свадьбу его отца с морской богиней Фетидой – такую непохожую на нынешнюю кровавую свадьбу Ифигении.

Ахилл ушел к своим воинам; вместо него возвращается Агамемнон: “Алтарь готов, пора для жертвоприношенья” – и видит, что его жена и дочь уже все знают. “Ты готовишь в жертву дочь? – спрашивает Клитемнестра. – Ты будешь молиться о счастливом пути? и о счастливом возврате? ко мне, у которой ты отнимаешь невинную дочь за распутницу Елену? кее сестрам и брату, которые будут шарахаться от твоих кровавых рук? и даже не побоишься правой мести?” – “Пожалей, отец, – заклинает Ифигения, – жить так радостно, а умирать так страшно!” – “Что страшно и что не страшно, я знаю сам, – отвечает Агамемнон, – но вот в оружии стоит вся Греция, чтобы чужеземцы не позорили ее жен, и для нее мне не жаль ни своей крови, ни твоей”. Он поворачивается и уходит; Ифигения жалобной песней оплакивает свою судьбу, но слова отца запали ей в душу.

Возвращается Ахилл: воины уже знают все, весь лагерь кипит и требует царевну в жертву, но он, Ахилл, будетее защищать хотя бы один против всех. “Не нужно! – выпрямляется вдруг Ифигения. – Не обнажайте мечей Друг на друга – сберегите их против чужеземцев. Если речь идет о судьбе и чести всей Греции – пусть я буду ее спасительницей! Правда сильнее смерти – я умру за правду; а мужи и жены Греции почтят меня славой”. Ахилл в восхищении, Клитемнестра в отчаянии, Ифигения запевает ликующую песнь во славу кровожадной Артемиды и под эти звуки идет на смерть.

Здесь обрывается трагедия Еврипида. Дальше следовала концовка – в вышине появлялась Артемида и возвещала страждущей Клитемнестре, что дочь ее будет спасена, а под ножом погибнет лань. Потом приходил вестник и рассказывал Клитемнестре, что он видел, когда совершалось жертвоприношение: чин обряда, муки Агамемнона, последние слова Ифигении, удар жреца, облако над алтарем и ветер, вздувший наконец паруса греческих кораблей. Но эта концовка сохранилась только в поздней переделке; как откликалась на это Клитемнестра, как зарождалась в ее сердце роковая мысль о мести мужу, мы не знаем.

М. Л. Гаспаров