МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА
С незапамятных времен искусство разделилось на “высокое” и “низкое”. Рядом с мистериями уживались скабрезные сценки, разыгрываемые бродячими жонглерами и шпильманами, наряду с одами Ломоносова ходили по рукам фривольные вирши И. Баркова.
Вплоть до конца XIX столетия эти две сферы практически не соприкасались. Только на рубеже XIX – начале XX века обнаружилось, что “низкое” искусство не желает мириться с ролью бедного родственника и все громче заявляет о себе. Растет грамотность, а вместе с ней и полуобразованность, что, в свою очередь, приводит к снижению эстетических критериев. “Низкое” искусство утрачивает былую оппозиционность “высокому”, камуфлируется под него и пользуется все большей популярностью, становится массовым.
“Массовая литература – это совокупность популярных произведений, которые рассчитаны на читателя, не приобщенного (или мало приобщенного) к художественной культуре, невзыскательного, не обладающего развитым вкусом, не желающего либо не способного самостоятельно мыслить и по достоинству оценивать произведения, ищущего в печатной продукции главным образом развлечения. Массовая литература (словосочетание, укоренившееся у нас) в этом ее понимании обозначается по-разному. Термин “популярная” (popular) литература укоренен в англоязычной литературно-критической традиции. В немецкой аналогичную роль играет словосочетание “тривиальная литература”. И наконец, французские специалисты определяют это явление какпаралитературу”.
Первые камни в фундамент массовой культуры были заложены еще в конце XIX века в Америке. Здесь на газетных страницах появились так называемые комиксы (англ. comic – смешной). Они представляли собой серию рисунков, последовательно раскрывающих какой-либо юмористический сюжет и снабженных самыми краткими подписями. Комиксы никаких целей, кроме развлечения, не преследовали и рассчитаны были на детей либо на малограмотных. Затем из газет комиксы переместились на страницы книжек, а их первоначальная юмористическая направленность сменилась эксплуатацией исторических, детективных и мистических сюжетов.
“Насколько необходимым “духовным хлебом” стали для американцев комиксы, говорит такой случай. Незадолго перед Второй мировой войной забастовка типографских рабочих вызвала перебои в поступлении комиксов в киоски. Возмущение жителей было так велико, что мэр Нью-Йорка в эти несколько дней лично зачитывал комиксы по радио, чтобы успокоить любимый город”. Во второй половине столетия процесс усвоения комиксов отнюдь не иссяк. Не помешали комиксам ни успехи мультипликации, ни телевидение. Интернет, с помощью которого можно знакомиться с подборкой комиксов, только подогревает к ним интерес. Все американские школьники “читают” и обсуждают сериалы комиксов, отдельные из которых издаются на протяжении восьми десятков лет, а их персонажи – Бэтмен, Супермен и др. – давно уже стали неотъемлемой частью американской культуры.
Вкладом в нее стали и появившиеся в 1920-е годы дайджесты (англ. digest – краткое изложение) – книги, содержащие адаптированные изложения мировых литературных шедевров. Дайджесты позволяли “ознакомиться” с “Дон Кихотом” или “Войной и миром”, втиснутыми в 10-15 страниц, чтобы при случае продемонстрировать свою “приобщенность” к образованному миру.
С бурным развитием радио, кинематографа и множества облегченных периодических изданий в Америке создается единая система образов, идей и способов их внедрения в умы широкой аудитории. Массовая культура понижает вкус публики до критического уровня, способствуя тем самым интеграции все большего количества людей в систему упрощенного мировосприятия, маня видимостью идеалов в сугубо прагматическом обществе.
В настоящее время масс-литература не просто существует параллельно с “высокой”. Она научилась паразитировать на ней, заимствуя и темы, и характеры, и приемы, адаптируя и примитивизируя их. При этом масс-литература умеет преподнести себя. Непременным условием существования бестселлеров (англ. bestseller – наиболее раскупаемая книга, издающаяся огромными тиражами) является яркость и броскость оформления, в котором рисунок на обложке может вовсе не соответствовать содержанию книги, но зато сразу же бросается в глаза. Так, на обложке романа Л. Толстого “Анна Каренина” изображена красотка, бесстрастно ожидающая огнедышащий паровоз.
Завлеченному пестрой картинкой, хитросплетениями интриги и доступностью изложения нетребовательному читателю начинает казаться, что книжечки малого формата (англ. pocket book – карманная книжка развлекательного характера) и есть настоящая литература.
Создатели “массовой литературы” прекрасно знают, какого рода герои интересуют массового читателя – ему нужен идеал, герой мифа, одновременно в чем-то подобный “человеку толпы”.
Такого героя легче всего найти в мире Голливуда с его постоянно вспыхивающими и угасающими звездами, в мире, представляющемся со стороны вечным карнавалом, праздником, в мире, где на каждом шагу встречаются красавицы, увешанные драгоценностями, и красавцы с медальным профилем, облаченные в безукоризненный смокинг. Их бурные страсти и кутежи – основной стержень “женских романов”.
На еще более широкую аудиторию рассчитан детективный роман, повествующий о похождениях больших и маленьких суперменов, без колебаний пускающих в ход кулаки или пистолет. Его “револьвер быстр”, “месть” – его “личное дело” и вообще он – “любитель больших убийств”. Именно таковы герои нашумевших в свое время романов М. Спиллейна. Популярность его книжек объясняется тем, что заурядный “среднестатистический” читатель находил в его герое реализацию своих тайных желаний и надежд на победу и успех. Сделанные по одной повторяющейся модели романы М. Спиллейна, как и произведения Я. Флеминга, отличаются друг от друга лишь количеством побежденных врагов и любовных приключений. Герой не любит размышлять – он действует. Под стать персонажам и язык авторов – рубленые короткие фразы, лишенные всякой сложности.
В массовой литературе продуктивно эксплуатируется и интерес ко всему таинственному, загадочному. 1960-е годы ознаменованы произведениями, в которых возрождаются традиции “готического” романа, романа ужасов. Таковы “Ребенок Розмари” А. Левина, “Экзорцист” В. Блетти и др. Леденящие душу сцены с участием адских сил разворачиваются в них на самом прозаическом бытовом фоне.
Активно разрабатывается и фантастический жанр, но массовая фантастика не ставит каких-либо сложных социальных или нравственных проблем, как это делали Ж. Верн или Г. Уэллс. В массовой фантастике читателю предлагаются жуткие космические монстры, стремящиеся поработить землю, и противостоящие им супермены и все те же голливудские красотки.
Масс-литература получила широкое распространение как результат развития технологий информации и политических институтов демократии. Примечательно, что в тоталитарных государствах массовая культура практически отсутствует, хотя все разновидности искусства и преподносятся в них идеологическим аппаратом в качестве массовых, общенародных.
Так, например, в СССР “массовая культура” официально отвергалась и обличалась. И все же советское общество не было полностью избавлено от воздействия масс-культа. Нагляднее всего это проявлялось в телевидении семидесятых годов (сериалы “Тени исчезают в полдень”, “Судьба”, “Цыган” и др.). Здесь нет парадокса, ибо социалистический реализм при всей его ориентированности на высокие эстетические идеалы обречен на прямолинейно-облегченное решение проблем и характеров. Вот только суперменство при этом не поощрялось. Даже явный супермен Федор Сухов (“Белое солнце пустыни”) подчеркнуто скромен и при каждом удобном случае демонстрирует свою неразрывную связь с народом, и лишь благодаря юмору и отличному актерскому ансамблю “общие места” в фильме выглядят правдоподобно.
В постсоветскую эпоху, когда идеологические и прочие запретительные рогатки были устранены, изделия “массовой культуры” хлынули на пространства СНГ мощным мутным потоком. Массовому читателю и зрителю, которые вдруг оказались обладателями прежде “запретных плодов”, они на первых порах показались очень аппетитными. Зарубежные детективы, фантастика и мистика в их литературном и телевизионном вариантах быстро вытеснили аналогичные жанры советского производства.
Когда же издательская политика целиком и полностью стала руководствоваться только “принципами экономической целесообразности”, оказалось, что вкусы “самой читающей в мире страны” далеко не так взыскательны, как было принято считать. Объясняется это тем, что в СССР, особенно в два последних десятилетия его существования, литература оставалась единственной сферой, в которой хоть изредка сквозь гранитные глыбы идеологии удавалось пробиться росткам свободомыслия, даже если они и принимали форму аллюзий и аллегорий. В кино и театре такое происходило гораздо реже.
В повседневной действительности любые попытки высказать идеи, хоть в чем-то противоречащие догмам “марксизма-ленинизма”, заведомо были обречены.
Даже дозированная “гласность”, дозволенная сверху в конце восьмидесятых годов, и последовавшее затем крушение партийного аппарата создали возможности иного применения интеллектуальных сил – политика, бизнес и др. И после небывало возросшего на короткое время интереса к прежде запрещенной литературе и новой разоблачительной публицистике внимание масс плавно переключилось на явления “мас – скульта”. Оказалось, что наибольшим спросом в публике пользуются не капитальные труды серьезных историков и публицистов, а книги и статьи, любыми средствами претендующие на сенсацию. Оказалось, что народные массы, как и при Некрасове, желают читать не столько Белинского и Гоголя, сколько похождения “милорда”.
До начала 1990-х годов советский читатель верил, что зарубежные детектив и фантастика значительнее и интереснее советских. У этой веры были основания, поскольку в СССР переводились и печатались лучшие образцы – здесь идеологический контроль явно оказывался порой благотворным. Отечественные же детектив и фантастика были скованы требованиями многочисленных табу. Немудрено, что на первых порах зарубежная масс-литература с ее “раскованностью” завлекала больше, нежели произведения советских авторов, по обязанности внедряющих моральные прописи (организованной преступности в СССР нет и быть не может, советская милиция неусыпно стоит на охране правопорядка и т. п.). Как только возникла возможность частной инициативы, читатели сразу получили возможность ознакомиться с огромной массой вестернов, триллеров, со всем тем, что на Западе называется “китч” 1 .
1 Вестерн (англ. Western – западный) – произведения, в которых описываются приключения американских ковбоев, покоряющих “дикий” Запад и сражающихся с аборигенами – индейцами. Триллер (англ. Thriller) – произведения, вызывающие постоянно нарастающее чувство напряжения и страха. Китч (нем. Kitsch) – безвкусная массовая продукция, рассчитанная на внешний эффект.
Новоявленные образчики масс-культуры привлекали и новизной, и доступностью. Чтение Я. Флеминга или Р. Желязны не требует такой умственной работы, как произведения Ф. Достоевского, У. Фолкнера или У. Эко, а “занимательности” у первых гораздо больше. Современный критик оценивает ситуацию следующим образом: “Четыре жанра массовой культуры, по-видимому, обслуживают четыре формы массового сознания. Четыре вида плохо объяснимых явлений – история, сверхъестественное, преступление и любовь – раздражают обывателя тем, что каждое из них грозит разрушением жизненного равновесия, нестабильностью быта. Осмысление этих явлений в массовой литературе преследует важную цель – подчинить их иерархической системе массового сознания, сделать их “ручными”. Можно сказать, что современная массовая литература имеет две функции – развлекательную и адаптационную. В результате жанрового членения на тематической основе внимание читателя концентрируется на определенном уголке действительности. В расчлененности сознания – бегство от цельного созерцания мира и, значит, освобождение от реальных жизненных проблем, уход в иной мир, о чем много говорилось по поводу телемелодрам. При этом остается стремление к всеохватности и всеобъяснимости. Может быть, поэтому в литературе последних лет трудно обнаружить какой-либо из жанров в чистом виде. Жанры смешиваются; части бытия механически комбинируются”.
Массовая литература представлена в основном прозой. Это и понятно. В поэзии имитировать мысли и чувства значительно труднее, недаром поэзия масскульта в основном сосредоточивается на песне. Современная эстрадная песня требует не одного музыкального сопровождения, она не может существовать без световых и цветовых эффектов, так же как исполнители этих песен немыслимы без экстравагантных костюмов и движений, граничащих с акробатикой. Лишенные всех этих аксессуаров тексты песен, как правило, выглядят удручающе убого.
Конец XX столетия ознаменован, помимо всего прочего, упадком традиционных религий и поиском новых, экзотических и “запредельных”. Среди многих революций, которые принес человечеству XX век, числится и “оккультная”. “Энтузиастов оккультной революции наиболее активно вербуют кино, телевидение и массовая печатная продукция. Кровь и секс на экранах и страницах книг контринициируют слабодушных, посвящают их в сатанизм”.
Масс-культура в любых ее проявлениях приучает потребителя не размышлять, а полагаться на простейшие, а стало быть, легко усваиваемые и не задевающие глубинных чувств рецепты поведения. В результате масс-культура – в первую очередь литература – “приобретает функцию, которую принято приписывать литературе серьезной, – учительскую. В произведения вливается широкая струя примитивного философствования. Автор – наставник всегда выглядывает из-за происходящих событий. По поводу каждого бытового эпизода разворачивается рассуждение о том, как бывает вообще. Конкретного не существует. Все генерализируется, вводится в заданные рамки типичности”.
Такой принцип изображения реальности импонирует массовому читателю: он как бы приобщается к пониманию происходящего в мире, ощущает себя вровень с большими людьми и делами.
Весомую лепту в дело формирования однолинейного сознания вносит реклама, затопившая страницы газет, журналов и экраны телевизоров. В рекламе реальность представлена в виде абсолюта – здесь нет места оттенкам, сомнениям, нерешенным проблемам. Приобрети Это – и будешь счастлив! При всей своей примитивности телевизионная реклама создает труднопреодолимый “эффект присутствия”. Зритель как бы становится участником происходящего на экране, ведь это именно к нему обращены призывы купить, попробовать, получить… Приученный к созерцанию телепередач, зритель довольно быстро отдаляется и от стационарного кино, и от театра, и от книг, поскольку смотреть телевизор проще и легче. Особой силой воздействия обладают телевизионные сериалы – так называемые “мыльные оперы”. Известный психолог академик А. Петровский, который, кстати сказать, вовсе не является противником “мыльных опер”, объясняет этот феномен так: “Ведущим мотивом тяготения зрителей к этим сериалам является и то, что иные люди не прочь подглядеть за тем, что происходит у соседей. Но они к замочной скважине не припадут, поскольку им этого не позволяет их нравственность. Сериалы же дают возможность смотреть на чужую жизнь изо дня в день. И хотя сюжеты крайне примитивны и удивительнейшим образом воспроизводят одни и те же жизненные коллизии, но тем не менее у зрителей есть чувство приобщенности еще к одной жизни, которая протекает рядом с ними и к которой они могут всегда обратиться. Это в какой-то мере психологическая разгрузка”.
Масс-культура начинала с упрощения эстетических критериев, а кончает тотальным насаждением упрощенной и поэтому особенно привязчивой идеологии. И результаты этого влияния заставляют тревожиться о духовном здоровье нации. Уже сегодня о последствиях наступления масс-культуры на общечеловеческие ценности с тревогой пишут ученые, публицисты и литераторы. А. Макаров констатирует: “Если в прежние времена редко какой фильм обходился без мудрого секретаря райкома, то теперь излюбленной фигурой нашего пребывающего в перманентном кризисе кинематографа сделалась блудница. Великие и невеликие классики российской словесности проливали слезы над судьбой злосчастных “жертв общественного темперамента”. Ныне скорее уж общественное сознание принесено им в жертву. Эта профессия эстетизируется и мифологизируется, становится скорее в блеске своем, нежели в нищете, частью нового истеблишмента”.
Бороться с массовой культурой трудно, почти невозможно, ибо она “есть комплекс рынка и новых “технологий” искусства, порождение современных коммуникаций, и благодаря тому массовая культура, особенно в западном ее варианте, обладает оглушающей силой и супервлиянием на духовный мир человечества в параметрах всего земного шара, желаем мы того или нет”.
Строить прогнозы в области искусства и культуры, как это многократно доказывалось практикой, дело почти бесперспективное. С уверенностью можно сказать лишь одно. Если масс – культура вытеснит свою предшественницу повсеместно, то для человечества это обернется ощутимой потерей творческого, интеллектуального и материального потенциалов, что, в свою очередь, сделает общество менее стойким перед лицом всяческих соблазнов и напастей.