“Какова была обстановка в юнкерской школе, можно судить по тому, что воспитанникам ее было запрещено читать художественную литературу… По уму, по понятиям своим, по жизненному опыту и таланту Лермонтов был много выше окружавших. Все его новые товарищи принадлежали к знатным аристократическим фамилиям и разделяли светские предрассудки своих родных и знакомых. Их взгляды и понятия в большинстве своем были Лермонтову глубоко чужды. Все ложное, неестественное, все натянутое и пошлое он высмеивал беспощадно и зло. Но в затеях юнкеров принимал самое живое участие. Не отставал от них он и на учениях: был силен и вынослив, крепко сидел на лошади, хорошо фехтовал на эспадронах. .. Но по ночам, тайком, забираясь в пустые классы, Лермонтов зажигал свечу и писал… В конце 1834 г. он вышел офицером в Лейб-гвардии Гусарский полк, квартировавший в Царском Селе, и окунулся в полковую и светскую жизнь… Однополчане Лермонтова рассказывали, что, если под руками у него не случалось бумаги, он выдвигал ящик стола и записывал на дне его пришедшие ему в голову строки. Многим запомнилось, как Лермонтов за шахматной доской, покуда противник обдумывал очередной ход, брал перо и рассеянно чертил на клочке бумаги усатые профили, а рядом с ними – головы горячих, нетерпеливых коней, время от времени записывая стихотворные строчки. Бывало, в продолжение игры он успевал набросать целое стихотворение…”