Blog

  • Грозовой перевал

    АНГЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

    Эмили Бронте (Emily Bronte)

    Грозовой перевал

    (Wuthering Heights)

    Роман (1847)

    Ощутив настоятельную необходимость отдохнуть от суеты лондонского света и модных курортов, мистер Локвуд решил на некоторое время поселиться в деревенской глуши. Местом своего добровольного затворничества он избрал старый помещичий дом, Мызу Скворцов, стоявший среди холмистых вересковых пустошей и болот северной Англии. Обосновавшись на новом месте, мистер Локвуд счел нужным нанести визит владельцу Скворцов и единственному своему соседу – сквайру Хитклифу, который жил милях в четырех, в усадьбе, именуемой Грозовой Перевал. Хозяин и его жилище произвели на гостя несколько странное впечатление: джентльмен по одежде и манерам, обликом Хитклиф был чистый цыган; дом же его напоминал скорее суровое обиталище простого фермера, нежели усадьбу помещика. Кроме хозяина на Грозовом Перевале обитали старый ворчливый слуга Джозеф; юная, очаровательная, но какая-то чрезмерно резкая и полная ко всем нескрываемого презрения Кэтрин Хитклиф, невестка хозяина; и Гэртон Эрншо (это имя Локвуд видел выбитым рядом с датой “1500” над входом в усадьбу) – деревенского вида малый, немногим старше Кэтрин, глядя на которого можно было с уверенностью сказать лишь то, что он здесь и не слуга, и не хозяйский сын.

    Заинтригованный, мистер Локвуд попросил экономку, миссис Дин, удовлетворить снедавшее его любопытство и поведать историю странных людей, живших на Грозовом Перевале. Просьба была обращена как нельзя более по адресу, ибо миссис Дин оказалась не только прекрасной рассказчицей, но также и непосредственной свидетельницей драматичных событий, из которых слагалась история семейств Эрншо и Линтонов и их злого гения – Хитклифа.

    Эрншо, рассказывала миссис Дин, издревле жили на Грозовом Перевале, а Линтоны на Мызе Скворцов. У старого мистера Эрншо было двое детей – сын Хиндли, старший, и дочь Кэтрин. Как-то раз, возвращаясь из города, мистер Эрншо подобрал на дороге умирающего от голода оборвыша-цыганенка и принес его в дом. Мальчишку выходили и окрестили Хитклифом (впоследствии никто уже не мог точно сказать, имя ли это, фамилия или то и другое сразу), и вскоре для всех стало очевидным, что мистер Эрншо привязан к найденышу гораздо больше, чем к родному сыну. Хитклиф, в чьем характере преобладали отнюдь не самые благородные черты, бессовестно этим пользовался, по-детски всячески тираня Хиндли. С Кэтрин же у Хитклифа, как ни странно, завязалась крепкая дружба.

    Когда старый Эрншо умер, Хиндли, к тому времени несколько лет проживший в городе, приехал на похороны не один, а с женой. Вместе они живо завели на Грозовом Перевале свои порядки, причем молодой хозяин не преминул жестоко отыграться за унижения, которые когда-то переносил от отцовского любимца: тот теперь жил на положении едва ли не простого работника, Кэтрин тоже приходилось нелегко на попечении недалекого злобного ханжи Джозефа; единственной, пожалуй, ее отрадой была дружба с Хитклифом, мало-помалу перераставшая в неосознаваемую еще молодыми людьми влюбленность.

    На Мызе Скворцов тем временем тоже жили двое подростков – хозяйские дети Эдгар и Изабелла Линтоны. В отличие от дикарей соседей, это были настоящие благородные господа – воспитанные, образованные, излишне, может быть, нервные и высокомерные. Между соседями не могло не состояться знакомства, однако Хитклиф, безродный плебей, в компанию Линтонов принят не был. Это бы еще ничего, но с какого-то момента Кэтрин стала с нескрываемо большим удовольствием проводить время в обществе Эдгара, пренебрегая старым другом, а то, порой, и насмехаясь над ним. Хитклиф поклялся страшно отомстить молодому Линтону, и не в натуре этого человека было бросать слова на ветер.

    Шло время. У Хиндли Эрншо родился сын – Гэртон; мать мальчика после родов слегла и больше уже не вставала. Потеряв самое дорогое, что у него было в жизни, Хиндли на глазах сдавал и опускался: целыми днями пропадал в деревне, возвращаясь же пьяным, неуемным буйством наводил ужас на домашних.

    Отношения Кэтрин и Эдгара постепенно приобретали все более серьезный характер, и вот, в один прекрасный день молодые люди решили пожениться. Кэтрин непросто далось такое решение: душой и сердцем она знала, что поступает неправильно; Хитклиф был средоточием самых больших ее дум, тем, без кого для нее немыслим мир. Однако если Хитклифа она могла уподобить подземным каменным пластам, на которых все держится, но чье существование не приносит ежечасного удовольствия, свою любовь к Эдгару она сравнивала с весенней листвой – ты знаешь, что зима не оставит и следа ее, и тем не менее не можешь не наслаждаться ею.

    Хитклиф, едва узнав о предстоящем событии, исчез с Грозового Перевала, и долго о нем ничего не было слышно.

    Вскоре была сыграна свадьба; ведя Кэтрин к алтарю, Эдгар Линтон почитал себя счастливейшим из людей. Молодые зажили на Мызе Скворцов, и всякий, кто видел их в то время, не мог не признать Эдгара и Кэтрин образцовой любящей парой.

    Кто знает, как бы долго еще продолжалось безмятежное существование этой семьи, но в один прекрасный день в ворота Скворцов постучался незнакомец. Не сразу в нем признали Хитклифа, ибо прежний неотесанный юноша предстал теперь взрослым мужчиной с военной выправкой и повадками джентльмена. Где он был и чем занимался в те годы, что минули с его исчезновения, так для всех и осталось загадкой.

    Кэтрин с Хитклифом встретились как старые добрые друзья, у Эдгара же, который и раньше недолюбливал Хитклифа, его возвращение вызвало неудовольствие и тревогу. И не напрасно. Его жена в одночасье утратила душевное равновесие, так бережно им оберегаемое. Оказалось, что все это время Кэтрин казнила себя как виновницу возможной гибели Хитклифа где-то на чужбине, и теперь его возвращение примирило ее с Богом и человечеством. Друг детства стал для нее еще более дорог, чем прежде.

    Несмотря на недовольство Эдгара, Хитклиф был принят на Мызе Скворцов и стал там частым гостем. При этом он отнюдь не утруждал себя соблюдением условностей и приличий: был резок, груб и прямолинеен. Хитклиф не скрывал, что вернулся он лишь для того, чтобы свершить месть – и не только над Хиндли Эрншо, но и над Эдгаром Линтоном, отнявшим у него жизнь со всем ее смыслом. Кэтрин он горько пенял за то, что ему, человеку с большой буквы, она предпочла безвольного нервного слюнтяя; слова Хитклифа больно бередили ей душу.

    Ко всеобщему недоумению, Хитклиф поселился на Грозовом Перевале, уже давно превратившемся из дома помещика в притон пьяниц и картежников. Последнее было ему на руку: проигравший все деньги Хиндли выдал Хитклифу закладную на дом и имение. Таким образом тот сделался владельцем всего достояния семейства Эрншо, а законный наследник Хиндли – Гэртон – остался без гроша.

    Частые визиты Хитклифа на Мызу Скворцов возымели одно неожиданное следствие – Изабелла Линтон, сестра Эдгара, без памяти влюбилась в него. Все вокруг пытались отвратить девушку от этой почти противоестественной привязанности к человеку с душою волка, но та оставалась глуха к уговорам, Хитклифу она была безразлична, ибо ему было плевать на всех и вся, кроме Кэтрин и своей мести; вот орудием этой мести он и решил сделать Изабеллу, которой отец, обойдя Эдгара, завещал Мызу Скворцов. В одну прекрасную ночь Изабелла сбежала с Хитклифом, а по прошествии времени они объявились на Грозовом Перевале уже мужем и женой. Нет слов, чтобы описать все те унижения, каким подвергал молодую жену Хитклиф, и не думавший от нее скрывать истинных мотивов своих поступков. Изабелла же молча терпела, в душе недоумевая, кто же такой на самом деле ее муж – человек или дьявол?

    С Кэтрин Хитклиф не виделся с самого дня своего побега с Изабеллой. Но однажды, узнав, что она тяжело больна, он, несмотря ни на что, явился в Скворцы. Мучительный для обоих разговор, в котором до конца обнажилась природа чувств, питаемых Кэтрин и Хитклифом друг к другу, оказался для них последним: в ту же ночь Кэтрин скончалась, дав жизнь девочке. Девочку (ее-то, повзрослевшую, и видел мистер Локвуд на Грозовом Перевале) назвали в честь матери.

    Брат Кэтрин, ограбленный Хитклифом Хиндли Эрншо, в скором времени тоже умер – напился, в буквальном смысле, до смерти. Еще раньше исчерпался запас терпения Изабеллы, которая наконец сбежала от мужа и поселилась где-то под Лондоном. Там у нее родился сын – Линтон Хитклиф.

    Минуло двенадцать или тринадцать лет, в течение которых ничто не нарушало мирной жизни Эдгара и Кэти Линтонов. Но тут на Мызу Скворцов пришла весть о смерти Изабеллы. Эдгар немедленно отправился в Лондон и привез оттуда ее сына. Это было избалованное создание, от матери унаследовавшее болезненность и нервозность, а от отца – жестокость и дьявольское высокомерие.

    Кэти, во многом похожая на мать, сразу привязалась к новоявленному кузену, но уже на следующий день на Мызе появился Хитклиф и потребовал отдать сына. Эдгар Линтон, конечно же, не мог возражать ему.

    Следующие три года прошли спокойно, ибо всякие сношения между Грозовым Перевалом и Мызой Скворцов находились под запретом. Когда Кэти исполнилось шестнадцать, она таки добралась до Перевала, где нашла двух своих двоюродных братьев, Линтона Хитклифа и Гэртона Эрншо; второго, правда, с трудом признавала за родственника – уж больно груб и неотесан он был. Что же касается Линтона, то, как когда-то ее мать, Кэти убедила себя, что любит его. И хотя бесчувственный эгоист Линтон не был способен ответить на ее любовь, в судьбу молодых людей вмешался Хитклиф.

    К Линтону он не питал чувств, сколько-нибудь напоминавших отцовские, но в Кэти видел отражение черт той, что всю жизнь владела его помыслами, той, чей призрак преследовал его теперь. Поэтому он задумал сделать так, чтобы и Грозовой Перевал, и Мыза Скворцов после смерти Эдгара Линтона и Линтона Хитклифа (а оба они уже дышали на ладан) перешли во владение Кэти. А для этого детей надо было поженить.

    И Хитклиф, вопреки воле умирающего отца Кэти, устроил их брак. Несколько дней спустя Эдгар Линтон скончался, а в скором времени за ним последовал и Линтон Хитклиф.

    Вот и осталось их трое: одержимый Хитклиф, презирающий Гэртона и не находящий управы на Кэти; беспредельно высокомерная и своенравная юная вдова Кэти Хитклиф; и Гэртон Эрншо, нищий последыш древнего рода, наивно влюбленный в Кэти, которая нещадно третировала неграмотного деревенщину-кузена.

    Такую историю рассказала мистеру Локвуду старая миссис Дин. Подошло время, и мистер Локвуд решил наконец расстаться с деревенским уединением, как он думал, навсегда. Но год спустя он проездом снова очутился в тех местах и не мог не навестить миссис Дин.

    За год, оказывается, многое переменилось в жизни наших героев. Хитклиф умер; перед смертью он совсем лишился рассудка, не мог ни есть, ни спать и все бродил по холмам, призывая призрак Кэтрин. Что до Кэти с Гэртоном, то постепенно девушка оставила презрение к кузену, потеплела к нему и наконец ответила на его чувства взаимностью; свадьбу должны были сыграть к Новому году.

    На сельском кладбище, куда мистер Локвуд зашел перед отъездом, все ему говорило о том, что, какие бы испытания ни выпадали на долю покоящихся здесь людей, теперь все они спят мирным сном.

    Л. А. Карельский

  • “Я знаю, никакой моей вины”

    А. Т. Твардовский. Стихотворения

    “Я знаю, никакой моей вины…”

    Небольшое (всего шесть строк) стихотворение “Я знаю, никакой моей вины…”, написанное в 1966 году, – один из шедевров Твардовского. Оно посвящено одной из центральных тем творчества поэта – теме войны и памяти тех, кому не суждено было вернуться домой.

    В первых двух строках лирический герой снижает с себя вину за то, что “другие не пришли с войны”, но большая часть стихотворения посвящена утверждению обратного.

    Объективно лирический герой действительно не виноват в том, что кто-то “остался там”, но его переполняет безмерная боль и вечная вина перед ними:

    Я знаю, никакой моей вины

    В том, что другие не пришли с войны,

    В том, что они – кто старше, кто моложе –

    Остались там, и не о том же речь,

    Что я их мог, но не сумел сберечь,-

    Речь не о том, но все же, все же, все же…

  • Поэтический мир М. И. Цветаевой

    Поэзия М. Цветаевой уникальна: она не вписывается ни в какое стилевое течение ни в русской, ни в мировой литературе. Вместе с тем ее поэзия укоренена в традициях – от русского фольклора до немецких романтиков.

    Первый сборник “Вечерний альбом” , изданный еще гимназисткой, состоял из трех разделов -“Детство”, “Любовь”, “Только тени”. Стихи были посвящены камерному миру семьи, собственным, порой наивным, романтическим переживаниям. Но в этих ранних стихах прорезывалась будущая манера Цветаевой, проявляющаяся в выразительных интонациях, разорванной, взволнованной, эмоционально насыщенной речи. Стихи были светлыми, искренними, но даже в этих полудетских по смыслу стихах уже тихонько звучала трагическая нотка. О “Вечернем альбоме” отозвались М. Волошин, Н. Гумилев, В. Брюсов, отметившие талантливость юной поэтессы.

    Затем в 1912 году вышли еще два сборника -“Волшебный фонарь” и “Из двух книг”, в которых оттачивалась своеобразная поэтическая система М. Цветаевой. В стихах проявлялась та черта характера поэтессы, которую она в письме к философу В. Розанову определила как “судорожную, лихорадочную жадность жить”. Тема любви в творчестве Цветаевой идет параллельно с темой разрыва, клятвы верности соседствуют с упреками ревности. В ее стихах чувства выплескиваются наружу в разорванной строке, оборванной, незаконченной фразе. Спокойный мир – не для Цветаевой. Ее стихия – борение страстей, увлечение и разочарование, муки непонятости и жажда неизведанного.

    В 1915 году М. Цветаева заканчивает цикл “Юношеские стихи”. Они стоят в творчестве поэта особняком. Лирическая героиня – это уже не девушка с романтическим взглядом. Отныне она ощущает себя свободной от условностей мира, преступает границы общепринятого: веры, семьи, быта. Героиня пытается найти себя среди отверженных. Она предстает то цыганкой, бродяжкой, то чернокнижницей, колдуньей, то каторжницей. Цветаева примеряет разные маски. Воспринимая мир как театр, она проигрывает разные роли, пытаясь понять глубины человека. В ее стихах начинает звучать тема богоотступничества, греховности.

    Воровская у ночи пасть: Стыд поглотит и с Богом тебя разлучит. А зато научит Петь и, в глаза улыбаясь, красть.

    В стихах, собранных в книгу “Версты”, появляется не бутафорская, а подлинная жизнь. Необыкновенно важной становится для Цветаевой тема поэта, творчества. Она посвящает циклы стихов трем, по ее мнению, великим поэтам – современникам – А. Блоку, О. Мандельштаму, А. Ахматовой. Блок для Цветаевой -“рыцарь без укоризны”, “вседержатель души”. Она коленопреклоненно молится ему как воплощению высокого искусства.

    И по имени не окликну, И руками не потянусь. Восковому святому лику Только издали поклонюсь. И под медленным снегом стоя, Опущусь на колени в снег, И во имя твое святое Поцелую вечерний снег – Там, где поступью величавой Ты прошел в снеговой тиши, Свете тихий – святыя славы – Вседержатель моей души.

    Блоковский цикл состоит из пятнадцати созданных в разное время стихотворений. Он отражает восхищенное, молитвенное отношение Цветаевой к поэту, имя которого -“птица в руке”, “льдинка на языке”.

    Восторженны и несколько экзальтированны стихи, посвященные А. Ахматовой, которую Цветаева называла “Музой плача”, “златоустой Анной всея Руси”. Хотя строгий, сдержанный, классически соразмерный стих Ахматовой был совершенно непохож на цветаевскую словесную стихию, бурю чувств, ритмическую неукрощенность, Цветаева поняла родство обеих, равную силу таланта, более того: к Ахматовой она относилась как к царице поэзии.

    Первая мировая война, канун революции вводят в стихи Цветаевой тему Родины, России. В стихах этого периода проходят бесконечные русские пейзажи – деревни, церковки, поля, дороги. В этих просторах рождается русская вольница. Поэзия Цветаевой по напевности, мелодике становится близка народной песне.

    Отмыкала ларец железный. Вынимала подарок слезный: С крупным жемчугом перстенек, С крупным жемчугом. Кошкой выкралась на крыльцо, Ветру выставила лицо. Ветры – веяли, птицы – реяли. Лебеди – слева, Справа – вороны. Наши дороги – Да в разные стороны.

    В 1916-20 гг. Цветаева создает цикл “Стихи о Москве”. Москва для поэта – средоточие духовности всей России, “огромный, гостеприимный город”, нерукотворный, созданный Богом.

    Над городом, отвергнутым Петром, Перекатился колокольный гром… Пока они гремят из синевы – Неоспоримо первенство Москвы.

    В стихах московского цикла проявляется глубокое, органическое родство с русским народным творчеством, которое станет основой ее “фольклорных” поэм “Переулочки”, “На Красном коне”, “Молодец”, “Царь-Девица”.

    Годы революции и гражданской войны были очень тяжелыми в жизни Цветаевой: умерла младшая дочь Ирина, сражался в белой армии, а затем вместе с отступающими войсками вынужден был эмигрировать ее муж Сергей Эфрон. Войну Цветаева воспринимала не с политической, а с гуманистической точки зрения, видя в ней общенародное горе.

    Белым был – красным стал, Кровь обагрила. Красным был – белым стал, Смерть побелила. И справа, и слева, И сзади, и прямо, И красный, и белый: – Мама!

    Страшную реальность того времени она переплавляла в рваные, полные скорби и боли строки: “Взятие Крыма”, “Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!..” Еще в мае 1917 года, между двумя революциями, Цветаева предвидела, какой будет свобода:

    Из строгого, стройного храма Ты вышла на визг площадей… Свобода! – Прекрасная Дама Маркизов и русских князей. Свершается страшная спевка, – Обедня еще впереди! Свобода! – гулящая девка На шалой солдатской груди!

    Эти стихи написаны раньше “Двенадцати” А. Блока, но в понимании анархического характера новой свободы оба поэта находят близкие образы.

    Разлука с мужем, скорбь о трагической участи Добровольческой армии составили основной нерв цикла “Лебединый стан”. Символика названия указывает на святость и чистоту офицеров белой армии, воплощавших понятия чести, долга, высокого достоинства. В стихах этого цикла сплавились личные чувства любви к мужу, боли из-за разлуки с ним и гражданский пафос сочувствия “белогвардейцам, доблести русской”, реквием всему белому движению.

    В 1922 году М. Цветаева с дочерью Ариадной уезжает в Берлин, затем к мужу в Прагу, где она прожила три года, полюбив Чехию, посвятив ей немало стихов. В пражский период в творчество Цветаевой входит социальное начало. В эмиграции были созданы “Поэма Горы”, “Поэма Конца”, “Поэма Лестницы”. С 1925 года Цветаева переезжает во Францию. Здесь была написана полная недомолвок и тайн “Поэма Воздуха” – своеобразный философский трактат о посмертных блужданиях духа, реализовался талант Цветаевой-прозаика.

    В 1939 году Цветаева с сыном возвращается в Советский Союз, куда годом раньше уехали муж и дочь Возвращение оказалось началом трагедии: были арестованы Сергей Эфрон и Ариадна. Сама Цветаева жила в очень тяжелых бытовых условиях, не было жилья, денег, не был принят к печати сборник стихов. С началом войны Цветаева эвакуируется в Елабугу, где прожила всего 10 дней и 31 августа 1941 года покончила с собой.

    Поэзия М. Цветаевой индивидуальна, неповторима. Высокая книжная культура связана в ее творчестве с народно-поэтическим началом. Поэзия Цветаевой органично связана с романтической литературной традицией. Можно сказать, что Цветаева оказалась в русской поэзии последним трагическим романтиком.

  • “Она смотрела на мир сначала через призму сердца, потом через призму живой истории”

    Первые стихи Ахматовой – это любовная лирика. В них любовь не всегда светлая, зачастую она несет горе. Чаще стихотворения Ахматовой – это психологические драмы с острыми сюжетами, основанными на трагических переживаниях. Лирическая героиня ранней Ахматовой отвергнута, разлюблена, но переживает это достойно, с гордым смирением, не унижая ни себя, ни возлюбленного.

    В пушистой муфте руки холодели.

    Мне стало страшно, стало как-то смутно.

    О, как вернуть вас, быстрые недели

    Его любви, воздушной и минутной!

    Герой ахматовской поэзии сложен и многолик. Он – любовник, брат, друг, предстающий в различных ситуациях.

    Но поэзия Ахматовой – это не только исповедь влюбленной женской души; это и исповедь человека, живущего всеми бедами и страстями XX века, но еще, по словам О. Мандельштама, Ахматова “принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа XIX века”.

    Каждое ее стихотворение – маленький роман: “Проводила друга до передней, Постояла в золотой пыли, С колоколенки соседней Звуки важные текли. Брошена! Придуманное слово – Разве я цветок или письмо? А глаза глядят уже сурово В потемневшее трюмо”.

    Но самой главной любовью в жизни А. Ахматовой была любовь к родной земле.

    В трудные годы революции многие поэты эмигрировали из России за рубеж. Как ни тяжело было Ахматовой, она не покинула свою страну, потому что не мыслила своей жизни без России.

    Мне голос был. Он звал утешно,

    Он говорил: “Иди сюда,

    Оставь свой край глухой и грешный,

    Оставь Россию навсегда.

    Я кровь от рук твоих отмою,

    Из сердца выну черный стыд,

    Я новым именем покрою

    Боль поражений и обид”.

    Но равнодушно и спокойно

    Руками я замкнула слух,

    Чтоб этой речью недостойной

    Не осквернился скорбный дух.

    Любовь к Родине у Ахматовой не предмет анализа, размышлений. Будет Родина – будет жизнь, дети, стихи.

    Нет ее – нет ничего. Ахматова была честным и искренним выразителем бед, несчастий своего века, старше которого она была на десять лет. Судьба ее трагична:

    А я иду – за мной беда,

    Не прямо и не косо,

    А в никуда и в никогда,

    Как поезда с откоса.

    Эти стихи были написаны во времена сталинщины. И хотя Ахматова не была подвергнута репрессиям, для нее это было тяжелое время. Единственный сын был арестован, и она решила оставить памятник ему и всем людям, которые пострадали в это время. Так родился знамений “Реквием”. В нем Ахматова рассказывает о тяжелых годах, о несчастьях и страданиях людей:

    Звезды смерти стояли над нами,

    И безвинная корчилась Русь

    Под кровавыми сапогами

    И под шинами черных марусь.

    Это было произведение такой обвинительной и обличающей силы, что, сочинив, его можно было только сохранить в памяти. Напечатать его в то время было невозможно – это было равносильно собственному смертному приговору.

    Война застала Ахматову в Ленинграде. В июле 1941 года она написала стихотворение, облетевшее всю страну:

    И та, что сегодня прощается с милым, –

    Пусть боль свою в силу она переплавит.

    Мы детям клянемся, клянемся могилам,

    Что нас покориться никто не заставит.

    Общенародное горе – это и личное горе поэта. Чувство сопричастности родной земле становится почти физическим: Родина – “душа и тело” поэта. Рождаются великие чеканные строчки, которые в феврале 1942 г. прозвучали в знаменитом стихотворении “Мужество”.

    Час мужества пробил на наших часах,

    И мужество нас не покинет.

    Не страшно под пулями мертвыми лечь,

    Не горько остаться без крова, –

    И мы сохраним тебя, русская речь,

    Великое русское слово.

    Сохранить родную землю и родную речь – для Ахматовой понятия равнозначные. Значимость слова равна значимости жизни:

    Ржавеет золото, и истлевает сталь,

    Крошится мрамор. К смерти все готово.

    Всего прочнее на земле – печаль

    И долговечней – царственное слово.

    Переживая с народом трагедию фашистского нашествия, радость возвращения в Ленинград, ликовавшая со своим народом в День Победы, А. А. Ахматова надеялась что судьба наконец-то смилуется над ней. Но здесь грянуло печально известное ждановское постановление 1946 года. Жизнь для Ахматовой словно остановилась.

    На долгие годы имя Ахматовой было вычеркнуто из литературы. Власти сделали все, чтобы о ней забыли. Но поэт горько и мудро усмехается над своей судьбой, над своими гонителями:

    Забудут! Вот чем удивили.

    Меня забывали сто раз.

    Сто раз я лежала в могиле,

    Где может быть, я и сейчас.

    А Муза и глохла, и слепла,

    В земле истлевала зерном,

    Чтоб после, как Феникс из пепла,

    В тумане восстать голубом.

    Таков лирический мир Ахматовой: от исповеди женского сердца, оскорбленного, негодующего, но любящего, до потрясающего душу “Реквиема”, который кричит “Стомильонный народ…”.

    Поэтому совершенно прав И. Бродский, сказав, что сначала Ахматова смотрела на мир через призму сердца, а потом. через призму живой истории.

  • Философская насыщенность лирики Б. Пастернака

    Среди русских поэтов серебряного века Б. Пастернак занимает особое место. Его произведения отличаются философским настроем независимо от того, писал ли он о природе, или о состоянии собственной души, или о сложных человеческих взаимоотношениях.

    Склонность к философскому осмыслению жизни характеризует все творчество Б. Пастернака. Он – поэт-мыслитель, и с самых ранних своих стихов задумывается о сущности мира. Центральная категория поэтической философии Б. Пастернака – “живая жизнь”. Она – мощная всеобъемлющая стихия, объединяющая человеческую личность и ее окружение:

    Казалось альфой и омегой, –

    Мы с жизнью на один покрой:

    И круглый год, в снегу, без снега,

    Она жила, как аНет е§о,

    И я назвал ее сестрой.

    Поэтому природа в изображении Б. Пастернака – не объект описания, а живая и действующая личность. Не поэт встречает и провожает весну или зиму, любуется летними грозами или зимними стужами, бродит тенистыми аллеями и лесными тропами, а все эти деревья и кусты, тучи и дожди, зимы и весны проникли и живут внутри его души. Природа и состояние души поэта слиты воедино. Особенно ярко это единение ощущается в стихотворениях “Июльская гроза”, “Никого не будет в доме…”, “Зимняя ночь”.

    Философичность лирики Б. Пастернака определяется его постоянным мыслительным усилием, направленным на поиски основ, конечных целей и первопричин:

    Во всем мне хочется дойти

    До самой сути:

    В работе, в поисках пути,

    В сердечной смуте.

    До сущности протекших дней,

    До их причины,

    До оснований, до корней,

    До сердцевины.

    Во многих произведениях Б. Пастернака, относящихся к самым разным периодам его творчества, ощутимо настойчивое желание “докопаться до сути”. Поэтому, говоря о каких-либо вещах он не только стремится показать, каковы они, но и проникнуть в их природу.

    Мой друг, ты спросишь, кто велит,

    Чтоб жглась юродивого речь?

    В природе лип, в природе плит,

    В природе лета было жечь.

    Это типичный ход мысли Б. Пастернака: не “лето было жарким”, а “в природе лета было жечь”, то есть такова сущность лета. И поэт постоянно вглядывается в каждый предмет, пытается проникнуть вглубь. Часто Б. Пастернак строит стихотворение как определение, передавая не только впечатление от предмета, но и его понятие, идею. Отдельные его стихи так и называются: “Определение души”, “Определение поэзии” и т. д. И во многих его стихах возникают такие определяющие конструкции, воспроизводящие чуть ли не стиль учебника или толкового словаря:

    Поэзия, я буду клясться

    Тобой, и кончу, прохрипев:

    Ты не осанка сладкогласца,

    Ты – лето с местом в третьем классе,

    Ты – пригород, а не припев.

    Поэт не боится сухости умозаключений. Он охотно выводит формулы изображаемого, исследует его свойства и состав, вычисляет:

    Мы были в Грузии. Помножим

    Нужду на нежность, ад на рай,

    Теплицу льдам возьмем подножьем,

    И мы получим этот край.

    В позднем творчестве Б. Пастернака предметом философского осмысления становится судьба, а также взаимоотношения человека и истории. Личность, являющаяся носительницей подлинных нравственных ценностей, внешне неприметна, живет не напоказ, но совершает подвиг добровольной жертвы, самоотдачи во имя торжества жизни, бытия, истории. Отдельная личность обладает абсолютной значимостью, но лишь в гармонии и единстве с жизнью:

    Твой поход изменит местность.

    Под чугун твоих подков,

    Размывая бессловесность,

    Хлынут волны языков.

    Крыши городов дорогой,

    Каждой хижины крыльцо,

    Каждый тополь у порога

    Будут знать тебя в лицо.

    Б. Пастернаку пришлось пережить страшные времена: две мировые войны, революции, сталинский террор, разруху послевоенных лет. Ко всем годам жизни и творчества выдающегося поэта можно применить его слова: “А в наши дни и воздух пахнет смертью: открыть окно – что жилы отворить”. Но стихи Б. Пастернака с их устремленностью к сути, с их утверждением жизни и гармонии противостояли времени и самим фактом своего существования служили возрождению культуры.

  • Анализ стихотворения Толстого “Вот уж снег последний в поле тает

    Блистательный камер-юнкер и талантливый поэт, Алексей Толстой и не предполагал, что роман с замужней женщиной сыграет в его судьбе роковую роль. От 30-летнего графа не только отвернулись родственники и знакомые, но и карьера при дворе благодаря скандалу оказалась под угрозой. В итоге поэт вынужден был поселиться в самом дальнем родовом имении, отказавшись от встреч со своей избранницей Софьей Миллер. Несмотря на то, что по отношению к этой женщине Толстой питал самые серьезные намерения, браку с ней воспротивилась мать поэта. Более того, сама Софья долгие годы не могла получить развод у законного супруга, мечтая лишь о редких свиданиях со своим возлюбленным.

    В итоге весной 1856 года, когда было написано стихотворение “Вот уж снег последний в поле тает…” , любовники оказались за тысячи верст друг от друга, понимая, что судьба готовит им очередные испытания. Отравленный горечью разлуки, Алексей Толстой понимает, что его избранницу ждет еще менее завидная участь. Ведь она вынуждена оставаться в Санкт-Петербурге и постоянно бывать на людях, терпя насмешки и публичные оскорбления.

    Стихотворение “Вот уж снег последний в поле тает…” построено на контрасте, и первая его часть посвящена описанию природы. Автор словно бы хочет показать, что мир живет по ранее установленным законам, нарушить которые никому не под силу. Действительно, какое дело журавлям, которые “зовут друг друга”, до чувств двух любящих людей, находящихся в разлуке? Их страдания не изменят ход мироздания и не заставят “юный лес” отказаться от первой весенней грозы, а “кувшинчик синий” – от цветения. Автору кажется, что пробуждающаяся природа словно бы насмехается над ним. Ведь в тот момент, когда ему так одиноко, “все весны дыханием согрето, все кругом и любит, и поет”.

    Казалось бы, окружающий мир, наполненный радостью и светом, должен отвлекать поэта от мрачных мыслей. Однако Толстой не перестает задаваться вопросом: “Отчего ж в душе твоей так мрачно и зачем на сердце тяжело?”. Поэт понимает, что не одному ему в этот момент так грустно и одиноко. Его избраннице приходится еще труднее. Поэтому, обращаясь к Софье Миллер, Толстой подчеркивает: “Понятна мне твоя печаль”. Он знает, что его возлюбленную совсем не радует наступающая весна, которая несет с собой разлуку и лишена надежд. Действительно, будущее влюбленных неопределенно, и они еще не подозревают, что пройдет долгих 7 лет, пока они смогут воссоединиться вопреки общественному мнению.

  • ЧАСЫ (художественное описание)

    У нас на кухне есть одна замечательная, необыкновенная вещь. Она не сразу бросается в глаза, но все, кто попадают к нам в гости, рано или поздно обращают на нее внимание и удивляются, а потом – восхищаются. “Вот так часы!” – говорят они.

    А часы и правда необычные. Это часы-загадка. С одной стороны, они необычайно точны, с другой – время на них “бежит вспять”. Дело в том, что это часы с “обратным” ходом, в них все наоборот – против часовой стрелки.

    Серебристый многоугольник корпуса делает наши часы похожими на падающую звезду, и благодаря этому в нашей семье сложилась особая традиция.

    В новогоднюю ночь мы приходим на кухню, гасим свет и, глядя на мерцающий циферблат, загадываем желания, которые должны обязательно исполниться.

  • Тема любви в романе Толстого “Война и мир”

    В романе “Война и мир” Л. Н. Толстой выделял и считал самой значимой “мысль народную”. Наиболее ярко и многогранно эта тема отражена в тех частях произведений, которые повествуют о войне. В изображении “мира” преобладает “мысль семейная”, играющая в романе очень важную роль.

    Испытанию любви подвергаются практически все герои “Войны и мира”. К истинной любви и взаимопониманию, к нравственной красоте они приходят не все и не сразу, а лишь пройдя через ошибки и искупающее их страдание, развивающее и очищающее душу.

    Тернистым был путь к счастью у Андрея Болконского. Двадцатилетним неопытным юношей, увлеченным и ослепленным “внешней красотой”, женится он на Лизе. Однако очень быстро к Андрею пришло мучительное и угнетающее понимание того, как “жестоко и непоправимо” он ошибся. В разговоре с Пьером Андрей почти в отчаянии произносит слова: “Никогда, никогда не женись… до тех пор, пока ты не сделал все, что мог… Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым!”

    Семейная жизнь не приносила Болконскому счастья и спокойствия, он тяготился ею. Жену свою он не любил, а скорее презирал как дитя пустого, глупого света. Князь Андрей постоянно был угнетен ощущением бесполезности своей жизни, уравнивающей его с “придворным лакеем и идиотом”.

    Потом было небо Аустерлица, смерть Лизы, и глубокий душевный перелом, и усталость, тоска, презрение к жизни, разочарованность. Болконский походил в то время на дуб, который “старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами” и “не хотел подчиняться обаянию весны”. “Неожиданная путаница молодых мыслей и надежд” поднялась в душе Андрея. Он уезжал преображенным, и вновь перед ним дуб, но не старый, уродливый дуб, а покрытый “шатром сочной, темной зелени”, так что “ни болячек, ни старого недоверия, ни горя – ничего не было видно”.

    Любовь, как чудо, возрождает героев Толстого к новой жизни. Истинное чувство к Наташе, так непохожей на пустых, вздорных женщин света, пришло к князю Андрею позже и с невероятной силой перевернуло, обновило его душу. Он “казался и был совсем другим, новым человеком”, и как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Правда, даже любовь не помогла князю Андрею смирить гордыню, он так и не простил Наташе “измены”. Лишь после смертельной раны и душевного перелома и переосмысления жизни Болконский понял ее страдания, стыд и раскаяние и осознал жестокость разрыва с ней. “Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде”, – сказал он тогда Наташе, но уже ничто, даже ее пламенное чувство не могло удержать его в этом мире.

    Судьба Пьера в чем-то схожа с судьбой его лучшего друга. Так же, как и Андрей, в юности увлекшийся Лизой, только что приехавший из Парижа, по-детски восторженный Пьер увлекается “кукольной” красотой Элен. Пример князя Андрея не стал для него “наукой”, Пьер на своем опыте убедился, что не всегда красота внешняя является красотой внутренней – душевной.

    Пьер чувствовал, что между ним и Элен нет преград, она “была страшно близка ему”, ее прекрасное и “мраморное” тело имело власть над ним. И хотя Пьер чувствовал, что это “нехорошо почему-то”, он безвольно поддался чувству, внушаемому ему этой “развратной женщиной”, и в конце концов стал ее мужем. В результате горькое чувство разочарования, мрачного уныния, презрения к жене, к жизни, к себе охватило его через некоторое время после свадьбы, когда “загадочность” Элен обернулась душевной пустотой, глупостью и развратом.

    Встретив Наташу, Пьер, так же как и Андрей, был поражен и привлечен ее чистотой и естественностью. Чувство к ней уже робко начало вырастать в его душе, когда Болконский и Наташа полюбили друг друга. Радость от их счастья смешивалась в его душе с грустью. В отличие от Андрея, доброе сердце Пьера поняло и простило Наташу после случая с Анатолем Курагиным. Хотя он и старался презирать ее, но увидел измученную, исстрадавшуюся Наташу, и “еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера”. И любовь вошла в его “расцветшую к новой жизни душу”. Пьер понял Наташу, быть может, потому, что ее связь с Анатолем была похожа на его увлечение Элен. Наташа поверила во внутреннюю красоту Курагина, в общении с которым она, так же как и Пьер с Элен, “с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды”. После размолвки с женой путь жизненных исканий Пьера продолжается. Он увлекся масонством, потом была война, и полудетская идея убийства Наполеона, и горящая Москва, страшные минуты ожидания смерти и плен. Прошедшая через страдания, обновленная, очистившаяся душа Пьера сохранила в себе любовь к Наташе. Встретившись с ней, тоже сильно изменившейся, Пьер не узнал Наташу. Они оба верили, что после всего пережитого смогут ощутить эту радость, но любовь проснулась в их сердцах, и вдруг “пахнуло и обдало давно забытым счастьем”, и забили “силы жизни”, и овладело ими “радостное сумасшествие”.

    “Проснулась любовь, проснулась и жизнь”. Сила любви оживила Наташу после душевной апатии, вызванной смертью князя Андрея. Она думала, что жизнь ее кончена, но возникшая с новой силой “любовь к матери показала ей, что сущность ее – любовь – еще жива в ней”. Эта всеокружающая сила любви, вызывавшая к жизни любимых ею людей, на которых была направлена.

    Непросто складывались судьбы Николая Ростова и княжны Марьи. Тихая, кроткая, некрасивая внешне, но прекрасная душой, княжна при жизни отца и не надеялась выйти замуж, растить детей. Единственный сватавшийся, да и то ради приданого, Анатоль, конечно, не мог понять ее высокой одухотворенности, нравственной красоты.

    В эпилоге романа “Война и мир” Толстой возвеличивает духовное единение людей, составляющее основу семейственности. Создавалась новая семья, в которой соединялись, казалось бы, разные начала – Ростовых и Болконских.

    “Как в каждой настоящей семье, в лысогорском доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый удерживая свою особенность и делая уступки один другому, сливались в одно гармоническое целое”.

  • Краткое содержание Вильгельм Гауф Александрийский шейх Али-Бану и его невольники

    Вильгельм Гауф

    Александрийский шейх Али-Бану и его невольники

    Александрийский шейх Али-Бану был очень богатым, но очень несчастным человеком: франки забрали его сына Кайрама, и от мальчика не было никаких вестей, а жена его умерла от горя. Каждый год, в день похищения Кайрама, шейх убирал дом как на праздник, ибо дервиш сказал, что в этот же день сын вернется домой, и созывал гостей, которые утешали шейха сказками.

    Карлик Нос

    В Германии жил сапожник Фридрих. Его жена Ханна и сын Якоб успешно торговали на рынке овощами. Когда к их лотку подошла безобразная старуха, Якоб рассердился на ее привередливость и раскритиковал женщину – на это старуха обещала, что и он станет таким же. Когда Якоб помог ей донести сумки, в своем доме, где прислуживали свинки и белки, старуха накормила его вкуснейшим супом. Он заснул и увидел сон про то, как 7 лет служил старухе в обличьи белки, и даже стал отличным поваром. Когда мальчик проснулся и вернулся на рынок, оказалось, что действительно прошло 7 лет, а он превратился в уродливого карлика. Родители не признали и не поверили ему. Якоб устроился к лакомке-герцогу помощником начальника кухни (в качестве экзамена он приготовил датский суп с красными габсбургскими клецками). Герцог ел его стряпню да нахвалиливал. Однажды карлик среди прочего купил на рынке гусыню Мими – заколдованную девушку. Она помогла ему приготовить “пирог королевы” для герцога и его гостя князя, а также найти для пирога очень нужную травку “чихай на здоровье”, в которой Якоб узнал компонент того самого супа. В своей комнате он понюхал травку и снова стал самим собой. Сначала они с гусыней отправились к отцу Мими – волшебнику Ваттерброку, который отблагодарил Якоба – он вернулся к родителям с приличной суммой денег.

    Вернемся во дворец шейха. 4 юноши, которых провел сюда старик, обсуждали прелесть сказок и пытались открыть, в чем же кроется их очарование – может быть, обрисованный ими неведомый прекрасный мир привлекательней реального? Старик вспомнил про новеллы, где не случается ничего сверхестественного, где важно то искусство, с которым передан образ героя, его характер.

    Молодой англичанин

    Тут начал свой рассказ следующий повествователь. В маленьком городке Грюнвизеле появился приезжий, который вел скрытный образ жизни, чем породил множество разговоров на свой счет. Однако после посещения городка цирком он привез своего племянника=иностранца, которого после обучения танцам и местному языку представил обществу. Не смотря на ужасные манеры и странное поведение, парень покорил город – все находили его милым, молодежь даже наследовала его манеры. На концерте, завершающем зимние вечера, племянник должен был песть дуэтом с дочерью бургомистра. Красавчек начал петь ну очень фальшиво, а когда совсем расхулиганился, буогомистр ослабил узел его шейного платка по рекомендации дяди (который сам в таких случаях затягивал узел). Когда разбушевавшегося племянника словили, оказалось, что под одеждой и париком скрывался орангутанг из бродячего цирка. В доме приезжего нашли лишь письмо, в котором он объяснил, что не хотел погрязнуть в местных обычаях, и поэтому оставил своего заместителя. Обезъяну оставили ученому, владевшему кабинетом предметов натуральной истории.

    В этот же день шейх отпускал рабов, надеясь тем самым заслужить милость Аллаха для своего сына. Старик же оказался ученым дервишем Мустафой. Он познакомил парней с шейхом, и тот обещал исполнить их желания: одному разрешил ведать своими книгами, воторому – увеселениями, третьему – развлекаться с помощью его танцовщиков и музыкантов, а также решил спонсировать путешествия четвертого.

    История Альмансора

    Свою историю начал последний раб из тех, которых должны были отпустить -. На корабле алжирских пиратов вместе с рассказчиком был юноша, как ему показалось, рожденный не для невольничей одежды. Он сказал, что из знатной семьи и увезен франками. Слушатели стали возмущаться – этот рассказ жесток по отношению к шейху, но тот попросил рассказчика продолжать. Так вот: хотя франки обещали отправить Альмансора домой, его привезли во Франкистан и показывали под видом гарантии мира с Египтом – мол, отец отправил своего сына на учение в дружественную страну. Альмансора поселили у лекаря, который обучил юношу местным нравам. Но Альмансор был частым гостем у старика-востоковеда, который устраивал “восточные беседы” с парнем. Франки избрали королем полководца, который дружил с Альмансором еще во франкском лагере в Египте. Юноша случайно встретил его, не зная о назначении, и попросил познакомить с одним из вельмож, чтобы тот замолвил за него словечко перед королем. И тогда когда они вошли в залу, полную людей, и лишь его друг не снял шляпу, Альмансор понял, кем на самом деле является его знакомый. Император отправил его в Египет, но корабль был захвачен англичанами, затем – тунисскими пиратами. Юноша попал в рабство и был куплен собственным отцом…

    Так шейх обрел сына, а Кайрам (Альмансор) – отца. Четверых молодых людей шейх представил сыну и пригласил их навещать и развлекать его. Юноши подумали, что если бы не завели разговор со старцем, то упустили бы свой шанс.

  • Образы слуг у Гоголя и Гончарова

    1 вариант

    Н. В. Гоголь в своих произведениях впервые поднял тему “идиотизма” рабства, забитого, бесправного и безнадежного существования. В поэме не раз всплывает эта тема: и в Петрушке, с его странным способом читать книги и чертами его унылого облика; и отчасти в Селифане, в его привычном терпении и беседах с лошадьми, с рассуждениями о достоинствах барина.

    Так, слугам Чичикова характерна и та “себе на уме” скрытность крестьян, появляющаяся в разговоре, когда у них что-нибудь выпытывают господа. При этом “мужики” прикидываются дураками, не зная, что задумали господа, и предполагая, конечно, что-нибудь дурное. Так и поступили Петрушка с Селифан, когда чиновники города NN стали выпытывать у них сведения о Чичикове, потому что “у этого класса людей есть весьма странный обычай. Если его спросить прямо о чем-нибудь, он никогда не вспомнит, не приберет всего в голову и даже просто ответит, что не знает, а если спросить о чем другом, тут-то он и приплетет его, и расскажет с такими подробностями, хоть и знать не захочешь.

    Кучер Селифан и лакей Петрушка – это двое крепостных слуг Павла Ивановича Чичикова, это дворовые, то есть крепостные, оторванные барином от земли и взятые в личное услужение. Чтобы они лучше ухаживали за барином, дворовым очень часто не позволяли жениться. Жизнь их была очень тяжела.

    Хотя Гоголь юмористически описывает процесс чтения крепостного слуги Чичикова, его “страсть к чтению”, но все же факт распространения грамотности среди крепостных важен уже сам по себе. Что Петрушка читал книги, случайно попадавшие ему в руки, – опять реальное замечание: откуда же мог он брать книги по выбору, когда у него нет ни денег, ни возможности познакомиться, подружиться с тем, кто дал бы ему интересную для него книгу. Но он читал, и это важная черта его образа.

    Во всем обличии и поведении Петрушки, в его угрюмом виде, молчании, пьянстве сказывается его глубокое недовольство жизнью и безнадежное отчаяние. Можно дополнить, сказав, что одним из первых заглянул в душу крепостного слуги Н. В. Гоголь, показавший тяжкое, нечеловеческое страдание Петрушки, под тяжестью которого гибло одно поколение за другим, без просвета впереди, не только с оскорбленной душой, но и часто с искалеченным телом.

    Чичиков проявляет гораздо больше “участия” к умершим крестьянам, нежели к принадлежащим ему живым – Селифану или Петрушке. Они даны Н. В. Гоголем как убедительный пример растлевающего, губительного влияния на народ системы душевладения.

    В комедии Н. В. Гоголя “Ревизор” нет шаблонных образов. Даже Осип не имеет ничего общего с образом слуги-пройдохи, который так прочно закрепился в русской и мировой комедийной литературе, или слуги-резонера, всерьез внушающего барину ту или иную моральную истину. Только такой слуга, как Осип, и мог быть у барина вроде Хлестакова. Человек со смекалкой, со здоровым юмором, презрительно относящийся к своему барину, развращенный праздной, паразитической жизнью, он стал слугой-плутом потому, что живет среди бесчестных людей, взяточников, мошенников и плутов.

    Слова Осипа о прелестях столичной жизни, по существу, дают представления о Петербурге, в которых десятки тысяч дворовых, ютящихся в жалких чуланах вельможных особняков, ведут подневольное, праздное, в сущности, горькое и постылое существование.

    Монолог Осипа занимает значительное место в комедии. Именно в нем возникают некоторые стороны петербургской жизни, порождением которых был Хлестаков. Осип сообщает, что Хлестаков не ревизор, а елистратишка, и это придает всему дальнейшему действию остро комическую окраску.

    C досадой произносит Осип первые реплики своего монолога. Он как бы жалуется на незадачливого хозяина, из-за которого слуга должен испытывать голод и унижение. Раздраженно и ворчливо повествует Осип о Хлестакове. Но когда он вспомнил деревню, где можно весь век лежать на полатях и есть пироги, интонация его меняется, она делается мечтательно-напевной. Однако и к Петербургу Осип не питает антипатий. Рассказывая о “деликатных разговорах” и “галантерейном обхождении” петербуржцев, Осип все более одушевляется и доходит почти до восторга.

    Типичным образом слуги Осипа является образ слуги Захара в произведении И. А. Гончарова “Обломов”. Но прежде, чем приступить к характеристике этого образа, рассмотрим суть самого названия произведения. Слово “обломовщина” служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни. Замечательна не только сама глубокая содержательность этого слова – “обломовщина”, но и то, как оно было произнесено: “ясно и твердо, без отчаяния и без ребяческих надежд, но и с полным сознанием истины.” Обломовщина порождена порядком, узаконивающим право помещика пользоваться трудом трехсот Захаров. В обломовщине “ключ к разгадке” и той дикости, в которой живут триста Захаров, и экономического упадка обломовского хозяйства, и политического консерватизма помещичьего сословия. Пороги крепостничества были сведены воедино, объяснены через одно понятие – обломовщина. Но “обломовщина” – социально-нравственное понятие.

    Этические показатели “обломовщины” установлены Гончаровым с родной полнотой и определенностью: атрофия воли, тяга к покою, инертность, нравственное иждивенчество. Упование на “может быть”, на “авось”, на “как-нибудь” лежат в основе обломовского “порядка жизни”.

    Социальная психология Обломова – это психология барина, помещика, сознающего свое право ничего не делать и принимающего труд других на себя как должное. “Патетическая сцена” с Захаром – кульминация этого главенствующего в 1-й части романа идейного мотива, который призван обнаружить в герое все “обломовское”, типовое и по-гоголевски обновить его.

    Но гоголевскую “задачу” Гончаров в 89 главах уже решает куда более самобытно, чем в самых первых. Юмор “смягчает” саму разоблачительность монолога Обломова. Так, несколько раз юмористически “обыгрывается” выражение “жалкое слово” в его особом восприятии Захаром, комически звучит требование Ильи Ильича: “Дай мне квасу”, прерывающее его высокие речи, вызывает улыбку реакция Захара на “жалкие слова” барина: “…Захар повернулся, как медведь в берлоге, и вздохнул на всю комнату… Он начал понемногу всхлипывать, сипенье и хрипенье слилось в этот раз в одну, невозможную ни для какого инструмента ноту, разве только для какого-нибудь китайского тонга или индийского тамтама”.

    Черты обломовщины воплощены художником не только в образе Обломова, но и в фигуре Захара. Несмотря на то что Обломов – барин, а Захар – его крепостной слуга, они сродни друг другу. Оба они, барин и раб, выросли на одной и той же почве, пропитались одними и теми же соками, испытывали на себе “обаяние обломовской атмосферы, образа жизни”. В обоих этих образах с исчерпывающей полнотой показан кризис, распад патриархально-крепостнического уклада жизни, быта и нравов.

    Гончаров стремится показать, что тлетворное влияние крепостного права сказывалось не только на поместном дворянстве, но и на духовном облике и образе жизни других слоев общества.

    Сопоставляя фигуры Обломова и Захара, романист проводит мысль, что судьбы этих людей неразрывны, жизнь одного из них невозможна и немыслима без другого. “Старинная связь, – говорится в романе, – была неистребима между ними”. Они обречены быть навеки вместе, как рак-отшельник и улитка. Понятие о своем праве владеть и распоряжаться Захаром, как своей собственностью, как вещью, так же неистребимо в Захаре его нравственное рабство. Хотя Захар и злится на барина за вечные упреки в лени и нерадивости, ворчит на его капризы, но про себя все это он уважает внутренне, как проявление барской воли, господского права. Без этих капризов и упреков он не чувствовал бы над собой барина. Захар необходим в романе, без него картина обломовщины была бы неполна. Захар, как и Обломов, – типичный образ дореформенной жизни.

    Если сравнивать слугу Савельича из “Капитанской дочки” А. С. Пушкина со слугой Захаром из “Обломова” И. А. Гончарова, то оба они представители крепостных дворовых людей, до самоотвержения преданных своим господам, слуг-домочадцев, наполняющих наш идеал слуги, начертанный еще в “Домострое” попа Сильвестра. Но между ними есть большая разница, объясняющаяся очень просто: ведь Савельич старше Захара лет на семьдесят – восемьдесят. Савельич, действительно, был членом семьи, господа уважали его высокую честность и преданность. Он обращался с Петром Андреевичем Гриневым скорее, как наставник со своим молодым питомцем, не забывая в тоже время, что он – его крепостной. Но это сознание проявляется не в форме чисто рабского, боязливого отношения к нему, а в том, что он своего барчука считает выше всех других господ.

    В Захаре отвращение к труду в связи с необходимостью хоть кое-что делать породили угрюмость и ворчливость; он даже не говорит, а как-то хрипит и сипит. Но в Захаре за грубой, грязной и непривлекательной внешностью прячется доброе и щедрое сердце. Целыми часами он может играть с ребятами, щиплющими немилосердно его густые бакенбарды. Вообще, Захар – это смесь крепостной патриархальности с наиболее грубыми, внешними проявлениями городской культуры. После сравнения его с Савельичем еще ярче обрисовывается цельный, симпатичный характер последнего, еще резче выступают его типические черты, как настоящего русского крепостного слуги – домочадца в духе “Домостроя”. В лице Захара становятся сильно заметными непривлекательные черты позднейших освобожденных, часто беспутных дворовых, служивших господам уже на началах найма. Часть крестьян, получив волю и не будучи к ней подготовлеными, воспользовались ею в дурных целях, пока в их среду не проникло смягчающее и облагораживающее влияние новой, свободной уже от уз крепостничества, эпохи.

    Равны в своей бездуховности и Захар и Обломов, поглощенности мелочам. Они постоянно ругаются из-за грязи в комнате, из-за денег, переезда на квартиру, из-за всяких пустяков. Гончаров с редкой беспощадностью обнажает в своем герое “пошлость пошлого человека”, обличает не столько личность, сколько человеческий тип. “Ты больше Обломов, чем я”, – бросает герой Захару. Помещик и его крепостной – есть лишь различные модификации обломовского типа. Унаследованное Обломовым право барина владеть и распоряжаться слугой, как вещью, и “право” слуги рабски подчиняться барину передается из поколения в поколение. Захар огрызается на барина по-собачьи, но и предан Обломову по-собачьи.

    Максимальной объективации героев добился Гончаров. Развертывание характеров Обломова и Захара происходит логически совершенно самостоятельно. Эти герои непрерывно словно освещаются с разных сторон разными источниками света, ни одно из их состояний не дано в каком-то определенном плане. Как Обломов, так и Захар абсолютно серьезны и комичны в одно и тоже время. Все сцены Обломова с Захаром построены именно на такой перебивке планов.

    2 вариант

    Произведения классиков русской прозы Н. В. Гоголя и И. А. Гончарова заняли особое место в литературе. Каждое из них достойно называться “энциклопедией русской жизни”. Авторы затронули все стороны российской действительности. Открыли миру множество самобытных характеров и типажей.

    Образы слуг очень важны для понимания авторского замысла. Выступая как второстепенные персонажи, они выполняют довольно много важных функций.

    Прежде всего, конечно, их роль заключается в раскрытии образов господ, главных героев.

    В романе Гончарова “Обломов” появляется образ, с самого начала завоевывающий внимание читателя. Это Захар, слуга Ильи Ильича Обломова. Нет нужды говорить, как важен Захар для характеристики Обломова. Фактически это его двойник, его половинка. Автор подчеркивает, что без Захара Обломов как бы не существует. С самого детства Илью Ильича отдали на попечение этого крепостного, и с тех пор эти двое не разлучались. Обломов беспомощен без своего слуги, как и тот без него. Вдобавок, Захар – точная копия Обломова, что соответствует русской поговорке “каков господин, таков и его слуга”. Большую часть своего времени холоп Ильи Ильича проводит на печке. Он страшный лентяй, вместо того, чтобы, не прекословя барину, быстро убрать квартиру, Захар ударяется в рассуждения, и в итоге отказывается от уборки. Когда хорошо Обломову, хорошо и его слуге, и смена образа жизни одного сразу влечет за собой смену привычек и характера другого.

    До приезда Штольца они зарастали грязью, но потом Обломов влюбился в Ольгу, помолодел, стал активным. До неузнаваемости изменился и Захар. Правда, когда Илья Ильич нашел свой идеал, поселился у Пшеницыной и стал вести размеренный образ жизни, Захар успокоился, раздобрел и переложил все свои прежние обязанности на жену. В подтверждение той идеи, что ни слуга, ни господин не могут жить друг без друга, можно привести эпизод встречи Штольца с Захаром после смерти Обломова. Это уже не человек, вместе с барином слуга лишился самого смысла жизни, превратился в развалину.

    На взаимоотношения Обломова с Захаром очень похожи взаимоотношения Хлестакова и Осипа из комедии “Ревизор”. Осип тоже во многом характеризует своего господина, во многом похож на него, однако он гораздо более самостоятелен, чем Захар. Последний никогда бы не посмел лежать на барской кровати, а, значит, в отличие от Захара, Осип более яркая и независимая фигура. Он характеризует Хлестакова в большей степени словами, хотя Гоголь и проводит явную параллель между их поведением. но Хлестаков без слуги так же беспомощен, как и Обломов – оба заставляют заниматься всеми проблемами именно слуг, предпочитая оградиться от внешнего мира. Захару получается уладить проблему с квартирой, Осипу – раздобыть обед.

    Хотя и в меньшей степени, слуга характеризует своего господина в другом произведении Гоголя – “Мертвые души”. Лакей Петрушка очень напоминает Чичикова умением приспособиться, выжить везде. Это подтверждается тем, что Петрушке удалось вытребовать блин у хозяина гостиницы. Вообще своим поведением Петрушка весьма похож на Осипа.

    А вот другой слуга Чичикова, Селифан, принадлежит к тому же типу, что и Захар. В нем угадывается медлительность, привычка все делать с расстановкой. Борода Селифана и бакенбарды Захара еще более усиливают это сходство. Оба ругаются со своими хозяевами, но здесь есть одно очень существенное различие в характеристике последних. Если Обломов послед ругани и патетической речи плачет и раскаивается, то Чичиков просто лютует. Это доказывает, как с помощью образов слуг выявляются очень важные черты характера хозяев.

    Другими словами, образы слуг помогают выразить и авторскую позицию, и авторское отношение.

    Чичиков чуть не испепелил Селифана, значит, автор не сочувствует своему герою, показывая его в такой момент. Гончаров же, наоборот, демонстрирует, как Обломов плачет после ссоры с Захаром. Конечно, это смешно и наивно, но главная цель автора в этом эпизоде – показать не злость Ильи Ильича, а его отходчивость, ведь он, в сущности, добряк. Образ Петрушки тоже помогает Гоголю выразить свое отношение к Чичикову. Петрушка нигде не пропадет, как и Чичиков, он укореняется везде и даже вносит с собой в новое помещение свой особый запах.

    Со слугами и, в частности, с образом Петрушки связано и появление в произведениях комического эффекта.

    Гоголь много раз заставляет читателя улыбнуться то в связи с пресловутым запахом, то при описании тюфяка-блина.

    Ирония появляется и в тоне Гончарова при описании бакенбардов Захара, его черепа-коленки и напыщенность во время беседы в “обществе” у ворот.

    Однако эти герои значимы не только как второстепенные персонажи. Их важнейшая самостоятельная функция – резонерство. Они выражают не только позицию автора, но и позицию общества.

    В первую очередь в этой связи необходимо упомянуть Осипа. В своих “Замечаниях для господ актеров” Гоголь указал, что это резонер, который знает даже больше своего хозяина. Осип характеризует не только Хлестакова как типичного представителя общества того времени. Очень важны описания блеска и нищеты Петербурга, не случайно вложенные Гоголем именно в его уста.

    Некие черты резонера свойственны и Захару. Это проявляется прежде всего в отношении его, как представителя народа, к своему барину. Боготворя Обломова, он, несмотря ни на что, довольно остро подмечает недостатки, невидимые даже Штольцу.

    Итак, слуги интересны и как представители народа. И это не только Захар. Наверное, самый яркий в этом отношении образ – Селифан. Это выпивоха, рубаха-парень, который в эпизоде разговора с барином о сломанном колесе забавно чешет в затылке и пытается оправдаться. От него ничего нельзя добиться, и взбешенный Чичиков вынужден его прогнать.

    Захар похож на Селифана, это тоже классический тип, но не пьяницы, а истинно русского человека с богатыми традициями, что подтверждается и воспоминаниями об Обломовке, и характерными беседами у ворот.

    Петрушка не похож ни на того, ни на другого. Это молодой парень-прощелыга, как отзывается о нем Гоголь. Таких лакеев на Руси многие тысячи, Петрушка тоже народный характер.

    Однако все слуги – это и сами по себе интересные образы. И Захар, и Осип, и Петрушка, и даже Селифан обладают особыми неуловимыми чертами характера, делающими их незаурядными личностями, иначе они не были бы так интересны для читателя.

    Еще можно упомянуть некоторых слуг, являющихся эпизодическими персонажами “Ревизора” и “Мертвых душ”.

    Слуга городничего в “Ревизоре” Мишка тоже является копией своего господина. С помощью этого образа автор подчеркивает невежество чиновника, читатель понимает отношение Гоголя к подобным градоначальникам. Его разговор с Осипом – это модель отношений городничего и Хлестакова, комический эффект вызывает подобострастное обращение “дяденька”.

    Еще один тип, выведенный Гоголем в “Мертвых душах” – половой в трактире. В описании его внешности и стиля работы угадывается и ирония автора, и отношение писателя к подобным личностям. Образ полового городского трактира играет важную роль в характеристике не только этого заведения и города в целом, но и всех русских трактиров вообще, на его типичность неоднократно указывает Гоголь.

    Вообще, образы слуг в произведениях Гоголя и Гончарова очень важны. Они помогают глубже понять смысл произведений и оживляют действие.