Category: Краткие содержания

Дж. Б. Шоу

Дом, где разбиваются сердца

Действие происходит сентябрьским вечером в английском провинциальном доме, по форме своей напоминающем корабль, ибо его хозяин, седовласый старик капитан Шатовер, всю жизнь проплавал по морям. В доме кроме капитана живут его дочь Гесиона, очень красивая сорокапятилетняя женщина, и ее муж Гектор Хэшебай. Туда же приезжают приглашенные Гесионой Элли, молоденькая привлекательная девушка, ее отец Мадзини Дэн и Менген, пожилой промышленник, за которого Элли собирается выйти замуж. Приезжает также леди Эттеруод, младшая сестра Гесионы, отсутствовавшая в родном доме последние двадцать пять лет, поскольку жила с мужем во всех по очереди колониях британской короны, где он был губернатором. Капитан Шатовер сначала не узнает или же делает вид, что не узнает в леди Эттеруод своей дочери, чем ее очень огорчает.

Гесиона пригласила к себе Элли, ее отца и Менгена, чтобы расстроить ее брак, ибо она не хочет, чтобы девушка выходила замуж за нелюбимого человека из-за денег и благодарности, которую она испытывает к нему за то, что когда-то Менген помог ее отцу избежать полнейшего разорения. В разговоре с Элли Гесиона выясняет, что девушка влюблена в некоего Марка Дарили, с которым познакомилась недавно и который рассказывал ей о своих необычайных приключениях, чем и покорил ее. Во время их разговора в комнату заходит Гектор, муж Гесионы, красивый, хорошо сохранившийся пятидесятилетний мужчина. Элли внезапно умолкает, бледнеет и пошатывается. Это и есть тот, кто представился ей как Марк Дарнли. Гесиона выгоняет мужа из комнаты, чтобы привести Элли в чувство. Придя в себя, Элли ощущает, что в один миг лопнули все ее девичьи иллюзии, а вместе с ними разбилось и сердце.

-По просьбе Гесионы Элли рассказывает ей все о Менгене, о том, как он в свое время дал ее отцу крупную сумму, чтобы не допустить банкротства его предприятия. Когда предприятие все же обанкротилось, Менген помог ее отцу выпутаться из столь сложной ситуации, купив все производство и дав ему место управляющего.- Входят капитан Шатовер и Менген. Капитану с первого же взгляда становится понятен характер отношений Элли и Менгена. Он отговаривает последнего жениться из-за большой разницы в возрасте и добавляет, что его дочь во что бы то ни стало решила расстроить их свадьбу.

Гектор впервые знакомится с леди Эттеруод, которую прежде никогда не видел. Оба производят друг на друга огромное впечатление, и каждый пытается заманить другого в свои сети. В леди Эттеруод, как признается Гектор своей жене, есть семейное дьявольское обаяние Шатоверов. Однако влюбиться в нее, как, впрочем, и в любую другую женщину, он не способен. По уверению Гесионы, то же самое можно сказать и о ее сестре. Весь вечер Гектор и леди Эттеруод играют друг с другом в кошки-мышки.

Менген желает обсудить свои отношения с Элли. Элли сообщает ему, что согласна выйти за него замуж, ссылаясь в разговоре на его доброе сердце. На Менгена находит приступ откровенности, и он рассказывает девушке, как разорил ее отца. Элли теперь это уже безразлично. Менген пытается пойти на попятную. Он уже не горит желанием брать Элли в жены. Однако Элли угрожает, что если он вздумает расторгнуть помолвку, то ему будет только хуже. Она шантажирует его.

Он падает в кресло, восклицая, что его мозги этого не выдержат. Элли гладит его ото лба к ушам и гипнотизирует. Во время следующей сцены Менген, с виду спящий, на самом деле все слышит, но не может пошевелиться, как его ни пытаются растормошить окружающие.

Гесиона убеждает Мадзини Дэна не выдавать дочь за Менгена. Мадзини высказывает все, что думает о нем: что тот ничего не смыслит в машинах, боится рабочих, не может ими управлять. Он такой младенец, что не знает даже, что ему есть и пить. Элли создаст ему режим. Она еще заставит его поплясать. Он не уверен, что лучше жить с человеком, которого любишь, но который всю жизнь у кого-то на побегушках. Входит Элли и клянется отцу, что она никогда не сделает ничего такого, чего она не хотела бы и не считала бы нужным сделать для собственного блага.

Менген просыпается, когда Элли выводит его из состояния гипноза. Он в ярости от всего услышанного о себе. Гесиона, которая весь вечер хотела переключить внимание Менгена с Элли на себя, видя его слезы и упреки, понимает, что сердце его тоже разбилось в этом доме. А она и не подозревала, что у Менгена оно вообще есть. Она пытается его утешить. Вдруг в доме раздается выстрел. Мадзини приводит в гостиную вора, которого только что чуть было не подстрелил. Вор хочет, чтобы на него заявили в полицию и он смог бы искупить свою вину, очистить совесть. Однако никому не хочется участвовать в судебном процессе. Вору сообщают, что он может идти, и дают ему денег на то, чтобы он смог приобрести новую профессию. Когда он уже находится в дверях, входит капитан Шатовер и узнает в нем Била Дэна, своего бывшего боцмана, который его когда-то обворовал. Он приказывает служанке запереть вора в дальней комнате.

Когда все расходятся, Элли беседует с капитаном, который советует ей не выходить за Менгена и не позволять страху перед бедностью управлять ее жизнью. Он рассказывает ей о своей судьбе, о своем заветном желании достичь седьмой степени созерцания. Элли чувствует себя с ним необыкновенно хорошо.

Все собираются в саду перед домом. Стоит прекрасная тихая безлунная ночь. Все чувствуют, что дом капитана Шатовера – странный дом. В нем люди ведут себя не так, как это принято. Гесиона при всех начинает спрашивать у сестры ее мнение по поводу того, стоит ли Элли выходить замуж за Менгена только из-за его денег. Менген в ужасном смятении. Он не понимает, как можно говорить такое. Затем, разозлившись, теряет осторожность и сообщает, что собственных денег у него нет и никогда не было, что он просто берет деньги у синдикатов, акционеров и других ни к чему не пригодных капиталистов и пускает фабрики в ход – за это ему платят жалованье. Все начинают обсуждать Менгена при нем же самом, отчего он совершенно теряет голову и хочет раздеться догола, ибо, по его мнению, морально все в этом доме уже догола разоблачились.

Элли сообщает, что все равно уже не сможет выйти замуж за Менгена, так как полчаса назад на небесах совершился ее брак с капитаном Шатовером. Она отдала свое разбитое сердце и свою здоровую душу капитану, своему духовному супругу и отцу. Гесиона находит, что Элли поступила необыкновенно умно. Пока они продолжают беседу, вдали слышится глухой взрыв. Затем звонят из полиции и просят погасить свет. Свет гаснет. Однако капитан Шатовер зажигает его снова и срывает со всех окон шторы, чтобы дом было лучше видно. Все возбуждены. Вор и Менген не хотят следовать в укрытие в подвал, а залезают в песочную яму, где у капитана хранится динамит, правда им об этом не известно. Остальные остаются в доме, не желая прятаться. Элли даже просит Гектора самого зажечь дом. Однако времени на это уже нет.

Страшный взрыв сотрясает землю. Из окон со звоном вылетают разбитые стекла. Бомба попала прямо в песочную яму. Менген и вор погибают. Самолет пролетает мимо. Опасности больше нет. Дом-корабль остается невредим. Элли от этого в отчаянии. Гектор, всю свою жизнь проведший в нем в качестве мужа Гесионы или, точнее, ее комнатной собачки, тоже жалеет, что дом цел. На его лице написано омерзение. Гесиона пережила замечательные ощущения. Она надеется, что, может быть, завтра самолеты прилетят снова.

Основные действующие лица: Раневская Любовь Андреевна, помещица. Аня, ее дочь, 17 лет. Варя, ее приемная дочь, 24 года. Гаев Леонид Андреевич, брат Раневской. Лопахин Ермолай Алексеевич, купец. Трофимов Петр Сергеевич, студент. Симеонов-Пищик Борис Николаевич, помещик. Шарлотта Ивановна, гувернантка. Епиходов Семен Пантелеевич, конторщик. Дуняша, горничная. Фирс, лакей, старик 87 лет. Яша, молодой лакей. Прохожий. Начальник станции. Почтовый чиновник. Гости, прислуга.

Первое действие

Имение Раневской, цветущие вишни. Комната, которую до сих пор называют детской. Входят Дуняша и Лопахин. Говорят, что пришел опоздавший поезд. Лопахин приехал раньше, чтобы встретить Раневскую с семейством на станции, но стал читать книгу и заснул. Лопахин думает о том, какой стала Любовь Андреевна после того, как пять лет провела за границей. Лопахин вспоминает о том, как она утешала его, когда отец дал ему по носу кулаком. Входит конторщик Епиходов в скрипящих сапогах, роняет свой букет, поднимает, велит Дуняше поставить его в столовой. Он говорит о климате, о сапогах, о том, что каждый день с ним случается что-нибудь неприятное, но он не расстраивается. Лопахин отмахивается от него, Епиходов натыкается на стул, роняет его и уходит. Дуняша говорит Лопахину, что Епиходов сделал ей предложение, рассуждает о нем как о человеке смирном, но иногда говорящем о чем-то непонятном, любящем ее безумно, нравящемся ей. Дуняша говорит, что Епиходова все зовут “двадцать два несчастья”.

К дому подъезжают два экипажа. Из них выходят Фирс в старинной ливрее, встречавший Раневскую, сама Любовь Андреевна, Аня, Шарлотта Ивановна с собачкой, Варя, Гаев, Симеонов-Пищик. Лопахин с Дуняшей встречают приехавших. Аня предлагает пройти через детскую, и все направляются туда. Раневская радостно со слезами говорит, что чувствует здесь себя, как маленькая. Раневскую переполняют эмоции. Она смотрит на Варю и говорит, что та совсем не изменилась, да и Дуняшу она узнала. Гаев возмущен опозданием поезда, а Шарлотта удивлена, что ее собачка кушает орехи. Все, кроме Ани и Дуняши, выходят из комнаты. Дуняша сообщает Ане о предложении Епиходова и о том, что приехал Трофимов и живет в бане, так как боится помешать. Аня обрадована приездом Трофимова. В комнату входит Варя и просит подать кофе матери. Дуняша уходит выполнять поручения, а оставшиеся Варя и Аня обсуждают дорогу до дома и радуются тому, что наконец-то приехали. Аня говорит, что мама все продала, но этих денег и ее денег хватило только на дорогу. Но мать и Шарлотта этого не понимают и живут не по средствам. Лакей матери – Яша – тоже требует себе многого. Аня интересуется, заплачены ли проценты за имение, на что Варя отвечает отрицательно и сообщает, что в августе имение будут продавать. Аня спрашивает у Вари, сделал ли ей Лопахин предложение, но та отрицательно качает головой. Желая сменить тему, Варя замечает новую брошку Ани.

Входит Дуняша с кофейником. Девушки, не замечая ее, продолжают разговор. В это время появляется Яша с пледом и дорожной сумкой в руках. Он сначала не узнает Дуняшу, а потом называет ее огурчиком и внезапно обнимает. Она роняет и разбивает блюдце. Аня считает, что надо предупредить маму о приезде Пети, но Варя считает, что его лучше не будить. Сестры боятся, что мать расстроится от присутствия Пети, так как он был учителем ее утонувшего сына Гриши. Гриша умер шесть лет назад через месяц после отца, мать после этого так и не оправилась. Входит Фирс и идет разливать кофе, он рад, что дождался приезда барыни. Входят Анна Андреевна, Гаев, Лопахин и Пищик, разговаривая о бильярде. Аня уходит спать, мать целует ей руки, говорит, что рада приезду домой. Раневская то смеется, то плачет, благодарит Фирса, который ее не слышит, понимая все по-своему. Лопахин и Пищик делают хозяйке комплименты, Лопахин говорит, что любит ее как родную. Брат сообщает Раневской, что без нее умерла няня. Она отвечает, что ей об этом писали. Лопахин говорит, что сад продается с торгов, но есть выход, он предлагает разбить сад на участки и отдать в аренду под дачи. Только надо вырубить старый сад и снести дом. Гаев считает это чепухой, Раневская говорит, что их сад – это лучшее, что есть во всей губернии. Лопахин говорит, что хорош он тем, что большой, но никто не покупает вишню. Фирс рассказывает, что раньше сад приносил доход, а сейчас на вишню нет спроса. Лопахин говорит, что в деревне появились дачники, которых с годами будет больше, и если они будут заниматься хозяйством, вишневый сад станет роскошным.

Варя приносит две телеграммы, пришедшие из Парижа. Но Раневская не хочет возвращаться к прошлому и рвет их, не прочитав. Лопахин прощается, говорит, что если переменят решение насчет сада, тогда он достанет пятьдесят тысяч взаймы. Гаев называет его хамом, потом просит прощения, называя его женихом Вари. Варя просит не говорить лишнего. Раневская говорит, что будет рада такому зятю. Пищик перед уходом просит двести сорок рублей взаймы, оплатить проценты по закладной. Ему говорят, что ничего нет. Пищик смеется и надеется, что им внезапно повезет. Все идут спать, смотрят на сад. Сад для Раневской – олицетворение ее детства. Входит Трофимов в поношенном студенческом мундире, напоминает Раневской, что он бывший учитель Гриши. Раневская отправляет всех спать, Пищик все спрашивает у нее денег, она просит Гаева дать. Гаев говорит, что сестра еще не отвыкла сорить деньгами. Варя считает, что матери дай волю – все раздаст. К Яше пришла мать, но он не хочет выходить к ней.

Гаев видит только три выхода: выдать Аню за богатого, получить от кого-нибудь наследство или попытать счастья у тетушки графини, которая их не любит. Варя уповает на Бога. В дверях показывается Аня, ей не спится. Гаев говорит о деле: можно будет устроить заем под векселя, чтобы заплатить проценты в банк. Во вторник обещает поговорить насчет этого, Раневская поговорит с Лопахиным, а Аня поедет к бабушке-графине в Ярославль; действуя с трех сторон, не допустят до аукциона. Входит Фирс, отправляет всех спать, все расходятся.

Второе действие

Вечер, поле, заброшенная часовенка, видна дорога в усадьбу Гаева, вишневый сад. Шарлотта, Яша и Дуняша сидят на скамье, Епиходов играет на гитаре. Шарлотта говорит, что не знает, сколько ей лет, у нее нет настоящего паспорта, кто были ее родители – не знает, у нее никого нет. Епиходов называет гитару мандолиной, Дуняша его поправляет, но он говорит, что для влюбленного безумца и гитара – мандолина. Яша курит сигару, говоря о том, какое счастье побывать за границей. Епиходов говорит, что он развитой человек, но не может понять, какое выбрать направление – жить или застрелиться. Носит с собой револьвер. Шарлотта уходит, ворча, что с этими умниками не поговоришь. Епиходов считает, что судьба не жалеет его. Потом просит на пару слов Дуняшу. Она отсылает его за тальмочкой. Яша говорит, что Епиходов глупый человек. Дуняша опасается, что Епиходов застрелится. Яша заигрывает с Дуней. Дуняша, тем временем рассказывает о себе: она с детства у господ, руки белые, сама деликатная, всего боится, и если Яша обманет ее, то неизвестно, что будет с ее нервами. Дуня говорит, что страстно полюбила Яшу – он образованный. Яша зевает. Дуняша обнимает его. Яша велит ей идти другой дорожкой, чтобы никто не подумал, что у них было свидание. Дуняша, уходя, говорит, что у нее от сигары болит голова. Яша остается сидеть у часовни.

Приходят Любовь Андреевна, Гаев и Лопахин. Лопахин ждет решения: согласны ли они отдать земли под дачи. Гаев рассуждает об удобстве железных дорог. Раневской не нравится запах сигары. Лопахин настаивает на ответе. Раневская смотрит в портмоне и говорит, как мало осталось денег. Варя пытается экономить, а она сама тратит деньги как-то бессмысленно. Лопахин сообщает, что имение собирается купить богач Дериганов. Гаев сообщает, что Ярославская тетушка обещала прислать денег, но когда и сколько – неизвестно. Лопахин интересуется, пришлет ли она сто-двести тысяч, но Раневская отвечает, что десять-пятнадцать и на том спасибо. Лопахин удивляется их легкомысленности, странности, точно они не понимают, что имение продается. Раневская просит научить, что же им делать. Лопахин отвечает, что учит их каждый день. Раневская говорит, что дачи и дачники – это пошло, брат с ней согласен. Лопахин говорит, что они его замучили, называет Гаева бабой, хочет уйти. Раневская останавливает его. У нее ощущение, что над ними вот-вот должен обвалиться дом – так много они грешили. Любовь Андреевна вспоминает, что всегда сорила деньгами, как сумасшедшая, вышла замуж за человека, который делал одни долги и пил, а она полюбила другого, и в это время умер Гриша. Она приняла это как наказание за грехи, и уехала за границу, любовник поехал за ней, они купили дачу возле Метоны, и он там заболел, измучил ее своей болезнью за три года. Потом дачу продали за долги, она уехала в Париж. Любовник обобрал ее, бросил, сошелся с другой.

Раневская хотела отравиться, не получилось, ее потянуло вдруг в Россию. Достает из кармана телеграмму от любовника: он просит прощения, умоляет вернуться. Она рвет телеграмму, потом сразу же мечтает зазвать его к себе, устроить вечер. Лопахин говорит, что он вчера смотрел пьесу. Раневская говорит, что им бы не пьесу, а на самих себя посмотреть, как они серо живут и много ненужного говорят. Лопахин рассказывает, что жизнь у них дурацкая, папаша его был идиот, мужик, и он такой же болван и идиот, ничему не обучен. Раневская говорит, что ему пора жениться, и лучше на Варе, она из простых и его любит. Лопахин не против. Гаев говорит, что ему предлагают место в банке за шесть тысяч в год. Раневская говорит: “Где тебе! Сиди уж…”

Фирс приносит Гаеву пальто. Гаев говорит, что ему завтра надо в город, обещали познакомить с одним генералом, который может дать под вексель. Лопахин сомневается, что у него что-нибудь получится. Раневская говорит, что брат бредит – никаких генералов нет. Входят Трофимов, Варя и Аня. Раневская обнимает дочерей. Лопахин подшучивает над вечным студентом Трофимовым. Петр злится. Лопахин спрашивает Трофимова, какого он о нем мнения? Петр отвечает, что Лопахин скоро стешет миллионером, и как в обмене веществ нужен хищный зверь, так и Лопахин нужен. Все смеются. Варя просит Петра рассказать о планетах. Раневская протестует, предлагая продолжить вчерашний разговор о гордом человеке. Трофимов считает, что надо перестать восхищаться собой и только работать. Человечество идет вперед, надо помогать ищущим истину, а не вести хорошие разговоры среди грязи пошлости, азиатчины. Лопахин говорит, что надо только начать что-то делать, чтобы понять, как мало вокруг честных, порядочных людей. Гаев патетически декламирует речь о дивной и разрушительной природе. Варя и остальные просят его перестать. Все молчат, вдруг раздается печальный звук лопнувшей струны. Раневская спрашивает, что это? Остальные предполагают, что это могло бы быть. Фирс вспоминает, что перед несчастьем – волей – было так же. Идет слегка пьяный прохожий, спрашивает, как пройти на станцию. Просит у Вари денег. Она пугается. Раневская, не найдя серебряной монеты, отдает золотую. Варя возмущается.

Любовь Андреевна сообщает Варе, что они ее просватали. Варя сквозь слезы говорит, что этим не шутят. Лопахин паясничает: “Охмелия, иди в монастырь, помяни меня в своих молитвах”. Все уходят, кроме Ани и Трофимова. Аня радуется, что они остались одни. Петя рассуждает о любви и говорит, что они с Аней выше ее и должны обойти то мелкое и призрачное, что мешает быть свободными и счастливыми. Аня спрашивает, отчего она не любит вишневый сад так, как прежде. Петя отвечает, что все ее предки владели крепостными и это переродило всех живших раньше и живущих теперь. Так они не замечают, что живут в доме за счет тех людей, которых не пускают дальше передней, Он говорит, что ни у кого из них нет определенного отношения к прошлому. Они только философствуют и жалуются на тоску, но чтобы жить в настоящем, надо искупить прошлые страдания. Аня говорит, что дом уже не их и она уйдет из него. Трофимов призывает Аню быть свободной, Аня в восторге от его слов. Слышится голос Вари, она зовет Аню. Аня уводит Петю к реке.

Третье действие

Дом Раневской. Играет еврейский оркестр. В зале танцуют. Парами выходят Пищик и Шарлотта, Трофимов и Любовь Андреевна, Аня с почтовым чиновником и Варя с начальником станции. Варя танцует, утирая слезы. Пищик разговаривает с Трофимовым о здоровье, знатности и бедности своего рода, который происходит, как шутил его батюшка, от той

Лошади, которую Калигула посадил в сенате. Трофимов дразнит Варю мадам Лопахиной, а она его – облезлым барином. Варя задумывается, чем же платить музыкантам? Трофимов говорит Пищику, что если бы он тратил такую энергию, как на поиски денег для уплаты процентов, на что-нибудь другое, то мог бы перевернуть землю. Пищик жалуется, что он в таком положении, хоть фальшивки делай: послезавтра платить триста десять рублей, а есть только сто тридцать. В зал входят Любовь Андреевна и Шарлотта Ивановна. Раневская ждет Гаева, но Трофимов говорит, что, видно, торги не состоялись. Раневская считает, что весь этот бал они затеяли некстати. Шарлотта начинает показывать фокусы.

Раневская сообщает, что сегодня решается ее судьба – бабушка прислала пятнадцать тысяч, а этого даже не хватит проценты заплатить. Трофимов с Варей опять дразнят друг друга. Раневская говорит, что надо выдать Варю за Лопахина. Варя отвечает, что ждет от него предложения, но он его не делает, молчит или отшучивается. И она уже не знает, что ей делать, говорит, что бросила бы все и ушла в монастырь. После этих слов Варя уходит. Раневская просит Петра не дразнить Варю. Трофимов отвечает, что Варя все лето следила, как бы у них с Аней не начался роман, а они о любви даже не думали, так как выше ее. Раневская беспокоится, что нет Гаева. Ее волнует дальнейшая судьба имения. Трофимов считает, что с ним давно покончено и надо глядеть правде в глаза. Раневская не знает, где правда. Без сада она не понимает своей жизни, просит пожалеть ее. Петя сочувствует Любови Андреевне всей душой. Раневская говорит, что с удовольствием отдала бы за него Аню, но для начала надо окончить хотя бы курсы, а Петр ничего не делает. Трофимов берет телеграмму и отдает Раневской. Та читает ее и говорит, что телеграмма из Парижа от любовника, который опять заболел и просит приехать. Она любит его и очень жалеет. Трофимов напоминает, что этот самый любовник обобрал Любовь Андреевну до нитки и называет его негодяем. Раневская сердится. Она считает, что в его годы надо понимать тех, кто любит и любить самому. Она называет его смешным чудаком и уродом. Говорит, что он не выше любви, а просто недотепа, и в его годы не иметь любовницу… Трофимов бросает, что между ними все кончено и уходит. Раневская кричит ему вслед, что пошутила. Петя случайно падает с лестницы. Варя и Аня, смеясь, рассказывают об этом Раневской. Из передней доносятся звуки вальса. Все танцуют. Раневская просит прощения у Пети и приглашает его на танец.

Входят Фирс и Яша, смотрят на танцующих. Фирс вспоминает, что прежде у них танцевали бароны и адмиралы, а теперь начальник станции. Он жалуется, что ослабел, на что Яша заявляет, что Фирс ему надоел и желает ему быстрее подохнуть. Фирс называет Яшу недотепой. В гостиную входит Аня и сообщает, что на кухне был какой-то человек, который сказал, что вишневый сад продан, а кому – неизвестно. Раневская хочет узнать, кому он продан, но Яша отвечает, что человек давно ушел. Дуняша говорит Фирсу, что чиновник почты назвал ее цветком. Яша зевает и уходит. Входит Епиходов. Он жалуется Дуняше, что та не хочет его видеть и напоминает о данном ей условии. Но Дуня не хочет его слушать. Из зала выходит Варя и прогоняет Епиходова. Он не хочет уходить и долго препирается, но потом сдается и уходит, говоря, что будет жаловаться на нее. Тогда Варя хватает палку и замахивается. В это время входит Лопахин, и Варя, принимая его за Епиходова, случайно бьет его палкой. Поняв ошибку, Варя извиняется. Входит Раневская. Лопахин сообщает, что Гаев приехал вместе с ним. Раневская взволнованно интересуется торгами. Входит Гаев, утирая слезы и, ничего не отвечая сестре, уходит к себе в комнату. Лопахин говорит, что вишневый сад продан и купил его он. Раневская угнетена. Варя снимает ключи с пояса, бросает их на пол и уходит. Лопахин рассказывает о торгах, о том, что он дал сверх долга девяносто тысяч и имение осталось за ним. Смеется, делая акцент на том, что он хозяин имения, где его отец и дед были рабами. Поднимает ключи. Велит музыкантам играть и приглашает всех смотреть, как срубят все деревья и настроят дач. Раневская горько плачет. Лопахин укоряет ее, что не послушали его вовремя. Пищик его уводит. Лопахин кричит, что идет новый владелец сада, готовый за все заплатить.

В зал к плачущей Любови Андреевне входят Аня и Трофимов. Аня говорит, что пусть нет сада, но вся жизнь впереди. Успокаивает мать, что посадят новый сад.

Четвертое действие

Опустевшие комнаты. Мебель сложена в один угол. Лопахин ждет, когда все уедут. Попрощаться с бывшими хозяевами пришли мужики. Входят Раневская и Гаев. Гаев ругает сестру – она отдала свой кошелек мужикам. Раневская оправдывается, что не смогла иначе. Оба уходят. Лопахин предлагает на прощание выпить по стаканчику, но Раневская и Гаев не откликаются. Лопахин тоже один пить не хочет и предлагает выпить хоть Яше. Яша, радующийся отъезду, выпивает.

Лопахин напоминает, что через двадцать минут ехать на станцию. Трофимов ищет калоши. От предложенной Лопахиным выпивки отказывается. Лопахин подшучивает над бедным студентом, на что Трофимов дает ему совет не размахивать руками, объясняет, что строить дачи и надеяться на то, что дачники будут отдельными хозяевами – это тоже размахивать руками. Лопахин предлагает ему денег на дорогу, но Трофимов отказывается – он получил перевод. Варя находит его калоши. Лопахин настаивает, чтобы Трофимов взял денег, но Петя отвечает, что деньги для него ничего не значат, а он стремится к высшей власти. Говорит, что сам дойдет и укажет путь другим. Слышно, как вдали рубят деревья.

Входит Аня и просит от имени матери не рубить сад, пока они не уедут. Лопахин обещает. Аня сообщает, что Фирса отвезли в больницу. Дуняша плачет и бросается на шею Яше, но он пьет шампанское и мечтает о Париже. Входят Раневская, Гаев, Аня и Шарлотта. Раневская прощается с домом. Аня говорит о новой жизни, надеется выдержать экзамен в гимназии, работать и помогать матери. Гаев радуется, что он теперь финансист в банке. Раневская собирается ехать в Париж и жить там на присланные бабушкой деньги, которых хватит ненадолго. Шарлотта просит Лопахина найти ей место. Лопахин соглашается.

Запыхавшись, входит Пищик. Гаев, считая, что тот пришел за деньгами, уходит. Но Пищик принес долг Лопахину – четыреста рублей, а также возвращает Раневской четыреста рулей, обещая остальное потом. Объясняет он это тем, что англичане нашли в его земле белую глину и он сдал им этот участок на двадцать четыре года. Раневская замечает, что здесь у нее остаются две печали: Фирс и Варя. Лопахин предлагает сделать Варе предложение. Входит Варя, но Лопахина зовут и он уходит, так ничего и не сказав. Варя плачет. Пора ехать. Раневская осматривает голые стены и потолки с нежной любовью.

Все уходят. Аня прощается с домом и прежней жизнью. Трофимов же, наоборот, приветствует новую. Раневская и Гаев, оставшись вдвоем, кидаются друг другу на шею и тихо рыдают. Они в отчаянии. Раневская прощается с садом, олицетворением молодости, жизни и счастья. Она последний раз смотрит из окна, вспоминает покойную маму, которая любила ходить по этой комнате. Все двери запираются, экипажи уезжают. В тишине стучит топор. Входит больной Фирс. Видит, что все уехали, переживает о том, что его забыли, ложится. Рассуждает о том, что жизнь прошла и сил не осталось. Лежит неподвижно. Слышится звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Далеко в саду топором стучат по дереву.

В первой короткой главе две части разделены отточием, в них даны самые выразительные штрихи русского быта: описаны юродство и юродивые, но также русские мастеровые и ремесленники. “Нищие, провидоши, побироши, волочебники, лазари, странницы, убогие, пустосвяты, калики, пророки, дуры, дураки, юродивые – это однозначные имена кренделей быта святой Руси, нищие на святой Руси, калики перехожие, убогие Христа ради, юродивые ради Христа Руси святой – эти крендели украшали быт со дня возникновения Руси, от первых царей Иванов, быт русского тысячелетия. О блаженных макали свои перья все русские историки, этнографы и писатели”. “И есть в Петербурге, в иных больших российских городах – иные чудаки. Родословная их имперская, а не царская. С Елизаветы возникло начатое Петром искусство – русской мебели. У этого крепостного искусства нет писаной истории, и имена мастеров уничтожены временем. Это искусство было делом одиночек, подвалов в городах, задних каморок в людской избе в усадьбах. Это искусство существовало в горькой водке и жестокости…”

Итак, на Руси есть чудаки и… чудаки. И тех и других можно увидеть в городе Угличе, называемом автором русским Брюгге или российской Камакурой. Двести верст от Москвы, а железная дорога в пятидесяти верстах. Именно здесь застряли развалины усадеб и красного дерева. Конечно, создан музей старинного быта, но наиболее красивые вещи хранятся в домах у бывших хозяев. В городе немало несчастных, вынужденных существовать продажей за бесценок русской старины. Этим пользуются наведывающиеся в глушь дельцы-оценщики из столицы, чувствующие себя благодетелями, спасителями народного творчества и мировой культуры. По наводке Скудрина Якова Карповича “с паршивой улыбочкой, раболепной и ехидной одновременно”, ходят они по домам, навещая то старух, то одиноких матерей, то выживших из ума стариков, убеждая их отдать самое ценное из того, что у них есть. Как правило, это вещи старых мастеров, за которые они если не сейчас, так потом выручат большие деньги. И изразцы, и бисер, и фарфор, и красное дерево, и гобелены – все в ходу. С реестром, созданным услужливым Яковом Карповичем, молчаливо входят в дом некие братья Бездетовы. Глядя вокруг себя как бы слепыми глазами, они беззастенчиво начинают все мять и щупать – прицениваться. Из самой бедности и нищеты эти юроды выуживают для себя сладкие кусочки. Сугубые материалисты, они твердо знают, что почем сегодня при новом режиме и сколько они будут иметь.

Большой местный мыслитель Яков Карпович Скудрин вообще-то уверен, что очень скоро пролетариат должен исчезнуть: “Вся революция ни к чему, ошибка, кхэ, истории. В силу того, да, что еще два-три поколения, и пролетарьят исчезнет, в первую очередь, в Соединенных Штатах, в Англии, в Германии. Маркс написал свою теорию расцвета мышечного труда. Теперь машинный труд заменит мышцы. Вот какая моя мысль. Скоро около машин останутся одни инженеры, а пролетарьят исчезнет, пролетарьят превратится в одних инженеров. Вот, кхэ, какая моя мысль. А инженер не пролетарий, потому что чем человек культурней, тем меньше у него фанаберских потребностей, и ему удобно со всеми материально жить одинаково, уровнять материальные блага, чтобы освободить мысль, да, – вон, англичане, богатые и бедные, одинаково в пиджаках спят и в одинаковых домах живут, а у нас – бывало – сравните купца с мужиком – купец, как поп, выряжается и живет в хоромах. А я могу босиком ходить и от этого хуже не стану. Вы скажете, кхэ, да, эксплуатация останется? – да как останется? – мужика, которого можно эксплуатировать, потому – что он, как зверь, – его к машине не пустишь, он ее сломает, а она стоит миллионы. Машина дороже того стоит, чтобы при ней пятак с человека экономить, – человек должен машину знать, к машине знающий человек нужен – и вместо прежней сотни всего один. Человека такого будут холить. Пропадет пролетарьят!”

Если прогноз будущего пролетариата, данный устами несимпатичного, но весьма разумно мыслящего героя, дан как бы с надеждой на торжество мудрости, то прогноз будущего современной женщины мало оптимистичен. С развалом семьи, вызванным крушением социальных устоев, очень много будет одиноких матерей и просто одиноких женщин. Новое государство поддерживает и будет поддерживать матерей-одиночек.

Встретив свою сестру Клавдию, младший сын Скудрина, сбежавший из дома коммунист Аким, выслушивает такой ее монолог: “Мне двадцать четыре. Весной я решила, что пора стать женщиной, и стала ей”. Брат возмущен: “Но у тебя есть любимый человек?” – “Нет, нету! Их было несколько. Мне было любопытно… Но я забеременела, и я решила не делать аборта”. – “И ты не знаешь, кто муж?” – “Я не могу решить кто. Но мне это неважно. Я – мать. Я справлюсь, и государство мне поможет, а мораль… Я не знаю, что такое мораль, меня разучили это понимать. Или у меня есть своя мораль. Я отвечаю только за себя и собою. Почему отдаваться – не морально? Я делаю, что я хочу, и я ни перед кем не обязываюсь. Муж?.. Мне он не нужен в ночных туфлях и чтобы родить. Люди мне помогут, – я верю в людей. Люди любят гордых и тех, кто не отягощает их. И государство поможет…”

Аким-коммунист – хотел знать, что идет новый быт – быт был древен. Но мораль Клавдии для него – и необыкновенна, и нова”.

Однако есть ли что-нибудь на земле, что остается неизменным? Без сомнения, это небо, облака, небесные пространства. Но… также “искусство красного дерева, искусство вещей”. “Мастера спиваются и умирают, а вещи остаются жить, живут, около них любят, умирают, в них хранят тайны печалей, любовей, дел, радостей. Елизавета, Екатерина – рококо, барокко. Павел – мальтиец. Павел строг, строгий покой, красное дерево, темно-ампир, классика. Эллада. Люди умирают, но вещи живут, и от вещей старины идут “флюиды” старинности, отошедших эпох. В 1928 году – в Москве, Ленинграде, по губернским городам – возникли лавки старинностей, где старинность покупалась и продавалась ломбардами, госторгом, госфондом, музеями: в 1928 году было много людей, которые собирали “флюиды”. Люди, покупавшие вещи старины после громов революций, у себя в домах, облюбовывая старину, вдыхали живую жизнь мертвых вещей. И в почете был Павел-мальтиец – прямой и строгий, без бронзы и завитушек”.

Вильгельм кончил с отличием пансион. Родственники решают определить его в только что основанный Царскосельский лицей. На приеме у министра Разумовского он встречается с Мишей Яковлевым, Ваней Пущиным, Антоном Дельвигом. Василий Львович Пушкин привозит туда своего племянника Сашу. Девятнадцатого октября 1811 г. в присутствии царя и приближенных к нему особ происходит торжественное открытие лицея. Вильгельм не отрываясь слушает вдохновенную речь профессора нравственных наук Куницына.

В лицее Вильгельм получает кличку Кюхля. Товарищи его любят, но то и дело над ним подшучивают. После того как “паяс” Яковлев под всеобщий смех пародийно изображает сцену обручения Кюхли с девочкой Минхен, Вильгельм в отчаянии бежит топиться в пруду. Его спасают. “Ты же не Бедная Лиза”, – увещевает друга рассудительный Пущин.

Учится Кюхля хорошо, он одержим честолюбием и втайне мечтает о том, что великий Державин именно ему, Вильгельму Кюхельбекеру, передаст свою лиру. Однако на переводном экзамене в декабре 1814 г. наибольшее впечатление на посетившего лицей Державина производят стихи Пушкина. Вильгельм искренне радуется за друга: “Александр! Горжусь тобой. Будь счастлив”. Пушкин приводит Кюхлю в компанию гусара Каверина, где ведутся вольнолюбивые разговоры, но Вильгельм не чувствует себя своим среди этих “насмешников”.

По окончании лицея Кюхельбекер преподает русскую словесность в благородном пансионе при Педагогическом институте. Свои стихи он теперь посвящает Жуковскому. С Пушкиным же отношения складываются не совсем гладко: из-за едкой эпиграммы со словами “и кюхельбекерно и тошно” дело однажды доходит до дуэли, заканчивающейся, к счастью, примирением.

Учительство вскоре надоедает Вильгельму, он хочет по совету Пушкина полностью заняться литературой, посещает “четверги” влиятельного журнального деятеля Греча, где знакомится с Рылеевым и Грибоедовым. В печати появляются смелые стихи Кюхельбекера, в которых он поддерживает сосланного на юг Пушкина. Кюхля бывает у Николая Ивановича Тургенева, где вновь встречается с Куницыным, с лицейскими друзьями, участвует в политических дебатах. Вскоре он подает в отставку и отправляется за границу в качестве секретаря знатного вельможи Нарышкина.

Свобода! Свобода! В Германии Вильгельм переполнен разнообразными впечатлениями, ему довелось побеседовать с Людвигом Тиком и даже с великим Гете. Тем временем царю доносят о крамольных стихах Кюхельбекера, и тот приказывает установить секретный надзор за молодым поэтом. В Париже, в зале Атеней, Вильгельм читает лекции о русской словесности, открыто выступая против крепостного рабства. Его высылают из Франции по распоряжению префекта полиции. Побывав в Италии, Кюхельбекер возвращается в Петербург.

Здесь ему никак не удается найти службу, пока царь не решает отправить “беспокойного молодого человека в столь же беспокойную страну” – на Кавказ, в канцелярию генерала Ермолова. У Вильгельма рождается романтический проект “двинуть” Ермолова в Грецию, на помощь тамошним повстанцам. Грибоедов трезво советует другу “немного остыть”. Да и сам Кюхельбекер начинает смотреть на вещи по-иному после того, как Ермолов на его глазах приказывает расстрелять одного из черкесских главарей.

Недолго прослужив на Кавказе, Вильгельм поселяется в смоленском имении Закуп у своей сестры Устиньки и ее мужа Григория Андреевича Глинки. Он влюбляется в приехавшую к Глинкам в гости Дуню Пушкину, молодые люди клянутся друг другу в любви, но материальные обстоятельства не дают возможности даже помышлять о женитьбе. Беспокойный характер Вильгельма доставляет немало хлопот родственникам: то он вместе со слугой Семеном облачается в крестьянские одежды, то, увидев, как сосед-помещик истязает обмазанного дегтем мужика, проучает хлыстом озверевшего крепостника. Кюхельбекер вновь оказывается в Москве, потом в Петербурге, где занимается черной журнальной работой у Греча и Булгарина. Его поселяет у себя дома Александр Одоевский, поддерживающий друга и душевным участием, и деньгами.

Рылеев, готовящий восстание, принимает Кюхельбекера в члены тайного общества. Четырнадцатого декабря с двумя пистолетами за поясом Вильгельм мечется между московским и финляндским полками, пытается разыскать скрывшегося Трубецкого. Оказавшись вместе в братом Мишей и Иваном Пущиным среди офицеров и солдат Гвардейского экипажа, Вильгельм трижды целится в великого князя Михаила, но всякий раз случается осечка. По восставшим начинают палить из орудий. Вильгельм хочет поднять людей и повести их в бой, но поздно: остается бросить пистолет в снег и покинуть площадь.

Коллежского асессора Кюхельбекера по высочайшему повелению разыскивают повсюду. Вильгельму между тем удается добраться до Закупа, потом попасть в Варшаву, где его узнают по указанным в “афише” приметам и арестовывают. Дуня пытается хлопотать о женихе, доходит до самого Николая, просит разрешения обвенчаться с Вильгельмом и последовать за ним в Сибирь, но получает отказ.

Кюхля томится в одиночной камере, ведя воображаемые разговоры с друзьями, вспоминая прошедшее. Его переводят в Динабургскую крепость, по дороге происходит случайная встреча с проезжающим мимо Пушкиным. Из крепости Вильгельм пишет Грибоедову, не зная, что тот уже погиб в Тегеране. Начинаются последние странствия Кюхли: Баргузин, Акша, Курган, Тобольск.

В Баргузине Вильгельм строит себе избу, понемногу забывает о Дуне, потом получает от нее последнее письмо: “Я решилась не ехать к вам. Сердце стареет Нам ведь уже сорок стукнуло”. Вильгельм женится на грубой и мужиковатой дочери почтмейстера Дронюшке. Через месяц после свадьбы он узнает, что какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина. По дороге в Курган Вильгельм три дня проводит в Ялуторовске у Пущина, вызывая искреннюю жалость друга и своим дряхлым обликом, и неудавшейся семейной жизнью. Во время предсмертной болезни Кюхля видит во сне Грибоедова, в забытьи говорит с Пушкиным, вспоминает Дуню. “Он лежал прямой, со вздернутой седой бородой, острым носом, поднятым кверху, и закатившимися глазами”.

Оскар Уайльд

Как важно быть серьезным

Действие комедии происходит в лондонской квартире молодого джентльмена Алджернона Монкрифа, выходца из аристократического семейства, и в поместье его закадычного друга Джека Уординга в Вултоне, графство Хартфордшир.

Скучающий Алджернон, ожидая к чаю свою тетку леди Брэкнелл с очаровательной дочерью Гвендолен, обменивается ленивыми репликами со своим лакеем Лэйном, не меньшим гедонистом и любителем пофилософствовать. Неожиданно его одиночество прерывается появлением его давнего приятеля и постоянного оппонента-соперника во всех начинаниях, мирового судьи и владельца обширного сельского поместья Джека Уординга. Скоро выясняется, что, пресытившись светскими и служебными обязанностями (на попечении Уординга к тому же восемнадцатилетняя воспитанница), оба разыгрывают перед окружающими одну и ту же игру, только именуют ее по-разному: Джек, стремясь вырваться от домашних, заявляет, что едет “к своему младшему брату Эрнесту, который живет в Олбени и то и дело попадает в страшные передряги”; Алджернон же в аналогичных случаях ссылается на “вечно больного мистера Бенбери, для того чтобы навещать его в деревне, когда вздумается”. Оба – неисправимые себялюбцы и сознают это, что ничуть не мешает им при надобности обвинять друг друга в безответственности и инфантильности.

“Только родственники и кредиторы звонят так по-вагнеровски”, – отзывается Алджернон о зашедших навестить его дамах. Пользуясь случаем, Джек переводит беседу на матримониальные темы: он давно влюблен в Гвендолен, но никак не осмелится признаться девушке в своих чувствах. Отличающийся отменным аппетитом и столь же неистребимой склонностью к любовным интрижкам Алджернон, опекающий свою кузину, пытается изображать оскорбленную добродетель; но тут в дело вступает невозмутимо-словоохотливая леди Брэкнелл, учиняющая новоявленному претенденту на руку дочери (та, наделенная недюжинным практицизмом и здравым смыслом, уже успела дать м-ру Уордингу предварительное согласие, добавив, что мечтой ее жизни было выйти замуж за человека по имени Эрнест: “В этом имени есть нечто, внушающее абсолютное доверие”) настоящий допрос с акцентом на имущественных аспектах его благосостояния. Все идет благополучно, пока речь не заходит о родословной мирового судьи. Тот не без смущения признается, что является найденышем, воспитанным сердобольным сквайром, обнаружившим его… в саквояже, забытом в камере хранения на лондонском вокзале Виктория.

“Я очень рекомендую вам обзавестись родственниками и сделать это еще до окончания сезона”, – советует Джеку невозмутимая леди Брэкнелл; иначе брак с Гвендолен невозможен. Дамы удаляются. Впрочем, спустя некоторое время Гвендолен вернется и предусмотрительно запишет адрес поместья м-ра Уординга в провинции (сведения, неоценимые для незаметно подслушивающего их разговор Алджернона, горящего желанием во что бы то ни стало познакомиться с очаровательной воспитанницей Джека Сесили – намерение, никоим образом не поощряемое Уордингом, радеющим о нравственном совершенствовании своей подопечной). Как бы то ни было, оба друга-притворщика приходят к выводу, что и “беспутный младший брат Эрнест”, и “вечно больной мистер Бенбери” постепенно становятся для них нежелательной обузой; в предвидении светлых грядущих перспектив оба дают слово избавиться от воображаемой “родни”.

Причуды, однако, вовсе не являются прерогативой сильного пола, К примеру, в поместье Уординга над учебниками географии, политической экономии и немецкого скучает мечтательная Сесили, слово в слово повторяющая сказанное Гвендолен: “Моей девической мечтой всегда было выйти замуж за человека, которого зовут Эрнест”. Больше того: она мысленно обручилась с ним и хранит шкатулку, полную его любовных писем. И неудивительно: ее опекун, этот скучный педант, так часто с возмущением вспоминает о своем “беспутном” братце, что тот рисуется ей воплощением всех достоинств.

К изумлению девушки, предмет ее грез появляется во плоти: разумеется, это Алджернон, трезво рассчитавший, что его друг еще на несколько дней задержится в Лондоне. От Сесили он узнает, что “суровый старший брат” решил отправить его на исправление в Австралию. Между молодыми людьми происходит не столько любовное знакомство, сколько своего рода словесное оформление того, о чем грезилось и мечталось. Но не успевает Сесили, поделившись радостной новостью с гувернанткой мисс Призм и соседом Джека каноником Чезюблом, усадить гостя за обильную деревенскую трапезу, как появляется хозяин поместья. Он в глубоком трауре, и вид его печален. С подобающей торжественностью Джек объявляет своим чадам и домочадцам о безвременной кончине своего непутевого братца. А “братец” – выглядывает из окна…

Но если это недоразумение еще удается худо-бедно утрясти с помощью экзальтированной старой девы-гувернантки и доброго каноника (к нему-то и апеллируют оба друга-соперника, заявляя, один за другим, о страстном желании креститься и быть нареченными одним и тем же именем: Эрнест), то с появлением в поместье Гвендолен, заявляющей ни о чем не подозревающей Сесили, что она помолвлена с мистером Эрнестом Уордингом, воцаряется тотальная неразбериха. В подтверждение собственной правоты она ссылается на объявление в лондонских газетах, другая – на свой дневник. И только поочередное появление Джека Уординга (разоблачаемого невинной воспитанницей, называющей его дядей Джеком) и Алджернона Монкрифа, какового беспощадно изобличает собственная кузина, вносит в смятенные умы нотку обескураженного спокойствия. Еще недавно готовые разорвать друг друга представительницы слабого пола являют друзьям пример истинно феминистской солидарности: их обеих, как всегда, разочаровали мужчины.

Впрочем, обида этих нежных созданий непродолжительна. Узнав, что Джек, несмотря ни на что, намерен пройти обряд крещения, Гвендолен великодушно замечает: “Как глупы все разговоры о равенстве полов. Когда дело доходит до самопожертвования, мужчины неизмеримо выше нас”.

Из города неожиданно появляется леди Брэкнелл, которой Алджернон тут же выкладывает радостную весть: он намерен сочетаться браком с Сесили Кардью.

Реакция почтенной дамы неожиданна: ей определенно импонируют миловидный профиль девушки (“Два наиболее уязвимых пункта нашего времени – это отсутствие принципов и отсутствие профиля” ) и ее приданое, что до происхождения… Но тут кто-то упоминает имя мисс Призм, и леди Брэкнелл настораживается. Она непременно желает увидеть эксцентричную гувернантку и узнает в ней… исчезнувшую двадцать восемь лет назад непутевую служанку своей покойной сестры, повинную в том, что она потеряла ребенка (вместо него в пустой коляске обнаружили рукопись трехтомного романа, “до тошноты сентиментального”). Та смиренно признается, что по рассеянности положила доверенного ей ребенка в саквояж, а саквояж сдала в камеру хранения на вокзале.

Встрепенуться при слове “саквояж” наступает очередь Джека. Спустя несколько минут он с торжеством демонстрирует присутствующим бытовой атрибут, в котором был найден; и тут выясняется, что он – не кто иной, как старший сын профессионального военного, племянник леди Брэкнелл и, соответственно, старший брат Алджернона Монкрифа. Больше того, как свидетельствуют регистрационные книги, при рождении он был наречен в честь отца Джоном Эрнестом. Так, словно повинуясь золотому правилу реалистической драмы, в финале пьесы выстреливают все ружья, представшие на обозрение зрителям в ее начале. Впрочем, об этих канонах едва ли думал создатель этой блестящей комедии, стремившийся превратить ее в подлинный праздник для современников и потомков.

Действие романа охватывает 1711-1720 гг. Эпистолярная форма произведения и добавочный пикантный материал из жизни персидских гаремов, своеобразное построение с экзотическими подробностями, полные яркого остроумия и язвительной иронии описания, меткие характеристики дали возможность автору заинтересовать самую разнообразную публику до придворных кругов включительно. При жизни автора “Персидские письма” выдержали 12 изданий. В романе решаются проблемы государственного устройства, вопросы внутренней и внешней политики, вопросы религии, веротерпимости, ведется решительный и смелый обстрел самодержавного правления и, в частности, бездарного и сумасбродного царствования Людовика XIV. Стрелы попадают и в Ватикан, осмеиваются монахи, министры, все общество в целом.

Узбек и Рика, главные герои, персияне, чья любознательность заставила их покинуть родину и отправиться в путешествие, ведут регулярную переписку как со своими друзьями, так и между собой. Узбек в одном из писем к другу раскрывает истинную причину своего отъезда. Он был в юности представлен ко двору, но это не испортило его. Разоблачая порок, проповедуя истину и сохраняя искренность, он наживает себе немало врагов и решает оставить двор. Под благовидным предлогом с согласия шаха Узбек покидает отечество. Там, в Испагани, ему принадлежал сераль с гаремом, в котором находились самые прекрасные женшины Персии.

Друзья начинают свое путешествие с Эрзерума, далее их путь лежит в Токату и Смирну – земли, подвластные туркам. Турецкая империя доживает в ту пору последние годы своего величия. Паши, которые только за деньги получают свои должности, приезжают в провинции и грабят их как завоеванные страны, солдаты подчиняются исключительно их капризам. Города обезлюдели, деревни опустошены, земледелие и торговля в полном упадке. В то время как европейские народы совершенствуются с каждым днем, они коснеют в своем первобытном невежестве. На всех обширных просторах страны только Смирну можно рассматривать как город богатый и сильный, но его делают таким европейцы. Заключая описание Турции своему другу Рустану, Узбек пишет: “Эта империя, не пройдет и двух веков, станет театром триумфов какого-нибудь завоевателя”.

После сорокадневного плавания наши герои попадают в Ливорно, один из цветущих городов Италии. Увиденный впервые христианский город – великое зрелище для магометанина. Разница в строениях, одежде, главных обычаях, даже в малейшей безделице находится что-нибудь необычайное. Женщины пользуются здесь большей свободой: они носят только одну вуаль, в любой день вольны выходить на улицу в сопровождении каких-нибудь старух, их зятья, дяди, племянники могут смотреть на них, и мужья почти никогда на это не обижаются. Вскоре путешественники устремляются в Париж, столицу европейской империи. Рика после месяца столичной жизни поделится впечатлениями со своим другом Иббеном. Париж, пишет он, так же велик, как Испагань, “дома в нем так высоки, что молено поклясться, что в них живут одни только астрологи”. Темп жизни в городе совсем другой; парижане бегут, летят, они упали бы в обморок от медленных повозок Азии, от мерного шага верблюдов. Восточный же человек совершенно не приспособлен для этой беготни. Французы очень любят театр, комедию – искусства, незнакомые азиатам, так как по природе своей те более серьезны. Эта серьезность жителей Востока происходит оттого, что они мало общаются между собой: они видят друг друга только тогда, когда их к этому вынуждает церемониал, им почти неведома дружба, составляющая здесь усладу жизни; они сидят по домам, так что каждая семья изолирована. Мужчины в Персии не обладают живостью французов, в них не видно духовной свободы и довольства, которые во Франции свойственны всем сословиям.

Меж тем из гарема Узбека приходят тревожные вести. Одну из жен, Заши, застали наедине с белым евнухом, который тут же, по приказу Узбека, заплатил за вероломство и неверность головою. Белые и черные евнухи – низкие рабы, слепо исполняющие все желания женшин и в то же время заставляющие их беспрекословно повиноваться законам сераля. Женщины ведут размеренный образ жизни: они не играют в карты, не проводят бессонных ночей, не пьют вина и почти никогда не выходят на воздух, так как сераль не приспособлен для удовольствий, в нем все пропитано подчинением и долгом. Узбек, рассказывая об этих обычаях знакомому французу, слышит в ответ, что азиаты принуждены жить с рабами, сердце и ум которых всегда ощущают приниженность их положения. Чего можно ожидать от человека, вся честь которого состоит в том, чтобы сторожить жен другого, и который гордится самой гнусной должностью, какая только существует у людей. Раб соглашается переносить тиранию более сильного пола, лишь бы иметь возможность доводить до отчаяния более слабый. “Это больше всего отталкивает меня в ваших нравах, освободитесь же, наконец, от предрассудков”, – заключает француз. Но Узбек непоколебим и считает традиции священными. Рика, в свою очередь, наблюдая за парижанками, в одном из писем к Иббену рассуждает о женской свободе и склоняется к мысли о том, что власть женщины естественна: это власть красоты, которой ничто не может сопротивляться, и тираническая власть мужчины не во всех странах распространяется на женщин, а власть красоты универсальна. Рика заметит о себе: “Мой ум незаметно теряет то, что еще осталось в нем азиатского, и без усилий приноравливается к европейским нравам; я узнал женщин только с тех пор, как я здесь: я в один месяц изучил их больше, чем удалось бы мне в серале в течение тридцати лет”. Рика, делясь с Узбеком своими впечатлениями об особенностях французов, отмечает также, что в отличие от их соотечественников, у которых все характеры однообразны, так как они вымучены, во Франции притворство – искусство неизвестное. Все разговаривают, все видятся друг с другом, все слушают друг друга, сердце открыто так же, как и лицо. Игривость – одна из черт национального характера

Узбек рассуждает о проблемах государственного устройства, ибо, находясь в Европе, он перевидал много разных форм правления, и здесь не так, как в Азии, где политические правила повсюду одни и те же. Размышляя над тем, какое правление наиболее разумно, он приходит к выводу, что совершенным является то, которое достигает своих целей с наименьшими издержками: если при мягком правлении народ бывает столь же послушен, как при строгом, то следует предпочесть первое. Более или менее жестокие наказания, налагаемые государством, не содействуют большему повиновению законам. Последних так же боятся в тех странах, где наказания умеренны, как и в тех, где они тираничны и ужасны. Воображение само собою приспосабливается к нравам данной страны: восьмидневное тюремное заключение или небольшой штраф так же действуют на европейца, воспитанного в стране с мягким правлением, как потеря руки на азиата. Большинство европейских правительств – монархические. Это состояние насильственное, и оно вскорости перерождается либо в деспотию, либо в республику. История и происхождение республик подробно освещены в одном из писем Узбека. Большей части азиатов неведома эта форма правления. Становление республик происходило в Европе, что же касается Азии и Африки, то они всегда были угнетаемы деспотизмом, за исключением нескольких малоазиатских городов и республики Карфагена в Африке. Свобода создана, по-видимому, для европейских народов, а рабство – для азиатских.

Узбек в одном из своих последних писем не скрывает разочарования от путешествия по Франции. Он увидел народ, великодушный по природе, но постепенно развратившийся. Во всех сердцах зародилась неутолимая жажда богатства и цель разбогатеть путем не честного труда, а разорения государя, государства и сограждан. Духовенство не останавливается перед сделками, разоряющими его доверчивую паству. Итак, мы видим, что, по мере того как затягивается пребывание наших героев в Европе, нравы этой части света начинают им представляться менее удивительными и странными, а поражаются они этой удивительности и странности в большей или меньшей степени в зависимости от различия их характеров. С другой стороны, по мере того, как затягивается отсутствие Узбека в гареме, усиливается беспорядок в азиатском серале.

Узбек крайне обеспокоен происходящим в его дворце, так как начальник евнухов докладывает ему о немыслимых творящихся там вещах. Зели, отправляясь в мечеть, сбрасывает покрывало и появляется перед народом. Заши находят в постели с одной из ее рабынь – а это строго запрещено законами. Вечером в саду сераля был обнаружен юноша, более того, восемь дней жены провели в деревне, на одной из самых уединенных дач, вместе с двумя мужчинами. Вскоре Узбек узнает разгадку. Роксана, его любимая жена, пишет предсмертное письмо, в котором признается, что обманула мужа, подкупив евнухов, и, насмеявшись над ревностью Узбека, превратила отвратительный сераль в место для наслаждений и удовольствия. Ее возлюбленного, единственного человека, привязывавшего Роксану к жизни, не стало, поэтому, приняв яд, она следует за ним. Обращая свои последние в жизни слова к мужу, Роксана признается в своей ненависти к нему. Непокорная, гордая женщина пишет: “Нет, я могла жить в неволе, но всегда была свободна: я заменила твои законы законами природы, и ум мой всегда сохранял независимость”. Предсмертное письмо Роксаны Узбеку в Париж завершает повествование.

Виталий Александрович Закруткин (27 марта 1908 – 10 октября 1984) – русский советский писатель.

Закруткин родился 27 марта 1908 в Феодосии. В 1932 году экстерном окончил Благовещенский педагогический институт им. М. И. Калинина; в 1936 – аспирантуру Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена. В том же году защитил кандидатскую диссертацию и получил назначение на должность зав. кафедрой русской литературы в Ростовском пединституте. Во время войны был фронтовым корреспондентом. В 1947 поселился в станице Кочетовской на Дону. Умер Закруткин 10 октября 1984.

Ивлин Во

Возвращение в Брайдсхед

Во время второй мировой войны, находясь в Англии и командуя ротой, не принимающей участия в боевых действиях, капитан Чарльз Райдер получает от командования приказ перевезти подчиненных ему солдат на новое место. Прибыв на место назначения, капитан обнаруживает, что оказался в поместье Брайдсхед, с которым тесно была связана вся его молодость. Его охватывают воспоминания.

В Оксфорде, на первом курсе колледжа, он познакомился с отпрыском аристократического рода Марчмейнов, своим ровестником лордом Себастьяном Флайтом, юношей необыкновенной красоты и любителем экстравагантных шалостей. Чарльза пленило его общество, его обаяние, и молодые люди стали друзьями, проводя весь первый год обучения в дружеских пирушках и легкомысленных проделках. Во время первых летних каникул Райдер жил сначала в доме своего отца, в Лондоне, а затем, получив от Себастьяна телеграмму с сообщением о том, что его друг искалечен, примчался к нему и застал его в Брайдсхеде, фамильной усадьбе Марчмейнов, со сломанной лодыжкой. Когда Себастьян вполне оправился от болезни, друзья уехали в Венецию, где в это время жил отец Себастьяна со своей любовницей Карой.

Отец Себастьяна, лорд Александр Марчмейн, с давних пор жил отдельно от своей жены, матери Себастьяна, и ненавидел ее, хотя причину этой ненависти кому бы то ни было объяснить было трудно. Сложные отношения были и у Себастьяна с матерью. Она была очень набожной католичкой, и поэтому ее сына угнетало общение с ней, а также собственным старшим братом Брайдсхедом и сестрами, Джу лией и Корделией, воспитанными также в католической вере. Мать требовала от каждого члена семьи умения держаться в строгих рамках, предписанных религией.

После возвращения с летних каникул в Оксфорд молодые люди обнаружили, что в их жизни не хватает прежнего веселья и былой легкости. Чарльз и Себастьян много времени проводили вместе, сидя вдвоем за бутылкой вина. Однажды по приглашению Джулии и ее поклонника Рекса Моттрема молодые люди отправились к ним на праздник в Лондон. После бала, изрядно опьянев, Себастьян сел в машину и был остановлен полицейскими, которые без долгих разговоров отправили его на ночь в тюрьму. Оттуда его выручил Рекс, довольно самонадеянный и хваткий человек. Над Себастьяном в университете установилась тягостная опека католических священников и преподавателей, сопровождаемая периодическими наездами леди Марчмейн. Он запил и был отчислен из Оксфорда. Чарльз Райдер, для которого нахождение в университете без друга, тем более что сам он решил стать художником, потеряло смысл, тоже отчислился из него и уехал учиться живописи в Париж.

На рождественскую неделю Чарльз приехал в Брайдсхед, где уже собрались все члены семьи, в том числе и Себастьян, совершивший перед тем с мистером Самграссом, одним из приставленных опекать его еще в Оксфорде учителей, путешествие по Ближнему Востоку. Как выяснилось позже, на его последнем этапе Себастьян сбежал от своего сопровождающего в Константинополь, жил там у приятеля и пил. К этому времени он превратился уже в настоящего алкоголика, которому вряд ли что-либо могло помочь. Своим поведением он шокировал и огорчал семью, так что Рексу было поручено отвезти Себастьяна в Цюрих, в санаторий к доктору Баретусу. После одного инцидента, когда Чарльз, скалившись над другом, сидящим без гроша и которого к тому же строго ограничивали в потреблении алкоголя, снабдил его двумя фунтами на выпивку в ближайшем кабаке, Чарльзу пришлось покинуть Брайдсхед и вернуться в Париж к своей живописи.

Вскоре туда же явился Рекс в поисках Себастьяна, который по дороге в Цюрих сбежал от него, прихватив с собой триста фунтов. В тот же день Рекс пригласил Чарльза в ресторан, где за ужином самозабвенно рассказывал о своих планах жениться на красавице Джулии Марчмейн и в то же время не упустить из рук ее приданого, в котором ее мать ему решительно отказала. Через несколько месяцев Рекс с Джулией и в самом деле обвенчались, но очень скромно, без членов королевской семьи и премьер-министра, с которыми Рекс был знаком и на которых рассчитывал. Это было похоже на “венчание втихомолку”, и лишь через несколько лет Чарльз узнал, что же там в действительности произошло.

Мысли капитана Райдера переключаются на Джулию, игравшую до сих пор лишь эпизодическую и довольно загадочную роль в драме Себастьяна, а впоследствии сыгравшую огромную роль в жизни Чарльза. Она была очень красива, но не могла рассчитывать на блестящую аристократическую партию из-за того, что на их знатном роду лежала печать аморального поведения ее отца, и из-за того, что она была католичкой. Случилось так, что судьба свела ее с Рексом, выходцем из Канады, пробивавшимся в высшие финансовые и политические круги Лондона. Он ошибочно предположил, что такая партия станет козырной картой в его стремительной карьере, и употребил все силы на то, чтобы пленить Джулию. Джулия действительно влюбилась в него, и уже была назначена дата свадьбы, арендован самый значительный собор, даже приглашены кардиналы, когда вдруг выяснилось, что Рекс разведен. Незадолго до этого он ради Джулии принял католическую веру и теперь как католик не имел права второй раз жениться при живой первой жене. Разразились бурные споры в семье, а также среди святых отцов. В самый их разгар Рекс заявил, что они с Джулией предпочитают свадьбу по протестантским канонам. После нескольких лет супружеской жизни любовь между ними иссякла; Джулии открылась истинная суть ее мужа: он оказался не человеком, в полном смысле этого слова, а “небольшой частью человека, прикидывающейся целым человеческим существом”. Он был помешан на деньгах и политике и представлял из себя очень современное, самое последнее “измышление” того века. Джулия рассказала об этом Чарльзу десять лет спустя, во время шторма в Атлантике.

В 1926 г. во время всеобщей забастовки Чарльз вернулся в Лондон, где узнал что леди Марчмейн находится при смерти. В связи с этим по просьбе Джулии он отправился в Алжир за Себастьяном, где тот обосновался уже давно. В тот период он лежал в больнице и поправлялся после гриппа, так что ехать в Лондон никак не мог. Да и после болезни он не захотел уезжать, потому что не хотел оставлять одного своего нового друга, немца Курта, с больной ногой, которого он подобрал в Танжере умирающим с голоду, взял к себе и о котором теперь заботился. Покончить с пьянством ему так и не удалось.

Вернувшись в Лондон, Чарльз узнал, что лондонский дом Марчмейнов будет продан из-за денежных затруднений в семье, его снесут и на его месте выстроят доходный дом. Чарльз, давно уже ставший архитектурным живописцем, по просьбе Брайдсхеда в последний раз запечатлел интерьер дома. Благополучно пережив финансовый кризис тех лет благодаря своей специализации, опубликовав три роскошных альбома своих репродукций с изображением английских особняков и усадеб, Чарльз уехал в Латинскую Америку ради живительной перемены в творчестве. Там он пробыл два года и создал серию прекрасных картин, насыщенных тропическим колоритом и экзотическими мотивами. Из Англии в Нью-Йорк по предварительной договоренности за ним приехала жена, и они вместе на теплоходе отбыли обратно в Европу. Во время путешествия оказалось, что вместе с ними плывет в Англию и Джулия Марчмейн, поддавшаяся страсти и попавшая в Америку вслед за человеком, которого, как ей казалось, она любила. Быстро в нем разочаровавшись, она решила вернуться домой. На теплоходе во время шторма, который способствовал тому, что Джулия с Чарльзом постоянно находились друг с другом наедине, ибо были единственными, кто не страдал от морской болезни, они поняли, что любят друг друга. После выставки, сразу же организованной в Лондоне и имевшей огромный успех, Чарльз сообщил своей жене, что больше не будет с ней жить, чему она не очень огорчилась, и вскоре обзавелась новым обожателем. Чарльз подал на развод. То же самое сделала и Джулия. В Брайдсхеде они жили вместе два с половиной года и собирались пожениться.

Старший брат Джулии, Брайдсхед, женился на Берил, вдове адмирала с тремя детьми, дебелой даме лет сорока пяти, которую с первого же взгляда невзлюбил лорд Марчмейн, вернувшийся в родовое поместье из-за начавшихся военных действий за пределами Англии. В связи с этим Берил с мужем не удалось туда перебраться, как она рассчитывала, и к тому же лорд завещал дом Джулии, собиравшейся выйти замуж за Чарльза,

В Брайдсхед вернулась Корделия, младшая сестра Джулии, с которой Чарльз не виделся пятнадцать лет. Она работала в Испании санитаркой, но теперь ей пришлось оттуда уехать. По дороге домой она посетила Себастьяна, перебравшегося в Тунис, вновь обратившегося к вере и теперь работавшего при одном монастыре служителем. Он по-прежнему очень страдал, ибо был лишен собственного достоинства и воли. Корделия даже усматривала в нем что-то от святого.

Лорд Марчмейн приехал в Брайдсхед сильно постаревшим и смертельно больным. Перед его смертью между Джулией и Чарльзом про изошло столкновение по поводу того, следует ли тревожить отца последним причастием или нет. Чарльз, как агностик, не видел в нем смысла и был против. Тем не менее перед смертью лорд Марчмейн признал свои грехи и осенил себя крестным знамением. Джулия, уже давно мучившаяся тем, что сначала жила с Рексом во грехе, а теперь сознательно собиралась повторить то же самое с Чарльзом, предпочла вернуться в лоно католической церкви и расстаться со своим возлюбленным.

Теперь тридцатидевятилетний капитан пехоты Чарльз Райдер, стоя в часовне Брайдсхеда и глядя на горящую на алтаре свечу, осознает ее огонь как связующее звено между эпохами, нечто крайне значимое и точно так же горящее в душах современных солдат, находящихся далеко от дома, как пылало и в душах древних рыцарей.

НЕМЕЦКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Георг Бюхнер (Georg Buchner)

Смерть Дантона

(Dantons Tod)

Драма (1835)

Жорж Дантон и Эро-Сешель, его соратник в Национальном конвенте, играют в карты с дамами, среди которых Жюли, жена Дантона. Дантон апатично разглагольствует о женщинах, их обаянии и коварстве, о невозможности знать и понимать друг друга. На успокоительные слова Жюли Дантон меланхолично замечает, что любит ее, как любят “могилу”, где можно обрести покой. Эро флиртует с одной из дам.

Приходят друзья, другие депутаты Конвента. Камилл Демулен сразу вовлекает всех в разговор о “гильотинной романтике”. На своем втором году революция ежедневно требует все новых жертв. Эро считает, что с революцией нужно “кончать” и “начинать” республику. Каждый имеет право наслаждаться жизнью как умеет, только не за счет других. Камилл уверен, что государственная власть должна быть открытой для народа, “прозрачным хитоном” на его теле. Зная великолепный ораторский дар Дантона, он призывает его начать атаку с выступления в Конвенте в защиту истинной свободы и прав человека. Дантон как будто и не отказывается, но не проявляет ни малейшего энтузиазма, ведь до этого момента еще нужно “дожить”. Он уходит, демонстрируя всем, как утомлен политикой.

??? … ???

Зале бурю аплодисментов, заседание переносят. Не в интересах судей слышать, что в свое время именно Дантон объявил войну монархии, что его голос “ковал оружие для народа из золота аристократов и богачей”. Затем Дантон апеллирует к народу, требует создания комиссии для обвинения тех, из-за кого свобода “шагает по трупам”. Заключенных силой уводят из зала.

На площади перед Дворцом правосудия гудит толпа. В криках и возгласах нет единодушия, одни – за Дантона, другие – за Робеспьера.

Последние часы в камере. Камилл тоскует по жене Люсиль, которая стоит перед окном камеры и поет. Он страшится смерти, страдает от того, что жена сходит с ума. Дантон, по обыкновению, ироничен и насмешлив. Всем горько сознавать себя “поросятами”, забиваемыми палками до смерти, чтобы “на царских пирах было вкуснее”.

В тот момент, когда осужденных выводят из камеры, Жюли принимает яд в их с Дантоном доме. Поющих “Марсельезу” осужденных везут в повозках на площадь Революции к гильотине. Из толпы раздаются издевательские крики женщин с голодными ребятишками на руках. Осужденные прощаются друг с другом. Палачи растаскивают их. Все кончено.

У гильотины появляется Люсиль, поющая песенку о смерти. Она ищет смерти, чтобы соединиться с мужем. К ней подходит патруль, и во внезапном озарении Люсиль восклицает: “Да здравствует король!” “Именем Республики” женщину арестовывают.

А. В. Дьяконова

АМЕРИКАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Вильям Сароян (William Saroyan)

Приключения Весли Джексона

(The Adventures of Wesley Jackson)

Роман (1946)

1942 г. Весли Джексон, восемнадцатилетний житель Сан-Франциско, призван в армию. Он любит песню “Валенсия”, много читает и размышляет. Его родители давно разошлись. Мама с его младшим братом Вирджилом уехала к родственникам, а где теперь отец, Весли не знает. Весли пишет письмо миссис Фоукс, учительнице воскресной школы в Сан-Франциско, в котором описывает свою жизнь за те девять лет, что они не виделись. Через месяц приходит письмо от священника его церкви, в котором помимо сообщения о смерти миссис Фоукс говорится о том, что у Весли налицо талант писателя. Священник призывает Весли продолжать в том же духе: “Пишите, мальчик мой, пишите”. Весли пишет повесть, в которой описывает все, что происходит с ним в армии.

Весли не хочет служить в армии. Ему не нравятся армейские порядки, когда за малейшее нарушение мелких докучных правил, которые к тому же так легко нарушить, грозят смертной казнью или нарядом вне очереди.

Весли с приятелем Гарри Куком попадаются на глаза полковнику и одному штатскому, оказавшемуся журналистом. Журналист интересуется их отношением к армии. Рядовой Кук честно отвечает, что в армии ему не нравится, и уходит. Весли, желая оправдать его поведение, говорит полковнику, что Гарри расстроен из-за тяжелой болезни матери.

Полковник, чтобы показать себя добрым малым и попасть в газету, приказывает дать рядовому Куку отпуск и отправить вместе с рядовым Джексоном в качестве сопровождающего домой, на Аляску.

Проходит пять дней, и вновь наступают армейские будни: муштра, караульные наряды, просмотр учебных фильмов, время от времени какой-нибудь развлекательный вечер с принудительно-обязательным посещением и, естественно, увольнения.

Середина декабря 1942 г. Весли Джексон заканчивает основную боевую подготовку, и его отправляют для дальнейшего прохождения службы в Нью-Йорк. Весли прощается с друзьями, обретенными в военном лагере, и садится на поезд. Поездка в Нью-Йорк через всю Америку, длившаяся две недели, – одно из самых чудесных событий в жизни Весли.

Весли встречает Рождество в Нью-Йорке, получая в качестве рождественского подарка воспаление легких.

Конец января 1943 г. Весли выходит из военного госпиталя и знакомится с новым местом службы. Новая часть состоит в основном из людей со связями, с положением – представителей мира кино (кинофирм “Юниверсл”, “Коламбия пикчерс” и т. д.). Вся черная работа в роте выполняется рядовыми подобными Весли Джексону. Их заставляют мириться с этим, пугая отправкой на фронт в Северную Африку или на Тихий океан.

Весли знакомится в баре с весьма современной женщиной, провожает домой и остается у нее до утра. Они начинают встречаться. Благодаря ей Весли открывает для себя музыку Брамса.

Неожиданно появляется отец – Джексон-старший. Весли рассказывает ему обо всем, что произошло с ним за последний год. Отец одобряет желание Весли подыскать себе девушку, жениться и иметь сына.

Весли аккуратно переписывается со своими друзьями, попавшими в другие гарнизоны, по опыту зная, что письма для солдата значат больше, чем что-либо другое, кроме разве демобилизации и возвращения домой.

Весли заканчивает школу военной администрации, где изучают топографию. Он получает стол с пишущей машинкой и начинает печатать различные извещения и рапорты для своего сержанта.

Весли командируют в военную часть города Огайо, куда он и отправляется вместе с отцом.

Он знакомится с настоящим писателем и пишет по его просьбе и вместо него свой первый сценарий.

Неожиданно, как всегда, исчезает отец. В поисках его Весли бродит по снегу по ночному городу. Он встречает милую женщину, которая поет “Валенсию” – любимую песню Весли и его отца. Она приглашает его в свой дом, где он и проводит остаток ночи. Женщина спасает Весли от ареста за самовольную отлучку, а позже помогает вернуться в свою часть в Нью-Йорк.

Весли читает свое “Письмо отцу”, опубликованное без его ведома в журнале “Нью рипаблик”, и не знает, хочет ли он стать писателем.

Двадцать пятого сентября 1943 г. рядовой Джексон отмечает девятнадцатилетие, вырезая свои инициалы на руке статуи Свободы.

В начале декабря Весли Джексон отправляется для проведения специальной подготовки в Нью-Джерси. Позже он садится на корабль, отправляется в плавание и высаживается в Англии.

Весли видит разбомбленные жилые кварталы Лондона, семьи, живущие под землей, и приобщается к науке противовоздушной обороны.

Весли гуляет по городу и встречает девушку своей мечты. Джиль Мур еще нет семнадцати лет. Она только что приехала из Глостера. Она убежала из дома, потому что не может ужиться с матерью, а отец умер. У нее нет денег, она идет на Пиккадилли, и первый солдат, к кому она обращается, это – Весли Джексон.

Весли и Джиль женятся. Спустя некоторое время Весли узнает, что будет отцом.

Шестого июня 1944 г. начинается вторжение в Европу. Весли уезжает на фронт. Наконец война доходит и до него.

Выполняя очередное боевое задание, Весли неожиданно попадает в плен к немцам.

Рядовой Джексон находится в лагере для военнопленных. Он видит там много смешного и удивительного, прекрасного и отвратительного.

Первого сентября Весли, как и другие военнопленные, обнаруживает, что свободен, так как немецкая охрана бежала. Нагрузившись продуктами, он отправляется в путь, надеясь найти свою часть. По дороге Весли узнает, что его отряд выполнил свое назначение и возвратился в Лондон. После долгих мытарств Весли наконец получает возможность вернуться в свою часть в Лондоне.

Он с ужасом видит, что дом, в котором жил с Джиль, не существует – вся улица в развалинах. Весли просит Бога сделать так, чтобы Джиль осталась жива. И тут же узнает, что она жива и сейчас живет у родных в Глостере. Весли тотчас же отправляется туда, и они вновь обретают друг друга.

А. И. Хорева