“Гроза” есть, без сомнения, самое решительное произведение Островского; взаимные отношения самодурства и безгласности доведены в ней до самых трагических последствий.
Н. А. Добролюбов
Наверное, не зря мы говорим о нравственной слабости, эгоизме и приспособленчестве. Да, события, описанные Островским, происходили еще в XIX веке. Но, как ни больно об этом говорить, те же черты эгоизма, приспособленчества, нравственной слабости не исчезли из нашей жизни и сегодня.
Снова и снова мы обращаемся к пьесам Островского. Они, эти полные гнева “картинки русской жизни”, стали обличением косности, мракобесия, самодурства. С кипящей ненавистью в душе писал Островский о мире тех, кто под маской благочестия угнетает, унижает человеческое достоинство, убивает в человеке человека, личность, воспитывает в его сознании покорность и безмолвие раба.
Это жестокий, страшный мир. Там хозяйничают дикие и ка-бановы. Могут ли они создать красоту вокруг себя, могут ли дать волю и радость людям? Нет, они только копят тысячи, враждуют друг с другом, разрушая все чистое и прекрасное вокруг. Они всеми силами стараются укрепить старые порядки, противостоят новому, прогрессивному. Власть денег и безнаказанность привели к тому, что они всюду чувствуют себя хозяевами/Перед ними робеют, против них не идут. И живут они “не спеша” в своем тихом городке Калинове, что стоит на волжском берегу. Отправимся и мы туда. Может, разглядим что за высокими заборами, что-то новое узнаем?
Низкое, темное небо. Где-то вдали уже сгущаются тучи. Воздух тяжелый. Душно и тихо. Ни малейшего ветерка. Как хочется свежести, простора, движения! Невыносима эта тишина. Природа как будто затаила дыхание… Все ждет грозы, ждет разрядки. Чернее и чернее небо, и уже слышны вдали первые раскаты грома. Вот он, “мир затаенной, вздыхающей скорби, лишь изредка оживляемый глухим, бессильным раскатом, робко замирающим при самом зарождении”.
Кто принесет людям весть о том, что скоро разразится гроза? Кто нарушит спокойствие провинциального городка Калинова? Пока жизнь здесь идет своим чередом: по-прежнему прогуливаются жители по городскому саду, по-прежнему вещают странницы,- по-прежнему во всем царят степенность и спокойствие. “Бла-алепие!” – произносит Феклуша. Но благочести-вость и добродетель здесь фальшивы: застой, равнодушие ко всем проявлениям красоты, запреты на все желания, самодурство и безразличие, отсутствие элементарного уважения к окружающим.
Потому все просьбы и старания Кулигина остаются безответны. Он мечтает создать перпетууммобиле, установить громоотвод в городе; труженик, он живет не только для себя – все изобретает что-то для людей. Но его не понимают и не принимают власть имущие калиновцы.
“Что я тебе – равный, что ли! – кричит Дикой.- Ишь ты, какое дело нашел важное. Так прямо с рылом-то и лезет разговаривать… Так ты знай, что ты червяк. Захочу – помилую, захочу – раздавлю”.
Здесь бы и возмутиться Кулигину, подняться до протеста в защиту своего человеческого достоинства. Но нет: “Я, сударь, маленький человек…” Он сам скажет, что нужно “стараться угождать как-нибудь”, иначе “съедят, живого проглотят”, поэтому лучшие стерпеть, покориться. Вот она, ограниченность, порожденная общей отсталостью русской жизни тех лет.
Совсем иными качествами наделил Островский Тихона и Бориса, Варвару и Кудряша. Каждый из них жаждет счастья, недоволен домостроевским укладом жизни, но протестует по-своему.
Более чуткий и образованный из них Борис. Но он слаб, зависим, безгласен. На какое-то мгновение он встал в положение обвинителя хозяев жизни: “Злодеи вы! Изверги! Эх, кабы сила!” А силы-то и нет. Даже образованность ему не помогла. Чем он выше Тихона?! Разве он нравственно сильнее мужа Катерины?! Вот его признание: “Загнан, забит… слабый я человек…”
А Тихон вообще разучился жить своим умом, шагу не сделает против воли маменьки; вечно живя под властью этой воинствующей защитницы домостроя, косности, бездуховности, он стал орудием в ее руках. “И на воле-то он словно связанный”,- скажет о Тихоне Катерина. А зачем ему воля? Он ведь ни на что не способен. Эгоистичен в своих порывах (лишь бы избавить себя от гнева матери), он не может защитить жену, не может подняться выше своего страха и бессилия, хотя, наверное, по-своему любит ее. Борис тоже не спасает и не спасет Катерину, потому что свои желания не способен доводить до практического результата. “Кто ж это знал, что нам за любовь нашу так мучиться с тобой! Лучше б бежать мне тогда!” И бежит, оставляя женщину одну.
Среда, подчиненная силе диких и кабановых, производит обыкновенно Тихонов и борисов”. Они проклинают себя за то, что у них нет воли. Но не это главное. Главное в другом – у них нет ничего за душою, для продолжения своего существования они должны служить тому же самому Дикому, от которого хотели бы избавиться. Хотели… И ничего не сделали. Успокоились. Приспособились.
А вот Кудряш и Варвара действуют. Но как?
Кудряшу ничего не стоит поругаться с Диким, оба они нужны друг другу; он будет доволен, что “отгрызся”: “Я его не боюсь, а пущай же он меня боится”.
Варвара имеет свои представления о нравственности: “Делай, что хочешь, только бы шито да крыто было”. Она научилась лгать, притворяться, считая, что “на этом все держится”.
Все герои пьесы – жертвы. Их породило “темное царство”. Оно исковеркало их судьбы, изувечило их души.
Попав в дом Кабановой, мы еще раз убеждаемся в этом. Здесь забудешь, что есть “вольный воздух на свете”; здесь сольешься “с капризными прихотями и деспотизмом” Марфы Игнатьевны. В слепом стремлении сохранить старые порядки она зашла далеко: неприкосновенными считать только те понятия, которые “она признает хорошими”. Постоянно держит в страхе своих детей, заставляет невестку соблюдать “все этикеты старины”, “ест ее, как ржа железо”, при этом считая себя непогрешимой. Но Катерина нашла в себе силы, чтобы бросить вызов всему “темному царству”. И гибель ее – это осуждение нравственных устоев и хозяев, и жертв, тех, кто не захотел или не смог подняться на борьбу; тех, кто разучился жить своим умом, кто смирился, приспособился; тех, кто попирает человеческое достоинство, кто крепко держится за старину; тех, кто разуверился в своих силах и не видит перед собой будущего.
Наверное, не зря говорим мы сегодня об А. Н. Островском. Обличая эгоизм, приспособленчество, нравственную слабость, он все же верил, что придут люди, которые станут “лучами света” и зажгут зарю новой жизни.