Category: Краткие содержания

ПОЕДИНОК

Краткое содержание:

В шестой роте N-ского полка проходят практические занятия по уставу гарнизонной службы. Солдаты, особенно молодые, плохо понимают, чего требуют от них офицеры, путаются, теряются, боятся расправы. На плацу стоят и разговаривают младшие офицеры – поручик Веткин, “весельчак, говорун, певун и пьяница”, подпоручик Ромашов, который служит всего второй год и имеет “немножко смешную, наивную привычку, часто свойственную очень молодым людям, думать о самом себе в третьем лице, словами шаблонных романов”, и подпрапорщик Лбов, постоянно рассказывающий анекдоты из армейской жизни. Они не понимают, зачем выматывать солдат перед смотром: ведь уставший человек вряд ли сможет четко выполнить команду в решающий момент. Появляется поручик Бек-Агамалов, гарцуя на лошади. Офицеры обсуждают приказ полковника обучать солдат рубке глиняных чучел. Бек подбивает товарищей потренироваться самим в этом искусстве. Те неохотно соглашаются, но только один Бек оказывается по-настоящему на высоте. Приезжает полковник Шульгович, проверяет одного из солдат Ромашова, татарина, который едва понимает по-русски. Тот отвечает невпопад, и Ромашов пытается заступиться за него перед начальством. Разъяренный Шульгович отправляет Ромашова под домашний арест на четыре дня и объявляет выговор его непосредственному начальнику, капитану Сливе.

Ромашов отправляется бродить по улицам. Ему вспоминаются недавняя сцена на плацу, его неловкость, грубые окрики полковника. Молодой человек мечтает о том, как он “всем докажет”: выдержит экзамен в академию, станет блестящим и перспективным офицером, но, верный чувству долга, вернется в свой полк и, сторонясь общества офицеров-картежников с их грубостью, фамильярностью и попойками, сделает блестящую карьеру и добьется славы – прекрасно зарекомендует себя и во время маневров, и на войне, и на службе шпионом. Ромашов увлекается до того, что пускается бежать по улице. Остановившись, он сам ужасается, какие глупости приходят ему на ум, и робко втягивает голову в плечи.

Вернувшись домой, Ромашов интересуется у своего денщика Гайнана, не приглашали ли его на вечер к поручику Николаеву. Получив отрицательный ответ, “упрямо, но бессильно” Ромашов в который раз решает прекратить свои посещения дома Николаевых. Он безнадежно влюблен в жену поручика, Александру Петровну. Ромашов вспоминает, какие планы он строил на свою жизнь еще год назад – изучение классической литературы, французского и немецкого языков, занятия музыкой, психологией и физиологией, для чего обзавелся книгами, журналами и прочими учебными пособиями. Однако на самом деле Ромашов не притрагивается к книгам, пьет много водки в офицерском собрании, имеет пошлую и грязную связь с полковой дамой Раисой Петерсон и тяготится собственной жизнью. Гайнан приносит Ромашову письмо от Петерсон. От листка бумаги пахнет отвратительными приторными духами, тон письма, написанного с массой грамматических ошибок, раздражает Ромашова своей пошлой игривостью, а воспоминание о лице Раисы наполняет все его существо злобой. Ромашов рвет письмо и понимает, что вопреки законам здравого смысла все-таки пойдет вечером к Николаевым. Гайнан просит хозяина подарить ему бюст Пушкина (Гайнан – идолопоклонник).

Ромашов долго стоит перед домом Николаевых, с любовью глядя через окно на Шурочку, сидящую за рукоделием. Войдя, он понимает, что его совсем не ждали, но вынуждены будут терпеть. Николаев не отрывается от занятий (по настоянию жены он готовится к экзамену в академию). Шурочка говорит, что ни за что на свете она не согласна проводить жизнь в заброшенном городке среди пошлости, мещанского благополучия, сплетен и интриг. Ей нужны большое общество, поклонники, умные собеседники. Путь в это блестящее общество лежит через академию и генеральный штаб, поэтому она тратит уйму времени, чтобы заниматься со своим мужем подготовкой к экзамену, который он уже дважды проваливал. От полноты чувств и сознания приносимой жертвы Шурочка принимается плакать, но быстро успокаивается и переводит разговор на тему офицерских поединков. По мнению Шурочки, поединок – это и бойня, и буффонада, и лицемерие. Она полагает, что представления об офицерской чести у русских искажены, и именно поэтому им необходимы поединки: “тогда само собой выведется амикошонство, фамильярное зубоскальство в собрании, при прислуге… взаимное сквернословие, пускание друг другу в голову графинов, с целью все-таки не попасть, а промахнуться… У офицера каждое слово должно быть взвешено. Офицер – это образец корректности. И потом, что за нежности: боязнь выстрела! Ваша профессия рисковать жизнью”. Среди прочих офицеров полка Шурочка особенно неодобрительно отзывается о Назанском, “беспросыпном пьянице”, за столом укоряет и Ромашова за пристрастие к водке. После обеда Николаев без лишних церемоний объявляет, что идет спать, и Ромашов уныло откланивается.

Выйдя на крыльцо, Ромашов слышит, как денщик Николаева сердито и раздраженно разговаривает с товарищем о частых визитах Ромашова. Обиженный подпоручик решает “назло” Шурочке навестить Назанского. У Назанского запой, он на месяц уволен в отпуск. Казанский рассказывает Ромашову, что, будучи пьяным, он чувствует себя вполне свободным, а память его становится “музеем редких откровений”. Тогда Назанский много размышляет – “о лицах, о встречах, о характерах, о книгах, о женщинах”. Вспоминая о недавнем визите штабс-капитана Дица й его рассуждениях о женщинах, Назанский говорит, что мужское молодечество и хвастливое презрение к женщине ведут лишь к холодности, отвращению и брезгливости. Однако, ііо мнению Назанского, “любовь имеет свои вершины, доступные лишь единицам из миллионов”. В молодости Назанский даже мечтал влюбиться “в недосягаемую, необыкновенную женщину” на всю жизнь и посвятить ей всего себя. Он рассказывает Ромашову о своей любви к такой необыкновенной женщине, к которой он до сих пор питает чувство, хотя в прошлом между ними не было романа в полном смысле этого слова: они расстались, потому что Назанский не смог ничего достичь, не смог даже отказаться от спиртного, как того требовала его возлюбленная. Он читает товарищу ее единственное письмо, и Ромашов узнает почерк Александры Петровны. Ромашов понимает, почему Шурочка так часто нелестно отзывается о Казанском, и уходит. Дома он получает второе письмо от Раисы с обещаниями страшной мести и намеками на “роман” Ромашова с Николаевой. Ромашов забывается, видит себя во сне радостным и беззаботным мальчиком, только где-то далеко существуют мир захолустного городка, казармы, пьянство, противная любовная связь, тоска и одиночество. Среди ночи Ромашов просыпается на подушке, мокрой от слез.

Ромашов находится под домашним арестом, не смея выйти в город. Он вспоминает, как мать наказывала его в детстве, привязывая за ногу к кровати ниткой. Почему-то эта нитка оказывала на него магическое воздействие, и он не смел оборвать ее и пойти погулять. Теперешнее свое состояние Ромашов сравнивает с той почти невидимой ниткой, которая удерживала его от потакания своим естественным желаниям. Ромашов рассуждает сам с собой о своем “Я”, приходит к мысли, что только оно и важно в жизни: ведь понятия родины, долга, чести, любви бессмысленны и отвлеченны, когда они не прочувствованы конкретным человеком. Гайнан угощает Ромашова, у которого давно кончился кредит, папиросами, купленными на свои жалкие копейки, и тот впервые задумывается, что к солдату нельзя относиться, как к машине для выполнения военных приказов, что он должен понять их “Я”, узнать о своих подчиненных как можно больше. Ему приходит в голову мысль оставить службу, т. к. законы офицерской жизни слишком чужды ему. Мимо окна проходит Шурочка, зовет его, и Ромашов изо всех сил дергает зимнюю раму и открывает окно. Шурочка просит Ромашова заходить к ней чаще, т. к. считает его своим единственным другом. Подошедший муж поспешно отводит ее от окна арестованного.

За Ромашовым приезжает адъютант Шульговича, везет арестованного к полковнику. Тот строго выговаривает Ромашову, среди прочего припоминает, как год назад тот ездил в отпуск якобы по болезни матери. От ненависти Ромашову становится дурно, и он теряет сознание. Шульгович приводит его в себя и уже совсем другим тоном приглашает остаться на обед. Вернувшись домой, Ромашов застает Гайнана, молящегося в чулане перед бюстом Пушкина. Ромашов решает, что больше не станет заставлять денщика выполнять всю работу по дому и научится сам одеваться и раздеваться. Вечером Ромашов не идет в собрание, а остается дома писать повесть под названием “Последний роковой дебют”, третью по счету и такую же бездарную, как и две предыдущие.

В офицерском собрании начинается субботний вечер. Несколько холостых офицеров играют в бильярд. Ромашов назначен распорядителем танцев. Он всеми способами пытается отвертеться от этой обязанности, со страхом ждет приезда Петерсон. Он устал от полковых дам: “он, как и все в полку, знал закулисные истории каждого бала, каждого платья, чуть ли не каждой кокетливой фразы; он знал, как за ними скрывались: жалкая бедность, усилия, ухищрения, сплетни, взаимная ненависть, бессильная провинциальная игра в светскость и наконец скучные, пошлые связи…” Съезжаются гости, в т. ч. и Раиса Петерсон. Ромашов все-таки уговаривает поручика Бобетинского “подирижировать” вместо него. В столовой тем временем офицеры спорят о поединках. Капитан Осадчий из первой роты, известный прекрасным знанием строевой службы, утверждает, что дуэль должна быть непременно со смертельным исходом. Подпоручик Михин возражает, что решать, конечно, необходимо в каждом отдельном случае, но иногда высшая мудрость заключается в прощении и отказе от поединка. Поручик Арчаковский, имеющий репутацию шулера и чуть ли не бандита, с презрением называет Михина декадентом. По требованию Раисы Петерсон начинаются танцы. Пьяный подполковник Лex рассказывает Ромашову притчу о стратеге Мольтке, решившем отдать кошелек, полный золота, тому офицеру, от которого хоть раз услышит в собрании умное слово, но так и умершем, не найдя такового.

После танца Раиса нарочно садится неподалеку от Ромашова, неестественно кокетничает со своим партнером (говорит о своей “возвышенной температуре” и “горячем темпераменте”). Во время кадрили, которую она “по просьбе” Ромашова оставила ему, Раиса устраивает отвратительную сцену с бранью по адресу Николаевой, обещает “показать свои когти”, театрально сожалеет о том, что гадко поступила с мужем, “этим святым, человеком “. При этом Ромашов вспоминает, как Раиса называла мужа в письмах к нему дураком и крутила пошлые романы со всеми молодыми офицерами, приезжавшими в полк. Ромашов предлагает расстаться мирно, т. к. любви между ними нет и не было, они лишь играли пошлую и грязную комедию. Ромашов с тоской понимает, что у него нет ни одного близкого человека, который бы понимал его мысли.

Утром проспавший Ромашов опаздывает на занятия. Капитан Слива не упускает возможности оскорбить молодого офицера перед строем. “Этот человек представлял собою грубый и тяжелый осколок прежней, отошедшей в область предания, жестокой дисциплины, с повальным драньем, мелочной формалистикой, маршировкой в три темпа и кулачной расправой”. Однако он никогда не позволял себе задерживать денежные солдатские письма из дому, и его люди выглядели веселее, чем у других командиров. Молодых же офицеров Слива никогда не жаловал и не спускал им ни малейшей оплошности. Начинаются занятия повзводно. Унтер – офицер Шаповаленко, подчиненный Ромашова, кричит и замахивается на Хлебникова, малорослого, слабого, забитого, тупого солдата. Ромашов одергивает Шаповаленко. Слива рассуждает в присутствии нескольких младших офицеров о воинской дисциплине, о прежних порядках, когда начальник мог беспрепятственно бить солдата. Ромашов возражает, что рукоприкладство – бесчеловечно, и обещает подать рапорт на Сливу, если тот будет продолжать распускать руки.

23 апреля Ромашов получает приглашение от Шурочки на их общие именины. Он отправляется к подполковнику Рафальскому (прозванному в полку полковником Бремом за то, что содержит дома зверинец) занимать деньги на подарок, на чаевые извозчику и т. д. Николаевы и их гости едут на пикник за город. Осадчий произносит тост за войны прежних лет – веселые, кровопролитные и жестокие. Шурочка и Ромашов удаляются от остальных. Она рассказывает, что видела Ромашова во сне, он объясняется ей в любви, обещает сделать себе имя, добиться высокого положения. Шурочка признается, что тоже любит Ромашова, но и жалеет его, понимая, что он ничего не сможет достичь в жизни. “Ведь жалость – сестра презрения. Подумайте, я не могу уважать вас. О, если бы вы были сильный!” Она говорит, что не любит мужа, не хочет ребенка, но уверяет, что не станет изменять супругу, пока окончательно не бросит его. Когда молодая пара возвращается к гостям, Николаев отводит жену в сторону и со злостью выговаривает ей. Та отвечает ему “с непередаваемым выражением негодования и презрения”.

Капитан Стельковский, командир пятой роты, богатый холостяк, развлекается тем, что берет в прислуги молоденьких девушек

И, совратив, отпускает домой, щедро оделив деньгами. Его рота славится и за пределами полка отличной выправкой, прекрасным поведением, великолепным знанием строевой службы. Стельковский щадит людей, не позволяет себе рукоприкладства, обладает терпением, настойчивостью и хладнокровием. Товарищи сторонятся его, однако солдаты “любят воистину”.

Наступает день смотра – 15 мая. Во всех ротах, кроме пятой, офицеры поднимают солдат в четыре утра, выгоняют на плац маршировать, суетливо вбивают им в головы наставления по словесности и скверно ругаются. Без четверти десять появляется рота Стельковского. Корпусный командир начинает смотр. Все роты оказываются не на высоте. “Утомление и запуганность солдат, бессмысленная жестокость унтер-офицеров, бездушное, рутинное и халатное отношение офицеров к службе – все это ясно, но позорно обнаружилось на смотру”. Только пятая рота Стельковского заслуживает одобрение и похвалу командира. Когда дело доходит до шестой роты, в которой служит Ромашов, молодого подпоручика переполняет радостное чувство, ему кажется, что сейчас генерал заметит и похвалит персонально его, “красавца-подпоручика” Ромашова. Ромашов так увлекается, что теряет равнение и расстраивает общее движение, а его полурота, следующая за ним, сбивается в кучу. Маленький Хлебников падает в пыль, с трудом поднимается и на глазах у генерала, низко согнувшись, едва ли не на четвереньках, догоняет своих. Обнаружив это, Ромашов решает, что он опозорен навеки и ему остается только застрелиться. Капитан Слива требует от Ромашова подать рапорт о переводе в другую роту, прочие офицеры только сочувственно качают головами. Ромашову стыдно и противно при одном воспоминании о своих грезах на плацу перед генералом. На обратном пути в лагерь Ромашов застает фельдфебеля за зверским избиением Хлебникова и не находит в себе сил вступиться за слабого.

Николаев требует от Ромашова перестать бывать в его доме. Он и его жена ежедневно получают анонимные письма, порочащие репутацию Александры Петровны. Ромашов отправляется в собрание, но еще из-за двери слышит, как офицеры обсуждают его сегодняшний провал, а капитан Слива прямо заявляет, что из Ромашова никогда не получится офицера – “так, междометие какое – то”. Ромашов выбегает на улицу, долго кружит по городу, упиваясь мечтами о том, как он покончит с собой и все будут жалеть о его безвременной кончине. Ромашов обращается к богу, упрекая того, что он отвернулся от него. В этот момент Ромашов видит, как серая фигура направляется к железнодорожным путям. Ромашов узнает Хлебникова, понимает, что солдат тоже задумал свести счеты с жизнью. Подпоручик останавливает Хлебникова, ласково разговаривает с ним, утешает его, называет братом. Солдат жалуется на жестокое обращение товарищей, вымогательство взводного, плохое здоровье, плачет, уткнувшись Ромашову в колени. Ромашов впервые задумывается о судьбах тысяч таких Хлебниковых, которых он никогда раньше не считал самостоятельными личностями, не помнил лиц своих солдат, не интересовался жизнью и проблемами подчиненных.

“С этой ночи в Ромашове произошел глубокий душевный надлом”. Он избегает офицерского общества, зато часто приглашает к себе Хлебникова, начинает немного покровительствовать ему (устраивает солдату маленький дополнительный заработок). Ромашов решает уйти в запас, как только пройдут три обязательных года службы. Он впервые задумывается о штатских профессиях, о недостойном отношении военных к невоенным, о трех “гордых призваниях человека – науке, искусстве и свободном физическом труде”.

Один из солдат капитана Осадчего кончает жизнь самоубийством. Осадчий и другие офицеры начинают помногу пить в собрании. В один из вечеров Ромашов оказывается в такой пьяной компании. Офицеры едут сначала в собрание, затем в публичный дом. Туда же приезжают двое штатских, которых офицеры грубо выталкивают вон. Бек-Агамалов выхватывает шашку, кричит: “Зарублю!”, – бьет посуду, зеркала. Ромашову удается остановить его, за что Бек чувствует огромную признательность к товарищу. Офицеры вновь едут в собрание. Осадчий и Веткин поют отходную солдату-самоубийце. Ромашов кричит, что не позволит издеваться над покойником. Поднимается крик, к Ромашову подскакивает Николаев, обвиняет его и Назанского в том, что они позорят полк, грозит избить Ромашова. Бек пытается оттащить Ромашова в сторону, но безуспешно. Ромашов выплескивает на Николаева остатки пива из своего стакана.

Суд общества офицеров полка постановляет, что между Ромашовым и Николаевым должен состояться поединок. На суде ни один из противников не упоминает имени Шурочки, из-за которой в конечном итоге им и предстоит стреляться.

Ромашов навещает Назанского. Тот сильно пьян. Назанский говорит, что обида Ромашова на Николаева пройдет, но если он убьет человека, то уже никогда не забудет и не простит себе этого. Ромашов и Назанский едут кататься на лодке. Назанский делится с товарищем своими мыслями об армии, о смысле жизни, о будущем, сравнивает развал в армии с упадком монашества, говорит о новом времени “разочарований и страшной переоценки”: “Если рабство длилось века, то распадение его будет ужасно… индюшачьего презрения к свободе человеческого духа нам не простят – во веки веков… Настанет время, и великая вера в свое “Я” осенит, как огненные языки святого духа, головы всех людей, и тогда уже не будет ни рабов, ни господ, ни калек, ни жалости, ни пороков, ни злобы, ни зависти… есть только одно непреложное,, прекрасное и незаменимое – свободная душа, а с нею творческая мысль и веселая жажда жизни”. Назанский уговаривает Ромашова уходить в отставку, и тогда, “на воле” он познает, насколько прекрасна и разнообразна жизнь.

Ромашов возвращается домой и обнаруживает там Шурочку. Она повторяет ему, что не любит мужа, но связывает с его карьерой свое будущее. Шурочка уговаривает Ромашова стреляться с Николаевым, но уверяет, что никто не будет ранен – это она берет на себя. Перед разлукой она отдается своему любимому.

В эпилоге к повести приводится протокол дуэли, из которого следует, что Ромашов был смертельно ранен Николаевым (который, видимо, понял, где находилась предыдущей ночью его жена, и все же зарядил свой пистолет) и сразу же после дуэли скончался.

А. Ф. Писемский

Тысяча душ

Действие происходит в середине 40-х гг. XIX в. в уездном городе Зн-ске. Смотритель училища Петр Михайлович Годнев увольняется с пенсионом, а на его место определен некто Калинович, молодой человек, окончивший юридический факультет Московского университета кандидатом.

Годнев – добрый, общительный старик, вдовец, живет вместе с экономкой Палагеей Евграфовной, которую подобрал когда-то больную и нищую, и дочерью Настенькой – хорошенькой, умной и чувствительной девушкой за двадцать лет. После единственной и неудачной попытки выйти в маленький уездный свет (на вечере генеральши Шеваловой, самой богатой помещицы губернии) чтение сделалось ее единственным развлечением: “она начала жить в каком-то особенном мире, наполненном Гомерами, Орасами, Онегиными, героями французской революции”. Каждый вечер к Годневым приходит младший брат Петра Михайловича, отставной капитан, со своей собакою.

Представляя учителей новому смотрителю, Годнев неприятно поражен его надменностью; между прочим, Калинович делает вид, что не узнает своего однокурсника – учителя истории.

Калинович решает нанести визиты местному дворянству и высшему чиновничеству, но оказывается, что в провинции такого обыкновения нет – его не принимают вовсе или, как в доме Шеваловой, принимают холодно; только Годнев увидел в Калиновиче юношу, одинокого в чужом городе, и позвал на обед. Калинович пробыл у Годневых допоздна, говорил с Настенькой о литературе и не скучал. После его ухода Настенька долго не спала и писала новое стихотворение, которое начиналось так: “Кто б ни был ты, о гордый человек!..” С тех пор Калинович ходит к Годневым каждый день.

В училище новый смотритель старается навести порядок; жертвой его строгости становится, между прочим, способный и честный, но пьющий учитель истории.

Однажды Калинович получает письмо, которое сильно поражает его: “Это был один из тех жизненных щелчков, которые отнимают веру в самого себя и делают человека тряпкою, дрянью, который видит впереди только необходимость жить, а зачем и для чего, сам того не знает”. В этот день Калинович рассказывает у Годневых историю своей жизни, “постоянного нравственного унижения”: рано осиротевший, он рос на хлебах у человека, некогда разорившего его отца, и был пестуном и игрушкой для его глупых детей; после смерти “благодетеля”, студентом, он жил уже в полной нищете и голодал; после успешного окончания курса ему дали это место в провинции, где он “должен погрязнуть и задохнуться”. Последний удар – повесть Калиновича, его первый литературный опыт, не приняли в толстом журнале. Мир кажется молодому человеку несправедливым, и он отстаивает свое право на жестокость перед благодушным Годневым, упрекающим его за чрезмерную строгость: “Я хочу и буду вымещать на порочных людях то, что сам несу безвинно”. Затем происходит разговор Калиновича и Настеньки наедине: Настенька упрекает Калиновича за то, что он называет себя несчастливым, хотя и знает, что она его любит; Калинович же признается, что “одна любовь не может наполнить сердца мужчины, а тем более моего сердца, потому что я страшно честолюбив”. Через несколько дней Калинович читает у Годневых свою повесть; Петр Михайлович вспоминает о своем старом знакомом, влиятельном человеке, и посылает ему сочинение Калиновича.

Капитан (дядя Настеньки), очень ее любящий, догадывается, что молодые люди находятся в непозволительно близких отношениях; однажды ночью, пытаясь подкараулить Калиновича, он ловит у ворот Годневых чиновника Медиокритского, который пытается вымазать их дегтем: Медиокритский когда-то безуспешно сватался к Настеньке и приревновал ее к Калиновичу. По настоянию Калиновича поступок Медиокритского доводится до сведения властей; того исключают из службы, но с тех пор о Настеньке в городе пошли сплетни.

Через некоторое время в столичном журнале появляется повесть Калиновича; Годневы горды и счастливы чуть ли не больше самого автора. Родных Настеньки беспокоит только то, что Калинович не только не спешит свататься, но и заявляет вслух, что “жениться на расчете подло, а жениться бедняку на бедной девушке глупо”.

В действии романа начинают участвовать новые лица: генеральша Шевалова, вдова, больная и раздражительная старуха, ее дочь Полина и князь Иван, красавец пятидесяти лет, аферист и, как можно догадаться, любовник Полины. Полина измучена скупостью матери и двусмысленностью своего положения; князь Иван советует ей выйти замуж; подходящим женихом, единственным приличным человеком в городе ему кажется Калинович (о его литературных занятиях князь слышал от Годнева). Настенька, узнав, что Калиновича приглашают посетить Шеваловых, тот самый дом, где ее когда-то унизили, просит Калиновича отказаться от приглашения, говорит о дурных предчувствиях; Калинович обвиняет ее в эгоизме. У Шеваловых Калинович более всего поражен комфортом: “для детей нынешнего века, слава… любовь… мировые идеи… бессмертие – ничто пред комфортом”. Вскоре Калинович на вечере у Шеваловых читает свою повесть; позвали и Настеньку, любопытствуя видеть любовницу Калиновича; присутствие Настеньки для Калиновича неожиданно, он даже стыдится ее несветского вида и “неприличной” влюбленности. На вечере Калинович видел дочь князя Ивана, блестящую красавицу, и, не разлюбив Настеньку, влюбился и в княжну: “в душе героя жили две любви, чего, как известно, никаким образом не допускается в романах, но в жизни встречается на каждом шагу”.

Князь приглашает Калиновича пожить летом немного в его имении; Шеваловы – его соседи. Однажды князь откровенно предлагает Калиновичу жениться на богатой невесте Полине и убеждает его, что ранняя женитьба на бедной погубит карьеру. Цинизм князя поражает героя, он отказывается от Полины. Разговор, однако, произвел свое действие: Калинович решает бросить Настеньку и уезжает в Петербург; чтобы избежать тяжелых сцен, он, обманывая Годневых, объявляет о помолвке с Настенькой.

Принятое решение мучает Калиновича до такой степени, что ему хочется умереть. В дороге, глядя на попутчика-купца, герой думает с возмущением: “За десять целковых он готов, вероятно, бросить десять любовниц, и уж конечно скорей осине, чем ему, можно растолковать, что в этом случае человек должен страдать”. Несмотря на душевные муки, Калинович, однако, уже в поезде, идущем из Москвы в Петербург, знакомится с хорошенькой женщиной свободного поведения, причем автор пишет: “Здесь мне опять приходится объяснять истину, совершенно не принимаемую в романах, истину, что никогда мы не способны так изменить любимой нами женщине, как в первое время разлуки с ней, хотя и любим еще с прежней страстью”.

Петербург – “могильный город” – еще усиливает тоску героя: в редакции журнала его встречают более чем равнодушно, после свидания с Амальхен он чувствует себя опозоренным, директор департамента, к которому Калинович имеет рекомендательное письмо от князя Ивана, не дает ему места; наконец, старый друг Калиновича, ведущий критик журнала, где была напечатана его повесть “Странные отношения”, умирающий от чахотки Зыков (Белинский), не признает в герое литературного таланта: Калинович слишком рассудочен.

Калинович познакомился, а потом и подружился с неким Белавиным, интеллектуалом и джентльменом, который “всю жизнь честно думал и хорошо ел”. В спорах с Калиновичем Белавин обличает новое поколение, окончательно утратившее “романтизм”, поколение бессильное и не умеющее любить; автор замечает, однако, что в жизни романтика Белавина, казалось, не было сильных страстей и страданий, между тем как Калиновича, “при всех свойственных ему практических стремлениях, мы уже около трех лет находим в истинно романтическом положении романтики, как люди с более строгим идеалом, как будто бы меньше живут и меньше оступаются”.

Несчастный, больной и сидящий без денег Калинович пишет к Настеньке, открывая, между прочим, и прошлое намерение бросить ее. Вскоре она приезжает к нему – все простившая, с деньгами, взятыми взаймы. Отец ее в параличе; сама Настенька, после того как Калинович полгода не писал к ней, думала, что он умер, хотела покончить с собой, и только христианская вера спасла ее. После рассказа Настеньки Калинович в задумчивости и со слезами на глазах говорит: “Нет, так любить невозможно!”

Некоторое время пара живет тихо и счастливо; их навешает Бела-вин, подружившийся с Настенькой. Но вскоре Калиновича начинает терзать честолюбие, жажда комфорта и презрение к себе самому за свое тунеядство. Однажды Калинович встречает на улице князя Ивана; князь опять начинает соблазнять героя: везет его обедать у Дюссо и на роскошную дачу к Полине. Мать Полины умерла, и Полина теперь очень богата, Калинович решается: спрашивает у князя, может ли он еще посвататься к Полине; князь берется обеспечить ему согласие девушки и требует за посредничество пятьдесят тысяч. Автор защищает героя от читателя: “если уж винить кого-нибудь, так лучше век…”

От угрызений совести Калинович особенно грубо держит себя с Настенькой перед тем, как бросить ее; в это же время она получает известие, что ее отец скончался.

Немолодая и некрасивая, Полина страстно влюбляется в своего жениха, чем вызывает у него непреодолимое отвращение. Перед свадьбой Калинович узнает от повара Шеваловых, что и Полина, и мать ее были любовницами князя, а тот тянул из них деньги.

Приобретя женитьбой состояние и связи, Калинович получает наконец то, к чему всегда стремился: хорошее место, возможность проявить свои способности. Из него вышел блестящий следователь; через несколько лет он становится вице-губернатором той самой губернии, где он был когда-то училищным смотрителем.

Калинович “чувствовал всегда большую симпатию к проведению бесстрастной идеи государства, с возможным отпором всех домогательств сословных и частных”; в губернии же царил чиновничий грабеж и беззаконие, и руководил всем губернатор. В жестокой борьбе с чиновничеством и губернатором Калинович одерживает временную победу. Последнее крупное преступление, открытое Калиновичем, – подлог, совершенный князем Иваном, которого Калинович смертельно ненавидит; арест князя восстанавливает против Калиновича все местное дворянство.

Калинович неожиданно получает письмо от Настеньки: она стала актрисой, публика ценит ее талант; их труппа будет играть в Энске; она сообщает свой адрес и ждет встречи: “через десять лет снова откликнулась эта женщина, питавшая к нему какую-то собачью привязанность”. Калинович в радости благодарит Бога: “Я теперь не один: она спасет меня от окружающих меня врагов и злодеев!”

Между тем Полина, давно ненавидящая мужа, тайно посетив арестованного князя Ивана, едет в Петербург; она намерена использовать те же самые связи, которые некогда дали ее мужу место на службе, чтобы теперь уничтожить мужа и спасти князя Ивана.

Калинович видит Годневу в мелодраме Коцебу “Ненависть к людям и раскаяние”, в роли Эйлалии; при Калиновиче она играет особенно сильно и потрясает публику. В этот вечер узнают, что губернатор смещен и Калинович назначен исполняющим обязанности начальника губернии. У себя дома Годнева встречает Калиновича просто, дружески и с прежней любовью; рассказывает, как жила без него, как влюбилась в Белавина: “Все мы имеем не ту способность, что вот любить именно одно существо, а просто способны любить или нет”. Белавин испугался возможного романа, не желая принять на себя ответственность за другого человека: “Ты тоже эгоист, но ты живой человек, ты век свой стремишься к чему-нибудь, страдаешь ты, наконец, чувствуешь к людям и их известным убеждениям либо симпатию, либо отвращение, и сейчас это выразишь в жизни; а Белавин никогда…”

В эпилоге сообщается, что интриги Полины удались: Калинович “за противозаконные действия” уволен; князь оправдан. Вскоре князь окончательно разоряет Полину; не выдержав этого последнего удара, она умерла. Калинович выходит в отставку, женится на Настеньке и поселяется с нею и с ее дядей-капитаном в Москве, “примкнув к партии недовольных”. Свадьбу главных героев автор отказывается считать счастливым концом романа: Калинович, “сломанный нравственно, больной физически, решился на новый брак единственно потому только, что ни на что более не надеялся и ничего уж более не ожидал от жизни”, да и Настенька любила его уже “более по воспоминаниям”.

Болеслав Прус

Кукла

1878 г. Краковское предместье Варшавы. Галантерейным магазином “Я. Минцель и сын” руководит приказчик Игнаций Жецкий – одинокий, ворчливый, кристально честный старик, сорок лет проработавший в фирме; он ярый бонапартист, в 1848-1849 гг. сражался за свободу Венгрии и до сих пор верен героическим идеалам своей юности; и еще он обожает друга своего и хозяина Станислава Вокульского, которого знал еще мальчишкой. Вокульский служил половым в трактире, а по ночам сидел над книгами; все потешались над ним, но он все же поступил в университет, однако за участие в национально-освободительной борьбе был сослан под Иркутск, вновь занялся там физикой, вернулся почти сложившимся ученым, но в Варшаве никто не брал его на работу, и, чтобы не умереть с голоду, он женился на страстно влюбленной в него Малгожате Минцель, немолодой, но привлекательной вдове хозяина магазина. Не желая, чтобы его обвиняли в том, что он даром ест женин хлеб, Вокульский с головой уходит в торговлю – и магазин утраивает свой оборот. Бывшие друзья презирают Вокульского за то, что он богатеет, забыв о героических идеалах своей молодости. Но через четыре года Малгожата умирает, и сорокапятилетний Вокульский, забросив магазин, вновь садится за книги. Он стал бы вскоре большим ученым – но, увидев однажды в театре двадцатипятилетнюю красавицу-аристократку Изабеллу Ленцкую, влюбляется до безумия и отправляется на русско-турецкую войну, где с помощью русского купца Сузина, с которым подружился еще в Иркутске, сколачивает огромное состояние, чтобы швырнуть его к ногам Изабеллы.

Изабелла же – высокая, стройная девушка с пепельными волосами и изумительно прекрасными глазами – искренне считает себя сошедшей на землю богиней. Проведя всю жизнь в искусственном мире роскошных великосветских салонов, обитатели которых глубоко презирают всех, кто не является аристократом по рождению, Изабелла с состраданием и опаской смотрит на людей из другого, “низшего” мира. Но отец ее, тучный седоусый барин Томаш Ленцкий, окончательно промотавшись, вынужден оставить европейские дворы, осесть с дочерью в Варшаве и рассуждает теперь о своей близости к народу. Знатные друзья отворачиваются от разорившихся Ленцких, и к бесприданнице Изабелле сватаются одни богатые старики. Впрочем, она никогда в жизни никого не любила… Девушка тоскует по великосветской жизни, но начинает презирать обитателей гостиных: как могли эти люди отвернуться от нее, такой прекрасной и утонченной, из-за каких-то денег!

Вокульский собирается создать Общество по торговле с Востоком. Стремясь приблизиться к Изабелле, он зовет Ленцкого в компаньоны: таким образом старик быстро разбогатеет. Тот, презирая “торгаша” Вокульского, готов без зазрения совести использовать его. А Вокульский тайно скупает векселя пана Томаша и очаровывает его сестру-графиню, тетку Изабеллы, щедрыми пожертвованиями на бедных (графиня вдохновенно занимается благотворительностью). Но Изабелла презирает и боится этого огромного сильного человека с красными, отмороженными в Сибири руками.

А Вокульский думает о польской аристократии – застывшей касте, которая “собственной омертвелостью сковывает всякое движение, идущее снизу”. Он и Изабелла – существа разной породы. И все же он не может отказаться от любимой! Душа его, истерзанная болью, вдруг распахивается – и он видит страдания тысяч бедняков. Но как помочь им всем?!

Графиня приглашает Вокульского к себе. В ее особняке тот робеет и теряется, а знатные бездельники с презрением смотрят на торгаша. Но вскоре к Вокульскому подсаживается князь. Как истинный небожитель, он благожелательно взирает на простых людей, скорбит о судьбе несчастной родины – но не сделал за всю свою жизнь ничего полезного. Сейчас князь, совершенно не разбираясь в коммерции, хочет войти вместе с другими аристократами в Общество по торговле с Россией. Они будут получать прибыль – и никто не скажет, что знать сидит сложа руки. Видя, как любезен князь с Вокульским, гости графини решают: в этом купце что-то есть! Теперь они смотрят на него с опасливым восхищением, как на прекрасного дикого зверя.

Вокульский же думает только об Изабелле. Стремясь войти в ее круг, он снимает роскошную квартиру, покупает экипаж и лошадей, сторонится купцов, которые простить ему этого не могут. Одновременно он помогает нескольким беднякам встать на ноги, а вскоре открывает новый роскошный магазин. Все фабриканты и купцы кричат, что Вокульский не патриот. Продавая дешевые русские товары, он гробит отечественную промышленность! Но сам он считает, что снабжать покупателей недорогими добротными вещами и разрушить тем монополию алчных фабрикантов (кстати, в основном – немцев) – дело вполне патриотичное.

“В Вокульском сочетаются два человека: романтик эпохи 1850-х годов и позитивист 1870-х. Такие, как он, либо все подчиняют себе, либо, натолкнувшись на непреодолимое препятствие, разбивают себе башку”, – говорит мудрый доктор Шуман.

Вокульский рвет векселя Ленцких, надеясь, что любимая когда-нибудь оценит его благородство. Чтобы помочь Изабелле, он тайно покупает за девяносто тысяч принадлежащий ее семье безобразный и запущенный доходный дом, цена которому – тысяч шестьдесят. Адвокат-посредник возмущен этой глупостью: бесприданница-Изабелла может выйти за купца Вокульского, но Изабелла с деньгами – никогда! Однако Вокульский стоит на своем: не может он, охотясь за Изабеллой, загонять ее в угол!

Вскоре Вокульский вызывает на дуэль барона Кшешовского, оскорбившего Изабеллу. Осчастливленный ее ласковой улыбкой, Вокульский твердо решает бросить труп негодяя к ногам красавицы. Впрочем, дело кончается лишь выбитым зубом барона… Видя безумства Вокульского, все вокруг подозревают, что он затеял какую-то грандиозную спекуляцию. Вокульский негодует: с детства жил он, как птица в клетке, а сейчас, когда наконец расправил крылья, все гогочут на него, как домашние гуси на взмывающего ввысь дикого собрата…

А Изабелла, увидев, как вокруг Вокульского вьются аристократы, замечает наконец, какой он незаурядный человек. Его любовь льстит ей. Он мог бы даже стать ее мужем… С людьми случаются самые страшные несчастья… Но, возлюбленным – никогда! Накануне дуэли Изабелла заливается слезами, жалея своего верного раба, но понимая, что Всевышний не может оставить в живых человека, оскорбившего панну Ленцкую своей помощью. Впрочем, скоро красавица уже грезит о том, как этот миллионер, любящий ее идеальной любовью, найдет ей достойного мужа, а потом, через много лет, застрелится на ее могиле… И, встретившись с Вокульским, Изабелла смотрит на него с такой нежностью, что тот, потеряв голову от счастья, умоляет любимую позволить ему быть ее рабом. “Избегай самок другой породы – звучит у него в ушах голос мудрого доктора Шумана. Ведь Вокульский и впрямь не может запретить Изабелле полюбить того, кто ей под стать, – уважение к свободе личности в Вокульском так велико, что перед ним смиряется даже его безумие.

В Польшу возвращается из-за границы веселый, стройный, смуглый, чуть плешивый повеса и бездельник Казек Старский. Тетка Изабеллы считает, что это прекрасная партия для девушки. Зря Изабелла отказала ему пару лет назад. Он, конечно, промотал свое состояние и весь в долгах… Но ему кое-что оставит крестная…

Вскоре Старский, заметно коверкающий польскую речь, является к Изабелле – и та принимает его нагловатые ухаживания. Увидев это, оскорбленный и потрясенный Вокульский холодно прощается и уезжает в Париж. “Скажите на милость – купец, а так обидчив!” – удивляется Ленцкий, уже успевший выпросить у Вокульского немало денег “в счет будущих прибылей”.

Проводив Вокульского, старик Шуман поносит современную цивилизацию, воздвигающую столько барьеров между мужчиной и женщиной. А Жецкий, переживая за Вокульского, начинает подозревать, что тот – жертва общественной несправедливости. Всю жизнь мучительно карабкался он вверх – и сколько полезного совершил бы, если бы ему не мешали!

В Париже “дорогого Станислава Петровича” радостно встречает русобородый великан Сузин. Вокульский помогает ему заключить несколько очень выгодных сделок, от которых и сам получает немалый процент, и бродит по Парижу, раздумывая о своей жизни. Всегда стремился он к недостижимому… К Вокульскому приходит профессор Гейст, который ищет денег на свои исследования. Его считают безумцем, он же утверждает, что вот-вот получит металл легче воздуха и изменит весь мир. Вокульский радуется: вот дело, которому стоит посвятить жизнь! Так что же выбрать: труд и славу – или любовь, сжигающую дотла? Тут приходит письмо от покровительствующей Вокульскому старой аристократки Заславской, которая любила когда-то его дядю. Сейчас добрейшая старушка сообщает, что Изабелла, услышав имя Вокульского, покраснела… И Вокульский мчится в Польшу, в имение Заславской. Здесь Вокульский встречает молодого симпатичного изобретателя Охоцкого, которым искренне восхищается. Сердце этого юноши отдано науке, женщин же он считает лишь помехой в работе. Еще в Заславеке гостят молодая вдова, красавица Вонсовская, скуки ради меняющая поклонников, как перчатки, и крестник хозяйки Старский, который волочится за всеми женщинами подряд. Дела его плохи: крестная раздумала завещать ему усадьбу, богачка Вонсовская не желает выходить за него замуж, а он совсем промотался и, раздумав жениться на Изабелле, ищет состоятельную супругу.

Вонсовской нравится Вокульский, но обольстить его ей не удается, и она сердито заявляет, что все мужчины подлецы: сначала заставляют чистых девушек стать холодными кокетками, а потом презирают их за это…

Заславская, зная о чувствах Вокульского, приглашает в Заславек Изабеллу. Ту покинул даже один из престарелых женихов, влюбившийся в юную родственницу Заславской. Изабелла потрясена: значит, ее можно бросить ради другой женщины?! Почва уходит у красавицы из-под ног, и Изабелла начинает подумывать о браке с Вокульским. Он же умоляет признать за ним человеческие права и судить о нем по поступкам, а не по титулам. Сила и труд – вот единственные привилегии в этом мире. У развалин Заславского замка Вокульский падает перед Изабеллой на колени, и она не отвергает его. Счастливый Вокульский готов умереть, благословляя любимую.

Стараниями Жецкого Вокульский, вернувшись в Варшаву, начинает захаживать к доброй и прелестной Элене Ставской; ту бросил муж, и теперь она дает уроки, содержа старушку мать и маленькую очаровательную дочку. Измученный любовью к Изабелле, Вокульский обретает в обществе Элены целительный покой. Она же давно отдала Вокульскому свое сердце. Ну почему он влюбился в Изабеллу, а не в Элену, сокрушается старик Жецкий, сам боготворящий “ангела доброты” Ставскую. А Вокульский, чтобы не отпугнуть Изабеллу, продает свой магазин. Жецкий в отчаянии. Изабелла же, вдоволь заставив Вокульского поревновать, восхищается его слепотой и кротостью – и соглашается выйти за него замуж. Его любовь превращается в экстаз. Не в силах ни на день расстаться с Изабеллой, Вокульский не едет даже на похороны Заславской.

Зато вскоре Ленцкие и Вокульский отправляются в Краков, прихватив с собой Старского. Считая, что Вокульский не знает английского, Изабелла и Старский болтают на этом языке, с презрением отзываясь о Вокульском. Старский нагло ухаживает за Изабеллой, утверждая, что его цинизм женщинам нравится куда больше, чем преклонение таких мужчин, как Вокульский. Потрясенный Вокульский на первой же станции выскакивает из вагона и бросается под поезд. Но стрелочник – один из облагодетельствованных Вокульским бедняков – спасает его. В ту минуту, когда, казалось, все предали Вокульского, с ним остались земля, простой человек и Бог.

Вернувшись в Варшаву, Вокульский впадает в глубокую апатию и совершенно отходит от дел. “Надорвался от жадности”, – говорят купцы. Жецкий умоляет его жениться на пани Ставской, но разве Вокульский, став духовной развалиной, способен дать ей счастье? Вскоре он понимает, что глупо сердиться на Изабеллу и Старского: они – естественное порождение своей среды. Жизнь же Вокульского теперь бесцельна и пуста. Он все еще любит Изабеллу – но не вернется к ней! Оскорбленное человеческое достоинство – это не шутка!

Вскоре Вокульский уезжает – неведомо куда и, возможно, навсегда. Старику Жецкому не хочется больше жить: мир становится все хуже и подлее… Пани Ставская выходит замуж за смазливого и ловкого коммерсанта, бывшего приказчика Вокульского. А Изабелла завела нового поклонника, чтобы ездить с ним к Заславскому замку и тосковать там по Вокульскому. Но поклоннику это быстро надоело, и он ее бросил, а старый богатый жених разорвал помолвку и отбыл в Литву. Изабелла закатила истерику, а пан Ленцкий от огорчения умер. “И ведь она – неплохой человек, просто ей совершенно нечего делать, вот флирт и стал смыслом ее существования, – замечает Охоцкий. – А Вокульский – из породы людей, которые рвутся к великим целям и грандиозному труду. Именно такие безумцы и создали цивилизацию”.

Нотариус оглашает дарственную Вокульского: 140 тысяч – Охоцкому, 25 – Жецкому и 20 – маленькой дочке пани Ставской. Остальное – бедным, фактически это завещание.

А потом до Жецкого доходят слухи, что Вокульский взорвал Заславский замок, у стен которого объяснялся Изабелле в любви. Шуман считает, что сам Вокульский погиб под обломками: нынешний мир не для романтиков. Жецкий смеется: Вокульский просто смел замок с лица земли, как другие сметают с полки любовные сувениры. Кстати, говорят, что Изабелла уходит в монастырь. Будет, видимо, кокетничать с Господом Богом.

Вскоре потрясенный Жецкий узнает, что в магазине ему не доверяют: не в силах расстаться с фирмой, которой он отдал всю жизнь, старик работает теперь бесплатно, а это подозрительно. И последний романтик Жецкий умирает. Вдохновенный изобретатель Охоцкий навсегда уезжает за границу. “Кто же останется?” – вопрошает Шуман. “Мы!” – дружно отвечают жуликоватые коммерсанты.

Герберт Уэллс

Человек-невидимка

В трактире “Кучер и кони”, которым владеют миссис Холл и ее подкаблучник муж, в начале февраля появляется закутанный с головы до ног таинственный незнакомец. Заполучить постояльца в зимний день очень не просто, а приезжий щедро платит.

Его поведение кажется все более странным, все больше настораживает окружающих. Он очень раздражителен, избегает людского общества. Когда он ест, то прикрывает рот салфеткой. Голова его вся обмотана бинтами. К тому же айпингским провинциалам (местечко в Южной Англии) никак не понять, чем он занимается. По дому разносятся запахи каких-то химических препаратов, звон разбитой посуды, громкие проклятия, которыми так и сыплет жилец (очевидно, что-то у него не получается).

Гриффин, чье имя мы узнаем много позже, стремится вернуть себе свое прежнее состояние, стать видимым, но терпит неудачи и все более раздражается. К тому же у него вышли деньги, его перестали кормить, и он идет, пользуясь своей невидимостью, на грабеж. Конечно же, подозрение первым делом падает на него.

Герой понемногу сходит с ума. Он по природе человек раздражительный, и сейчас это проявляется нагляднейшим образом. Голодный, измученный постоянными неудачами с опытами, он совершает безумный шаг – постепенно на глазах у всех срывает свою маскировку, предстает перед наблюдателями человеком без головы, а потом и вообще растворяется в воздухе. Первая погоня за Невидимкой кончается для него благополучно. Вдобавок, спасаясь от преследователей, Невидимка наталкивается на бродягу Марвела, именуемого “мистер Марвел” – быть может потому, что на нем неизменно надет потрепанный цилиндр. И он очень разборчив по части обуви. И немудрено – ничто так не нужно бродяге, как хорошие башмаки, пусть и пожертвованные. Вот в один прекрасный момент, примеряя и оценивая новые башмаки, он слышит Голос, раздающийся из пустоты. К числу слабостей мистера Марвела относится страсть к спиртному, поэтому ему не сразу удается поверить самому себе, но приходится – невидимый голос объясняет ему, что увидел перед собой такого же отверженного, как и он сам, пожалел его и заодно подумал, что тот может ему помочь. Ведь он остался голый, загнанный, и мистер Марвел нужен ему в помощники. Первым делом надо достать одежду, потом деньги. Мистер Марвел поначалу выполняет все требования – тем более что Невидимка не оставил своих агрессивных нападок и представляет собой немалую опасность. В Айпинге идут приготовления к празднику. И прежде чем окончательно уйти из Айпинга, Невидимка устраивает там разгром, перерезает телеграфные провода, крадет одежду викария, забирает книги со своими научными записями, нагружает всем этим беднягу Марвела и удаляется из поля зрения местных обывателей. А в окрестных местах люди частенько видят то мелькающие в воздухе пригоршни монет, а то и целые пачки банкнот. Марвел все порывается удрать, но его всякий раз останавливает невидимый Голос. И он отлично помнит, какие цепкие у Невидимки руки. В последний раз он совсем уж собрался открыться случайно встреченному матросу, но немедленно обнаружил, что Невидимка рядом, и замолк. Но только на время. Слишком много скопилось в карманах денег.

И вот как-то раз доктор Кемп, спокойно сидевший в своем богатом, заполненном слугами доме и занятый научной работой, за которую мечтал быть удостоенным звания члена Королевского общества, увидел стремительно бегущего человека в потрепанном шелковом цилиндре. В руках у него были перевязанные бечевкой книги, карманы, как потом выяснилось, набиты деньгами. Маршрут этого толстяка был проложен на редкость точно. Сперва он спрятался в кабачке “Веселые крикетисты”, а потом попросил поскорее препроводить его в полицию. Еще минута, и он скрылся в ближайшем полицейском участке, где попросил тотчас же запереть его в самой надежной камере. А в дверях доктора Кемпа раздался звонок. За дверью никого не оказалось. Должно быть, баловались мальчишки. Но в кабинете появился невидимый посетитель. Кемп обнаружил темное пятно на линолеуме. Это была кровь. В спальне простыня оказалась разорвана, постель смята. И тут он услышал голос: “Боже мой, да это Кемп!” Гриффин оказался университетским товарищем Кемпа.

После того как испуганный до полусмерти мистер Марвел спрятался в кабачке “Веселые крикетисты”, одержимый жаждой мести Невидимка попытался туда прорваться, но это кончилось бедой. О Невидимке уже протрубили во всех газетах, люди приняли меры безопасности, а у одного из посетителей “Веселых крикетистов” – бородатого человека в сером, судя по акценту, американца, оказался шестизарядный револьвер, и он принялся веерообразно палить в дверь. Одна из пуль и попала Гриффину в руку, хотя опасной раны не было. Поиски тела результата не дали, а Гриффин тогда же появился у Кемпа.

Из рассказа, который Гриффин поведал своему однокашнику, мы и узнаем его предысторию.

Гриффин – талантливый, на грани гениальности ученый, однако его карьера складывалась не лучшим образом. Он занимался медициной, химией и физикой, но, зная, какие нравы царят в научном мире, опасался, что его открытия присвоят менее одаренные люди. В конце концов ему пришлось уйти из провинциального колледжа и поселиться в каком-то трущобном лондонском доме, где на первых порах никто ему не мешал. Не было только денег. Тут и начинается цепь преступлений Гриффина. Он грабит своего отца, отняв у него чужие деньги, и тот кончает жизнь самоубийством. У Гриффина же – ни капли раскаяния. Он так сосредоточен на своем деле, что никакие иные соображения он не принимает в расчет. Наконец наступает час долгожданного открытия. Но как жить дальше? Деньги на исходе, соседи и домохозяин в чем-то его подозревают. Слишком он не похож на других. И занимается чем-то непонятным. Надо бежать из ставшего неуютным дома. Но для этого сперва стать невидимым. А это мучительный процесс. Тело горит, как в огне, он теряет сознание. Его охватывает ужас при виде собственного, становящегося словно бы прозрачным тела.

Когда домохозяин с пасынками врывается в комнату, то, к удивлению, никого в ней не обнаруживает. А Гриффин впервые чувствует все неудобства своего положения. Выйдя на улицу, он замечает, что всякий, кому не лень, толкает его, извозчики едва не сшибают его с ног, собаки преследуют жутким лаем. Надо сперва одеться. Первая попытка ограбить магазин кончается неудачей. Но тут ему на глаза попадается бедная лавка, заваленная подержанными гримерными принадлежностями. Распоряжается ею какой-то несчастный горбун, которого он завязывает в простыню, лишая тем самым возможности спастись и, скорее всего, обрекая на голодную смерть. Но из лавки выходит тот самый человек, который потом явится в Айпинге. Остается только замести следы своего пребывания в Лондоне. Гриффин поджигает дом, уничтожая все свои препараты, и скрывается в Южной Англии, откуда при желании легко перебраться во Францию. Но прежде необходимо научиться переходить из невидимого в видимое состояние. Однако дело не ладится. Деньги кончились. Ограбление раскрывается. Организована погоня. Газеты полны сенсационными сообщениями. И в таком состоянии Гриффин появляется у доктора Кемпа – голодный, затравленный, раненый. Он и раньше был человеком неуравновешенным, А теперь у него вызревает мания человеконенавистничества. Отныне он – Невидимка – хочет править людьми, на десятилетия установив царство террора. Он уговаривает Кемпа стать его сообщником. Кемп понимает, что перед ним – опасный фанатик. И он принимает решение – пишет записку начальнику местной полиции полковнику Эдлаю. Когда тот появляется, Гриффин поначалу не собирается его трогать. “Я с вами не ссорился”, – говорит он. Ему нужен предатель Кемп. Но у полковника заимствованный у Кемпа пистолет, и он падает очередной жертвой Гриффина. Затем следует совершенно бессмысленное убийство управляющего лорда Бэрдка, вооружившегося всего лишь тростью при виде висящего в воздухе железного прута.

Но Невидимку уже ищут – по плану, составленному Кемпом. Дороги засыпаны толченым стеклом, по всей округе скачут конные полицейские, двери и окна домов заперты, в проходящие поезда невозможно проникнуть, всюду рыщут собаки. Гриффин – как затравленный зверь, а затравленный зверь всегда опасен. Но ему еще надо отомстить Кемпу, который после убийства Эдлая превращается из охотника в преследуемого. За ним гонится страшный невидимый противник. На счастье, уже на последнем издыхании Кемп оказывается в толпе земляков, и тут Гриффина ждет конец. Кемп хочет его спасти, но окружающие неумолимы. И постепенно у всех на глазах вновь возникает красивый, но весь израненный человек – Гриффин невидим, покуда он жив,

Впрочем, последнее действующее лицо этого романа – не Кемп, не Гриффин, а мистер Марвел. Он приоделся, приобрел на украденные у Гриффина деньги кабачок “Веселые крикетисты” и пользуется большим уважением в округе. А каждый вечер он запирается от людей и пытается разгадать тайну Гриффина. Чуть ли не последние его слова: “Вот голова была!”

В это воскресенье Рябов возвращается домой необычно поздно, во втором часу ночи. Жена безмятежно спит ведь он не из тех мужей, о чьей нравственности пекутся. Впрочем, он и сын примерный, и работник прекрасный. Экономист, с блеском защитивший в двадцать семь кандидатскую, – весьма нечастый случай, товарищи!

Но мама, вышедшая на кухню, сегодня не узнает своего образцового, всегда такого сдержанно-ироничного сына. Он даже не пьет свой традиционный кефир. Вообще он как-то изменился после своей двухдневной поездки на экскурсию в Аджарию.

До субботы пять дней. А в субботу с утра Рябов будет в Жаброве – именно там работает после распределения та девушка, с которой он познакомился на экскурсии и только что расстался. Жаброво. Восемьдесят километров от Светополя, областного центра, где живет и работает наш герой.

С утра зарядка с гантелями, затем мирный завтрак с женой Ларисой. “Яйца в мешочек”. – “Звонил Минаев”. – “Это нужный человек, может сделать кооперативную квартиру”. – “Квартиру?”

Пока они живут с родителями Станислава, благоразумная Лариса не хочет и слышать о ребенке. Лариса такая красивая женщина! Мужчины пялят глаза на улице! Перед лекциями есть еще время зайти к тете Тамаре, сестре матери. Это к ней Рябов устроил вчера на ночлег девушку из Жаброва. Но тетка ни слова не говорит о своей ночной гостье. Демонстрирует племяннику, что не любопытна. Зато охотно обсуждает грядущий день рождения Андрея, родного брата Станислава.

Братец – разрушитель. Выродок в семье, девиз которой – созидание. Именно это слово начертано на семейном знамени, которое вот уже три десятилетия держит в неслабеющих руках их мама, директор кондитерской фабрики. Но брату плевать на фарисейское чувство долга, его девиз – “Хочется”. К тридцати Андрей собирался стать художником. Постоянно разглагольствует о том, что есть талант. Неужели талант – это индульгенция от всех грехов, грамота на существование пустое и разболтанное? В таком случае Станислав не претендует на него, как и его мама, впрочем.

Завтра Андрею как раз тридцать. Младший брат не станет злорадно напоминать ему о не достигнутой известности. Андрей – неудачник, делает какие-то халтуры, рекламные плакаты, но удачливость младшего брата презирает, подозревая за ней чуть ли не ложь и тайные подлости. Празднование будет происходить у тети Тамары, поскольку своего жилья после развода Андрей лишился. Ни отец, ни мать на день рождения к сыну не придут. Они не общаются с ним из-за того, что, по мнению матери, Андрей поступил безответственно, уйдя из семьи и оставив ребенка.

В отделе у Рябова новость – вышла после болезни начальница, Маргарита Горациевна Штакаян. Ни для кого, в том числе и для Штакаян, не секрет, что ее преемником станет Рябов. Собственно, об этом говорит ему и директор института Панюшкин. Делает комплимент работоспособности подчиненного. Ведь Маргарита Горациевна, по сути, все время болеет и отделом фактически руководит Рябов. Руководство ценит скромность Станислава Максимовича и его благородное отношение к своему учителю. Руководство понимает, что профессору Штакаян нелегко расстаться с коллективом. Но дело не должно страдать. Если плановая работа отдела не будет сдана в срок, разговор с Маргаритой Горациевной будет самый принципиальный.

“Первого апреля работа будет сдана”, – ровно отвечает сдержанный Рябов. Скорее всего, Рябову теперь не видать заведования отделом как своих ушей. Через четыре дня – поездка в Жаброво. А пока обед с Минаевым, который может помочь с квартирой. Рябову очень хочется завязывать банты. Урод в мужском братстве, он предпочел бы иметь дочку.

Жирные губы Минаева со смаком обсасывают куриную косточку. Он рассуждает, что фундамент нужно закладывать смолоду, потом поздно будет, сомнут. Лично у него, Минаева, с фундаментом все в порядке. Он немаленький начальник, у него высокопоставленный тесть.

“Кстати, – доедая осетрину, спрашивает Минаев, – может, у тебя дело ко мне?” “Никакого дела. Просто захотелось о былом поговорить”. Глаза Рябова чисты и невинны.

На дне рождения Андрея тетка Тамара сокрушительно элегантна, стол сервирован без всяких мещанских штучек. Приятель брата, художник Тарыгин, пламенно рассуждает о Ренуаре. Среди творческой интеллигенции, безраздельно царящей тут, пожалуй, лишь Рябов, грубый утилитарист, представляет земную профессию. Шумный успех имеет подарок тетки, альбом Тулуз-Лотрека. Веселиться предстоит еще не менее двух часов…

Рядом именинник пытает очередную любимую женщину Веру: “Почему у меня все всегда сложно?”

Дух у него захватывает от противоречий и бескрайности собственной души. А вот у Станислава все просто. Исполнять все их обряды – вздыхать, страдать, преклоняться перед Тулуз-Лотреком – зачем? Переться в неведомое Жаброво, в дыру за восемьдесят километров, лишь бы доказать себе, что и его сердце склонно к экстазам… Нет, он не поедет. Пусть Андрею остаются эти радости. Станиславу же сентиментальность чужда, он пришел в этот мир работать, а не вздыхать. Он – как мама, хотя и не дотягивает до нее. Но, Боже, до чего же малы ее руки, как опасно, как нездорово проступили на них синие жилы…

Оскар Уайльд

Счастливый Принц

Покрытая золотом и драгоценными камнями скульптура Счастливого Принца стояла на колонне над городом. Все восхищались прекрасной статуей. Однажды над городом летел Скворец – он покинул свою возлюбленную Тростинку, которая была домоседкой и не разделяла любви к путешествием, а лишь флиртовала с Ветром; он устроился на ночевку между туфель Принца. Вдруг птица почувствовала на себе слезы Принца – тот плакал, ибо видел всю скорбь и нищету города, хотя и имел оловянное сердце. По просьбе Принца Скворец не улетел в Египет, а несколько дней носил бедным людям помощь в виде драгоценностей со скульптуры: швее, у которой болел сын – рубин со шпаги, бедному юноше-драматургу – глаз-сапфир, девочке, уронившей спички для продажи в канаву – второй сапфир.

Пришла зима, но Скворец решил остаться с Принцем и рассказал ему, уже слепому, о Египте, куда сама птица так стремилассь. После того, как Скворец листочек за листочком роздал все золото, покрывавшее скульптуру, крылатый помощник умер. Оловянное сердце Принца раскололось надвое.

Некрасивую статую сняли и переплавили. Глава города решил, что пора поставить памятник ему самому, но Советники были не согласны – все переругались. Оловянное сердце и мертвую птицу выбросили на свалку, откуда их забрал Ангел, которого Господь попросил принести самое драгоценное, что он найдет в этом городе.

ПОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Стефан Жеромский (Stefan Zeromsli)

Пепел (Popioly)

Роман-хроника конца XVIII – начала XIX столетия (1902-1903)

Время действия романа – 1797-1812 гг., пятнадцатилетие после неудавшегося восстания Тадеуша Костюшко и третьего (1795) раздела Польши между Пруссией, Австрией и Россией. В центре повествования – юный Рафал Ольбромский, сын небогатого старого шляхтича. На масленицу в доме отца он случайно знакомится с пани Геленой. Затем каникулы кончаются, и он возвращается в Сандомир, где учится в австрийской гимназии. Там ему с товарищем и родствеиннком Кшиштофом Цедро приходит в голову прокатиться по реке в ледоход. Они чудом остаются в живых, и Рафала исключают из гимназии. Он живет в отцовском имении в Тарнинах, отец гневается на него. Но едва наступает возможность примирения, как Рафал совершает еще один проступок – тайно встречается с Геленой. После свидания на него нападают волки, он выживает, но лишается лошади. Гедену увозят не то в Варшаву, не то в Париж, а Рафада изгоняют из дома. Он едет к старшему брату Петру, которого отец уже давно проклял. Петр, участник восстания Костющко, медленно умирает от полученных ран. Конфликт с отцом возник у него на политической почве; Петр ушел из дому, когда отец хотел выпороть его.

В гости к Петру приезжает его бывший соратник, а ныне богатый помещик князь Гинтулт. Поспорив с ним о политике, Петр не выдерживает напряжения и умирает. Вскоре после похорон Рафал получает приглашение князя поселиться у него на правах придворного. Непросто складываются у Рафала отношения с надменной княжной Эльжбетой, сестрой Гинтулта; больно ранит его расправа солдат над Михциком, крепостным Петра, которому тот хотел дать вольную. Уверенный в том, что он эту вольную получил, Михцик отказывается исполнять барщину, за что обвиняется в подстрекательстве к мятежу.

Князь Гинтулт от скуки уезжает в Венецианскую республику ко двору палы, где его и застают военные действия между наполеоновской Францией и остальной Европой. На стороне Франции сражаются польские легионы: поляки надеются, что Франция поможетих родине вновь обрести независимость. В Париже Гинтулт встречает многих знаменитых поляков, в том числе генерала Домбровского и князя Сулковского, адъютанта Наполеона. Выясняется, что наполеоновская армия вместо освобождения Польши планирует поход в Египет.

Тем временем Рафал, окончив лицей, получает право поступать в академию и записывается в класс философии. Живя в Кракове практически без присмотра, он ведет себя легкомысленно, играет в карты. В конце концов учеба ему надоедает, и он возвращается домой. Там его встречают вопреки ожиданиям радушно, и он погружается в сельскохозяйственные работы, стараясь забыть свою любовь к Гелене.

Успевший за это время посетить Египет, Палестину и Грецию, князь Гинтулт оказывается в Мантуе, рассчитывая вскоре попасть домой, но боевые действия в самом сердце Европы останавливают его, и он вынужден вступить в польский легион в чине канонира. Вскоре он становится адъютантом генерала Бортона, командующего артиллерией, а затем его направляют в штаб генерала Якубовского. Однако Мантую, которую так доблестно защищали поляки, все же приходится сдать. По условиям капитуляции гарнизон получает право свободного выхода, и лишь польские солдаты, в большинстве своем выходцы из принадлежащих Австрии земель, подлежат выдаче австрийскому командованию, а офицеры – заключению в крепости.

Лишь осенью 1802 г. князь возвращается наконец на родину. Узнав об этом, Рафал пишет ему, и Гинтулт приглашает его к себе в секретари. Рафал переезжает в Варшаву. Князь ведет замкнутый образ жизни, и Рафала это тяготит, равно как и убогий провинциальный костюм. Встретив на улице бывшего товарища по классу философии Яржимского, он с удовольствием начинает прожигать жизнь в компании “золотой молодежи”, забывшей идеалы польского патриотизма.

Вскоре выясняется, что князь Гинтулт – масон, и благодаря ему Рафала принимают в польско-немецкое общество “У золотого светильника”. Однажды происходит объединенное собрание мужской и женской лож, где Рафал встречает Гелену. Она теперь носит фамилию де Вит и является женой мастера ложи. Выясняется, что мужа она не любит и до сих пор тоскует по Рафалу.

Рафал предлагает бежать, и они с Геленой поселяются в крестьянской хате высоко в горах. Но их счастью неожиданно приходит конец: заночевав как-то в горной пещере, они становятся жертвами разбойников. Гелену насилуют на глазах у Рафала, и она, не стерпев позора, бросается в пропасть. Потерянный, бродит юноша по горам. в надежде встретить людей и натыкается на отряд лотарингских кирасир, которые принимают его за разбойника и бросают в подземелье.

Выходит он оттуда лишь в начале сентября 1804 г. только благодаря тому, что солдаты обнаружили в хате, где жил Рафал, его документы. На вопрос, где женщина, с которой он, по свидетельству хозяина, жил, юноша заявляет, что это проститутка из Кракова, которую он прогнал.

Рафал направляется в Краков и по дороге заходит в корчму, где съедает обед, за который ему нечем заплатить. Выручает его товарищ по сандомирской гимназии Кшиштоф Цедро, который заехал в корчму сменить лошадей. Цедро приглашает друга к себе в имение Стоклосы. Сам он живет в Вене, где ищет связей, чтобы добиться камергерства. В Стоклосах Рафал знакомится со Сцепаном Некандой Трепкой, разорившимся шляхтичем, который живет в имении на правах управляющего. Здесь царит дух просветительства и польского патриотизма, неприятие прусского владычества. Вдохновленные рассказом бывшего солдата, который случайно заходит в имение, о Наполеоне (поляки все еще свято верят, что вслед за разгромом Пруссии и Австрии он освободит Польшу), Рафалд с Кшиштофом отправляются на войну. Их не останавливают ни уговоры старика Цедро, ни казнь троих юношей за попытку перебраться “к полякам”…

Попав в Мысловицы, где стоит французский отряд, они получают подорожную в Севеж, комендантом которого оказывается капитан Яржимский. Он предлагает им остаться, обещая в скором времени офицерские звания, но молодые люди хотят дослужиться до офицеров из рядовых, поэтому вступают ополченцами в краковскую конницу.

Тут пути Рафала и Цедро расходятся: Цедро остается в Кракове, а Рафал записывается в отборный конный полк Дзевановского и идет на север, занятый прусскими и русскими войсками. Он участвует в сражении под Тчевом, во взятии Гданьска. Победа над российскими войсками под Фридландом 14 июня 1807 г. ведет к зключению Тильзитского мира, по которому на части польских земель создается Великое княжество (герцогство) Варшавское, а Галиция и южные районы Польши остаются у Австрии.

Перед участвовавшим лишь в мелких стычках Цедро встает дилемма: то ли возвратиться к мирным сельским трудам, то ли остаться в Калише в качестве офицера мирного времени и прожигать жизнь. Тогда он вместе с вахмистром Гайкосем переходит в уланы, чтобы остаться в наполеоновской армии, и принимает участие в испанском походе Бонапарта. 23 ноября 1808 г. за победу под Туделой Цедро получает офицерское звание, а под Калатайудом его контузит. Раненый, слушает он манифест Наполеона, упраздняющий права феодалов и церковные привилегии, а также “святую” инквизицию. Юноша понимает, что воевал не напрасно. Вдруг мимо его носилок проходит император, который заговаривает с ним. Произнеся из последних сил “Vive la Pologne!”, Цедро теряет сознание. После выздоровления он возвращается в свой полк.

В 1809 г. начинается новая кампания – между Францией и Австрией. 19 апреля Рафал принимает участие в сражении под Рашином. Однако, несмотря на победу, поляки отступают: саксонцы отказались от своих союзнических обязательств. Раненый Рафал попадает в лазарет, устроенный во дворце Гинтулта. Князь изменился до неузнаваемости; его Друг де Вит погиб, сражаясь на стороне врагов. От Гинтулта Рафал узнает, что по договору между Францией и Австрией Варшава сдана австрийцам.

После такого предательства в стане генералов наступает разброд. Генерал Зайончек предлагает покинуть Варшавское княжество и идти в Саксонию на соединение с императором, рассчитывая впоследствии Вернуться. Домбровский предлагает напасть на австрийцев, пока те не перешли Вислу и не построили мост, захватить всю Галицию, поднять народ… Все принимают этот план.

Польские войска переправляются через Висду и идут на Галицию. После неудавшейся обороны Сандомира Гинтулт попадает в руки австрийцев, но его спасает Михцик, слуга Петра Ольбромского. Гинтулт с Рафалом не дают артиллерии разрушить костел св. Иакова, чтобы остановить продвижение австрийцев, и им приходится бежать. Так Рафал становится изменником, исключенным из полковых списков, и вынужден скрываться в имении отца. Там же оказываются и раненый Гинтулт, и солдат Михцик.

Однако к Тарнинам подходит австрийская конница, и Рафал с Михциком вновь вынуждены бежать. Рафал возвращается в свой полк на прежнюю должность, и лишь благодаря быстрой смене событий ему удается избежать суда, разжалования или иных репрессий. Польское войско вновь выступает – на этот раз на юг. Проходя через имение дяди, Рафал находит усадьбу сожженной, а пана Нардзевского зарубленным. Рафал становится полноправным наследником дядиного имущества, постепенно отстраивает дом, сеет хлеб…

Наступает 1812 г. В гости к Рафаду приезжает Кшиштоф Цедро, который говорит о “великой войне” – он собирается участвовать в походе Наполеона на Россию. В середине августа корпус под командованием генерала Понятовского выходит на соединение с наполеоновской армией. Цедро и Рафал собственными глазами видят императора. Они полны героических надежд.

Е. Б. Туева

Эсхил

Семеро против Фив

В мифической Греции были два самых сильных царства: Фивы в Средней Греции и Аргос в Южной Греции. В Фивах был когда-то царь по имени Лаий. Он получил пророчество: “Не роди сына – погубишь царство!” Лаий не послушался и родил сына по имени Эдип. Он хотел погубить младенца; но Эдип спасся, вырос на чужой стороне, а потом нечаянно убил Лаия, не зная, что это его отец, и женился на его вдове, не зная, что это его мать. Как это случилось, и как это открылось, и как за это пострадал Эдип, нам расскажет другой драматург – Софокл. Но самое страшное – гибель царства – было еще впереди.

У Эдипа от кровосмесительного брака с собственною матерью родились два сына и две дочери: Этеокл, Полиник, Антигона и Йемена. Когда Эдип отрекся от власти, сыновья отвернулись от него, попрекая его грехом. Эдип проклял их, посулив им делить между собою власть мечом. Так и случилось. Братья договорились править попеременно, каждый по году. Но после первого же года Этеокл отказался уйти и изгнал Полиника из Фив. Полиник бежал в южное царство – в Аргос. Там он собрал себе союзников, и они всемером пошли на семивратные Фивы. В решающем бою два брата сошлись и убили друг друга: Этеокл ранил Полиника копьем, тот упал на колено, Этеокл навис над ним, и тут Полиник ударил его снизу мечом. Враги дрогнули, Фивы были на этот раз спасены. Только поколение спустя на Фивы пришли походом сыновья семерых вождей и надолго стерли Фивы с лица земли: пророчество сбылось.

Эсхил написал об этом трилогию, три трагедии: “Лаий” – о царе-виновнике, “Эдип” – о царе-грешнике и “Семеро против Фив” – об Этеокле, царе-герое, отдавшем жизнь за свой город. Сохранилась только последняя. Она по-старинному статична, на сцене почти ничего не происходит; только величаво стоит царь, приходит и уходит вестник и жалостно стенает хор.

Этеокл объявляет: враг подступает, но боги – защита Фивам; пусть же каждый исполнит свой долг. Вестник подтверждает: да, семь вождей уже поклялись на крови победить или пасть и мечут жребий, кому идти на какие ворота. Хор фиванских женщин мечется в ужасе, чует гибель и молит богов о спасении. Этеокл унимает их: война – мужское дело, а женское дело – сидеть дома и не смущать народ своим страхом.

Вновь является вестник: жребии брошены, семь вождей идут на приступ. Начинается центральная, самая знаменитая сцена: распределение ворот. Вестник пугающе описывает каждого из семерых; Этеокл спокойно отвечает и твердо отдает приказы.

“У первых ворот – герой Тидей: шлем с гривою, щит с колокольцами, на щите звездное небо с месяцем”. “Не в гриве сила и не в колокольцах: как бы самого его не настигла черная ночь”. И против аргосского начальника Этеокл посылает фиванского. “У вторых ворот – гигант Капаней, на щите его воин с факелом; грозит огнем спалить Фивы, не страшны ему ни люди, ни боги”. “Кто богов не боится, того боги и покарают; кто дальше?” И Этеокл высылает второго вождя.

“У третьих ворот – твой тезка, Этеокл аргосский, на щите его воин с лестницей лезет на башню”. “Повергнем обоих – и того, кто со щитом, и того, кто на щите”. И Этеокл высылает третьего вождя.

“У четвертых ворот – силач Гиппомедонт: щит – как жернов, на щите змей Тифон пышет огнем и дымом”, “У него на щите Тифон, у нас Зевс с молниями, победитель Тифона”. И Этеокл высылает четвертого вождя.

“У пятых ворот – красавец Парфенопей, на щите его чудо-Сфинкс, загадками терзавшая Фивы”. “И на живую Сфинкс нашелся разгадчик, а рисованная нам и подавно нестрашна”. И Этеокл высылает пятого вождя.

“У шестых ворот – мудрый Амфиарай: он пророк, он знал, что идет на смерть, но его залучили обманом; чист его щит, и знаков на нем нет”. “Горько, когда праведный делит судьбу со злыми: но как предвидел он, так и сбудется”. И Этеокл высылает шестого вождя.

“У седьмых ворот – сам твой брат Полиник: или сам умрет, или тебя убьет, или выгонит с бесчестьем, как ты его; а на щите его писана богиня Правды”. “Горе нам от Эдипова проклятия! но не с ним святая Правда, а с Фивами. Сам пойду на него, царь на царя, брат на брата”. – “Не ходи, царь, – умоляет хор, – братскую кровь грех проливать”. – “Лучше смерть, чем позор”, – отвечает Этеокл и уходит.

На сцене – только хор: женщины в мрачной песне предчувствуют беду, поминая и пророчество Лаию: “Царству – пасть!” – и проклятие Эдипа: “Власть – мечом делить!”; пришло время расплаты. Так и есть – входит вестник с вестью: шесть побед у шести ворот, а перед седьмыми пали оба брата, убив друг друга, – конец царскому роду фиванскому!

Начинается погребальный плач. Вносят носилки с убитыми Этеоклом и Полиником, выходят навстречу их сестры Антигона и Йемена. Сестры заводят причитания, хор им вторит. Поминают, что имя Этеокла значит “Велеславный”, поминают, что имя Полиника значит “Многобранный” – по имени и судьба. “Сразил сраженный!” – “Убит убивший!” – “УМЫСЛИВ зло!” – “Терпя от зла!” Поют, что было у царства два царя, у сестер два брата, а не стало ни одного: так бывает, когда меч делит власть. Протяжным плачем заканчивается трагедия.

Лудовико Ариосто (итал. Ludovico Ariosto, 8 сентября 1474, Реджо-нель-Эмилия – 6 июля 1533, Феррара) – знаменитый итальянский поэт и драматург эпохи Возрождения. Отец Лудовико видел сына правоведом, однако юноша не находил вдохновения в юриспруденции и посвятил себя изучению классической литературы. Он так хорошо усвоил формы и размеры римской поэзии, что без труда писал любые стихи на латыни. Стихотворение “Carmen Epithalamium”, написанное на латинском языке по случаю бракосочетания герцога Альфонса I с Лукрецией Борджиа, расположило двор к молодому поэту, и в 1503 он поступил на службу к кардиналу Ипполиту д’Эсте, брату герцога Альфонса. Ариосто отвечал за организацию различных придворных празднеств. В 1522 году Ариосто стал губернатором Гарфаньяны. Вернувшись, он построил себе небольшой домик с садиком и огородом, где и жил до конца жизни со своей возлюбленной Алессандрой Бенуччи (ок. 1481-1552). Она происходила из флорентийской купеческой семьи, была женой Тито ди Леонардо Строцци (двоюродного брата поэта Тито Веспасиано Строцци), родила ему шестерых детей. Отношения с Ариосто начались в 1513 г., но и после смерти мужа (1515) продолжали оставаться тайными. Брак с Ариосто (1528) также был тайным (что объяснялось со стороны Алессандры желанием сохранить права на наследство первого мужа). Ариосто, со своей стороны, ни разу не назвал имя возлюбленной и жены в своих сочинениях.

А. Я. Яшин

Рычаги

Вечером в правлении колхоза сидело четверо: бородатый животновод Ципышев, кладовщик Щукин, бригадир полеводческой бригады Иван Коноплев и председатель колхоза Петр Кузьмич Кудрявцев. Ждали начала партсобрания, да запаздывала учительница Акулина Семеновна, пятый член парторганизации. В ожидании беседовали.

“Вот сказали – планируйте снизу, пусть колхоз сам решает, что сеять, – высказал наболевшее председатель. – А в районе нам наш план не утверждают: районный-то план спускают сверху. Был я на днях в районе, у самого (так Петр Кузьмич называл первого секретаря райкома). Что ж, говорю, вы с нами делаете? А он говорит: “Надо план перевыполнять, активно внедрять новое. Вы, говорит, теперь наши рычаги в деревне”. “Он здесь долго не усидит, – сказал Ципышев. – Людей не слушает, все сам решает. Люди для него – только рычаги. Без строгости не может. На собрании как оглядит всех, как буркнет – душа в пятки уходит”. “Нас не только учить, нас и слушать надо, – добавил Коноплев. – А то все сверху да сверху. Планы сверху, урожайность сверху. Не выполнишь, значит, вожжи распустил. А разве мы не за одно дело болеем, разве у нас интересы разные?” Взяв обеими руками горшок с окурками, Коноплев пошел к порогу и вывалил окурки в угол. И вдруг из-за широкой русской печи раздался повелительный старушечий окрик: “Куда сыплешь, дохлой? Не тебе подметать. Пол только вымыла, опять запаскудили весь”.

От неожиданности мужики вздрогнули и переглянулись. Оказывается, в избе все время присутствовал еще один человек. Разговор оборвался. Долго молчали, курили… Один Щукин не выдержал и наконец громко захохотал: “Ох и напугала же нас проклятая баба!”

Петр Кузьмич и Коноплев переглянулись и тоже засмеялись. “Вдруг из-за печки как рявкнет. Ну, думаю, сам приехал, застукал нас…”

Смех разрядил напряженность и вернул людям их нормальное самочувствие.

“И чего мы боимся, мужики? – раздумчиво и немного грустно произнес вдруг Петр Кузьмич. – Ведь самих себя боимся!”

Наконец пришла учительница. Надо было открывать партсобрание. Но что произошло с Ципышевым? Голос его приобрел твердость и властность, глаза посуровели. Тем же сухим, строгим голосом, каким говорил перед началом собраний секретарь райкома, он произнес те же слова: “Начнем, товарищи! Все в сборе?”

А их и было всего-навсего пятеро. Лица у всех стали сосредоточенными, напряженными и скучными. Собрание началось. И началось то самое, о чем так откровенно только что говорили они между собой, понося казенщину и бюрократизм.

“Товарищи! – сказал председатель. – Райком и райисполком не утвердили нашего производственного плана. Это не к лицу нам. Мы не провели разъяснительной работы с массой и не убедили ее”.

Суть доклада сводилась к тому, что план севооборота колхоза следует исправить согласно указаниям райкома и райисполкома. Расхождений во мнениях не обнаружилось, в резолюции решили написать так: “В обстановке высокого трудового подъема по всему колхозу развертывается…”

Неожиданно заговорил радиоприемник: передавались материалы о подготовке к XX съезду. Вся надежда у мужиков была теперь на съезд: на нем определят, как жить.

И когда по дороге домой у Кудрявцева и Коноплева возобновился разговор – тот самый, который шел до собрания, – это снова были сердечные, прямые люди. Люди, а не рычаги.