“МЕРТВЫЕ ДУШИ” – ПОЭМА О РОССИИ
Один из первых читателей поэмы Н. В. Гоголя “Мертвые души” П. Ф. Заикин так описал свои впечатления после прочтения произведения: “Все, что есть гадкого, гнусного и подлого в России, все здесь обнаружено. Разговор помещиков, помещиц, лакеев, кучеров с лошадьми и жизнь каждого и вообще целой России, т. е. провинциальных жителей, охарактеризованы очень верно: одним словом, когда я прочел поэму, как будто вышел из этого пошлого, безотрадного общества”.
Не можем не согласиться с мнением П. Ф. Заикина: действительно, в поэме отображена вся Россия такой, какая она есть, и, закрыв после прочтения книгу, можно выйти из этого пошлого и безотрадного общества, но каким образом можно закрыть книгу жизни? Каким образом можно убежать от всех этих помещиков и помещиц? Куда можно убежать от чичиковых, Маниловых, ноздревых, собакевичей, коробочек, губернаторов, вице-губернаторов, полицеймейстеров и прочей братии?
Необходимо помнить, что сам Гоголь, нарисовавший столь пеструю картину русского дворянского общества, утверждал, что каждый из его персонажей, за исключением, пожалуй, Плюшкина, реально представляет собой не того, кем хотел бы казаться. Например, характеристика Чичикова: “Нельзя, однако же, сказать, чтобы природа героя нашего была так сурова и черства и чувства его были до того притуплены, чтобы он не знал ни жалости, ни сострадания; он чувствовал и то и другое, он бы даже хотел помочь, но только чтобы не заключалось это в значительной сумме, чтобы не трогать уже тех денег, которых положено было не трогать; словом, отцовское наставление: береги и копи копейку – пошло впрок”. Или же характеристика Манилова: “На взгляд он был человек видный… От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета”. Это люди-марионетки, и управляет ими не высшая справедливая сила, а их собственные низкие и пошлые страстишки. Впрочем, сам Гоголь видит своих героев в несколько ином аспекте. “Мудр тот,- говорит автор, – кто изучает и положительные и отрицательные характеры для того, чтобы избежать собственных ошибок”. Даже в самом великом человеке неожиданно может разрастись огромный страшный червь, “самовластно обративший к себе все жизненные соки”. Этот червь — человеческие страсти и страстишки: “и не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое”. Страсть может быть прекраснейшей, и тогда блажен тот, кто ее избрал. Страсть может быть ничтожной и подлой, но даже в этом чувствуется проявление высшей силы. И прекраснейшая страсть, и низкая, ничтожная – “одинаково вызваны они для неведомого человеком блага”. Эти рассуждения помогают нам понять не только противоречивость гоголевских героев, но и русского общества в целом.
Трудно представить, что писатель, ставя перед собой трудную задачу – изобразить всю Русь (“Вся Русь явится в нем”), – пытался заставить читателей возненавидеть атмосферу их общего родного дома. Задача смеха и сатиры иная – высмеять, чтобы посмеяться и вылечиться. Нельзя молчать и умалчивать.
Автор обращается к патриотам, которые считали, что негативные явления общественной жизни должны умалчиваться. В метафоричной форме автор отображает навязываемое ему видение роли литератора, рассказывая притчу о жизни Кифы Мокиевича и его родного сына богатыря Мокия Кифовича. Кифа Мокиевич всю жизнь бился над трудной задачей: почему зверь рождается нагишом, а не вылупливается, как птица, из яйца. В то же время его “шаловливый” сынок-богатырь развертывал свою “плечистую натуру”. Все бежали прочь, едва завидя его, так как “даже собственную кровать в спальне изломал он в куски”. А когда пострадавшие обращались за защитой к отцу обидчика, тот соглашался с “шаловливостью” сынка, однако наказывать его не торопился, объясняя это уже довольно солидным возрастом мальчика. “Уж если он и останется собакой, – говорил Кифа Мокиевич, – так пусть же не от меня об этом узнают, пусть не я выдал его”. Время шло, однако в семействе Кифы Мокиевича ничего не менялось: Мокий Кифович продолжал терроризировать округу, а наш “философ” Пришел к выводу, что если бы слон родился в скорлупе, то это была бы такая толстая скорлупа, что даже пушкой не пробьешь. Значит, необходимо выдумать какое-нибудь новое огнестрельное орудие.
В чем обвиняет автор патриотов? Конечно же, не в том, что они выступают за упрочение авторитета Руси во всем мире, а в том, что они боятся “глубоко устремленного взора” и любят “скользнуть по всему недумающими глазами”.
Возникает еще один вопрос: совместимо ли негативное изображение с надеждой на будущее или нет? Ведь в окончании книги звучит насмешка: Русь, куда несешься ты? Сама не знаешь, не даешь ответа. В этой связи обратим внимание на то, что очень важным элементом развития сюжета в поэме является дорога. Действительно, дорога – важный элемент движения, но не географического (от одного объекта к другому, от одного помещика к другому), а исторического – от неразумной Руси “мертвых душ” к грядущей великой, свободной России. Обыкновенная бричка, в которой ездят господа средней руки – холостяки, претерпевает чудесное превращение, которое отображает внутренний стержень гениальной поэмы: неизбежность грядущей победы истинной, действительной Руси. К ней стремился с первых строк поэмы ее автор и ее лирический герой. Он видел ее, бедную, он слышал ее песню, звуки которой проникали в душу.
Чего же ждала Русь от своего гениального писателя? Он отвечает: “Кто же, как не автор, должен сказать святую правду?” – это правда о мире “мертвых душ”. Можно обратиться к понятию “катарсис”, имеющему отношение к древнегреческой трагедии, введенному Аристотелем. Катарсис – это очищение души путем сострадания и страха. Автор – лирический герой, чья душа пережила страдания, ибо вынуждена была погрузиться в низменную тину мелочей, заглянуть на дно пошлых характеров, очищается от грязи и пошлости видением будущего Руси. Герцен писал в одном из первых дневниковых откликов на поэму, что “там, где взгляд может проникнуть сквозь туман нечистых, навозных испарений, там он видит удалую, полную силы национальность” и что от этого “кровь как-то хорошо обращается у русского в груди”. Однако никакие отрадные перспективы не отменяют существующего, никакой взгляд в будущее “не мешает настоящему отражаться во всей отвратительной действительности”. Итак, поэма “Мертвые души” – это правда о Руси, о ее “отвратительной действительности”, о трагедии ее истории и народа.