Современники Чехова говорили о нем как о натуре исключительной мягкости, о человеке целомудренном, скромном и простом. Это несомненно так, но несомненно и то, что этими покоряющими чертами не исчерпывается большой, сложный характер Чехова.
Мягкий Чехов обладал вдохновенной силой воли, умением делать только то, что желал делать как художник, — он был всегда последователен и настолько суров к себе, к своей писательской работе, к своему общественному поведению, что только редкие деятели литературы могли в этом отношении стать с ним в ряд.
В период почти повальной моды на декадентские писания Чехов никогда не изменил своему тонкому и строгому таланту реалиста. В то время, когда на Западе и в старой России чуть ли не высшим грехом считалось, если писатель не мог «отрешиться от морали», Чехов мечтал о человеке прозрачной морали, о той высокой нравственности, когда господином жизни станет разумный труд и мир будет осмыслен общим счастьем. В то время, когда модные поэты тех лет были напыщенны, Чехов был прост, ясен, и никто не высмеял так претензий и ходулей, как он. Когда наиболее изощренные проповедники декаданса звали читателя назад, во тьму древности, где будто бы только и пребывал «сильный человек». Чехов думал о будущем, свободном от бесправия, мещанства, пошлости, о людях с прекрасной душой, прекрасными мыслями, думал о красоте.
По своему дару видения Чехов стоит в чудесном ряду русских классиков XIX века, завершая собою ряд, открытый сияющим именем Пушкина. По писательскому искусству своему, которое восхищает нас строгостью, простотой формы, Чехов является классиком мировым. Язык его останется примером долговечных достижений русской литературы.
Вершинным произведением Чехова, его «лебединой песней» является комедия «Вишневый сад», написанная в 1903 году. Чеховские идеалы в «Вишневом саде» многие связывают с образами Пети и Ани. Безусловно, они бескорыстны, мечтательны и чисты, но автор не спешит связывать с ними свои надежды на новую жизнь. Петя олицетворяет собой определенный тип людей: он «вечный студент». «Мы выше любви», — заявляет он, признаваясь тем самым в неспособности к серьезному чувству. Во всем облике этого персонажа сквозит какая-то недостаточность, неглубокость, отсутствие жизненной силы. Нет в нем того, что во все времена ценилось на Руси, — основательности.
Автор не может доверить ему красоту, да и сам герой не пытается спасти сад. Его не волнует самая важная для Чехова проблема. Петя смотрит на все слишком поверхностно; не зная подлинной жизни, он пытается переустроить ее на основе надуманных идей.
Изумительно мастерство Чехова в построении произведения. Как известно, главное в композиции — группировка образов. Они расположены драматургом так, чтобы полнее раскрыть идейное содержание картины, действия. Начиная с первого акта, имевшего значение экспозиции, обнажается гниль и никчемность хозяев имения. Этим уходящим с жизненной арены людям противопоставлены Петя Трофимов и Аня, являющиеся воплощением чистоты и добра. Правда, в первом акте они очерчены эскизно, но интерес и симпатии зрителей — на их стороне.
Образ вишневого сада играет в пьесе большую, многостороннюю роль. Прежде всего, он символизирует поэзию старой жизни, ту поэзию «лунных ночей», «белых фигур с тонкими талиями», «дворянских гнезд», исчерпанность, избитость которой с такой остротою выражена была в рассказе «У знакомых». Эта поэзия выродилась уже в фарс, водевиль. Дворянская культура, когда-то живая и плодотворная, давно стала мертвой, превратилась в «многоуважаемый шкап», к которому обращается с одной из своих обычных шутовских речей по случаю столетнего юбилея шкафа водевильный дядюшка Гаев, страдающий патологической болтливостью. А законная наследница отжившей поэзии «дворянских гнезд», юная Аня, дочь Раневской, преемница Лизы Калитиной, Татьяны Лариной, весело, по-молодому звонко, бесповоротно прощается со всей этой устаревшей, потерявшей живое содержание, мертвой «красотой». Ей помогает в ее духовном развитии, в определении отношения к прошлому, настоящему и будущему родины студент Петя Трофимов. Он раскрывает Ане глаза на то, что таилось за поэзией дворянской культуры.
Печаль «Вишневого сада» никак не может быть связана с легкомысленными «страданиями» Гаевых и Раневских. Стоит только хоть на минуту отождествить лирическое начало пьесы — образ «вишневого сада» — с этими водевильными фигурами, стоит только посчитать Гаева и Раневскую какими-то «представителями» умирающей поэзии и красоты, как придется принимать всерьез все их переживания и слезы. И тогда произойдет то, чего так боялся Чехов: «Вишневый сад» перестанет быть лирической комедией, «местами даже фарсом», а превратится в «тяжелую драму», в которой обилие слез будет не только характеризовать «настроение лиц», но и вызывать унылое настроение у зрителя. И зритель, особенно современный, будет испытывать крайне неловкое чувство: ему придется всерьез «переживать» страдания людей, которые сами не способны ни на какое серьезное переживание. Чехов предстанет в странном виде. Как будто он был способен страдать «страданиями» никчемных, «призрачных» людей!
В пьесе звучит постоянная чеховская грусть о пропадающей напрасно красоте. Здесь это — грусть о поэтическом вишневом саде, элегическая грусть прощания. Но это светлая, пушкинская грусть. Вся пьеса проникнута настроением светлого прощания с уходящей жизнью, со всем плохим и хорошим, что было в ней, настроением радостного привета новому, молодому.
Как и в других пьесах Чехова, в «Вишневом саде» есть реальная символика. Символично само название: вишневый сад — символ уходящего собственнического мира. Именно так его воспринимает Трофимов: «Ваш дед, прадед и все ваши предки были крепостники, владевшие живыми душами, и неужели с каждой вишни в саду, с каждого листка, с каждого ствола не глядят на вас человеческие существа…» Но цветущий сад — это, вместе с тем, и символ вообще красоты родины, жизни.
Символьны звуки: удар топора по дереву, звук лопнувшей струны. С ними ассоциируется конец старой жизни. Особенно выразительны звуки в конце пьесы. Когда Фирс говорит: «Эх, ты… недотепа!» — вдруг «слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный», а затем — стук топора по дереву. Символика здесь очень прозрачна: уходит старая жизнь, на смену ей идет новая.
Идейный смысл «Вишневого сада» — его призыв к изменению жизни — был правильно понят современниками. Присутствующий на первом представлении пьесы 17 января 1904 года Горький сказал Чехову: «Озорную штуку вы выкинули, Антон Павлович. Дали красивую лирику, а потом звякнули со всего размаху топором по корневищам: к черту старую жизнь!
В конце чеховской пьесы стоит не точка, а знак вопроса. Давно отмечена особенность «бесконечных» произведений этого писателя: читатель как бы соучаствует в изображаемом действии, а не остается сторонним наблюдателем.
Чехов как-то сказал, что в человеке все должно быть прекрасно… И читая «Вишневый сад», размышляя о жизни и поступках его героев, мы задумываемся над судьбой России и ее красоты. Кто же спасет красоту?