Софокл
Царь Эдип
Это трагедия о роке и свободе: не в том свобода человека, чтобы делать то, что он хочет, а в том, чтобы принимать на себя ответственность даже за то, чего он не хотел.
В городе Фивах правили царь Лаий и царица Иокаста. От дельфийского оракула царь Лаий получил страшное предсказание: “Если ты родишь сына, то погибнешь от его руки”. Поэтому, когда у него родился сын, он отнял его у матери, отдал пастуху и велел отнести на горные пастбища Киферона, а там бросить на съедение хищным зверям. Пастуху стало жалко младенца. На Кифероне он встретил пастуха со стадом из соседнего царства – Коринфского и отдал младенца ему, не сказавши, кто это такой. Тот отнес младенца к своему царю. У коринфского царя не было детей; он усыновил младенца и воспитал как своего наследника. Назвали мальчика – Эдип.
Эдип вырос сильным и умным. Он считал себя сыном коринфского царя, но до него стали доходить слухи, будто он приемыш. Он пошел к дельфийскому оракулу спросить: чей он сын? Оракул ответил: “Чей бы ты ни был, тебе суждено убить родного отца и жениться на родной матери”. Эдип был в ужасе. Он решил не возвращаться в Коринф и пошел, куда глаза глядят. На распутье он встретил колесницу, на ней ехал старик с гордой осанкой, вокруг – несколько слуг. Эдип не вовремя посторонился, старик сверху ударил его стрекалом, Эдип в ответ ударил его посохом, старик упал мертвый, началась драка, слуги были перебиты, только один убежал. Такие дорожные случаи были не редкостью; Эдип пошел дальше.
Он дошел до города Фив. Там было смятение: на скале перед городом поселилось чудовище Сфинкс, женщина с львиным телом, она задавала прохожим загадки, и кто не мог отгадать, тех растерзывала. Царь Лаий поехал искать помощи у оракула, но в дороге был кем-то убит. Эдипу Сфинкс загадала загадку: “Кто ходит утром на четырех, днем на двух, а вечером на трех?” Эдип ответил: “Это человек: младенец на четвереньках, взрослый на своих двоих и старик с посохом”. Побежденная верным ответом, Сфинкс бросилась со скалы в пропасть; Фивы были освобождены. Народ, ликуя, объявил мудрого Эдипа царем и дал ему в жены Лаиеву вдову Иокасту, а в помощники – брата Иокасты, Креонта.
Прошло много лет, и вдруг на Фивы обрушилось божье наказание: от моровой болезни гибли люди, падал скот, сохли хлеба. Народ обращается к Эдипу: “Ты мудр, ты спас нас однажды, спаси и теперь”. Этой мольбой начинается действие трагедии Софокла: народ стоит перед дворцом, к нему выходит Эдип. “Я уже послал Креонта спросить совета у оракула; и вот он уже спешит обратно с вестью”. Оракул сказал: “Эта божья кара – за убийство Лаия; найдите и накажите убийцу!” – “А почему его не искали до сих пор?” – “Все думали о Сфинкс, а не о нем”. – “Хорошо, теперь об этом подумаю я”. Хор народа поет молитву богам: отвратите ваш гнев от Фив, пощадите гибнущих!
Эдип объявляет свой царский указ: найти убийцу Лаия, отлучить его от огня и воды, от молений и жертв, изгнать его на чужбину, и да падет на него проклятие богов! Он не знает, что этим он проклинает самого себя, но сейчас ему об этом скажут, В Фивах живет слепой старец, прорицатель Тиресий: не укажет ли он, кто убийца? “Не заставляй меня говорить, – просит Тиресий, – не к добру это будет!” Эдип гневается: “УЖ не сам ли ты замешан в этом убийстве?” Тиресий вспыхивает: “Нет, коли так: убийца – ты, себя и казни!” – “УЖ не Креонт ли рвется к власти, уж не он ли тебя подговорил?” – “Не Креонту я служу и не тебе, а вещему богу; я слеп, ты зряч, но не видишь, в каком живешь грехе и кто твои отец и мать”. – “Что это значит?” – “Разгадывай сам: ты на это мастер”. И Тиресий уходит. Хор поет испуганную песню: кто злодей? кто убийца? неужели Эдип? Нет, нельзя этому поверить!
Входит взволнованный Креонт: неужели Эдип подозревает его в измене? “Да”, – говорит Эдип. “Зачем мне твое царство? Царь – невольник собственной власти; лучше быть царским помощником, как я”. Они осыпают друг друга жестокими упреками. На их голоса из дворца выходит царица Иокаста – сестра Креонта, жена Эдипа. “Он хочет изгнать меня лживыми пророчествами”, – говорит ей Эдип. “Не верь, – отвечает Иокаста, – все пророчества лживы: вот Лаию было предсказано погибнуть от сына, но сын наш младенцем погиб на Кифероне, а Лаия убил на распутье неведомый путник”. – “На распутье? где? когда? каков был Лаий с виду?” – “По пути в Дельфы, незадолго до твоего к нам прихода, а видом был он сед, прям и, пожалуй, на тебя похож”. – “О ужас! И у меня была такая встреча; не я ли был тот путник? Остался ли свидетель?” – “Да, один спасся; это старый пастух, за ним уже послано”. Эдип в волнении; хор поет встревоженную песню: “Ненадежно людское величие;
Боги, спасите нас от гордыни!”
И тут в действии происходит поворот. На сцене появляется неожиданный человек: вестник из соседнего Коринфа. Умер коринфский царь, и коринфяне зовут Эдипа принять царство. Эдип омрачается: “Да, лживы все пророчества! Было мне предсказано убить отца, но вот – он умер своею смертью. Но еще мне было предсказано жениться на матери; и пока жива царица-мать, нет мне пути в Коринф”. “Если только это тебя удерживает, – говорит вестник, – успокойся: ты им не родной сын, а приемный, я сам принес им тебя младенцем с Киферона, а мне тебя там отдал какой-то пастух”. “Жена! – обращается Эдип к Иокасте, – не тот ли это пастух, который был при Лаие? Скорее! Чей я сын на самом деле, я хочу это знать!” Иокаста уже все поняла. “Не дознавайся, – молит она, – тебе же будет хуже!” Эдип ее не слышит, она уходит во дворец, мы ее уже не увидим. Хор поет песню: может быть, Эдип – сын какого-нибудь бога или нимфы, рожденный на Кифероне и подброшенный людям? так ведь бывало!
Но нет. Приводят старого пастуха. “Вот тот, кого ты мне передал во младенчестве”, – говорит ему коринфский вестник. “Вот тот, кто на моих глазах убил Лаия”, – думает пастух. Он сопротивляется, он не хочет говорить, но Эдип неумолим. “Чей был ребенок?” – спрашивает он. “Царя Лаия, – отвечает пастух. – И если это вправду ты, то на горе ты родился и на горе мы спасли тебя!” Теперь наконец все понял и Эдип. “Проклято мое рождение, проклят мой грех, проклят мой брак!” – восклицает он и бросается во дворец. Хор опять поет: “Ненадежно людское величие! Нет на свете счастливых! Был Эдип мудр; был Эдип царь; а кто он теперь? Отцеубийца и кровосмеситель!”
Из дворца выбегает вестник. За невольный грех – добровольная казнь: царица Иокаста, мать и жена Эдипа, повесилась в петле, а Эдип в отчаянии, охватив ее труп, сорвал с нее золотую застежку и вонзил иглу себе в глаза, чтоб не видели они чудовищных его дел. Дворец распахивается, хор видит Эдипа с окровавленным лицом. “Как ты решился?..” – “Судьба решила!” – “Кто тебе внушил?..” – “Я сам себе судья!” Убийце Лаия – изгнание, осквернителю матери – ослепление; “о Киферон, о смертное распутье, о двубрачное ложе!”. Верный Креонт, забыв обиду, просит Эдипа остаться во дворце: “Лишь ближний вправе видеть муки ближних”. Эдип молит отпустить его в изгнание и прощается с детьми: “Я вас не вижу, но о вас я плачу…” Хор поет последние слова трагедии: “О сограждане фиванцы! Вот смотрите: вот Эдип! Он, загадок разрешитель, он, могущественный царь, Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел!.. Значит, каждый должен помнить о последнем нашем дне, И назвать счастливым можно человека лишь того, Кто до самой до кончины не изведал в жизни бед”.