И. С. Тургенев
Накануне
В один из самых жарких дней 1853 г. на берегу Москвы-реки в тени цветущей липы лежали двое молодых людей. Двадцатитрехлетний Андрей Петрович Берсенев только что вышел третьим кандидатом Московского университета, и впереди его ждала ученая карьера. Павел Яковлевич Шубин был скульптором, подававшим надежды. Спор, вполне мирный, касался природы и нашего места в ней. Берсенева поражает полнота и самодостаточность природы, на фоне которых яснее видится наша неполнота, что порождает тревогу, даже грусть. Шубин же предлагает не рефлектировать, а жить. Запасись подругой сердца, и тоска пройдет. Нами движет жажда любви, счастья – и больше ничего. “Да будто нет ничего выше счастья?” – возражает Берсенев. Не эгоистичное ли, не разъединяющее ли это слово. Соединить может искусство, родина, наука, свобода. И любовь, конечно, но не любовь-наслаждение, а любовь-жертва. Однако Шубин не согласен быть номером вторым. Он хочет любить для себя. Нет, настаивает его друг, поставить себя номером вторым – все назначение нашей жизни.
Молодые люди на этом прекратили пиршество ума и, помолчав, продолжили разговор уже об обыденном. Берсенев недавно видел Инсарова. Надо познакомить его с Шубиным и семейством Стаховых. Инсаров? Это тот серб или болгарин, о котором Андрей Петрович уже рассказывал? Патриот? УЖ не он ли внушил ему только что высказанные мысли? Впрочем, пора возвращаться на дачу: опаздывать к обеду не следует. Анна Васильевна Стахова, троюродная тетушка Шубина, будет недовольна, а ведь Павел Васильевич обязан ей самой возможностью заниматься ваянием. Она даже дала деньги на поездку в Италию, да Павел (Поль, как она звала его) потратил их на Малороссию. Вообще семейство презанимательное. И как у подобных родителей могла появиться такая незаурядная дочь, как Елена? Попробуй-ка разгадать эту загадку природы.
Глава семейства, Николай Артемьевич Стахов, сын отставного капитана, смолоду мечтал о выгодной женитьбе. В двадцать пять он осуществил мечту – женился на Анне Васильевне Шубиной, но скоро заскучал, сошелся с вдовой Августиной Христиановной и скучал уже в ее обществе. “Глазеют друг на друга, так глупо…” – рассказывает Шубин. Впрочем, иногда Николай Артемьевич затевает с ней споры: можно ли человеку объездить весь земной шар, или знать, что происходит на дне морском, или предвидеть погоду? И всегда заключал, что нельзя.
Анна Васильевна терпит неверность мужа, и все же больно ей, что он обманом подарил немке пару серых лошадей с ее, Анны Васильевны, завода.
Шубин живет в этом семействе уже лет пять, с момента смерти матери, умной, доброй француженки (отец скончался несколькими годами раньше). Он целиком посвятил себя своему призванию, но трудится хотя и усердно, однако урывками, слышать не хочет об академии и профессорах. В Москве его знают как подающего надежды, но он в свои двадцать шесть лет остается в том же качестве. Ему очень нравится дочь Стаховых Елена Николаевна, но он не упускает случая приволокнуться и за пухленькой семнадцатилетней Зоей, взятой в дом компаньонкой для Елены, которой с ней не о чем говорить. Павел заглазно называет ее сладковатой немочкой. УВЫ, Елена никак не понимает “всей естественности подобных противоречий” артиста. Отсутствие характера в человеке всегда возмущало ее, глупость сердила, ложь она не прощала. Стоило кому-то потерять ее уважение, и тот переставал существовать для нее.
Елена Николаевна натура незаурядная. Ей только что исполнилось двадцать лет, она привлекательна: высокого роста, с большими серыми глазами и темно-русой косой. Во всем ее облике есть, однако, что-то порывистое, нервическое, что нравится не каждому.
Ничто никогда не могло удовлетворить ее: она жаждала деятельного добра. С детства тревожили и занимали ее нищие, голодные, больные люди и животные. Когда ей было лет десять, нищая девочка Катя стала предметом ее забот и даже поклонения. Родители очень не одобряли это ее увлечение. Правда, девочка скоро умерла. Однако след от этой встречи в душе Елены остался навсегда.
С шестнадцати лет она жила уже собственной жизнью, но жизнью одинокой. Ее никто не стеснял, а она рвалась и томилась: “Как жить без любви, а любить некого!” Шубин быстро был отставлен по причине своего артистического непостоянства. Берсенев же занимает ее как человек умный, образованный, по-своему настоящий, глубокий. Вот только зачем он так настойчив со своими рассказами об Инсарове? Эти рассказы и пробудили живейший интерес Елены к личности болгарина, одержимого идеей освобождения своей родины. Любое упоминание об этом будто зажигает в нем глухой, неугасимый огонь. Чувствуется сосредоточенная обдуманность единой и давней страсти. А история его такова.
Он был еще ребенком, когда его мать похитил и убил турецкий ага. Отец пытался отомстить, но был расстрелян. Восьми лет, оставшись сиротой, Дмитрий прибыл в Россию, к тетке, а через двенадцать вернулся в Болгарию и за два года исходил ее вдоль и поперек. Его преследовали, он подвергался опасности. Берсенев сам видел рубец – след раны. Нет, Инсаров не мстил aге. Его цель обширнее.
Он по-студенчески беден, но горд, щепетилен и нетребователен, поразительно работоспособен. В первый же день по переезде на дачу к Берсеневу он встал в четыре утра, обегал окрестности Кунцева, искупался и, выпив стакан холодного молока, принялся за работу. Он изучает русскую историю, право, политэкономию, переводит болгарские песни и летописи, составляет русскую грамматику для болгар и болгарскую для русских: русскому стыдно не знать славянские языки.
В первый свой визит Дмитрий Никанорович произвел на Елену меньшее впечатление, чем она ожидала после рассказов Берсенева. Но случай подтвердил верность оценок Берсенева.
Анна Васильевна решила как-то показать дочери и Зое красоты Царицына. Отправились туда большой компанией. Пруды и развалины дворца, парк – все произвело прекрасное впечатление. Зоя недурно пела, когда они плыли на лодке среди пышной зелени живописных берегов. Компания подгулявших немцев прокричала даже бис! На них не обратили внимания, но уже на берегу, после пикника, вновь встретились с ними. От компании отделился мужчина, огромного роста, с бычьей шеей, и стал требовать сатисфакции в виде поцелуя за то, что Зоя не ответила на их бисирование и аплодисменты. Шубин витиевато и с претензией на иронию начал увещевать пьяного нахала, что только раззадорило его. Тут вперед выступил Инсаров и просто потребовал, чтобы тот шел прочь. Быкоподобная туша угрожающе подалась вперед, но в тот же миг покачнулась, оторвалась от земли, поднятая на воздух Инсаровым, и, бухнувшись в пруд, исчезла под водой. “Он утонет!” – закричала Анна Васильевна. – “Выплывет”, – небрежно бросил Инсаров. Что-то недоброе, опасное выступило на его лице.
В дневнике Елены появилась запись: “…Да, с ним шутить нельзя, и заступиться он умеет. Но к чему эта злоба?.. Или нельзя быть мужчиной, бойцом, и остаться кротким и мягким? Жизнь дело грубое, сказал он недавно”. Тут же она призналась себе, что полюбила его.
Тем большим ударом оказывается для Елены новость: Инсаров съезжает с дачи. Пока лишь Берсенев понимает, в чем дело. Друг как-то признался, что если бы влюбился, то непременно уехал бы: для личного чувства он не изменит долгу (“…Мне русской любви не нужно…”). Услышав все это, Елена сама отправляется к Инсарову.
Тот подтвердил: да, он должен уехать. Тогда Елене придется быть храбрее его. Он, видно, хочет заставить ее первой признаться в любви. Что же, вот она и сказала это. Инсаров обнял ее: “Так ты пойдешь за мной повсюду?” Да, пойдет, и ее не остановит ни гнев родителей, ни необходимость оставить родину, ни опасности. Тогда они – муж и жена, заключает болгарин.
Между тем у Стаховых стал появляться некто Курнатовский, обер-секретарь в сенате. Его Стахов прочит в мужья Елене. И это не единственная опасность для любящих. Письма из Болгарии все тревожнее. Надо ехать, пока это еще возможно, и Дмитрий начинает готовиться к отъезду. Раз, прохлопотав весь день, он попал под ливень, вымок до костей. Наутро, несмотря на головную боль, продолжил хлопоты. Но к обеду появился сильный жар, а к вечеру он слег совсем. Восемь дней Инсаров находится между жизнью и смертью. Берсенев все это время ухаживает за больным и сообщает о его состоянии Елене. Наконец кризис миновал. Однако до настоящего выздоровления далеко, и Дмитрий еще долго не покидает своего жилища. Елене не терпится увидеть его, она просит Берсенева в один из дней не приходить к другу и является к Инсарову в легком шелковом платье, свежая, молодая и счастливая. Они долго и с жаром говорят о своих проблемах, о золотом сердце любящего Елену Берсенева, о необходимости торопиться с отъездом. В этот же день они уже не на словах становятся мужем и женой. Свидание их не остается тайной для родителей.
Николай Артемьевич требует дочь к ответу. Да, признается она, Инсаров – ее муж, и на будущей неделе они уезжают в Болгарию. “К туркам!” – Анна Васильевна лишается чувств. Николай Артемьевич хватает дочь за руку, но в это время Шубин кричит: “Николай Артемьевич! Августина Христиановна приехала и зовет вас!”
Через минуту он уже беседует с Уваром Ивановичем, отставным шестидесятилетним корнетом, который живет у Стаховых, ничего не делает, ест часто и много, всегда невозмутим и выражается примерно так: “Надо бы… как-нибудь, того…” При этом отчаянно помогает себе жестами. Шубин называет его представителем хорового начала и черноземной силы.
Ему Павел Яковлевич и высказывает свое восхищение Еленой. Она ничего и никого не боится. Он ее понимает. Кого она здесь оставляет? Курнатовских, да Берсеневых, да вот таких, как он сам. И это еще лучшие. Нет пока у нас людей. Все либо мелюзга, гамлетики, либо темнота и глушь, либо переливатели из пустого в порожнее. Кабы были меж нами путные люди, не ушла бы от нас эта чуткая душа. “Когда у нас народятся люди, Иван Иванович?” – “Дай срок, будут”, – отвечает тот.
И вот молодые в Венеции. Позади трудный переезд и два месяца болезни в Вене. Из Венеции путь в Сербию и потом в Болгарию. Остается дождаться старого морского волка Рендича, который переправит через море.
Венеция как нельзя лучше помогла на время забыть тяготы путешествия и волнения политики. Все, что мог дать этот неповторимый город, любящие взяли сполна. Лишь в театре, слушая “Травиату”, они смущены сценой прощания умирающей от чахотки Виолетты и Альфреда, ее мольбой: “Дай мне жить… умереть такой молодой!” Ощущение счастья оставляет Елену: “Неужели же нельзя умолить, отвратить, спасти Я была счастлива… А с какого права?.. А если это не дается даром?”
На другой день Инсарову становится хуже. Поднялся жар, он впал в забытье. Измученная, Елена засыпает и видит сон: лодку на Царицынском пруду, потом оказавшуюся в беспокойном море, но налетает снежный вихрь, и она уже не в лодке, а в повозке. Рядом Катя. Вдруг повозка летит в снежную пропасть, Катя смеется и зовет ее из бездны: “Елена!” Она поднимает голову и видит бледного Инсарова: “Елена, я умираю!” Рендич уже не застает его в живых. Елена упросила сурового моряка отвезти гроб с телом мужа и ее саму на его родину.
Через три недели Анна Васильевна получила письмо из Венеции. Дочь едет в Болгарию. Для нее нет теперь другой родины. “Я искала счастья – и найду, может быть, смерть. Видно… была вина”.
Достоверно дальнейшая судьба Елены так и осталась невыясненной. Некоторые поговаривали, что видели ее потом в Герцеговине сестрой милосердия при войске в неизменном черном наряде. Дальше след ее терялся.
Шубин, изредка переписываясь с Уваром Ивановичем, напомнил ему давний вопрос: “Так что же, будут ли у нас люди?” Увар Иванович поиграл перстами и устремил вдаль свой загадочный взор.