“Слово о полку Игореве” – величайший памятник древнерусской литературы, которая во многом определялась особой ролью христианской религии в жизни общества. Вот почему для людей той эпохи важна была не столько красота слова или занимательность сюжета, а сами произведения не считались искусством в современном смысле. Книга была источником мудрости она должна была “поучать”, наставлять на путь истинный, показывать пример праведной жизни, построенной на основе христианских заповедей. Вот почему автор рукописи обычно не указывал своего имени, а созданное им произведение не считал художественным творчеством. Неудивительно, что мы знаем очень мало имен древнерусских писателей и нам почти ничего не известно об их жизни. Это объясняет особую сложность вопроса об истории создания и авторе “Слова о полку Игореве”.
Это произведение с самого начала его открытия и публикации известным собирателем древнерусских рукописей графом А. И. Мусиным-Пушкиным в конце 1780-х – начале 1790-х годов и особенно после утраты подлинника, сгоревшего вместе со всей библиотекой Мусина-Пушкина во время пожара Москвы 1812 года, вызывало множество споров, вопросов, гипотез. Особый интерес представляет проблема авторства, которой были посвящены многочисленные исследования ученых, переводчиков, историков на протяжении XIX-XX веков, они продолжаются и в наше время. Среди предполагаемых авторов назывались киевский князь Святослав, Кирилл Туровский, сподвижник Игоря Петр Бориславович и даже сам князь Игорь. Рассмотрим каковы же наиболее обоснованные и разработанные версии о том, кто же являлся автором “Слова о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова” – таково полное название этого памятника.
“Слово о полку Игореве” – произведение лироэпическое, а потому в нем автор – это не только повествователь, рассказчик, но и один из основных героев, выражающих свое понимание изображаемых событий, комментирующий их, проводя при этом ярко выраженную идею необходимости единения русских земель перед лицом внешней опасности, особенно в период начала феодальной раздробленности государства. По убедительным предположениям современных исследователей, автор “Слова” сам был приверженцем, а может быть, и членом “Олегова гнезда”, а потому его задача осложнялась тем, что он должен был не только возвеличить своего князя, но и осудить его за опрометчивый поход, связанный не с общерусскими, а собственными эгоистическими интересами. Мерилом его оценки, как и всех образов и событий “Слова”, является Русская земля – подлинный герой произведения, его главная тема и идейно-композиционный центр произведения.
Один из наиболее авторитетных исследователей, изучавших “Слово”, академик Д. С. Лихачев выдвинул предположение, что имеется общий источник рассказа о походе князя Игоря на половцев в изложении событий в Ипатьевской летописи и самом “Слове”. Ученый приводит ряд точных совпадений: только в летописи и “Слове” названа река Каяла, у которой проходит битва; совпадает даже по словесному выражению реакция Святослава Киевского на известие о поражении русского войска. Так, в “Слове” Святослав “изрони злато слово с слезами смешано”, а в летописи -“Святослав же, то слышавъ и вельми воздохнув, утерь слезъ своих и рече…”. Д. С. Лихачев высказывает такое предположение об этом общем источнике: “И летопись, и “Слово” – оба зависят от молвы о событиях, от славы о них. События “устроялись” в молве о них и через эту молву отразились и тут, и там. В этой молве отразились, возможно, и какие-то обрывки фольклора – половецкого или русского”.
Как известно, летописи в Древней Руси создавались монахами в степах монастырей – религиозно-культурных центрах жизни той эпохи. В связи с этим возникает вопрос о том, мог ли автор “Слова” быть одним из таких религиозных деятелей. Но еще в начале XIX века, когда было открыто “Слово”, историк и писатель Н. М. Карамзин высказал мнение, что этот памятник древнерусской литературы написан “без сомнения, мирянином ибо монах не дозволил бы себе говорить о богах языческих и приписывать им действия естественные” . Но такой точки зрения придерживаются далеко не все, убедительно доказывая, что упоминания в художественном произведении языческих богов не может быть доказательством веры в них автора. В “Слове” они олицетворяют силы природы, являясь художественными образами, а не отражением религиозных представлений автора. Многие исследователи убедительно обосновывали именно христианские по своей сути взгляды автора “Слова”. Так, Д. С. Лихачев пишет: “Автор “Слова”-христианин старые же дохристианские верования приобрели для него новый поэтический смысл. Он одушевляет природу поэтически, а не религиозно. В ряде случаев… он отвергает христианскую трактовку событии, но отвергает ее не потому, что он чужд христианства, а потому, что поэзия связана для нею еще пока с языческими дофеодальными корнями. Языческие представления для него обладают эстетической ценностью, тогда как христианство для него еще не связано с поэзией, хотя сам он – несомненный христианин “.
Большинство исследователей сходятся в том, что по своему социальному положению автор “Слова” принадлежал к феодальным верхам общества. Это подтверждается его высокой образованностью и осведомленностью в политических делах и родовых связях князей и княжеств, его прекрасным знанием военного дела. Но это не противоречит тому, что автор “Слова” отразил в своем произведении интересы и чаяния всего русского народа. Академик Б. Д. Греков в этой связи отмечает, что автор “…вполне объективно рисует перед нами картину тогдашней Руси и, насколько позволяет характер его труда, по-своему совершенно правильно передает нам причины, приведшие Русь к состоянию феодальной раздробленности”.
Наибольшие расхождения между исследователями вызывает вопрос о том, к какому из княжеских “гнезд” мог принадлежать автор “Слова”. Это связано с двойственностью позиции автора. С одной стороны, он осуждает безрассудность похода князя Игоря, следствием которого явилось усиление напора со стороны половцев. С дрогой стороны, очевидна и симпатия автора к князьям из “Олегова гнезда”: князю Игорю, его брату “буй-туру” Всеволоду и другим участникам похода. Последнее обстоятельство явилось источником достаточно распространенной версии о том, что автор “Слова” сам являлся дружинником черниговских князей, скорее всего членом дружины Игоря Святославича. Сторонниками этой гипотезы из наиболее известных исследователей являются О. Огоновский, Д. И. Иловайский, М. Д. Приселков, М. П. Тихомиров.
Близкой к этой гипотезе является точка зрения тех исследователей, которые предполагают, что автор “Слова” был дружинником Ярослава Осмомысла, а в Новгород-Северский к князю Игорю попал, находясь в свите жены князя – дочери Ярослава Осмомысла. Подтверждением галицко-волынского происхождения автора является язык произведения, близкий по стилю Галицко-Волынской летописи, а также ярко выраженное в “Слове” восхваление Ярослава Осмомысла.
Другая группа исследователей выстраивает гипотезу на основе того, что автор “Слова” осуждает поход князя Игоря, преувеличивая при этом заслуги Киевского князя Святослава как проводника идеи объединения Руси. Такие исследователи, как В. Каллаш, П. В. Владимиров, А. И. Лященко и некоторые другие, делают исходя из этого вывод о том, что автором “Слова” был киевлянин, близкий к Киевскому князю Святославу Всеволодовичу, а само произведение создавалось именно в Киеве.
Наиболее ярким сторонником этой версии является академик Б. А Рыбаков. Ученый называет имя киевского боярина и воеводы Петра Бориславовича, указывая, что именно этому человеку принадлежит целым ряд фрагментов в Киевской летописи относящейся к середине – второй половине XII века. Применив математические методы анализа текста и выявив стилистическое родство текстов летописи и “Слова”, Рыбаков пришел к выводу, что Петр Бориславович мог быть автором “Слова”. Но такая вероятность, по мнению ряда других исследователей, не может быть признана точным доказательством. Как отмечает Л. Д. Дмитриев, “…если мы более или менее можем быть уверены в причастности этого государственного и политического деятеля XII в. к летописанию, то вопрос о принадлежности ему Слова все же гипотетичен…” У многих вызывает сомнение в версии Рыбакова и тот факт, что он приписывает Петру Бориславовичу не только фрагменты из подлинной Киевской летописи XII века, сохраненные в Ипатьевском списке XV века, но и летописные фрагменты, цитируемые в “Истории Российской”, составленной в первой половине XVIII века В. Н. Татищевым. В настоящее время ученые имеют веские основания полагать, что эти фрагменты более позднего происхождения или даже, как считает А. П. Толочко, сочинены самим В. Н. Татищевым.
Небольшая группа исследователей отстаивает идею о том, что у “Слова” было два разных автора. Так, еще в конце XIX века М. С. Грушевский утверждал, что до рассказа о бегстве Игоря из плена автором был один человек – представитель киевской дружины и сторонник Святослава, а с этих слов и до конца – другой, близкий к Игорю, так как в этой части произведения, по мнению М. С. Грушевского, идет явно преувеличенное восхваление Игоря, противоречащее первоначальному осуждению.
Учитывая все изложенные обстоятельства ряд ученых выдвинул точку зрения, в которой учитываются обе гипотезы. Они считают, что автором “Слова” действительно был черниговец по происхождению, но само произведение он написал в Киеве. Так, А. В. Соловьев даже называет имя предполагаемого автора: это придворный певец Святослав Всеволодович Ученый отмечает, что Святослав княжил сначала в Чернигове, а на Киевский престол он взошел в 1180 году, именно тогда из Чернигова вместе с ним и мог попасть в Киев будущий автор “Слова”. Подтверждением своей версии Соловьев считает то, что автор хорошо осведомлен о состоянии дел Полоцкого княжества. Известно, что жена Святослава была правнучкой Всеслава I Полоцкого, поэтому придворный певец был внимателен и к семейным полоцким традициям княгини Марии.
Версия о том, что автор “Слова” был певцом-сказителем, достаточно популярна среди ученых, но при этом они выдвигают разные предположения о его происхождении и возможном имени. Так, И. И. Малышевский считал, что автор “Слова” происходил из южной Руси, был странствующим певцом, а потому прекрасно знал Тьмуторокань и бывал во многих других местах Древней Руси. Такие певцы-книжники, подобные упоминаемым в Галицко-Волынской летописи Орю и Тимофею, были не редкостью в ту эпоху.
Версия о книжнике Тимофее как авторе “Слова” возникла еще в 1846 году: ее выдвинул исследователь Н. Г. Головин. Уже в середине XX века писатель И. А. Новиков предположил, что автор “Слова” книжник Тимофей – сын тысяцкого Рагуила, побывавшего в плену у половцев вместе с Игорем, как сказано о нем в Ипатьевской летописи. Сторонникам этих версий дал резкий отпор Н. П. Сидоров: “…Мы не можем представить себе автора “Слова” типичным для того времени книжником, начетчиком, каким был Тимофей”.
Но версия о певце-сказителе продолжала волновать исследователей и находить своих новых сторонников. Так, в 1945 году А. К. Югов, исследователь и переводчик “Слова”, выступил с докладом “Историческое разыскание об авторе “Слова о полку Игореве”. Основываясь па данных Галицко-Волынской летописи, он делает предположение, что автором “Слова” мог быть прославленный в те времена певец Митуса. Он упоминается и в Ипатьевской летописи в рассказе о событиях начала 1240-х годов. Большинство ученых считало Митусу певцом-сказителем, но есть и мнение, что это церковный певец, певчий ; некоторые полагали одинаково возможным, что Митуса – и сказитель-песнотворец, и церковный певец-певчий. Югов в подтверждение своей версии приводит следующие аргументы. Этот автор должен быть широко известен на Руси, но при этом он светское лицо, близкое к придворным кругам; по происхождению, вероятнее всего, из Галицко-Волынского княжества, но приверженец “гнезда Олегова”. Вероятным местом жительства такого человека Югов считает Перемышль и находит в летописях ряд подтверждений тому, что это мог быть “древле гордый певец Митуса”, отказавшийся служить Даниилу Галицкому и примкнувший к восставшим против него сторонникам Игоревичей. По мнению исследователя, только такой прославленный по всей Руси певец, создавший “Слово о полку Игореве”, мог оказать гордое сопротивление могущественному князю Даниилу. Другие ученые возражали Югову, утверждая, что указанных оснований для подтверждения его гипотезы явно недостаточно. Так, академик Д. С. Лихачев отмечал наличие “слишком большого разрыва между событиями “Слова” и упоминанием Митусы”. Современный исследователь Л. А. Дмитриев утверждает, что “объективных исторических данных в пользу гипотезы Югова нет, все его доказательства исходят из априорно принятого положения, что Митуса – автор “Слова””.
Подводя итог, следует отметить, что вопрос об авторе “Слова” так и остается дискуссионным. Как справедливо заметил Л. А. Дмитриев, все дело в том, что идейное и художественное содержание этого произведения древнерусской литературы “… гораздо шире и глубже, чем та информация, которую мы можем почерпнуть из известных в настоящее время источников о каждом из предполагаемых авторов “Слова””. Нам неизвестно его подлинное имя, мы не знаем, жил ли он в Киеве, Чернигове, Полоцке или Новгороде-Северском, был ли приближенным князя Святослава или дружинником в войске Игоря, но это и не так важно. Главное – это то, что автор “Слова…”, человек широко образованный, великолепно знающий родную историю и способный делать глубокие обобщения на основе исторического опыта, истинный патриот Русской земли. Он сумел осмыслить все сложности политической борьбы своего времени, подняться до общерусской точки зрения и выразить ее в художественно совершенной форме.