“Будущее светло и прекрасно”, – писал в своем небезызвестном романе “Что делать?” идеолог русской революции Н. Г. Чернышевский. С ним соглашались многие русские писатели прошлого столетия, создавшие свои варианты социальных утопий, а именно: Л. Н. Толстой и Н. А. Некрасов, Ф. М. Достоевский и Н. С. Лесков. XX век внес в этот хор писательских голосов свои коррективы: в нашу историю пришло то, что получило название эпохи тоталитаризма. Украсив себя лозунгами о социалистическом рае на земле, революционная власть провозгласила главенство политики над искусством, наукой, над человеческой личностью с ее неповторимым духовным миром. В связи с этим литература рассматривалась всего лишь как послушный инструмент политического режима. Но даже в таких тяжелых условиях подлинный художник оставлял за собой право беспристрастного суда над временем и людьми. Пример тому – роман Евгения Ивановича Замятина “Мы”, увидевший свет в далеком 1925 году.
Уже в упомянутом выше романе Н. Г. Чернышевского нарисован будущий “город солнца”, воплощающий радость и гармонию на земле. Замятин во многом повторяет описание этой классической литературной утопии: перед нами предстают “стеклянные купола аудиториумов”, “стеклянный, электрический, огнедышащий “Интеграл”, “божественные параллелепипеды прозрачных жилищ”. Каково же отношение автора ко всему этому великолепию? Писателя интересуют не столько признаки материального благополучия и прогресса, сколько духовное состояние будущего общества и прежде всего взаимоотношения личности и государства. В этом смысле роман “Мы” не фантастическая мечта художника эпохи социализма, а скорее проверка большевистской мечты на ее состоятельность, “человечность”. Именно с этим связана идея произведения, вытекающая из авторских наблюдений за судьбой тех, кто составляет народонаселение хрустально-алюминиевого рая будущего.
Повествование в романе ведется от лица рассказчика, личность которого заслуживает особого внимания. Это человек без имени, Д-503 – один из математиков Единого Государства. Он боготворит “квадратную гармонию” общественного устройства, которое заботливо обеспечивает “математически безошибочное счастье” для любого, живущего на этой земле. В обществе покорных “нумеров” каждый получает сытость, покой, соответствующее занятие и полное удовлетворение физических потребностей. А что взамен? Совсем “немного,: надо отказаться от всего, что отличает тебя от других, избавиться от своей индивидуальности и стать безликим “нумером”. Приняв эти условия, можно получить “полноценное” существование: это жизнь по законам Часовой Скрижали, отгороженность от мира Зеленой Стеной, постоянная слежка со стороны Хранителей из службы безопасности. В таком обществе все контролируется и подлежит строгому учету: музыка заменяется Музыкальным заводом, литература – Институтом Государственных Поэтов и Писателей, пресса – Государственной Газетой и так далее. Важнейшим событием в жизни Единого Государства является День Единогласия, когда осчастливленные властью Благодетеля люди подтверждают радость своего рабского состояния.
Но даже такая хорошо отлаженная государственная машина дает сбой: человеческая природа упорно сопротивляется идее безликого, унылого существования. В этом противоречии кроется основной конфликт произведения, прямо соотносящийся с судьбой главного героя. Д-503 вдруг начинает ощущать в себе те самые запретные чувства, которые нарушают гармонию Единого Государства. Герой влюбляется, его начинают посещать неясные мысли и смешанные чувства. Подобные процессы происходят и с тысячами других “нумеров”, открывающих в себе что-то неповторимое, отличное от других. Для всемогущей государственной Системы это означает неслыханный заговор, опаснейший бунт! И действительно, зреющее недовольство перерастает в восстание низов, которое возглавляет возлюбленная главного героя – I-330. Какие же цели преследуют бунтовщики? Это возвращение к нормальной, естественной, подлинно человеческой жизни, обретение права на любовь, творчество, свободное выражение своих мыслей. Но силы в этой борьбе явно не равны: безжалостная государственная машина подавляет этот порыв “неблагонадежных”. В самом способе подавления проявляется поистине “высший разум” Единого Государства: им разрабатывается и внедряется в практику операция по удалению “лишних” эмоций и фантазий, то есть всего человеческого в человеке. Такому чудовищному эксперименту подвергается и сам Д-503: ему удаляют “центр фантазий” путем прижигания Х-лучами “жалкого мозгового узелка”. И вот итог операции: “Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты”.
При чтении этих страниц романа испытываешь чувство грусти и безнадежности: сам принцип бездушной организации общества внедряется внутрь человека, полностью убивает его сознание. Мы становимся свидетелями вмешательства государства в сокровенный мир личности, в его самые тонкие сферы. Все это сказывается в личной судьбе Д-503: герой-рассказчик теряет свое “я” и снова верой и правдой служит Единому Государству, предавая свою возлюбленную. В итоге торжествует идея механизированного, лишенного какой бы то ни было поэзии мира: “С закрытыми глазами, самозабвенно кружились шары регуляторов; мотыли, сверкая, сгибались вправо и влево; гордо покачивал плечами балансир; в такт неслышной музыке приседало долото долбежного станка. Я вдруг увидел всю красоту этого грандиозного машинного балета…” Это наблюдение за однообразной, равномерной работой машины – своеобразный апофеоз несвободы, заложенной в основание Единого Государства, превращающего отдельное “я” в безликое “мы”. Финал романа возвращает нас к его названию, имеющему особый смысл.
“Допускать, что у “я” могут быть какие-то “права” по отношению к Государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну, – это совершенно одно и то же. Отсюда – распределение: тонне – права, грамму – обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны…” Эти рассуждения героя вполне соотносятся с выводами автора: тоталитарное государство опирается не на сумму отдельных “я”, а на миллионные доли огромного и монолитного целого, именуемого “мы”. Такому обществу суждено незавидное будущее, которое обречет людей на безликое, лишенное жизненной яркости существование. Идея солидарности, равенства, братства, провозглашенная в свое время большевиками, у Замятина обретает характер антиутопии, определяющей жанровое своеобразие произведения. Это действительно антиутопия, отображающая пагубные и непредвиденные последствия слепого следования социальному идеалу как догме, претендующей на абсолютную истину.
Особенности жанра требовали от писателя особого метода изображения. Замятин вырабатывает свой метод, созвучный стилю эпохи, – “неореализм”, понимаемый как соединение реальности и фантастики. Фантастичны общество прозрачных стен, гигантская сверхмощная космическая машина “Интеграл”, невиданные чудеса техники будущего. Реальны человеческие характеры и судьбы, их мысли и чувства, не заслоняемые волей верховного правителя – Благодетеля. Этот художественный сплав создает “эффект присутствия”, делает повествование увлекательным и ярким.
В связи с особенностями метода следует обратить внимание на стиль Замятина. Прежде всего это ироническая и подчас сатирическая окраска монологов главного героя, обнажающая авторское отношение к ним. Вот рассуждения Д-503 об “отсталых” предках: “Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыболовство и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства”. К этому надо добавить особую динамику повествования: в романе много чисто кинематографических приемов изображения. Динамизм стиля соответствует процессу модернизации, индустриализации, которым была охвачена страна, пережившая социальную революцию. Такой стиль позволяет запечатлеть жизнь в ее движении, развитии, дает возможность развернуть картины будущего в напряженной динамике будней Единого Государства.
Своеобразие замятинской стилистики наложило отпечаток и на отбор языковых средств в повествовании. Обращает на себя внимание обилие научно-технических терминов: касательная ассимптота, фнолектор, нумератор, поршневый шток и тому подобное. Все это как нельзя лучше передает атмосферу, царящую в технократическом обществе, лишенном подлинных представлений о прекрасном. Вспомним рассуждения Д-503 в 12-й записи: “Я думал: как могло случиться, что древним не бросалась в глаза нелепость их литературы и поэзии. Огромнейшая великолепная сила художественного слова тратилась совершенно зря. Просто смешно: всякий писал, о чем ему вздумается. Так же смешно и нелепо, как то, что море у древних круглые сутки билось о берег, и заключенные в волнах миллионы килограммометров уходили только на подогревание чувств у влюбленных”. Герой-рассказчик постоянно что-то доказывает, обосновывает, разъясняет самому себе, будучи абсолютно уверенным в высшей гармонии нового времени. Отсюда – множество риторических эмоциональных конструкций, делающих монологи живыми и полемичными. В итоге, несмотря на ложность многих рассуждений главного героя, все время ощущаешь его живым человеком, несчастным в своей слепой вере в чудеса тоталитарного прогресса. Проснувшееся в безымянном “нумере” поэтическое начало создает резкий контраст с неподвижным миром техники: “Я – один. Вечер. Легкий туман. Небо задернуто молочно-золотистой тканью, если бы знать, что там – выше?” Таким образом, язык и стиль романа тесно связаны с его проблематикой и образной системой.
Наблюдения над текстом романа-антиутопии приводят к выводу и о высоких художественных достоинствах произведения. Кроме того, язык и сама проблематика романа воспринимаются сегодня не менее остро, нежели в двадцатые годы. К сожалению, многие догадки и фантазии Замятина стали в нашей истории суровой реальностью: это и культ личности, и пресловутые “свободные выборы”, и всемогущий и страшный Архипелаг ГУЛАГ, и заключенный Щ-854 из повести А. Солженицына “Один день Ивана Денисовича”… Сегодня мы много спорим о судьбе России, о возможных путях реформ, о нужности или ненужности “железной руки” в управлении государством. В этом смысле роман Замятина был и остается книгой-предостережением, весомым аргументом в современной борьбе идей. Читая “Мы”, понимаешь, как важно уметь разглядеть за громкими лозунгами и красивыми посулами сущность происходящего в обществе. Важно всегда и везде оставаться личностью, не следовать сомнительным “веяниям времени”, оставлять за собой право сомневаться. В этом смысле фантастика Замятина для нас есть и остается реальностью сегодняшнего во многом “пронумерованного мира”.