Нужен ли в наше время Салтыков-Щедрин?

Не делая обычного вступления, отвечаю на вопрос, поставленный в теме сочинения: нет сомнения, нужен.

Его называли в свое время “прокурором русской общественной жизни”. “Я благоговею перед Салтыковым…” – говорил Т. Г. Шевченко. “Какая суровость! Какие глаза судьи! Какая за всем этим чувствуется особенная, твердая, подлинная доброта! Это лицо подвижника” .

Мужественный, принципиальный, Салтыков всегда держался независимо по отношению к начальству, действовал смело и решительно. Ему удалось пресечь немало чиновничьих плутней, разоблачить и покарать не одного взяточника. Неоднократно вступался он за бесправных крестьян. “Я не дам в обиду мужика. Будет с него, господа…” Его прозвали “вице-Робеспьером”. К его титулу прокурора добавилось очень важное уточнение: “от врагов внутренних”.

Пример честного служения своему народу – великое благо в любое, время, и особенно – в наше.

Однако Салтыков-Щедрин все больше убеждался в том, что деятельность чиновника, пусть даже честного и справедливого, не может привести к улучшению жизни при существующем общественном строе.

Преемственные связи соединяют Щедрина с Гоголем; благоговейное отношение к автору “Ревизора”, “Мертвых душ” Щедрин сохранил до конца жизни. Это у Гоголя он научился создавать широкие обобщения, столь же емкие образы-типы. Мы помним, что за образами помещиков и чиновников губернского города у Гоголя встает вся Россия “мертвых душ”. Точно так же и за щедринскими органчиками и пескарями просматривались образы российских самодержцев и трусливых обывателей. Салтыков очень хорошо понимал, откуда возникает взяточничество, какими фактами жизни оно поддерживается, как оно могло бы быть истреблено. “Сквозь смех” в его сатире слышатся не просто слезы, а гнев, жгучая ненависть. И враги не могли это не чувствовать. Ни один из русских писателей не подвергался таким цензурным гонениям, как Салтыков-Щедрин.

“Я – Эзоп и воспитанник цензурного ведомства”, – говорил он о себе сам. Чтобы обойти цензурные препятствия, сатирик создает особый язык. Этот язык он называет “эзоповским”, а манеру “рабьей”, так как рождается она в обществе, где нет свободы слова. Нам все это очень понятно, даже терминология подходит. Хотя художественную правду нельзя сводить к правдоподобию. И это великолепно видно в произведениях Щедрина. В его сатире появляются фантастические учреждения: “Министерство побед и одолений”, “Департамент государственных умопомрачений”; фантастические должности: “чиновник для преступлений”; “чиновник для чтения в сердцах”. Я думаю, что если “порыться” в наших нынешних названиях учреждений и должностей, то можно найти и похлеще.

Салтыков-Щедрин изобрел прозвища, слова-характеристики, которые сразу стали крылатыми и вполне приложимы к фактам нашей современной жизни: “пенкосниматели” , “головотяп”, “карась-идеалист”, “помпадуры” , Щедрин знал свою страну лучше кого бы то ни было. Знал ее и любил. “Нет опаснее человека, который равнодушен к судьбам родной страны”, – утверждал он. Именно любовью к родине, я думаю, питается его сатира, его “серьезный и жесткий юмор”. На сомнения Щедрина о целесообразности своей деятельности И. С. Тургенев ответил так: “Кто возбуждает ненависть – тот возбуждает и любовь”. Любовью к отчизне объяснялась ненависть Щедрина к тем, у кого “на языке -“государство”, а в мыслях – пирог с казенной начинкой”. Как современно звучат сегодня эти слова великого сатирика! Разве мало у нас людей, кто думает только о “пироге с казенной начинкой”, хотя на словах печется о благе народа и государства! Или еще вот такие слова Щедрина: “Кого ни послушаешь – все на что-то негодуют, жалуются, вопиют. А есть и такие, которые участвуют во всех пакостях и, хохоча, приговаривают: ну где же такое безобразие видано? Даже расхитители казенного имущества и те недовольны, что скоро нечего расхищать будет”. Не правда ли, как будто написано о нашем времени?

А разве не узнаваемы сегодня многие из градоначальников города Глупова, история которого так блестяще описана Щедриным? Недаром писатель утверждал, что он не историю предает осмеянию, а известный порядок вещей. Как колоритны все фигуры градоначальников: Брудастый, у которого в голове был некий органчик, воспроизводящий только два слова: “Не потерплю!” и “Разорю!”; Беневоленский, сочинивший знаменитый указ о “добропорядочном пирогов печении”, где возбранялось печь пироги “из грязи, глины и строительных материалов”; наиболее страшный из всех – Угрюм-Бурчеев, взор которого был “совершенно свободный от мысли”. Фамилия этого последнего стала нарицательной.

Незадолго до смерти Салтыков-Щедрин задумал написать произведение под названием “Забытые слова”. Слова эти -“отчизна”, “совесть”, “честь”. Щедрин не успел осуществить свой замысел, но он всегда помнил эти слова и не уставал напоминать людям об идеалах, во имя которых он высмеивал и обличат. Произведения великого сатирика напоминают и нам, живущим сегодня, об этих “забытых словах”.