В. Г. Короленко
Река играет
Тюлин – герой рассказа, перевозчик на реке Ветлуге. У него моложавое лицо, “почти без бороды и усов, с выразительными чертами”, басистый грудной голос, “немного осипший, будто с сильного похмелья”, но в нем слышатся “ноты такие же непосредственные и наивные, как и эта церковь, и этот столб, и на столбе надпись”, – замечает рассказчик. За внешне простым сюжетом, состоящим из нескольких сценок, где мужик, мучающийся с перепою, преображается в борьбе с взыгравшей от дождевого паводка рекой, возникает идея особой жизненной силы, возвышающей человека. Объяснение этого эффекта трудно связать с тем противопоставлением, которое есть в рассказе: богомольцев на Светлояре, “святом озере, у невидимого града Китежа” – и перевозчика, “книжных народных разговоров, среди “умственных” мужиков и начетчиков” – и “стихийного, безалаберного, распущенного и вечно страждущего от похмелыюго недуга” Тюлин. Здесь автор излишне рационализирует повествование – излишне, ибо Тюлин с его неизменным “разве-либо” самодостаточен. Он, как и река, играет своей волен, сам по себе. Рассказ сразу приобрел известность, многократно переиздавался, а образ Тюлина привлек особое внимание М. Горького, неоднократно к нему обращавшегося. Однако связывать образ Тюлина с “революционными настроениями” народа, как это делал Горький, было бы натяжкой. Тюлин гораздо ближе к русской фольклорной традиции, к архетипам Емели, Иванушки, его можно связать с носителями травестийного богатырства в русской литературе (Кузька в “Нравах Растеряевой улицы” Г. И. Успенского, бунинский Захар Воробьев из одноименного рассказа И. А. Бунина, а также с народными героями русской литературы советского периода – Иваном Африканычем В. И. Белова (“Привычное дело”), Федором Кузькиным Б. А. Можаева (“Живой”), “чудиками” В. М. Шукшина, Кирпиковым В. Н. Крупина (“Живая вода”).