«Я мыслю, следовательно, существую».
Декарт
Л. Н. Толстому драма «На дне» не понравилась: она была неправдой, потому что ее персонажи говорили чистейшим литературным языком, а не пользовались ни городским просторечием, ни крестьянским говором. И пьеса не может считаться копи — ей настоящего быта ночлежников. Этого Толстой принять или простить не мог.
Только горьковское произведение и не было предназначено для того, чтобы пощекотать нервы зрителя неведомым ему существованием опасных или неприятных людей.
Здесь решались вопросы не только жизни воров и бродяг, «бывших людей», но и вопросы жизни зрителей. Вообще всех людей, в России и за ее пределами.
— Что такое человек?
— Что такое правда?
— Что такое жизнь и куда мы уходим потом?
— И существует ли мир на самом деле или «во что веришь, то и есть»?
— И каков этот мир???
Бубнов считает, что мир подлый и грязный. В каждом событии в пьесе он злой и прямой свидетель. Сатину он объяснит, за что били, Наташе — что в «шитье» Васьки Пепла «ниточки-то гнилые», Луке — что попал тот в воровскую компанию. Мир, говорит Бубнов, жесток, и если не хочешь убивать или быть убитым, нужно бежать нр самое дно жизни, спрятаться от нее. А главное, от людей. Добрых среди них нет, притворяются добрыми, чтобы обмануть, своего добиться. Как Настька, раскрашивают себя. Он и сам был раскрашен, думал, так и умрет с желтыми руками, «а теперь вот они, руки… просто грязные «. И если умирает человек, надгробное слово у Бубнова короткое: «Кашлять перестала, значит». Для скорняка на свете нет ни добра, ни любви, ни жизни.
Жесток и страшен мир несчастного Бубнова и на самом деле, и в его видении. Живущий здесь просто ожидает прекращения болезней и нравственных мук.
Еще один философ перед нами — это Сатин. В его «вселенной» много прекрасного — и людей, и книг… «Славная, брат, была человечинка сестра у меня!..» «Дубье… молчать о старике!. ..Старик — не шарлатан!» «Человек! Это — великолепно! Это звучит… гордо!» Он много читал, и из его прошлого опускаются «на дно», в подвал, похожий на пещеру, странные слова — не о еде, не о деньгах… Он и преступник ненастоящий: «убил подлеца в запальчивости и раздражении». Ему тоже придется произнести надгробное слово: «Эх, испортил песню… дурак!» Впервые в пьесе шулер заговорил… как шулер. Его мир — это мир иллюзий или страданий, потому что в нем нет места для труда: «Работать? Для чего? Чтобы быть сытым?» Значит, нет и самой жизни, а есть только бессмысленное пребывание в бессмысленном скопище людей и водочный дурман.
Третий и самый непонятный исследователь жизни — странник Лука, появившийся неожиданно неизвестно откуда и пропавший бесследно, оставив после себя толки и споры как героев пьесы, так и зрителей и критиков. И никто не знает, в чем его вера. Умный и наблюдательный, он легко и быстро проникает в мечты встреченных им людей и подыгрывает их надеждам и иллюзиям. Это ему принадлежит высказывание: «Во что веришь, то и есть». В таком случае, нет смысла в труде и борьбе: представь себе, что ты сыт и здоров, что счастлив и радостен твой жизненный путь. Но пока — Лука приятен всем и ему, кажется, приятны все: «Ни одна блоха не плоха…» Ему поверили все, а на умнейшего из ночлежников «он подействовал…, как кислота на старую и грязную монету». Но именно в нем вижу я трезвую оценку жестокого мира страданий: слишком быстро он сориентировался в трагических следствиях драки Пепла с Костылевым и слишком разумный для беспаспортного бродяги выход он находит. Но человек не может жить без иллюзий так же, как не может он жить без понимания жизни. И потому непонятен старый прохожий Лука.
Но как бы то ни было, мы получаем ответы на вопросы, которые мучают героев пьесы.
«Человек! Это не ты, не я, не они…» Нам еще долго дорастать до Человека и создавать сначала иллюзорный мир, а потом превращать его в мир реальный, в котором все равно останется страдание — сознание своего несовершенства.
«Правда — бог свободного человека». «Ложь — религия рабов и хозяев». Значит, правда заключается в том, что не должно быть рабов, а значит — и хозяев.
Жизнь — это труд и борьба, любовь и забота, и после нее — ничего, что было бы доступно земному человеку.
И мир есть на самом деле, и это не лучший из миров.
И человек, если хочет стать Человеком, должен перестраивать мир для добра. Должны появиться лечебницы «для организмов, отравленных алкоголем», женщины должны знать любовь и плакать от счастья, а труд должен стать радостью и удовольствием. «В этом — все начала и все концы…
Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга!»