Category: Краткие содержания

РИХАРД ВАГНЕР

1813-1883

Вагнер – крупнейший зарубежный композитор второй половины XIX века. Своим творчеством он завершил развитие немецкой романтической оперы и внес значительный вклад в историю мирового музыкального искусства. Центральное место в наследии Вагнера занимают оперы (всего их тринадцать), в которых запечатлен национальный склад характера, воссозданы легенды и предания немецкого народа, величавые картины природы. В его операх заключен богатый, сложный мир идей и человеческих переживаний: высокая героика борьбы и низость вероломства, жажда подвигов и философские раздумья, красота самопожертвования и могущество любви. Вагнер был не только гениальным композитором, но и одаренным драматургом – автором либретто всех своих опер и выдающимся дирижером – одним из основоположников современного дирижерского искусства, и ярким острым публицистом. Вся его жизнь насыщена неустанными исканиями, упорным трудом, полна творческого горения.

Рихард Вагнер родился 22 мая 1813 года в Лейпциге. Он рос в артистической среде и рано обнаружил интерес к театру и литературе. Первые композиторские опыты Вагнера относятся к 1828 году. Успех пришел с оперой “Риенци, последний римский трибун” (1838-1840).

Творческая индивидуальность Вагнера ярко раскрылась в операх 1840-х годов, законченных в Дрездене, где после многолетних скитаний композитор получил постоянное место дирижера оперного театра. В “Летучем Голландце” (“Моряк-скиталец”, 1840-1841), “Тангейзере” (1843-1845) и “Лоэнгрине” (1845-1848) с большим художественным мастерством воплощены сюжеты и образы народных легенд и сказаний. Эти оперы создавались в атмосфере общественного подъема, приведшего к революции 1848-1849 годов. После подавления дрезденского восстания, в котором Вагнер принимал непосредственное участие, он был вынужден покинуть родину.

Композитор переехал в Швейцарию, где продолжал работу над произведением, которому отдал в общей сложности четверть века своей жизни – над тетралогией “Кольцо нибелунга” , состоящей из четырех опер: “Золото Рейна” (1852-1854), “Валькирия” (1852-1856), “Зигфрид” (1851-1871), “Гибель богов” (1848-1874). В основу сюжета положены эпические сказания о Зигфриде – народном герое, бесстрашном победителе темных сил. Одновременно создавались другие оперы, явившиеся наряду с тетралогией наиболее зрелыми творениями Вагнера: скорбная поэма о любви и смерти “Тристан и Изольда” (1857-1859), также основанная на средневековой легенде, и солнечная, насыщенная оптимизмом опера “Нюрнбергские мейстерзингеры” (1861-1867), начатая в самые тяжелые годы жизни композитора.

В 1864 году в личной судьбе Вагнера произошел крутой перелом: покровительство короля Людвига Баварского дало ему возможность осуществить свои художественные планы. Ряд вагнеровских опер был поставлен в Мюнхене, а в 1872 году состоялась закладка специального вагнеровского театра в небольшом баварском городке Байрейте. Открытие Байрейтских торжеств (1876), на которых впервые полностью прозвучало “Кольцо нибелунга” , явилось вершиной славы Вагнера. На следующем Байрейтском фестивале (1882) была поставлена последняя опера композитора – мистерия “Парсифаль” (1877-1882).

Умер Вагнер 13 февраля 1883 года в Венеции.

ФРАНЦУЗСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Эдмон Ростан (Edmond Rostand)

Сирано де Бержерак

(Cyrano de Bergerac)

Героическая комедия (1897)

В театре – премьера, в главной роли – посредственный актер Монфлери. Но поэт и бретер, гасконец Сирано де Бержерак, запретил этому “пустейшему из шутов” появляться на сцене, и, едва в заде раздается грозный голос Сирано, актер трусливо убегает со сцены. В возмещение ущерба за сорванный спектакль Сирано великодушно отдает свои последние деньги директору театра. Желая проучить Сирано, несколько щеголей-дворян начинают подшучивать над Сирано. Объектом насмешек служит нос гасконца – не блещущий красотой Сирано является обладателем огромного носа. Но на их жалкие остроты Сирано отвечает блистательным монологом о носах, затем дает одному нахалу пощечину, а другого вызывает на дуэль. Как истинный поэт, он дерется, одновременно декламируя поэму о своем поединке, и на глазах у восхищенных зрителей попадает в противника “в конце посылки”.

Публика расходится. Сирано печален – он влюблен в свою кузину, остроумную красавицу Роксану, но, зная, сколь он некрасив, Сирано даже не помышляет о взаимности. Неожиданно появляется дуэнья Роксаны. Она передает Сирано желание своей хозяйки встретиться с ним завтра. В сердце Сирано вспыхивает безумная надежда. Он назначает свидание в кондитерской поклонника муз Рагно.

Вбегает вечно пьяный поэт Линьер и сообщает, что “по дороге к дому” его подстерегает сотня наемных убийц. Обнажив шпагу, Сирано идет его провожать.

К Рагно, кондитеру, обожающему поэтов, приходит Сирано. Рагно расспрашивает его о вчерашнем сражении: весь Париж только и говорит что о доблести Сирано, сразившегося с целой бандой наемных убийц и разогнавшего их. Но Сирано не расположен говорить о себе: в ожидании Роксаны он пишет ей письмо – признание в любви.

Приходит Роксана. Она сообщает кузену, что полюбила красавца Кристиана де Невиллета. Потрясенный Сирано робко пытается намекнуть, что избранник ее может оказаться “глупей барана”, но Роксана не верит ему. Кристиан получил назначение в полк гасконских гвардейцев, где служит Сирано. “Меня вчера ужасно напугали рассказами о том, как к новичкам жесток гасконский ваш отряд…” – говорит она, и просит Сирано стать покровителем Кристиана. Сирано соглашается.

Собираются гвардейцы; они требуют рассказа Сирано о вчерашнем сражении. Сирано начинает, но какой-то красавчик новичок постоянно вставляет в его рассказ слово “нос”, которое в полку произносить запрещено. Гвардейцы, зная вспыльчивый нрав Сирано, перешептываются: “Его изрубит он в куски!”

Сирано требует оставить их одних. Когда все выходят, он обнимает удивленного Кристиана. Узнав, что Сирано – двоюродный брат Роксаны, Кристиан умоляет простить его за все “носы” и признается, что любит его кузину. Сирано сообщает, что чувства Кристиана нашли отклик в сердце девушки и она ждет от него письма. Просьба Роксаны пугает Кристиана: он из тех, “чьи речи не умеют” в девицах “возбудить любовь, затронуть их мечты”. Сирано предлагает Кристиану стать его умом и для начала дает ему письмо, написанное им к Роксане, но еще не подписанное, Кристиан соглашается и ставит свое имя. Вошедшие гвардейцы, ожидающие увидеть фарш из Кристиана, несказанно удивлены, застав противников мирно беседующими. Решив, что “демон стал смирней ягненка”, один из них произносит слово “нос” и тут же получает от Сирано пощечину.

Письмами Сирано Кристиан завоевывает любовь капризницы Роксаны. Она назначает ему ночное свидание. Стоя под балконом, Кристиан что-то невразумительно лепечет, и Роксана уже готова уйти. На помощь влюбленному красавцу приходит Сирано. Спрятавшись среди листвы, он шепчет упоительные слова любви, громко повторяемые Кристианом. Завороженная стихами Сирано, Роксана соглашается подарить возлюбленному поцелуй.

Любви Роксаны также добивается могущественный граф де Гиш, командующий полком, где служат Сирано и Кристиан. Де Гиш посылает к Роксане капуцина с письмом, где просит у нее свидания перед уходом на войну. Роксана же, читая письмо, изменяет его содержание и убеждает монаха, что в нем содержится приказ обвенчать ее с Кристианом де Невиллетом. Пока святой отец совершает брачный обряд, Сирано, надевши маску, разыгрывает из себя безумца, чтобы задержать де Гиша. Наконец процедура завершена, и усталый Сирано отбрасывает ненужную более маску. Убедившись, что он обманут, разъяренный де Гиш приказывает Сирано и Кристиану немедленно отправляться в казарму: на рассвете полк выступает в поход. “До брачной ночи им довольно далеко!..” – насмешливо добавляет он, глядя на Кристиана, заключившего в объятия Роксану.

Передовая. Полк гасконских гвардейцев со всех сторон окружен неприятелем. Солдаты голодают. Сирано всеми силами старается поддержать в них бодрость духа. Сам он, без ведома Кристиана, каждое утро пробирается через вражеские посты, чтобы отправить очередное письмо Роксане: Кристиан обещал писать ей каждый день…

Неожиданно в лагерь приезжает Роксана; слова “я еду к другу сердца!” служили ей паролем, и неприятель пропустил ее карету. Обнимая изумленного Кристиана, Роксана признается: его “письма дивные” преобразили ее, и если сначала “в легкомыслии своем” она полюбила его за красоту, то теперь она “увлечена” “красотою незримой”: “Осталась бы верна своей любви, когда б, по мановенью жезла какой-нибудь волшебницы, исчезла вся красота твоя!..” Кристиан в ужасе: признание Роксаны означает, что она любит не его, а Сирано. Кристиан рассказывает обо всем Сирано и собирается признаться Роксане в своем обмане. Перед Сирано вновь мелькает призрак счастья. Но неприятельская пуля сражает Кристиана, и он умирает на руках Роксаны, не успев ей ничего сказать. На груди у него Роксана находит прощальное письмо, написанное от имени Кристиана отчаявшимся Сирано. Горе Роксаны беспредельно, и благородный Сирано решает сохранить тайну Кристиана.

Прошло десять лет. Роксана живет в монастыре и носит траур. Раз в неделю, всегда в одно и то же время, ее навещает Сирано – сообщает ей последние новости. Поэт беден, он нажил себе множество врагов, и вот однажды “страшное бревно упало вдруг с окна и голову разбило там проходившему случайно Сирано”. Несчастье случается в тот день, когда Сирано обычно посещает Роксану.

Роксана удивлена – Сирано опаздывает впервые. Наконец появляется смертельно бледный де Бержерак. Выслушав шутливые упреки кузины, он просит ее разрешить ему прочесть прощальное письмо Кристиана. Забывшись, он начинает читать его вслух. Роксана в изумлении смотрит на Сирано: на улице совсем стемнело… Тут она наконец понимает, какую роль добровольно играет Сирано вот уже десять дет… “Так почему же вы сегодня вдруг решили сломать секрета своего печать?” – в отчаянии вопрошает она. Сирано снимает шляпу: голова его обвязана. “В субботу, сентября шестнадцатого дня, поэт де Бержерак убит рукой злодея”, – насмешливым тоном произносит он. “О, Боже! Я всю жизнь любила одного, и дорогое это существо теперь вторично я теряю!” – ломая руки, восклицает Роксана. Сирано же, выхватив шпагу, начинает наносить удары невидимым врагам – лжи, подлости, клевете и умирает со шпагой в руке.

Е. В. Морозова

2 декабря 1851 г. президент республики Луи-Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I, произвел государственный переворот, распустив Национальное собрание и арестовав деятелей парламентской оппозиции. 4 декабря армия подавила начавшееся в Париже восстание – при этом погибли многие безоружные горожане, в том числе женщины и дети. Виктор Гюго входил в число небольшой группы депутатов – страстных противников нового монархического строя. Декабрьские расстрелы сделали дальнейшую борьбу невозможной. Писателю пришлось бежать из страны – он вернулся из эмиграции только после бесславного падения Второй империи, в 1870 г. Сборник стихотворений “Возмездие” был написан по горячим следам событий. В заголовках книг иронически обыгрываются торжественные заверения Наполеона III, прологу и эпилогу предпосланы символические названия “Nox” и “Lux” -“Ночь” и “День” по-латыни.

Жалкий пигмей, ничтожный племянник великого дяди, напал во мраке с ножом на беззащитную Республику. Родина залита кровью и грязью: презренная клика пирует во дворце, а под покровом ночи в братскую могилу сбрасывают трупы невинно убиенных. Когда оцепеневший народ пробудится, настанет священный миг возмездия. А пока нет покоя одному лишь поэту: хотя даже стихии призывают его к смирению, он не склонит головы – пусть его гневная муза станет достойной наследницей Ювенала и воздвигнет позорные столбы для злодеев.

Франция пала, в ее чело вбит каблук тирана. Этот выродок закончит дни свои в Тулоне – там, где начиналась слава Наполеона. Бандита-племянника с нетерпением ждут каторжники в алых куртках и в кандалах – скоро и он поволочет ядро на ноге. За преступлением неизбежно следует расплата – воры, шулеры и убийцы, нанесшие предательский удар отчизне, будут прокляты. Но пока им курят фимиам продажные святоши – их крест служит Сатане, а в потирах рдеет не вино, а кровь. Они замыслили уничтожить прогресс, спеленать дух, расправиться с разумом. Напрасно гибнут мученики за веру – во Франции Христом торгуют, распиная его вновь алчностью и лицемерием. Некуда бросить взор: придворные наперебой льстят Цезарю, разбойники-биржевики жиреют на народных костях, солдаты пьянствуют, стремясь забыть свой позор, а рабочий люд покорно подставляет выю под ошейник. Франция теперь ничем не отличается от Китая, да и во всей остальной Европе воздвигнуты эшафоты для лучших ее сынов. Но уже слышен железный шаг грядущих дней, когда обратятся в бегство короли и загремит на небесах труба архангела. Льется радостная песнь – хвалебным гимном разродились Сенат, Государственный совет, Законодательный корпус, Ратуша, Армия, Суд, Епископы. В ответ им звучит скорбное тысячеустное “Miserere” – но безумцы не внемлют. Проснись же, народ, встань, как погребенный Лазарь, ибо над тобой измываются лилипуты. Вспомни, как 4 декабря опьяневшая от крови солдатня палила по беззащитным людям – взгляни, как бабушка рыдает над мертвым внуком. Когда во все души проникла гниль, лучше быть изгнанником на острове и любоваться свободным полетом чаек с утеса в океане. Святая республика отцов предана, и это дело рук армии – той самой армии, слава которой гремела в веках. Оборванные солдаты шли под стягом Свободы, и старая Европа содрогалась под их победной поступью. Ныне об этих воинах все забыли – на смену им явились герои, которые играючи справляются с женщинами и детьми. Они идут на приступ Родины, штурмуют законы – и презренный вор щедро награждает своих преторианцев. Остается лишь мстить за этот позор – громить суровым стихом новую империю и зверя в золотой короне.

Жил-был обнищавший принц, обманом взявший себе знаменитое юля. И вот он устроил заговор, учинил “прекрасное злодейство”, вошел в Лувр в гриме Наполеона… Дивятся древние вожди, великие диктаторы прошлых веков: на фронтоне храма красуется мошенник в дырявых панталонах – нет, это не Цезарь, а всего лишь Робер Макер. Он похож на обезьяну, которая натянула на себя тигровую шкуру и занялась разбоем, пока охотник не приструнил ее. К подкидышу эшафота потянулись те, кто всех гаже и подлей, – честный человек может лишь брезгливо отшатнуться от них. Они яростно работают локтями, стремясь подобраться поближе к престолу, и каждого выскочку поддерживает своя партия: за одного горой стоят лакеи, за другого – продажные девки. А мирные буржуа недовольно брюзжат, едва им в руки попадается вольная статья: конечно, Бонапарт – мазурик, но зачем же кричать об этом на весь свет? Трусливая низость всегда была опорой преступлению. Пора обустраиваться в рабстве – кто распластается на брюхе, тот преуспеет. Всем плутам и бандитам найдется место возле денег, а остальных ждет тяжкая, безысходная нищета. Но к тени Брута взывать не стоит: кинжала Бонапарт недостоин – его ждет позорный столб.

Народу не нужно убивать свирепого тирана – пусть он живет, отмеченный каиновой печатью. Его подручные в судейских мантиях ссылают на верную смерть безвинных: на каторгу идет жена, которая принесла мужу хлеб на баррикаду, старик, давший приют изгнанникам. А продажные журналисты поют осанну, прикрываясь Евангелием – они лезут в душу, чтобы вывернуть карманы. Зловонные листки, услаждая святош и ханжей россказнями о чудесах, торгуют евхаристией и делают из храма Божьего свой буфет. Но живые борются, они несут в грядущее великую любовь или священный труд, и только их подвижничеством сохраняется ковчег завета. По невидимой во тьме дороге спешит Грядущее с приказом, начертанным вечными письменами – близится суд Господень над презренной бандой грабителей и убийц.

Робер Макер натянул на себя корону, вызвав переполох на старинном кладбище: все бандиты былых времен жаждут попасть на коронование собрата. А из Парижа начинается повальное бегство: уходят в изгнание Разум, Право, Честь, Поэзия, Мысль – остается одно лишь Презрение. Тирана ждет расплата за страдания и слезы, за смерть мученицы Полины Ролан – эта прекрасная женщина, апостол правды и добра, угасла в ссылке. И горько терзается великая тень Наполеона: ни гибель армии в заснеженных полях России, ни страшное поражение при Ватерлоо, ни одинокая кончина на острове Святой Елены – ничто не может сравниться с позором Второй империи. Карлики и шуты за ноги стащили императора с властительной колонны, чтобы дать ему роль царька в своем балагане. Свершилось возмездие за переворот восемнадцатого брюмера – паяцы берут пример с титана.

Жалкая мразь отныне именуется Наполеоном III – в ободранный фиакр запряжены Маренго и Аустерлиц. Европа трясется от смеха, хохочут Штаты, утесы утирают слезу: на троне восседает фигляр в обнимку с преступлением, а империя превратилась в один огромный притон. Французский народ, который некогда развеял гранит бастилий и выковал права народов, ныне дрожит как лист. Достоинство сохраняют лишь женщины – они казнят мерзавцев презрительной улыбкой. И раздается громовой голос поэта: осторожность – эта жалкая добродетель трусов – не для него. Он слышит зов израненной отчизны – она умоляет о помощи. Самый черный мрак предвещает рассвет: Франция, впряженная в повозку пьяного сатрапа, возродится и обретет крылья. Согбенный народ распрямится и, стряхнув липкую грязь нынешней помойки, предстанет во всем блеске перед восхищенным миром. Твердыни Иерихона рухнут под звуки труб Навина. Мыслители, сменяя друг друга, ведут людской караван: за Яном Гусом следует Лютер, за Лютером Вольтер, за Вольтером Мирабо – и с каждым шагом вперед мгла редеет. Но иногда выходит из засады Зло со своим гнусным отродьем – шакалами, крысами и гиенами. Разогнать этих тварей может только лев – суровый властелин пустыни. Народ подобен льву; услышав его рык, шайка мелких жуликов бросится врассыпную и исчезнет навсегда. Нужно пережить постыдные годы, не запятнав себя: скиталец-сын не вернется к матери-Франции, пока в ней правит самозваный Цезарь. Пусть останется тысяча, сотня, десяток упорных – поэт будет среди них; а если все голоса протеста умолкнут – один продолжит борьбу.

Святая мечта блистает вдали – нужно расчистить к ней дорогу. В темноте сверкает багряный луч – звезда всемирной Республики. Свободное человечество станет единой семьей, и на всей земле наступит расцвет. Это свершится неизбежно: вернутся свобода и мир, исчезнут раб и нищий, с неба снизойдет любовь, святой кедр Прогресса осенит Америку и Европу. Быть может, нынешние люди не доживут до подобного счастья: но и они, на миг очнувшись в своих могилах, облобызают святые корни древа.

Антон Павлович Чехов

Степь. История одной поездки

Повесть (1888)

Из уездного города N-ской губернии июльским утром выезжает обшарпанная бричка, в которой сидят купец Иван Иванович Кузьми-чев, настоятель N-ской церкви о. Христофор Сирийский (“маленький длинноволосый старичок”) и племянник Кузьмичева мальчик Егорушка девяти лет, посланный матерью, Ольгой Ивановной, вдовой коллежского секретаря и родной сестрой Кузьмичева, поступать в гимназию в большой город. Кузьмичев и о. Христофор едут продавать шерсть, Егорушку захватили по пути. Ему грустно покидать родные места и расставаться с матерью. Он плачет, но о. Христофор его утешает, говоря обычные слова о том, что ученье – свет, а неученье тьма. Сам о. Христофор образован: “Пятнадцати лет мне еще не было, а я уж говорил и стихи сочинял по-латынски все равно как по-русски”. Он мог сделать неплохую церковную карьеру, но родители не благословили на дальнейшее ученье. Кузьмичев же против лишнего образования и считает отправку Егорушки в город капризом сестры. Он мог бы пристроить Егорушку к делу и без учения.

Кузьмичев и о. Христофор пытаются догнать обоз и некоего Варламова, знаменитого в уезде купца, который богаче многих помещиков. Они приезжают на постоялый двор, хозяин которого, еврей Моисей Моисеич лебезит перед гостями и даже мальчиком (ему он отдает пряник, предназначенный для больного сына Наума). Он “маленький человек”, для которого Кузьмичев и священник – настоящие “господа”. Кроме жены и детей в его доме живет его брат Соломон, гордый и обиженный на весь мир человек. Он сжег свои деньги, доставшиеся в наследство, и теперь оказался приживальщиком брата, что причиняет ему страдание и подобие мазохистского наслаждения. Моисей Моисеич его ругает, о. Христофор жалеет, а Кузьмичев презирает. Пока гости пьют чай и пересчитывают деньги, на постоялый двор приезжает графиня Драницкая, очень красивая, благородная, богатая женщина, которую, как говорит Кузьмичев, “обирает” какой-то поляк Казимир Михайлыч: “…молодая да глупая. В голове ветер так и ходит”.

Догнали обоз. Кузьмичев оставляет мальчика с обозчиками и отправляется с о. Христофором по делам. Постепенно Егорушка знакомится с новыми для него людьми: Пантелеем, старообрядцем и очень степенным человеком, который ест отдельно от всех кипарисовой ложкой с крестиком на черенке и пьет воду из лампадки; Емельяном, старым и безобидным человеком; Дымовым, молодым неженатым парнем, которого отец посылает с обозом, чтобы он не избаловался дома; Васей; бывшим певчим, простудившим себе горло и страдающим от невозможности больше петь; Кирюхой, ничем особенно не примечательным мужиком… Из их разговоров на привалах мальчик понимает, что все они прежде жили лучше и пошли работать в обоз из-за нужды.

Большое место в повести занимают описание степи, достигающее художественного апофеоза в сцене грозы, и разговоры обозчиков. Пантелей по ночам у костра рассказывает страшные истории, якобы из своей жизни в северной части России, где он работал кучером у разных купцов и всегда попадал с ними в приключения на постоялых дворах. Там непременно жили разбойники и резали купцов длинными ножами. Даже мальчик понимает, что все эти истории полупридуманные и, возможно, даже не самим Пантелеем, но почему-то он предпочитает рассказывать их, а не реальные события из своей явно непростой жизни. Вообще, по мере продвижения обоза к городу, мальчик как бы заново знакомится с русским народом, и очень многое кажется ему странным. Например, Вася обладает таким острым зрением, что может видеть животных и то, как они ведут себя далеко от людей; он ест живого “бобырика” (сорт мелкой рыбы типа пескаря), при этом лицо его приобретает ласковое выражение. В нем есть что-то звериное и “не от мира сего” одновременно. Дымов мучается от избытка физической силы. Ему “скучно”, и от скуки он делает много злого: зачем-то убивает ужа, хотя это, по словам Пантелея, большой грех, зачем-то обижает Емельяна, но затем просит прошения и т. п. Егорушка его не любит и боится, как слегка побаивается всех этих чужих для него мужиков, кроме Пантелея.

Подъезжая к городу, они наконец встречают “того самого” Варламова, о котором столько упоминалось прежде и который к концу повести приобрел некий мифологический оттенок. На самом деле – это пожилой купец, деловой и властный. Он знает, как обращаться и с мужиками, и с помещиками; очень уверен в себе и своих деньгах. На его фоне дядя Иван Иванович кажется Егорушке “маленьким человеком”, каким Моисей Моисеич казался на фоне самого Кузьмиче-ва

По дороге во время грозы Егорушка простудился и заболел. О. Христофор в городе лечит его, а дядя очень недоволен, что ко всем хлопотам добавляется еще и забота об устройстве племянника. Они с о. Христофором выгодно продали шерсть купцу Черепахину, и теперь Кузьмичев жалеет, что часть шерсти продал еще дома по более низкой цене. Он думает только о деньгах и этим сильно отличается от о. Христофора, который умеет сочетать необходимый практицизм с мыслями о Боге и душе, любовью к жизни, знаниям, почти отцовской нежностью к мальчику и проч. Из всех персонажей повести он самый гармоничный.

Егорушку пристраивают у старой подруги его матери Настасьи Петровны Тоскуновой, которая отписала частный дом зятю и живет с маленькой внучкой Катей на квартире, где “много образов и цветов”. Кузьмичев будет платить ей за содержание мальчика десять рублей в месяц. Он уже подал документы в гимназию, скоро должны быть приемные экзамены. Подарив Егорушке по гривеннику, Кузьмичев и о. Христофор уезжают. Мальчик почему-то чувствует, что о. Христофора он больше не увидит. “Егорушка почувствовал, что с этими людьми для него исчезло навсегда, как дым, все то, что до сих пор было пережито; он опустился в изнеможении на лавочку и горькими слезами приветствовал новую, неведомую жизнь, которая теперь начиналась для него… Какова-то будет эта жизнь?”

П. В. Басинский

Рассказ ведется от первого лица. Рассказчик по имени Мисаил Полознев вместе с отцом-архитектором и сестрой Клеопатрой живет в провинциальном городе. Их мать умерла. Отец воспитывал детей в строгости и, когда они стали взрослыми людьми, продолжает требовать полного подчинения. Это ему удается с Клеопатрой, но Мисаил вышел из подчинения. Он меняет одну работу за другой, не умея ужиться с начальниками и не желая заниматься скучным канцелярским трудом. Он не может и не хочет раствориться в скуке и пошлости провинциальной жизни. Мечтает о настоящем деле. Это злит отца, пугает сестру. Часто герой посещает любительские спектакли в богатом помещичьем доме Ажогиных. Собирается местное общество, приходят две девушки: дочь инженера Маша Должникова и Анюта Благово – дочь товарища председателя суда. Анюта тайно влюблена в Мисаила. Через отца она помогает ему поступить на работу к инженеру Должикову на строительство железной дороги. Должиков – надменный, неумный человек и к тому же изрядный хам. Разговаривая, он как бы постоянно забывает, что перед ним сын городского архитектора, унижает, как обычного безработного. Вступив в должность телеграфиста, Мисаил встречает Ивана Чепракова, сына генеральши, приятеля детства. Он спившийся человек, который не понимает смысла в своей работе и целыми днями ничего не делает.

Между прочим они вспоминают, что Мисаила прозвали в детстве – “Маленькая польза”.

Все вместе: Должиков, Ажогины, отец Мисаила, Чепраков – они представляют картину провинциальной интеллигенции, разложившейся, ворующей, растерявшей начатки образования. Мисаил все это видит и не может с этим примириться. Его тянет к простым людям, рабочим и мужикам. Он идет работать маляром под началом подрядчика Андрея Иванова. Это странный человек, немного философ. Его любимая фраза: “Тля ест траву, ржа – железо, а лжа – душу”. Стоило Мисаилу стать рабочим, как “благородная” часть города отворачивается от него. Даже Анюта Благово сказала, чтобы он не здоровался с ней на глазах у всех. Отец проклинает сына Теперь Мисаил живет в городском предместье у своей няни Карповны и ее приемного сына мясника Прокофия. Последний – как бы Мисаил наоборот. Он из мужиков, но тянется в “благородные”. Говорит он так: “Я вам, мамаша, могу снисхождение сделать… В сей земной жизни буду вас питать на старости лет в юдоли, а когда помрете, на свой счет схороню”. Мисаил и Прокофий не любят друг друга, А вот маляры относятся к Мисаилу с почтением: нравится, что он не пьет и не курит и ведет степенную жизнь.

Мисаила часто посещают сестра и брат Анюты доктор Владимир Благово. Он влюблен в Клеопатру, и она любит его. Но он женат, встречаются они тайно. Между доктором и Мисаилом идут разговоры о смысле существования, о прогрессе и т. п. Мисаил думает, что каждый человек обязан заниматься физическим трудом, никто не имеет права пользоваться плодами чужого труда. В его словах проскальзывают идеи Толстого. Доктор же поклонник европейского прогресса и противник личного самосовершенствования. В то же время это уставший от жизни и изолгавшийся человек, живущий двойной жизнью.

Кто-то иногда присылает Мисаилу чаю, лимонов, печенья и жареных рябчиков, вероятно, чтобы облегчить ему тяжесть жизни. Наконец “благородные” примиряются с его поступком, даже начинают открыто его уважать. К нему приходит Маша Должикова и жалуется на скуку, называет его “самым интересным человеком в городе” и просит бывать в их доме. В гостях все просят рассказать о малярах; видно, что жизнь простого люда кажется чем-то экзотическим, неизведанным. И опять споры о смысле жизни, о прогрессе. В отличие от “общества” отец Мисаила не может простить ему ухода из дома. Он обращается к губернатору с просьбой оказать влияние на сына, который, по его мнению, порочит честь дворянина. Губернатор ничего не может сделать и только оказывается в неловком положении, вызвав Мисаила на беседу.

В жизни героя вновь серьезная перемена. Маша Должикова и он влюблены друг в друга и становятся мужем и женой. Поселяются в имении Дубечня, которое инженер Должиков купил у генеральши Чепраковой, с азартом начинают заниматься сельским хозяйством. Эта работа увлекает Мисаила. Поначалу она нравится и Маше. Она выписывает книги по сельскому хозяйству, строит в деревне школу и пытается наладить контакт с мужиками. Но это ей плохо удается. Мужики стараются их обманывать, пьют, работают нехотя и не стесняясь грубят Маше: “Пошла бы сама и возила!” Они явно принимают Мисаила и Машу за дураков и ненастоящих хозяев. Маша очень быстро разочаровалась в мужиках и деревенской жизни. Мисаил смотрит, на все глубже. Он видит, что при всей развращенности в мужиках сохранилась душевная чистота. Они хотят справедливости и обозлены тем, что должны работать на праздных людей. В том, что они ежедневно трудятся и не имеют времени на скуку, – их преимущество перед “благородными”. Но Маша не хочет этого понимать. Выясняется, что она не столько любила Мисаила, сколько хотела свободы и самостоятельности. Она птица другого полета. Однажды она уезжает и не возвращается. Мисаил получает письмо, где она пишет, что едет с отцом в Америку и просит развода. Мисаил тяжело переживает; с потерей Маши как бы кончается все светлое в его жизни и наступают серые будни, начинается просто “жизнь” без надежд и идеалов.

“Жизнь” осложняется тем, что сестра Мисаила ушла от отца и живет с братом. Она беременна от доктора и больна чахоткой. Мисаил просит отца позаботиться о ней, но тот прогоняет сына и не желает простить дочь. Прокофий, сын няни, тоже требует, чтобы Мисаил с беременной сестрой покинул его дом, ибо – “за такую юдоль люди не похвалят ни нас, ни вас”. А вот Редька – жалеет Мисаила и сестру и осуждает доктора: “Ваше высокоблагородие, не будет вам царства небесного!” Доктор шутливо парирует: “Что же делать, надо быть кому-нибудь и в аду”.

Последняя глава рассказа – своеобразный эпилог. Рассказчик “постарел, стал молчалив, суров”; он работает подрядчиком вместо Редьки. В доме отца не бывает. Его жена живет за границей. Сестра умерла, оставив дочь. Вместе с малюткой Мисаил по праздникам ходит на могилу сестры и иногда встречает там Анюту Благово. Она, видимо, по-прежнему любит Мисаила и по-прежнему скрывает это. Лаская маленькую дочь Клеопатры, племянницу Мисаила, она дает волю чувствам, но – едва входят в город, становится строга и холодна, словно между ней и девочкой ничего не было.

Джеймс Мэтью Барри (англ. James Matthew Barrie, 9 мая 1860, Кирримьюр – 19 июня 1937, Лондон) – шотландский драматург и романист, автор известной детской сказки “Питер Пэн”.

Джеймс Мэтью Барри родился 9 мая 1860 в Кирримьюре (Шотландия) и был девятым ребенком в семье ткача. Учился в Эдинбургском университете. По окончании университета работал в редакции газеты “Ноттингем Джорнэл”. Литературную деятельность начал в 1885 году. В 1889 году писатель опубликовал серию повестей из деревенской жизни “Идиллия Олд Лихта” и роман из жизни журналистов “Когда человек один”. Затем Барри написал неудачную мелодраму “Лучше умереть” (Better Dead, 1888), любовно-психологические романы “Маленький служитель” (The Little Minister, 1891), “Сентиментальный Томми” (Sentimental Tommy, 1896) и его продолжение “Томми и Гризел” (Tommy and Grizel, 1900), книгу о матери “Маргарет Огилви” (Margaret Ogilvy, 1896). С 1897 года Барри обращается к драматургии (сценическая обработка “Маленького служителя”). Известность ему приносит “Кволити-стрит” (Quality Street, 1901), комедия, изображающая Англию начала XIX века. Пьесы Барри (“Мери Роуз”, “Замечательный Крихтон”, “Кволити-стрит”, “Что знает каждая женщина”) ввели его в круг выдающихся драматургов того времени. В 1887 году Барри познакомился с Сильвией и Артуром Дэвис. Это знакомство стало началом долгой дружбы Барри и семьи Дэвис. В 1894 году Барри женился на молодой актрисе Мэри Энселл, игравшей в одной из его пьес. Брак был расторгнут в 1919 году. Детей у четы Барри не было. После смерти супругов Дэвис Барри стал неофициальным опекуном их детей – пятерых мальчиков. В 1904 году на сцене была поставлена пьеса “Питер Пэн”. Барри удостоился многих почестей: в 1913 был произведен в баронеты, в 1922 награжден орденом “За заслуги”; в 1919-1922 стал ректором Сент-Эндрюсского университета, в 1930-1937 – канцлером Эдинбургского университета; с 1928 был президентом “Общества литераторов”. Умер Барри в Лондоне 19 июня 1937.

Патрик Уайт

Древо человеческое

Это рассказ о жизни двух простых австралийцев – фермера Стэна Паркера и его жены Эми. Их жизнь начинается вместе с веком, и в ней по-своему отражаются события его истории и процессы, протекавшие в австралийской действительности.

Неторопливо развертывается повествование о том, как молодой Стэн Паркер очищает от диких зарослей свой участок и начинает строить дом. Картина обычная и в то же время символическая – начало начал: долгой жизни, освоения девственной земли, в каком-то смысле даже рода человеческого. Стэн добивается всего своим трудом, и труд становится для него и его жены ритуалом, заключающим в себе высший смысл существования. Труд приобщает к тайнам бытия, открывает невыразимую прелесть земли, которая кормит человека, приближает его к природе, с которой тесно связан австралийский фермер, дает возможность обрести особый ее язык, который понятен человеку, жившему естественной жизнью. Труд помогает познать себя и выстоять в борьбе со стихией – пожары и наводнения обрушиваются на Паркеров, но они не сдаются. Таковы “средние” австралийцы – опора нации.

При сканировании пропущена страница 🙁

Ного лесного пожара, охватившего и поселок, дом Армстронгов сгорел, а чудом спасшаяся Мэдлин лишилась в огне своих волос. Наваждение со временем рассеялось, и Эми опять обрела душевный покой, отдавшись исконным занятиям жены земледельца, матери.

Истинная жизнь заключена в другом – “…глядеть на небо, искать в нем приметы погоды, слушать, как сыплется овес, брать на руки мокрого теленка, только что выпавшего из коровьей утробы и силившегося доказать, что он устоит на ногах”. Дети Паркеров на ногах не устояли, но род не сгинул, и сын Рэя несет в себе то умение постигать тайны жизни, которое было у его деда, восхищавшегося каждым листком, каждым живым существом. Однако то, что не было дано деду, с лихвой дано внуку – способность в слове выразить восторг величием жизни, природы. Стэн умел наблюдать и восхищаться, но слов ему не хватало. То, о чем он так и не смог сказать, напишет в поэме его внук: “Там будет запах хлеба, и смутная мудрость юношеских лет… и девчонки с рыжеватыми косичками, что шепчутся про любовь… и румяные яблоки, и маленькое белое облачко, которое, как только его надует ветер, разрастется в огромного коня и тяжело затопает по всему небу”. Внук Стэна, Рэй, символизирует новый шаг в духовном развитии нации, преодолевающей провинциальную отсталость, косность, пассивность разума, ограниченного лишь материальными запросами. Ценности, которые воспевает Патрик Уайт, противопоставлены официальному австралийскому мифу, исповедующему культ силы, физической красоты, материальных благ и, в общем, примитивного, нерассуждающего сознания. В этом мифе нет места сознанию творческому, личности художника, – вот почему так трагичны судьбы гениев в романах Уайта, вот почему кончает самоубийством художник Гейдж в “Древе человеческом”, наталкиваясь при жизни на тупое равнодушие и непонимание. Однако именно этот дар творца в сочетании с такими прекрасными качествами австралийского характера, как трудолюбие, дух первооткрывательства, любовь к земле и природе, служат для автора залогом того, что древо человеческое не погибнет в Великой Австралийской Пустыне.

Н. С. Лесков

Соборяне

Предмет рассказа составляет “житье-бытье” представителей старгородской “соборной поповки”: протоиерея Савелия Туберозова, священника Захария Бенефактова и дьякона Ахиллы Десницына.

Бездетный Туберозов сохраняет весь пыл сердца и всю энергию молодости. Личность Бенефактова – воплощенная кротость и смирение. Дьякон Ахилла богатырь и прекрасно поет, но из-за своей увлеченности получает прозвище “уязвленного”. Предводитель дворянства привозит из Петербурга три трости: две с одинаковыми золотыми набалдашниками и одну с серебряным для Ахиллы, чем наводит на поповку “сомнение”. Туберозов увозит обе трости в город и на своей гравирует “Жезл Ааронов расцвел”, а на трости Захарии – “Даде в руку его посох”. Ахиллову трость он прячет под замок, потому как она не полагается ему по сану. “Легкомысленная” реакция Ахиллы приводит к тому, что отец Савелий с ним не разговаривает. Со времени своего рукоположения Туберозов ведет “демикотоновую” книгу, куда записывает, как “прекраснодушна” его супруга Наталья Николаевна, как он знакомится с барыней Плодомасовой и ее слугой-карликом Николаем Афанасьевичем, как бедняк Пизонский пригревает мальчика-сироту. Последняя история служит основой для проповеди, за которую, а также за неподобающее отношение к раскольникам, на протопопа пишут доносы. Ахилла “уязвлен” учителем Варнавой Препотенским, который ставит опыты над утопленником. В день Мефодия Песношского, когда “пейзаж представляет собой простоту жизни, как увертюра представляет музыку оперы”, жители Старгорода идут купаться. Выезжающий на красном коне из реки Ахилла рассказывает, что отобрал у учителя Варнавки кости покойника, но их снова украли. Лекарь стращает дьякона незнакомыми словами, тот обещает “выдушить вольнодумную кость” из города и просит называть себя “Ахиллой-воином”. Валериан Николаевич Дарьянов приходит к просвирне Препотенской, где застает ее сына Варнаву. Тот сообщает, что математически доказал Туберозову “неверность исчисления праздничных дней” и считает, что такие, как протопоп, замедляют “революцию” и вообще служат в тайной полиции. Когда мать отдает Ахилле кости, Препотенский отправляется к акцизнице Дарье Николаевне Бизюкиной, и та дает ему платок на шею, чтобы, когда Ахилла его бил, было “мягко и небольно”. Варнава возвращает кости, мать их хоронит, но свинья выкапывает, Препотенский дерется с Ахиллой. Разговор Варнавы слышит ученица Туберозова Серболова, которая призывает Препотенского не огорчать мать. Просвирня признает, что сын ее добрый, но испорченный и, в то время как он кормит ее лошадиной ветчиной, поит его наговорной водой.

Когда к просвирне приходит Туберозов, Препотенский достает кости, укладывает их на голову и показывает протопопу язык. Но перед Варнавой предстает грозный дьякон, и учитель отдает кости акцизничихе Бизюкиной, говоря, что за ним гонятся шпионы и духовенство. Муж Бизюкиной щелкает на дьякона челюстями скелета, и от камня Ахиллы его спасает защита Туберозова. Протопоп боится, что этой историей смогут воспользоваться “дурные люди”. Ахилла приводит к протопопу Данилку, который утверждает, что долгожданный дождь прошел лишь благодаря природе. Протопоп выгоняет еретичествующего Данилку и призывает Ахиллу не свирепствовать. Но дьякону “утерпеть невозможно”, и он в своем “радении” полагается лишь на силу, объясняя Данилке, что наказал его по “христианской обязанности”. Мещане считают, что Данилка только повторяет слова действительно заслужившего наказание Варнавы.

На именины исправницы приезжает плодомасовский карлик с сестрой. Николай Афанасьевич рассказывает, как покойная хозяйка-“утешительница” Марфа Андреевна отпускает на волю всю его родню и тем самого “ожесточает”, как хочет женить Николая Афанасьевича на карлице-чухонке и торгуется с ее хозяйкой, как “карла Николавра” встречается и разговаривает с самим государем. Отец протопоп признается предводителю Туганову, что жизнь без идеалов, веры и почтения к предкам погубит Россию, и пришло время “долг исполнять”. Тот называет его “маньяком”. В город приезжают “неприятные лица” – ревизор князь Борноволоков, университетский товарищ Бизюкина, и Измаил Термосесов, шантажирующий князя его “революционным” прошлым. Готовясь к встрече гостей, жена Бизюкина, наслышанная о вкусах “новых” людей, выбрасывает из дома все “излишнее” убранство, снимает со стены образ, разыгрывает занятие с дворовыми детьми и даже специально пачкает руки. Но Термосесов удивляет хозяйку словами о необходимости службы и вреде созидающей грамоты во времена разрушения. Он заставляет ее переодеться и вымыть руки, в ответ Бизюкина влюбляется в гостя. Термосесов клянется отомстить ее злейшим врагам дьякону и протопопу. Он предлагает Борноволокову тактику, которая докажет допустимость религии лишь как одной из форм администрации и вредность независимых людей в духовенстве. Ревизор уполномочивает его действовать.

Термосесов знакомится с Варнавкой и заставляет “гражданина” Данилку подписать жалобу ревизору на Ахиллу. Воспользовавшись услугами почтмейстерши, Термосесов приказывает Борноволокову упомянуть о нем в письме как об “опасном человеке”, так как мечтает получить “хорошее место”, заставляет подписать донос на Туганова и Савелия и требует отступных денег. Препотенский вспоминает “Дым” Тургенева и ратует за естественные права. Отец Савелий решается на “задуманное”, бросает курить, отказывается давать показания относительно “соблазнительных” поступков Ахиллы и уезжает к благочинию. На обратном пути он чуть не погибает в грозе и, чувствуя, что отныне живет не свою, а вторую жизнь, требует, чтобы все чиновники города пришли на литургию. Поучение в городе воспринимают как революцию. Термосесов и Борноволоков разъезжаются. Протопопа забирают в губернский город, и для него начинается не жизнь, а “житие”. За него пытаются заступаться Ахилла и Николай Афанасьевич, но Савелий не хочет виниться, и его назначают причетником. На именинах почтмейстерши, в пылу спора о храбрости Препотенский пытается потянуть за ус майора, но устраивает скандал, пугается и убегает из города. Приехавшая к мужу Наталья Николаевна работает не щадя себя, заболевает, просит прощения у Савелия и перед смертью видит во сне Ахиллу, который призывает ее молиться о муже: “Господи, ими же веси путями спаси”. После похорон карлик дает протопопу мирскую просьбу о его помиловании, но протопоп отказывается повиниться, так как “закон не позволяет”. Но соглашается повиниться, если ему прикажут. Рачительный Николай Афанасьевич добывает приказ, но Савелий и тут действует по-своему, и его хотя и освобождают, но накладывают “запрещение”. По дороге домой карлик смешит Савелия рассказами о новой собачке Ахиллы Какваске. Ахилла остается жить с Савелием, который практически не выходит на улицу, но архиерей забирает дьякона в синод. В письмах протопопу Ахилла упоминает о Варнаве, который женился и нередко бывает бит, и Термосесове, служившем на “негласной” службе, но попавшемся на фальшивых деньгах. Вернувшись, Ахилла употребляет “пустые” словечки “ву пердю”, “хвакт” и “ерунда”, и утверждает, что бога нет, а человек трудится для еды. После слов Савелия дьякон раскаивается: “душе его надо было болеть и умереть, чтобы воскреснуть”.

В ночь смерти Туберозова карлик привозит разрешение от “запрещения” и протопоп предстает в гробу в полном облачении. Ахилла погружается в себя, называет усопшего “мучеником”, потому как понимает, о чем заботился покойный, и произносит всего лишь одну фразу на многолюдных похоронах: “Но возрят нань его же прободоша”. Ахилла чрезвычайно уязвлен кончиной Савелия, не выходит из дома и даже обвиняет нового протопопа Иордиона Крацианского в “поважности”. Дьякон продает все имущество и, решив построить Савелию собственный монумент, уезжает к Туганову за советом. Но там обнаруживает, что съел деньги вместе с лепешками. Туганов дает ему денег, и Ахилла устанавливает на кладбище пирамиду с херувимами, всем своим видом подтверждающую “возвышенную чувствительность” дьякона. Умирает Николай Афанасьевич, и Ахилла справедливо уверен, что “она” вскоре придет за ним и Захарием. Весной в городе появляется ужасный “черт”, который, в числе прочих злодеяний, ворует кресты с кладбища и портит памятник протопопу. Ахилла клянется отомстить, подкарауливает “черта” на кладбище, ловит и всю ночь не выпускает из канавы, сильно замерзнув. “Черт” оказывается переодетым Данилкой, и, чтобы успокоить толпу, Ахилла демонстрирует его горожанам. Пытается защитить его от наказания, но “падает больным” и вскоре, покаявшись протопопу, умирает. Тихий Захария ненадолго переживает Савелия и Ахиллу, и во время Светлого Воскресения “старгородская поповка” нуждается в полном обновлении.

АМЕРИКАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Теннесси Уильямс (Tennesse Williams)

Трамвай “Желание”

(A Streetcar Named Desire)

Пьеса (1947)

Место действия пьесы – убогая окраина Нового Орлеана; в самой атмосфере этого места, по ремарке Уильямса, ощущается что-то “пропащее, порченое”. Именно сюда трамвай с символическим названием “Желание” привозит Бланш Дюбуа, которая после длительной цепи неудач, невзгод, компромиссов и утраты родового гнезда надеется обрести покой или получить хотя бы временное убежище – устроить себе передышку у сестры Стеллы иее мужа Стэнли Ковальского.

Бланш прибывает к Ковальским в элегантном белом костюме, в белых перчатках и шляпе – словно ее ждут на коктейль или на чашку чая светские знакомые из аристократического района. Она так потрясена убожеством жилья сестры, что не может скрыть разочарования. Нервы ее давно уже на пределе – Бланш то и дело прикладывается к бутылке виски.

За те десять лет, что Стелла живет отдельно, Бланш многое пережила: умерли родители, пришлось продать их большой, но заложенный-перезаложенный дом, его еще называли “Мечтой”. Стелла сочувствует сестре, а вот ее муж Стэнли встречает новую родственницу в штыки. Стэнли – антипод Бланш: если та своим видом напоминает хрупкую бабочку-однодневку, то Стэнли Ковальский – человек-обезьяна, со спящей душой и примитивными запросами – он “ест, как животное, ходит, как животное, изъясняется, как животное… ему нечем козырнуть перед людьми, кроме грубой силы”. Символично его первое появление на сцене с куском мяса в оберточной бумаге, насквозь пропитанной кровью. Витальный, грубый, чувственный, привыкший во всем себя ублажать, Стэнли похож на пещерного человека, принесшего подруге добычу.

Подозрительный ко всему чужеродному, Стэнли не верит рассказу Бланш о неотвратимости продажи “Мечты” за долги, считает, что та присвоила себе все деньги, накупив на них дорогих туалетов. Бланш остро ощущает в нем врага, но старается смириться, не подавать вида, что его раскусила, особенно узнав о беременности Стеллы.

В доме Ковальских Бланш знакомится с Митчем, слесарем-инструментальщиком, тихим, спокойным человеком, живущим вдвоем с больной матерью. Митч, чье сердце не так огрубело, как у его друга Стэнли, очарован Бланш. Ему нравится ее хрупкость, беззащитность, нравится, что она так непохожа на людей из его окружения, что преподает литературу, знает музыку, французский язык.

Тем временем Стэнли настороженно приглядывается к Бланш, напоминая зверя, готовящегося к прьокку. Подслушав однажды нелицеприятное мнение о себе, высказанное Бланш в разговоре с сестрой, узнав, что она считает его жалким неучем, почти животным и советует Стелле уйти от него, он затаивает зло. А таких, как Стэнли, лучше не задевать – они жалости не знают. Боясь влияния Бланш на жену, он начинает наводить справки о ее прошлом, и оно оказывается далеко не безупречным. После смерти родителей и самоубийства любимого мужа, невольной виновницей которого она стала, Бланш искала утешения во многих постелях, о чем Стэнли и рассказал заезжий коммивояжер, тоже какое-то время пользовавшийся ee милостями.

Наступает день рождения Бланш. Та пригласила к ужину Митча, который незадолго до этого практически сделал ей предложение. Бланш весело распевает, принимая ванну, а тем временем в комнате Стэнли не без ехидства объявляет жене, что Митч не придет, – ему наконец открыли глаза на эту потаскуху. И сделал это он сам, Стэнли, рассказав, чем та занималась в родном городе – в каких постелях только не перебывала! Стелла потрясена жестокостью мужа: брак с Митчем был бы спасением для сестры. Выйдя из ванной и принарядившись, Бланш недоумевает: где же Митч? Пробует звонить ему домой, но тот не подходит к телефону. Не понимая, в чем дело, Бланш тем не менее готовится к худшему, а тут еще Стэнли злорадно преподносит ей “подарок” ко дню рождения – обратный билет до Лорела, города, откуда она приехала. Видя смятение и ужас на лице сестры, Стелла горячо сопереживает ей; от всех этих потрясений у нее начинаются преждевременные роды…

У Митча и Бланш происходит последний разговор – рабочий приходит к женщине, когда та осталась в квартире одна: Ковальский повез жену в больницу. Уязвленный в лучших чувствах, Митч безжалостно говорит Бланш, что наконец раскусил ее: и возраст у нее не тот, что она называла, – недаром все норовила встречаться с ним вечером, где-нибудь в полутьме, – и не такая уж она недотрога, какую из себя строила, – он сам наводил справки, и все, что рассказал Стэнли, подтвердилось.

Бланш ничего не отрицает: да, она путалась с кем попало, и нет им числа. После гибели мужа ей казалось, что только ласки чужих людей могут как-то успокоить ее опустошенную душу. В панике металась она от одного к другому – в поисках опоры. А встретив его, Митча, возблагодарила Бога, что ей послали наконец надежное прибежище. “Клянусь, Митч, – говорит Бланш, – что в сердце своем я ни разу не солгала вам”.

Но Митч не настолько духовно высок, чтобы понять и принять слова Бланш, Он начинает неуклюже приставать к ней, следуя извечной мужской логике: если можно с другими, то почему не со мной? Оскорбленная Бланш прогоняет его.

Когда Стэнли возвращается из больницы, Бланш уже успела основательно приложиться к бутылке. Мысли ее рассеянны, она не вполне в себе – ей все кажется, что вот-вот должен появиться знакомый миллионер и увезти ее на море. Стэнли поначалу добродушен – у Стеллы к утру должен родиться малыш, все идет хорошо, но когда Бланш, мучительно пытающаяся сохранить остатки достоинства, сообщает, что Митч приходил к ней с корзиной роз просить прощения, он взрывается. Да кто она такая, чтобы дарить ей розы и приглашать в круизы? Врет она все! Нет ни роз, ни миллионера. Единственное, на что она еще годится, – это на то, чтобы разок переспать с ней. Понимая, что дело принимает опасный оборот, Бланш пытается бежать, но Стэнли перехватывает ее у дверей и несет в спальню.

После всего случившегося у Бланш помутился рассудок. Вернувшаяся из больницы Стелла под давлением мужа решает поместить сестру в лечебницу. Поверить кошмару о насилии она просто не может, – как же ей тогда жить со Стэнли? Бланш думает, что за ней приедет ее друг и повезет отдыхать, но, увидев врача и сестру, пугается. Мягкость врача – отношение, от которого она уже отвыкла, – все же успокаивает ее, и она покорно идет за ним со словами: “Не важно, кто вы такой… я всю жизнь зависела от доброты первого встречного”.

В. И. Бернацкая

В один нестерпимо жаркий вечер в дом Фрэнсиса Хинзли в Голливуде приходит сэр Эмброуз Эберкромби и застает хозяина, сценариста компании “Мегаполитен пикчерз”, вместе с его молодым другом и поэтом Дэнисом Барлоу за стаканом виски. Все трое англичане, а англичане, по мнению сэра Эберкомби, здесь, в Америке, должны держаться вместе и не опускаться ниже определенного уровня, то есть не соглашаться на работу, не соответствующую их положению в здешнем обществе. Дэнис же, у которого недавно закончился контракт с одной из киностудий, поступил на службу в похоронную контору для животных под названием “Угодья лучшего мира”, что всеми англичанами Голливуда было воспринято как позорный шаг.

У сэра Фрэнсиса в последнее время дела шли тоже не блестяще. Вскоре он узнает, что и его срок на студии подошел к концу: его уволили. С отчаяния он кончает жизнь самоубийством. Дэнис, проживающий вместе с сэром Фрэнсисом, придя однажды домой, застает того повесившимся, и ему приходится заняться процедурой погребения. Ради этой цели он отправляется в “Шелестящий дол”, солидную похоронную компанию с бесчисленным персоналом, огромным мемориальным парком и где царит атмосфера умиротворенности и благоприличия. Дэнис с чисто профессиональным интересом пользуется предоставившейся ему возможностью под руководством морг-проводницы обозреть здание компании, с которой его собственная контора в некотором смысле соперничает, и ознакомиться со всеми услугами, предоставляемыми покойникам, или “Незабвенным”, как их здесь называют, при переходе в мир иной. Там же он видит молоденькую косметичку, Эме Танатогенос, произведшую на него впечатление, которая уверяет Дэниса, что благодаря умелым рукам и таланту мистера Джойбоя, начальника бальзамировщиков, внешний вид его друга будет более чем достойным. Чуть позднее Дэнис случайно встречается с Эме в мемориальном парке, куда пришел, чтобы сочинить оду покойному, заказанную ему для похорон. Дэнис поэт, и еще в Англии во время войны у него вышла книжка стихов, имевшая шумный успех.

Молодые люди начинают встречаться, и через полтора месяца дело у них доходит до обручения. Мистер Джойбой, представляющий собой воплощение самых совершенных профессиональных манер и пользующийся романтическим успехом у работающих в “Шелестящем доле” девушек, тоже неравнодушен к Эме. Он никогда не говорил ей открыто о своей симпатии, но выражает свои чувства посредством покойников. К Эме из его рук они всегда попадают с блаженно-детской улыбкой на устах, отчего остальные косметички даже ревнуют. Однажды он сообщает ей, что ее, вероятно, ожидает повышение и переход на работу бальзамировщицы. По этому поводу мистер Джойбой приглашает Эме на ужин к себе домой, где он проживает с “мамулей” и ее старым облезлым попугаем. Прием не кажется Эме слишком радушным, и она пользуется первой же возможностью, чтобы оттуда удрать.

После того как мистер Джойбой узнает об обручении Эме, все покойники, попадающие к ней в руки, приобретают трагически-горестное выражение. Зная о том, что жених девушки ежедневно пишет ей стихи, мистер Джойбой с ее позволения показывает их одному литератору и выясняет, что все они принадлежат перу классических английских поэтов, о чем и сообщает Эме. Кроме того, вскоре у матери мистера Джойбоя умирает попугай. Приехав в “Угодья лучшего мира”, он встречает там Дэниса, который скрывал от Эме место своей работы и уверял, что готовится стать священником Свободной церкви. Делал он это потому, что его контора стоит на несколько по рядков ниже “Шелестящего дола” и о ней Эме неоднократно отзывалась с пренебрежением.

Столкнувшись с обманом, Эме принимает решение порвать с Дэнисом и назначить дату свадьбы с мистером Джойбоем. Обо всех своих переживаниях и трудностях в личной жизни Эме регулярно пишет в редакцию одной из газет, некоему популярному духовному наставнику, которому в газете отведена ежедневная рубрика под названием “Мудрость Гуру Брамина”. Гуру Брамин – это двое мужчин, отвечающих на письма корреспондентов. Один из них, мистер Хлам, отвечает на них не на газетной полосе, а в личной корреспонденции. Вскоре после того как Дэнис узнает о новой помолвке Эме, он встречается с девушкой и убеждает ее, что она не имеет права нарушать данную ему прежде клятву. Его слова, неожиданно для самого Дэниса, производят на девушку сильное впечатление. Придя домой, она срочно по телефону разыскивает мистера Хлама, в этот же день уволенного из-за пьянства, и просит его помочь советом. Мистер Хлам, сам находясь не в самом лучшем расположении духа, советует Эме, уже успевшей надоесть ему своими письмами, спрыгнуть с крыши. В этот же вечер она безуспешно пытается вызвать к себе мистера Джойбоя, который называет ее “роднулей-детулей”, но приехать не может, потому что у его “мамули” праздник – она купила нового попугая. Эме ночью выходит из дома, направляется в “Шелестящий дол” и там, совершенно не желая мстить мистеру Джойбою, случайно оказывается именно на его столе и делает себе инъекцию цианистого калия.

Утром, явившись на работу, мистер Джойбой обнаруживает у себя на столе труп своей невесты и прячет его в холодильник, чтобы никому не стало о нем известно. Он отправляется к Дэнису и просит его о помощи. Дэнис предлагает кремировать Эме в “Угодьях лучшего мира”, а исчезновение девушки, у которой к тому же нет родителей, объяснить тем, что она сбежала с бывшим женихом в Европу.

Сэр Эмброуз, узнав, что Дэнис собирается открыть собственное похоронное агентство, является к нему и уговаривает поскорей вернуться в Англию, дабы не позорить соотечественников. Он даже снабжает его деньгами на дорогу. Еще некоторую сумму Дэнис получает от мистера Джойбоя. Ничто больше не держит его в Америке, где так много людей, даже более достойных, чем он, потерпели крушение и погибли.