Образ “страшного мира” возникает в лирике Александра Блока в годы первой русской революции, когда поэт начинает критически относиться к философской и эстетической концепции символизма. Его уже не устраивают прежние идеалы, но, ощущая себя в тупике, Блок мучается от сознания несовершенства и дисгармонии мира, не зная, что этому противопоставить. Катастрофичность мира принимает реальное, земное воплощение: это жизнь большого города, который представляется Блоку средоточием греха. В цикле “Город”, объединяющем стихи 1904-1908 годов, развиваются традиции гоголевского “Невского проспекта” и образа Петербурга Достоевского: в стихах появляются герои городского “дна”, блудницы, пьяницы, рабочие. В этом городе доминирует серый цвет:
Город в красные пределы
Мертвый лик свой обратил,
Серо-каменное тело
Кровью солнца окатил…
Еще прекрасно серое небо,
Еще безнадежна серая даль…
На серые камни ложилась дремота – Город подавляет своим равнодушием, его жители – “серые виденья мокрой скуки”, по вечерам “серые прохожие усердно проносили груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц” . Особенно обострены социальные контрасты, и доминирующему серому цвету противопоставлен красный – цвет тревоги, цвет крови, а затем и революции. Еще один цвет символического значения – желтый, мертвенный, цвет беды и болезни. И в этой символике цветов особенно четок контраст нищеты и богатства, социальные противоречия, выливающиеся в человеческие трагедии. Об этом – в стихотворениях “Фабрика”, “Сытые”, цикле “Пляски смерти”. Фабрика предстает страшным чудовищем, олицетворением какой-то темной силы, вынуждающей народ “согнуть измученные спины”. Этот страшный образ – “недвижный кто-то, черный кто-то” – враждебен как народу, обманутому и осмеянному, так и лирическому герою Блока. Такой же социальный контраст в стихотворении “Сытые”. Паразитическое существование избранных закончилось, и это вызывает у них бурю негодования: Ведь опрокинуто корыто, Встревожен их прогнивший хлев!
Теперь им выпал скудный жребий:
Их дом стоит неосвещен,
И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!
Протест против бездуховности, мещанства звучит и в противопоставлении “сытым” детей – символа будущего, душевной чистоты и веры. Но дети в этом обществе чаще всего несчастны. Примером этого могут служить такие стихотворения, как “Повесть” и “Из газет”, “Плачет ребенок”. Мать-самоубийца, оставившая детей “доброму человеку, толстой соседке”, не объясняет причин своего поступка, но стихотворение производит сильное впечатление наивностью ничего не понимающих детей и обреченностью, которую понимает автор. В другом случае также непонятны причины самоубийства героини, много недосказанности, таинственности, но главное – та же трагедия малого ребенка, оставшегося сиротой в этом враждебном и жестоком мире.
Что в будущем? Взрыв социальных потрясений, о котором говорится, например, в стихотворении “Митинг”. Герой – пропагандист, уверенный в своей правоте, он пока не понят толпой. Он “серый, как ночные своды”, у него “тусклые зрачки”, но, хотя он “говорил умно и редко”, “те, внизу, не понимали ни чисел, ни имен”. Так же непонятен он пока и поэту, но после случайного убийства героя в толпе отношение к нему автора меняется, как меняется лицо убитого.
И в тишине, внезапно вставшей,
Был светел круг лица.
Был тихий ангел пролетавший,
И радость без конца.
И были строги и спокойны
Открытые зрачки…
Даже не понимая до конца героя революции, поэт рисует величие его смерти, уважая в нем борца за идею, погибшего ради “дыхания свободы”. И все же идеи мятежа пока не разделяются Блоком, он еще не знает, как будут развиваться события, чувствует тупик буржуазной бездуховности, но не знает возможности выхода из этого тупика. Отсюда – бесцельное времяпрепровождение в кабаках, у трактирной стойки.
Я пригвожден к трактирной стойке.
Я пьян давно.
Мне все равно.
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века –
Все будет так. Исхода нет.
Мотив апатии, безволия, ностальгии по ушедшему счастью и безысходности звучит во многих стихотворениях цикла “Страшный мир”, и поэту потребуется много душевных сил и мужества, чтобы преодолеть в себе слабость, подняться до стремления обрести жизненные силы, иные духовные опоры. Он придет к этому, осознав необходимость активного восприятия жизни, проникшись чувством родины как источника нравственного развития.