Образ революционной эпохи в поэме А. А. Блока «Двенадцать»
Поэма А. Блока «Двенадцать», написанная в 1918 году, явилась неожиданностью для современников. Многие поэты и писатели того круга, к которому относился Блок, восприняли октябрьскую революцию 1917 года как национальную трагедию, как «начало конца» России. Блоковская поэма, в которой звучало предложение «пальнуть пулей в Святую Русь», а во главу отряда революционеров был поставлен Христос, не могла не показаться большинству представителей творческой интеллигенции кощунственной. Споры о поэме «Двенадцать» ведутся и в наше время; современные исследователи предлагают различные варианты ее прочтения, некоторые пытаются доказать, что Блок писал не панегирик революции в «Двенадцати», а памфлет на нее, что Христос в поэме — не
Христос, а Антихрист. Однако сам поэт высоко оценил свое произведение; закончив поэму, он написал в дневнике: «Сегодня я — Гений». Действительно, всего через несколько месяцев после такого грандиозного исторического события русский поэт Александр Блок сумел дать ему объективную оценку, раскрыв двойственную природу революции. Первые строчки произведения становятся образом-символом революции: «Черный вечер. Белый снег». Черное и белое, темное и светлое, плохое и хорошее, отрицательное и положительное — на равных сосуществуют в таком явлении, как революция. Прежде всего, нужно отметить, что Блок, понимая жизнь как взаимодействие и движение стихий, и революцию осознавал как стихию. В своей статье «Интеллигенция и революция» он призывал: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию». И Блок слышал ее, улавливал музыку революции. Он смог услышать ее как многоголосное музыкальное произведение, и это свое восприятие отразил в поэме. Ритмика поэмы удивительна — она вся построена на смене «мелодий», среди которых мы можем различить и боевой марш, и старинный романс, и фольклорные, в том числе «частушечные», мотивы. Известно, что А. Блок начал писать свою поэму со строчек «Уж я ножичком полосну-полосну», услышанных им и поразивших его своей звукописью. «Двенадцать» не политическая поэма, но в России того времени любое произведение воспринималось как в той или иной степени политическое, и произведение о революции, разумеется, не могло не быть прочитано в таком ключе. К тому же, Блоку нельзя отказать в умении увидеть то, что в действительности происходит в России, поэтому в его поэме мы ощущаем не только восхищение музыкой революции. Блок очень тонко почувствовал то страшное, что вошло в жизнь вместе с революцией, и отразил это в произведении. Представление о жестокости происходящего подчеркивается и цветовой гаммой произведения. Лишь три цвета: черный, белый и красный — использует Блок в этой поэме. Они изменяются, преображаются. Бубновый туз, пунцовая родинка к концу произведения сменяются красным (кровавым) флагом. Революция неизбежно несет разрушение, даже крушение старого мира. Блок изображает детали, характерные для дореволюционного общества: «керенки в чулке», «шоколад Миньон». Все эти «буржуйские штучки» должны остаться в прошлом, а им на смену приходит «свобода без креста», а с ней — полное обесценивание человеческой жизни, которую не охраняет больше никакой закон. Читатель становится свидетелем преступления — убийства Катьки, — совершенного одним из отряда красногвардейцев. Показательно, что Катька является случайной жертвой. Целью Петьки был Ванька, который с Катькою летит на лихаче. Однако личные мотивы маскируются классовой ненавистью к буржуям, и преступление оправдывается. Но убийство творится не только из-за любви — в нем проявилась и иная стихия, стихия социальная. В разгуле, в разбое — бунт «голытьбы». Эти люди не просто бушуют, они пришли к власти, они обвиняют Ваньку в том, что он «буржуй», они стремятся уничтожить старый мир: «Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем…» Заметим, что даже любовь (понимаемая Блоком так же, как и революция, — как стихия) не удерживает Петьку от убийства. Не удерживает от убийства и нравственное чувство — нравственные понятия предельно обесценились. Недаром после гибели героини начинается разгул, теперь все дозволено: «Запирайте етажи, Нынче будут грабежи! Отмыкайте погреба — Гуляет нынче голытьба!» Потеряна вера в Бога, и Двенадцать, которые пошли «в красной гвардии служить», сами это понимают, говоря: «Петька! Эй, не завирайся! От чего тебя упас Золотой иконостас?» — и добавляют: «Али руки не в крови Из-за Катькиной любви?» Сцена убийства становится кульминацией поэмы — стихия неуправляема, она сметает все, что попадается на ее пути. Разгул революционной стихии
, который приобретал подчас такие уродливые черты, как, например, упомянутые поэтом разгромы винных погребов, грабежи, убийства, Блок воспринимал как народное возмездие. Потерявшая нравственные ориентиры, охваченная разгулом темных страстей, разгулом вседозволенности — такой предстает Россия в поэме «Двенадцать». Но Россия должна пройти через страшное время; погрузившись на самое дно, она, в конце концов, должна вознестись к небу. И именно в связи с этим возникает самый загадочный образ в поэме — образ Христа. Его появление удивляет читателя, хотя в произведении содержится много предпосылок к этому появлению: само название поэмы для тогдашнего читателя, воспитанного в традициях христианской культуры, изучавшего в школе Закон Божий, явно символизировало число апостолов, учеников Христа. И в таком случае путь, которым идут герои блоковской поэмы, оказывается путем из бездны к воскресению. А Христос выступает символом смены эпох, и не случайно он оказывается впереди отряда двенадцати: Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз Впереди — Исус Христос. На этой ноте завершается поэма, проникнутая верой А. Блока в грядущее воскресение России и воскресение человеческого в человеке. Блок смог расслышать «музыку революции» и надеялся, что эта музыка в конечном итоге окажется похожей скорее на победный, а не на траурный марш.