Всякий раз, когда рассказчик спускался с деревенского угора на луг, он словно попадал в мир своего далекого детства — в мир трав, стрекоз, бабочек и, конечно же, лошадей. Он частенько брал с собой хлеб и подкармливал лошадок, а если не было с собой хлеба, то все равно останавливался около них, похлопывал по спине, гладил, а то и просто разговаривал с ними.
Лошади вызывали у него, деревенского жителя, самые противоречивые чувства — от волнения и радости до жалости и даже вины перед ними. Конюх Миколка иногда не заявлялся к ним день и ночь, и вокруг кола, к которому была привязана каждая лошадь, не только трава — дернина была изгрызена. Бедные животные постоянно томились, их донимала мошкара.
Беднягам жилось нелегко, поэтому никто не мог равнодушно пройти мимо них.
И на этот раз человек бежал к лошадям. Увидел свою любимицу Клару, или Рыжуху, как ой называл ее запросто.
Эта лошадка была из породы мезенок, животных некрупных, выносливых и очень неприхотливых. В четыре-пять лет у нее уже была сбита спина, заметно отвисло брюхо и начали пухнуть вены. И все-таки она выгодно выделялась среди своих сородичей тем, что сохранила стать и веселый характер. Обычно, увидев своего знакомого, она совершала приветственный круг радости вокруг колышка, к которому была привязана.
Но сегодня с ней что-то произошло. При появлении человека она стояла неподвижно, как окаменевшая. Он подумал, что кобылка или заболела, или забыла его за время работы на дальнем сенокосе. Стал отламывать для нее хлеб от большой буханки, а она голову отвернула.
Человек притянул лошадку к себе за густую челку и увидел в глазах животного крупные слезы. Человек насилу успокоил ее. Стал спрашивать, что случилось. Рыжуха сказала, что у них, лошадей, тут вышел спор о лошадиной жизни. Вот что она рассказала.
На дальнем сенокосе она познакомилась с одной старой кобылкой, с которой ходила в одной косилке. Когда им совсем было невмоготу, Забава подбадривала ее своими песнями. Рыжуха говорила, что ничего подобного раньше не слышала. В этих песнях говорилось, что в прежние времена лошадей называли кормильцами, холили и ласкали, украшали лентами. Рыжуха спрашивала Забаву, а не утешает ли та ее. Соседка отвечала, что эти песни она слышала от своей матери, а та — от своей.
Когда Рыжуха попыталась рассказать об этом остальным лошадям, ее подняли на смех. Она с надеждой посмотрела на человека и спросила, не обманула ли ее старая кобыла.
Собеседник не выдержал прямого взгляда лошади и отвел глаза в сторону. Ему показалось, что на него со всех сторон смотрят пытливые лошадиные глаза.
Неизвестно, сколько продолжалась эта молчаливая пытка. Но человек взмок с головы до ног.
Нет, не обманула старая кобыла. Были такие времена, когда лошадью дышали и жили, ей скармливали последний кусок, а то и последнюю краюху хлеба. Мы-то, мол, как-нибудь. А что делалось по вечерам, когда наработавшаяся лошадка возвращалась домой! Вся семья с любовью встречала ее и ухаживала за кормилицей. А сколько раз за ночь поднимались хозяева, чтобы проведать свое сокровище!
Ведь без лошади никуда — ни в поле, ни в лес. Да и не погулять без нее как следует. Ведь русские гуляния на лошадях на Масленицу и сравнить не с чем.
Первая игрушка крестьянского сына — деревянный конь. Конь смотрел на ребенка и с крыши родного дома, про него рассказывала и пела мать, конем он украшал прялку своей суженой, ему молился. И конской подковой — знаком счастья — встречало каждое крыльцо. А какие страсти кипели вокруг коня в первые колхозные годы!
Да что говорить о мужиках, если рассказчик, даже будучи студентом университета, не мог равнодушно пройти мимо Карька, кормильца своей семьи. В сорок седьмом году вернулся студент в деревню. Везде был голод, запустение, в домах рыдали по тем, кто не вернулся с войны, а он, стоило ему увидеть первую лошадь, сразу вспомнил своего Карька.
Конюх-старик ответил, что Карька больше нет, отдал богу душу на лесном фронте. Ведь не только люди в эту войну воевали, но и лошади.
В каждом из нас, наверное, живет пушкинский вещий Олег. Вот и человек, рассказавший эту историю, пытался найти останки своего коня, будучи в тех местах, где в войну шла заготовка леса.
Но лесопункта уже давно не было, а на месте катища выросли густые заросли Иван-чая, и конечно же, поиски не дали результатов…
…Рыжуха продолжала с надеждой смотреть на человека, вместе с ней смотрели с надеждой и мольбой все остальные лошади.
А человек напустил на себя бесшабашную удаль и сказал, что хватит киснуть и забивать голову всякой ерундой. Лучше надо грызть хлеб, пока грызется. Вслед за этим бросил около Рыжухи кусок хлеба, оделил остальных лошадей, наговорил какой-то ерунды и отправился восвояси.
А что еще он мог ответить этим бедолагам? Сказать, что не обманула старая кобыла и у лошадей действительно были счастливые времена?
Он пересек озеро и вышел на старую межу, всегда радовавшую его своим разнотравьем. Но сейчас человек ничего не видел. Весь слух его был обращен назад. Человек надеялся, что услышит привычный хруст и хрумканье травы на лугу. Но оттуда не доносилось ни малейшего звука.
И человек понял, что совершил непоправимое. Он обманул Рыжуху и всех этих несчастных кляч. Никогда у него не будет больше с Рыжухой тех искренних и доверительных отношений, которые были до сих пор.
И навалилась на него тяжелая лошадиная тоска. Вскоре он сам казался себе нелепым, отжившим существом из той же лошадиной породы.