То, что современная литература – особенно сюжетная, приключенческая – построена с помощью традиционных фольклорных формул и схем, общепризнано.”Roman d’aventures” писался унаследованными формулами”, утверждал А. Н.Веселовский, имея на это полные основания. Но этот тезис верен не всегда, или далеко не полностью. Формулы составляются из символов, а значения их не только в разных культурах, но и в разные эпохи, у разных рассказчиков может быть неодинаково. И если речь идет о реке, то это не обязательно река Забвения, гора – именно Волшебная, а дерево – Мировое. Многие комментаторы навязывают архетипическое восприятие произведений, нисколько не проясняя замысел автора.
В. Блейк назвал Библию “великим кодом искусства”.Но “код” обновляется, и не всегда формальное сходство знаков говорит о тождестве значений и источников. Значение кода зависит от нескольких переменных, в том числе и следующих.
1.Культурная традиция автора ;
2.Время создания произведения ;
3.Желания и возможности самого автора;
4.Цели произведения.
Вариации из этих переменных на тему традиционных формул и позволяют достигнуть того многообразия мотивов и сюжетов, которых достигает литература.
Литература часто использует фольклорные мотивы, но общую формулу произведения выводит свою. Попытки объяснить литературу через фольклор иногда оказываются несостоятельными. Вот пример: В. И.Еремина пишет про графа Монте-Кристо: “Печать могилы лежит на этом возрожденном получеловеке-полубоге” и, цитируя одно из мест романа, утверждает, что “граф, окончив свою миссию мстителя на земле, опять покидает “этот” мир”.Но в тексте все не совсем так. Да, по традиционной формуле, мертвец, отомстив своим врагам, упокоенный, возвращается в могилу. Но Дюма не стал бы великим романистом, если бы следовал только устоявшимся формулам. Он составлял другой код: граф хочет уйти из жизни, но любовь Гайде возвращает его: “ты одна привязываешь меня к жизни,…ты одна можешь дать мне счастье!”
Таким образом, утверждение Ереминой, что “перед нами…все так же,…до конца проведенная идея – человек взят из жизни в смерть и в смерть возвращен” – неверно.”Код” отчасти сходен, но Дюма не эпигон фольклора, а самостоятельный автор, ведь потребности его читателей были иными, чем слушателей архаических мифов.
Говорить о прямых связях литературы нового времени и фольклора можно в следующих случаях: когда пишет человек, обладающий ярко выраженным фольклорным сознанием. Далее, когда используются фольклорные сюжеты и мотивы. Но это слишком явные связи, чаще писатель, ничего открыто не декларируя, опирается в своих сочинениях на “несобранную публику” , которая становится его соавтором, так как автор отражает и выражает массовое сознание. И, вместо открытого использования фольклорных мотивов, показывается принципиальная возможность смыслового перевода с языка литературы на язык фольклора. На некоторых из этих связей я остановлюсь более подробно, показав их на конкретном примере. Речь пойдет о романе Р. Штильмарка “Наследник из Калькутты”.Он был очень популярен в годы первого издания, и вновь стал широкоизвестным в конце 1980-х, когда его могло прочесть новое поколение. К тому же у романа, как известно, очень интересная судьба – весьма “фольклорная”.Вот она вкратце.
Роман писался заключенным лагеря, по заказу другого заключенного – всесильного уголовника, который хотел послать роман Сталину и тем заработать себе амнистию. Все ходы романа обсуждались коллективно – у костра, и выбирались наиболее, по общему мнению, подходящие повороты сюжета. Налицо – “коллективный автор”, к тому же, зона – место, насыщенное фольклором, особенно песнями и “бывальщинами”.А зэком – заказчиком были поставлены следующие условия: чтобы действие происходило не в России, чтобы оно было не ближе, чем за 200 лет до настоящего времени; чтобы там было что-нибудь “очень страшное” и что-нибудь очень жалостливое. Аккуратно переписанная рукопись была названа “Наследник из Калькутты” и имела значимый подзаголовок: “Фильм без экрана”.За увлекательным повествованием видится автор – рассказчик, владеющий традицией, знающий своих героев, импровизирующий, но и сознающий, по каким законам он строит свой рассказ..
Самые яркие эпизоды романа – те, которые возможно перевести на язык традиционного фольклора, это “фольклорные топосы” повествования. Остановимся на шести – самых ярких.
Эпизод 1.Доротея рассказывает о своем возлюбленном – пирате Грелли.”Он был простым моряком, я едва умела писать, мы любили друг друга. Я была счастлива… привозил мне такие подарки, что все девушки на нашей улице умирали от зависти!…Когда в Сорpенто узнали, что Бернардито и Джакомо утонули на “Черной стреле” в далеких водах, ко мне сватались рыбаки-соседи, но я не верила в смерть Джакомо и ждала его больше года. И он пришел за мной, пришел ночью, когда вся наша деревушка близ Сорренто спала. Он был одет, как знатный синьор, и приказал отныне звать его другим именем. Я долго не могла даже запомнить это имя и просто звала его Федерико.”Я увезу их – и Доротею, и Антони, – сказал он моей матери, – в другую страну, но никто не должен знать моего прошлого. Одно неосторожное слово погубит нас…”
Налицо совпадение с фольклорным кодом: перед нами страшная история, быличка. Приход мертвеца-жениха ночью за своей невестой, под новым именем…Бытовой авантюрный роман переводит из мистического аспекта в реальный: пират живой, он спасся, сменил имя, живет жизнью другого человека. Сохраняя мистический оттенок, история эта могла бы стать балладой, а рассказываемая так, как в романе – жестоким романсом об обманутой девушке.
Эпизод 2.”С раннего детства мальчик привык к беспорядку, роскоши дорогих гостиниц, подушкам наемных карет, чемоданам и картонкам”…Детство Джакомо Грелли – сына певицы-примадонны и высокого мужчины, которого слуги величали “эччеленца”, а сам Джакомо – его так учили – “ваша светлость”.Он покинул своего внебрачного сына, когда тому было 5 лет. Еще через пять лет “молодая чета вышла из кареты. Перед Джакомо, сидевшим на подоконнике, мелькнул плюмаж на шляпе выского человека. Что-то знакомое почудилось мальчику в осанке этого мужчины. Мальчик разглядел высокую прическу его красивой спутницы. Чета вошла в зал”.Дальше – раздались крики и шум – это мать Джакомо заколола эту женщину. Мать посадили в тюрьму, а мальчика обобрали и обманули, не дав ему встретиться с отцом…
Все это излагается в романе так, как излагался бы прозой жестокий романс, сюжет которого – счастливая, но неверная любовь, мальчик бастард, вмешательство злого отца возлюбленного – он грозит лишить наследства и проклянуть своего сына, если он не оставит свою любовницу и сына…Покинутая женщина убивает соперницу, стареет в тюрьме, а мальчик нищенствует и мстит всем. Дальнейшие события, происшедшие после побега Джакомо из приюта и его скитаний, вновь возвращают нас к действительности жестокого романса: отряд стоял на биваке, и “солдаты из взвода Грелли со смехом окружили повозку бродячей маркитанки….Пожилая женщина…отчаянно вырывалась…Голос женщины вызвал в памяти Джакомо неясные, давно забытые картины. Он остановил своих разгулявшихся солдат, поднес к лицу маркитанки фонарь и. ..узнал свою мать, увядшую и поседевшую”.В жестоком романсе не обошлось бы без инцеста, но инцест – вещь архаическая, не для современного романа. Но ситуация дает возможность и такой развязки, дан знак потенциального фольклорного мотива, в романе он дается в усеченном, эвфемистическом варианте.
Эпизод 3.Еще одна баллада, повествование о героическом прошлом пирата Бернардито Луиса эль Горра – сына старого идальго, научившего сына “фехтовать, держать слово и презирать смерть”.Коварный дон Сальватор посватался к сестре Бернардито, но получил отказ. Он похитил ее и убил. Бернардито и его друг, жених сестры, нашли ее тело и поехали в Мадрид – к королю. По пути их схватили слуги Сальватора, и друзей повезли на казнь. Бернардито удалось бежать, а его друга казнили, и он погиб со словами “Я умираю невинным. Вон злодей!” А вместо Бернардито палачи обезглавили соломенное чучело, и это была первая из многих смертей, из которых Бернардито выходил возрожденным к жизни и мести. Дружба жениха и брата невесты, смерть невесты от коварного соперника, клевета и казнь невинного, месть оставшегося в живых – все эти мотивы известны и старому фольклору, и балладам, и жестоким романсам. И фольклор, и литературу одинаково привлекают эти экстраординарные события, многие их формулы совпадают, но многое существует и самостоятельно.
Пройдя через многие испытания, Бернардито становится пиратом – Одноглазым Дьяволом, но он скоро понял, что “не корсарством нужно сражаться со злом, которое правит миром!” И многих он спасал из попавших в беду. А зло, не понимающее своей ущербности, самоутверждающееся, обречено. Говоря об образе Грелли в романе, можно говорить о архетипе безбожного злодея, а в образе Бернардито – архетипа благородного разбойника. Фредерик Райленд, спасший Грелли, своего врага, сходит со сцены – ему нечего делать в авантюрно-приключенческом повествовании со своим христианским всепрощением. Главный герой – Бернардито, жаждущий мести, но не отдавший ей все свое сердце.
Эпизод 4.”…Фигура Бернардито, обвешанная оружием, появилась из кустов. Негры, заранее предупрежденные Антони, встали перед неведомым “хозяином острова” и поклонились ему.
– Вы разговариваете так громко, что сами выдаете свое убежище. Я невольно подслушал вашу беседу…Некоторые мертвецы, синьор Антони, ухитряются воскресать даже по два раза…Синьора Доротея, надежы ваши не напрасны. Ваш сын жив, и через час вы обнимите его…Антони, поддержите же синьору, ей дурно! Бедняжка, она уже без сознания..”
Все в романе контрастно, все события – экстраординарные и неожиданны, несмотря на жанровую предопределенность. Случайное спасение Доротеи и Антони на острове, их случайная встреча со случайно спасшимся Бернардито, сентиментальная встреча матери с сыном, которого она давно похоронила…Погибший для матери сын воспитывался у погибшего для всех пирата. А воскресший пират вдруг узнает, что он тоже – отец, что у него вырос сын. Счастливый Бернардито обретает сразу двух сыновей…Доротея становится его женой, и судьба награждает Бернардито за все хорошее, что он сделал.
Эпизод 5.Спасение приговоренных к смерти индейцами происходит, разумеется, в самый последний момент. Бернардито опоздать не мог, этого не допустили бы ни сам Штильмарк, ни, тем более, его слушатели. Они слишком много видели несправедливостей судьбы в своей жизни, чтобы допустить ее в романе. Бернардито является пришедшим с того света призраком, и вся его свита сплошь состоит из людей, случайно избегнувших смерти. Хотя, конечно, не случайно, а благодаря жажде жизни и справедливости. Бернардито спасает своего сына и мать, своих друзей – давно его похоронивших и оплакавших. Для воздействия на носителей архаического мышления – индейцев – Бернардито пользуется специальным кодом, превращаюшим его в их глазах в покойника-чародея, “Всевидящее око”, которому открыто то, что не видно живым. Если бы слушатели и читатели романа были на уровне индейцев, потенциальная архаика реализовалась бы полностью и роман из бытового стал фантастическим. Кстати, Бернардито, обретший покой с женой и сыном, перестает вершить суд сам – но устраивает так, что его враги сами убивают друг друга, сходят с ума, погибают от меча правосудия.
Эпизод 6.” – Знай же, что ты – не мой родной сын. Джакомо Грелли, ненасытный паук, работорговец и кровопийца, – вот кто твой родной отец!
– Лучше мне было умереть, ничего не зная об этом..Это хуже, чем быть просто сиротою..Не хочу даже в мыслях называть Леопарда словом отец…” Но, справившись с тяжелым известием, Чарли говорит: “- Мой отец – вот он, здесь, со мной. Леопард, обесчестивший мою мать, остается для меня таким же ненавистным врагом, как и для всех честных людей. Я не намерен опускать шпагу, друзья!” Открытие тайны рождения – часто встречающийся мотив фольклора. В архаическую эпоху кровь всегда была сильнее воспитания, но и тогда сын мстил отцу за несчастья матери. И можно было бы даже не удивляться, если бы в конце концов Бернардито и Грелли оказались братьями-близнецами. Они и были ими, когда оба были безжалостными пиратами, но потом их пути разошлись.
Знаковая система романа позволяет реконструировать его в фольклорно-мистическом плане. Человек, продавший душу дьяволу, совершивший предательство, умерший – и возвратившийся в этот мир под другим именем, чтобы делать зло противоборствует с другим, – дважды мертвецом Бернардито, которого одна “смерть” возрождает к жизни а “смерть” другая – возрождает к любви. Умирающий Грелли кается, но после забывает свое покаяние и возрождается ко злу. Известен сюжет о мертвецах, которые продолжают свою борьбу друг с другом, воплотившись в этом мире…
Итак, несколько эпизодов романа, ключевых для повествования оказались потенциально переводимыми из знаковой системы литературы в систему фольклора, баллады и жестокого романса. Это не говорит о прямых заимствованиях автора или реализации в новых условиях старых схем. В этих местах пересеклись фольклор и литература.