“Народная мысль” в творчестве Некрасова

“Бесконечная тянется дорога, и на ней, вслед промчавшейся

тройке, с тоскою глядит красивая девушка, придорожный цветок,

который сомнется под тяжелым, грубым колесом. Другая дорога,

уходящая в зимний лес, и близ нее замерзающая женщина, для

которой смерть – великое благословение… Опять бесконечная тянется

дорога, та страшная, которую народ прозвал проторенной цепями, и

по ней, под холодной луной, в мерзлой кибитке, спешит к своему

изгнаннику-мужу русская женщина, от роскоши и неги в холод и

проклятье”- так писал о творчестве Некрасова русский поэт начала

XX века К. Д. Бальмонт.

Стихотворением “В дороге” Некрасов начал свой путь, поэмой о

странствиях по Руси мужиков-правдоискателей он его закончил.

Когда он закончил. Когда на закате дней своих Некрасов пытался

написать свою биографию, его детские впечатления вновь

сопроваждала дорога :”Сельцо Грешнево стоит на низовой

Ярославско-Костромской дороге, называемой Сибирской, она же и

Владимирка: барский дом выходит на самую дорогу, и все, что по

ней шло и ехало и было ведомо, начиная с почтовых троек и

кончая арестантами, закованными в цепи, в сопровождении конвойных,

было постоянной пищей нашего детского любопытства”.

Грешневская дорога явилась для Некрасова первым ” университетом”,

широким окном в большой всероссийский мир, началом познания

многошумной и беспокойной народной России:

У нас же дорога большая была:

Рабочего звания люди сновали

По ней без числа.

Копатель канав – вологжанин,

Лудильщик, портной, шерстобит,

А то в монастырь горожанин

Под праздник молиться катит.

Под наши густые, старинные вязы

На отдых тянуло усталых людей.

Ребята обступят: начнутся рассказы

Про Киев, про турку, про чудных зверей.

——————————————————-

Случалось, тут целые дни пролетали-

Что новый прохожий, то новый рассказ…

С незапамятных времен дорога вошла в жизнь

ярославского-костромского крестьянина. Скудная земля российского

нечерноземья часто ставила его перед трудным вопросом: как

прокормить растущую семью Суровая северная природа заставляла

мужика проявлять особую изобретательность в борьбе за

существование. По народной пословице, выходил из него ” и щвец,

и жнец, и на дуде игрец”: труд на земле волей-неволей

подкреплялся попутными ремеслами. Издревле крестьяне некрасовского

края занимались плотницким ремеслом, определялись каменщиками и

штукатурами, овладевали ювелирным искусством, резьбой по дереву,

изготовляли колеса, сани и дуги. Уходили они и в бондарный

промысел, не чуждо им было и гончарное ремесло. Бродили по

дорогам портные, лудильщики, шерстобиты, гоняли лошадей лихие

ямщики, странствовали по лесам да болотам с утра до вечера

зоркие охотники, продавали по селам и деревням нехитрый “

красный” товар плутоватые коробейники.

Желая свыгодой для семьи употребить свои рабочии руки,

устремлялись мужики в города-губернские, Кострому и Ярославль, а

чаще всего в столичный Петербург да в первопрестольную

Москву-матушку. Как перелетная птица, с наступлением первых

зимних холодов, завершив крестьянскую полевую страду, собирался

отходник в дальнюю дорогу. Всю зиму он трудился не покладая

рук на чужедальней сторонушке: строил дома в Москве и

Петербурге, катал валенки, дубил ножи, водил по многолюдным

местам медведя на потеху честному народу… Когда же начинало

пригревать по-весеннему ласковое солнышко, собирал отходник свой

нехитрый инструмент и с легким сердцем, звеня трудовыми

пятаками, отправлялся домой, на родину. Звала к себе земля: в

труде пахаря-хлебороба любой отходник все-таки видел основу,

корень своего существования.

И сновал этот непоседливый люд все по той же дороге, с

которой с детства сроднилась душа будущего народного поэта. Еще

мальчиком встретил здесь Некрасов крестьянина, непохожего на

старого, оседлого хлебороба, кругозор которого ограничивался

пределами своей деревни. Отходник далеко побывал, многое повидал.

На стороне он не чувствовал повседневного гнета, со стороны

помещика и управляющего, дышал полной грудью и на мир смотрел

широко открытыми глазами. Это был человек независимый и гордый,

критически оценивающий окружающее: “И сказкой потешит, и притчу

ввернет!”

Ярославско-костромской край – колыбель народного поэта – наш

национальный драматург А. Н. Островский неспроста называл “самой

бойкой, самой промышленной местностью Великороссии”. ” Эх,

тройка! Птица тройка, кто тебя выдумал? – вопрошал Гоголь и

ответ давал тоже знаменательный: – Знать у бойкого народа ты

могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а

ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать

версты, пока не зарябит тебе в очи. И не хитрый, кажись,

дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро, живьем

с одним топором да долотом снарядил и собрал ярославский

расторопный мужик. Не в немецких ботфортах ямщик: борода да

рукавицы, и сидит черт знает на чем; а привстал, да

замахнулся, да затянул песню – кони вихрем, спицы в колесах

смешались в один гладкий круг, только дрогнула дорога, да

вскрикнул в испуге остановившийся пешеход – и вон она понеслась,

понеслась, понеслась!…”

Среди “бойкого народа” в характере самого Некрасова с

детских лет укоренился дух правдоискателя, который искони был

присущ его землякам. Народный поэт тоже пошел по дороге

“отходника”, но только не в крестьянском, а в писательском ее

существе…

В самом начале общественного подъема, в 1856 году,

выходит в свет поэтический сборник Некрасова. “Восторг всеобщий.

Едва ли не “Ревизор” и “Мертвые души” имели такой успех, как

Ваша книга”, – сообщил поэту Чернышевский. ” А Некрасова

стихотворения, собранные в один фокус, – жгутся”,-сказал Тургенев.

Примечательные слова! Готовя книгу к изданию, Некрасов

действительно проделал большую работу, собирая стихотворения “в

один фокус”, в единое целое, напоминающее мозаическое

художественное полотно. Таков, например, поэтический цикл “На

улице”. Одна уличная драма сталкивается с другой, другая

сменяется третьей, вплоть до итоговой формулы поэта : “Мерещится

мне всюду драма”. Совокупность сценок придает стихам некоторый

дополнительный смысл: речь идет уже не о частных, отрывочных

эпизодов городской жизни, а о преступном состоянии мира, в

котором существование возможно лишь на унизительных условиях. В

этих уличных сценках предчувствует Достоевский, витают образы

будущего романа “Преступление и нака – зание”.

В поэму о народе и его грядущих судьбах превращался у

Некрасова весь первый раздел сборника, народу посвященный.

Открывалась эта “поэма” стихотворением “В дороге”, а завершалась

“Школьником”. Стихи перекликались друг с другом. Их объединял

образ русской проселочной дороги, разговоры барина в первом

стихотворении – с ямщиком, во втором – с крестьянским мальчуганом.

Мы сочувствуем недоверию ямщика к господам, но

сочувствие это сталкивается с глубоким невежеством ямщика: он с

недоверием относится и к просвещению, видя в нем ненужную

господскую причуду:

На какой-то патрет все глядит

Да читает какую-то книжку…

Индра страх меня, слышь ты, щемит,

Что погубит она и сынишку:

Учит грамоте, моет, стрижет…

И вот в заключение раздела снова тянется дорога –

“небо, ельник и песок”. Внешне она так же невесела и

неприветлива, как и в первом стихотворении. Но в народном

сознании совершается благотворный переворот:

Вижу я в котомке книжку.

Так, учиться ты идешь…

Знаю: батька на сынишку

Издержал последний грош.

Пронизывающий стихи образ дороги приобретает у

Некрасова дополнительный, условный, метафорический смысл: он

усиливает ощущение перемен в духовном мире крестьянина.

Некрасов-поэт очень чуток к тем изменениям, которые совершаются

в народной среде. В его стихах народная жизнь изображается по –

новому, не как у предшественников. На избранный Некрасовым сюжет

существовало много стихов, в которых мчались удалые тройки,

звенели колокольчики под дугой, звучали песни ямщиков. В начале

своего стихотворения Некрасов именно об этом читателю и

напоминает:

Скучно! Скучно!… Ямщик удалой,

Разгони чем – ни будь мою скуку!

Песню, что ли, приятель, запой

Про рекрутский набор и разлуку…

Но сразу же, круто, решительно, он обрывает обычный

и привычный поэтический ход. Что поражает нас в этом

стихотворении? Конечно же, речь ямщика, начисто лишенная

привычных народно – песенных интонаций. Кажется, будто голая проза

бесцеремонно ворвалась в стихи: говор ямщика коряв, грубоват,

насыщен диалектными словами. Какие новые возможности открывает

Некрасову-поэту такой “приземленный” подход к изображению человека

из народа.

Заметим: в народных песнях речь, как правило, идет об “удалом

ямщике”, о “добром молодце” или “красной девице.” Все, что с

ними случается, приложимо к другим людям из народной среды.

Песня воспроизводит события и характеры общенационального значения

и звучания. Некрасова же интересует другое: как народные

радости или невзгоды проявляются в судьбе именно этого,

единственного героя. Общее в крестьянской жизни поэт изображает

через индивидуальное, неповторимое. Позднее в одном из своих

стихотворений поэт радостно приветствует своих деревенских друзей:

Все-то знакомый народ,

Что ни мужик, то приятель.

Так ведь и случается в его поэзии, что ни мужик,

то неповторимая личность, единственный в своем роде характер.

Пожалуй, никто из современников Некрасова не дерзал

так близко, вплотную сойтись с мужиком на страницах

поэтического произведения. Лишь он смог тогда не только писать

о народе, но и “говорить народом” впуская крестьян, нищих,

мастеровых с их разным восприятием мира, разным языком в стихи.

И такая поэтическая дерзость Некрасову дорого стоила: она

явилась одним из главных источников глубокого драматизма его

поэзии. Драматизм этот возникал не только потому, что было

мучительно трудно извлекать поэзию из таких жизненных недр, в

которые до Некрасова никто из поэтов не проникал, но еще и

потому, что такое приближение поэта к народному сознанию

разрушало многие иллюзии, которыми жили его современники.

Подвергалась поэтическому анализу, испытывалась на прочность та

“почва”, в незыблемость которой по-разному истово верили люди

разных направлений и партий. Для Некрасова народ оставался

“почвой” и “основой” национального существования. В первом

разделе поэтического сборника 1856 года определились не только

пути роста народного самосознания, но и формы изображения

народной жизни в творчестве Некрасова. Стихотворение “В дороге”-

это начальный этап: здесь лирическое “я” Некрасова еще в

значительной степени отстранено от сознания ямщика. Голос ямщика

и голос автора звучат раздельно. По мере того как в народной

жизни открывается поэту высокое нравственное содержание,

преодалевается лирическая разобщенность. Прислушиваясь, как звучат

те же голоса в стихотворении “Школьник”:

Ну, пошел же, ради Бога!

Небо, ельник и песок-

Невеселая дорога…

Эй! Садись ко мне, дружок!

Чьи мы слышим слова? Русского интеллигента, дворянина,

едущего по невеселому нашему проселку, или ямщика-крестьянина,

понукающего усталых лошадей.? По-видимому, и того и другого, два

эти “голоса” слились в один:

Знаю: батька на сынишку

Издержал последний грош.

Так мог бы сказать об отце школьника его деревенский сосед.

Но говорит-то здесь Некрасов: народные интонации, сам речевой

склад народного языка родственно принял он в свою душу.

О ком идет речь в стихотворении “Несжатая полоса”? Как будто

о больном крестьянине. И беда осмыслена с крестьянской точки

зрения: некому убирать полосу, пропадет варащенный урожай.

По-крестьянски одушевляется здесь и земля-кормилица: “кажется,

шепчут колосья друг другу”. “Помирать собрался, а рожь сей”,-

говорили в народе. И с наступлением смертного часа крестьянин

думал не о себе, а о земле, которая останется без него

сиротою.

Но читаешь стихотворение и все более и более ощущаешь, что

это очень личные, очень лирические стихи, что глазами пахаря

поэт смотрит на себя. Так оно и было. “Несжатую полосу

Некрасов писал тяжело больным, перед отьездом за границу на

лечение в 1855 году. Поэта одолевали грустные мысли: казалось,

что дни уже сочтены, что и в Россию он может не вернуться. И

тут мужественное отношение народа к бедам и несчастьям помогало

Некрасову выстоять перед ударом судьбы, сохранить духовные силы.

Образ “несжатой полосы”, как и образ “дороги” в предыдущих

стихах, обретает у Некрасова переносный, метаморфический смысл:

это и крестьянская нива, но и “нива” писательского труда, тяга

к которому у больного поэта сильнее смерти, как сильнее смерти

любовь хлебороба к труду на земле, к трудовой ниве.

В свое время Достоевский в речи о Пушкине говорил о

“всемирной отзывчивости” русского национального поэта, умевшего

чувствовать чужое как свое, проникаться духом иных национальных

культур. Некрасов многое унаследовал от Пушкина. Муза его

удивительно прислушлива к народному миропониманию, к разным,

подчас очень далеким от поэта характерам людей. Это качество

некрасовского таланта особенно проявилось в его эпических

произведениях.

Некрасов не сомневался в том, что именно народ в лице

многомиллионного русского крестьянства является основной и

решающей исторической силой страны. И тем не менее самую

задушевную лирическую поэму о народе, написанную в 1857 году, он

назвал “Тишина”. Поэма эта знаменовала некоторый поворот в

творчестве Некрасова. Поиски творческого начала в жизни Росси

середины 1850-х годов были связаны с интеллигенцией: она

является главным героем трех предшевствующих поэм:

“В, Г,Белинский”, “Саша”, “Несчастные”. К народу в этих

произведениях Некрасов выходил не прямо, а опосредованно: ЧЕРЕЗ

ЗАСТУПНИКОВ НАРОДНЫХ, СТРАДАЛЬЦЕВ И МУЧЕНИКОВ ЗА НЕГО. В

“Тишине” поэт с надеждой и доверием обратился к самому народу:

Вся рожь кругом, как степь живая,

Ни замков, ни морей, ни гор…

В лирической исповеди поэта ощущается народный склад ума,

народное отношение к бедам и несчастьям. Стремление растворить,

рассеять горе в природе отвечает типичной психологической

ситуации народной песни: “Разнеси мысли по чистым нашим полям,

по зеленым лужкам”.

Если в поэмах “В, Г,Белинский”, “Несчастные” идеал русского

героя-подвижника воплощался у Некрасова в образе гонимого

“народного заступника”, то в “Тишине” таким подвижником стал

русский народ:

Храм воздыханья, храм печали-

Убогий храм земли твоей:

Тяжелее стонов не слыхали

Ни римский Петр, ни Колизей!

Сюда народ, тобой любимый,

Своей тоски неодолимый

…Огромный ум Некрасова, воспитанный прямо и почти

только на одной жизни, противился теоретическим представлениям,

расплывавшимся в широковещательные речи, в самосозерцание, в

благоговение перед “прекраснодушием”, и становился во вражду с

теорией тем резче, чем больше в самом себе он находил того же

идеализма. Русский человек до мозга костей, доказавший страстными

строфами о родине, как он ее любит, как он ей предан,

Некрасов был типическим представителем великорусского племени и

типическим, оригинальным русским поэтом.

В моем сочинение я попытаюсь раскрыть тайну Некрасовской

трагедии. И первая разгадка лежит как бы на поверхности, даже

“мозоли” глаза. Главным и все остальное определившим событием

биографии поэта было ИЗБРАНИЕ им Петербурга – для жизни, для

творчества, для самоосуществления и – пожизненного затаенного

страдания. Именно встреча с российской столицей обратила

любознательного мальчишку-провинциала в художника слова,

общественного и культурного деятеля. Не будь этой встречи, как

знать, быть может сгусток “ярославской” энергии разрядился бы.

Здесь, в северной столице России, Некрасов испил всю меру

отпущенных на его долю страданий и здесь же испытал еще при

жизни триумф широчайшего признания его музы.