Blog

  • Анализ стихотворения “В дороге” Н. А. Некрасова

    Стихотворение Н. А. Некрасова “В дороге” – первое из произведений о тяжелой доле русской женщины в России. Высокую оценку стихотворению дал В. Г. Белинский.

    В первой же строфе рисуется образ лирического героя, скучающего в дороге. Чтобы как-то скоротать тяжесть пути, он начинает просить ямщика рассказать какую-нибудь смешную небылицу.

    Далее по контрасту с этой установкой начинается рассказ о судьбе жены ямщика. Таким образом, читатель имеет возможность узнать о жизни крестьянской женщины, выросшей в богатом доме, из уст ее мужа, человека, который хорошо знает ее судьбу и даже в чем-то сочувствует ей. Из второй строфы произведения читатель узнает, какая непреодолимая пропасть лежит между жизнью богатой барышни и холопки. Девочки выросли вместе, играли и учились хорошим манерам. А потом одна из них вышла замуж и уехала в Питер, а другую насильно выдали замуж за человека ее сословия. Привыкнув к господской жизни, крестьянка не может исправно выполнять предписанные судьбой обязанности: “Ни косить, ни ходить за коровой!.. Грех сказать, чтоб ленива была. Да, вишь, дело в руках не спорилось! Как дрова или воду несла. Как на барщину шла – становилось Инда жалко подчас… да куды!” Женщина стремится научить сына грамоте, не разрешает мужу бить ребенка, но сам ямщик видит, что жить ей в таких тяжелых условиях осталось недолго: “Да недолго пострела потешит! Слышь, как щепка худа и бледна, ходит, тоись, совсем через силу, В день двух ложек не съест толокна – Чай, свалит через месяц в могилу…”. Так, на примере рассказа об одной судьбе поэт показывает нам тяжелое положение русской крестьянки. Ямщик считает, что судьба у его жены еще не самая тяжелая, гордится, что почти не бил ее: “А, слышь, бить – так почти не бивал, Разве только под пьяную руку…”. Какова же тогда жизнь остальных женщин? Н. А. Некрасов не пишет об этом в данном стихотворении, но читатель сам может легко догадаться, что судьба жены ямщика далеко не самая тяжелая и беспросветная. Однако, по мнению ее мужа, ей все-таки тяжелее, чем другим крестьянкам, потому что она познала хорошую жизнь в господском доме. Автор же, несомненно, имеет иное мнение: он стремится привлечь внимание к проблеме социальной несправедливости.

  • СМЫСЛОВАЯ НАГРУЗКА В ОПИСАНИЯХ ДОРОГИ И СТИХИИ В ТВОРЧЕСТВЕ А. С. ПУШКИНА

    Интересно проследить возникновение и вариации темы дороги в творчестве А. С. Пушкина. Для Пушкина “южного” периода мотив дороги связан с идеологией романтизма, одной из главных тем которого была тема изгнанничества или добровольного бегства. Традиционными для романтической поэзии причинами этого бегства были неудовлетворенность героя его отношениями с обществом или неразделенная любовь:

    Людей и свет изведал он

    И знал неверной жизни цену…

    (“Кавказский пленник”, 1820)

    ..Я вас бежал, питомцы наслаждений,

    Минутной младости минутные друзья…

    (“Погасло дневное светило…”, 1820)

    Лежала в сердце, как свинец,

    Тоска любви без упованья.

    (“Кавказский пленник”)

    Романтический герой оставляет родные края и отправляется странствовать:

    Покинул он родной предел

    И в край далекий полетел

    С веселым призраком свободы…

    Лети, корабль, неси меня к пределам дальним

    По грозной прихоти обманчивых морей,

    Но только не к брегам печальным

    Туманной родины моей.

    Романтический герой – вечный скиталец, вся его жизнь – дороги, и любая остановка означает для него потерю свободы. В романтической поэзии тема свободы с мотивом дороги связана очень тесно. Не случайно поэму “Цыганы” Пушкин начал с описания кочевого цыганского быта:

    Цыганы шумною толпой

    По Бессарабии кочуют.

    Они сегодня над рекой

    В шатрах изодранных ночуют.

    Если же в романтическом произведении появлялась тема тюрьмы и узника, то она всегда связывалась с мотивом побега, со стремлением к свободе:

    Мы вольные птицы; пора, брат, пора!

    Туда, где за тучей белеет гора,

    Туда, где синеют морские края,

    Туда, где гуляем лишь ветер… да я..

    (“Узник”, 1822)

    Упоминание ветра здесь не случайно: в романтической литературе он стал устойчивым символом свободы. Со стремлением к свободе мотив ветра прямо связан в стихотворении “Кто, волны, вас остановил…” (1823):

    Взыграйте, ветры, взройте воды,

    Разрушьте гибельный оплот.

    Где ты, гроза – символ свободы?

    Промчись поверх невольных вод.

    Однако здесь мотив ветра получает новый по сравнению с “Узником” смысл. В 1823 году был разгромлен кишиневский кружок декабристов, с участниками которого Пушкин был знаком лично. Первую строфу стихотворения можно прочитать как отклик на это событие:

    Кто, волны, вас остановил,

    Кто оковал ваш бег могучий,

    Кто в пруд безмолвный и дремучий

    Поток мятежный обратил?

    “Символом свободы” назван не просто ветер, как в “Узнике”, а именно гроза. Наряду с темой дороги Пушкин много раз возвращается к теме вольного ветра и разрушительной бури:

    Вещали книжники, тревожились цари,

    Толпа пред ними волновалась,

    Разоблаченные пустели алтари,

    Свободы буря подымалась.

    И вдруг нагрянула…

    Упали в прах и в кровь,

    Разбились ветхие скрижали…

    Здесь буря олицетворяет Французскую революцию, которая, уничтожив старые законы (“разбились ветхие скрижали”), должна была принести Франции свободу.

    Однако в поэзии Пушкина мотив бури включался и в другой контекст. Так, например, мотив этот появляется в стихотворении “Зимний вечер” (1825). Здесь буря, стихия противопоставлена маленькому замкнутому пространству, “ветхой лачужке”. На антитезе дом – буря, в сущности, строится все стихотворение:

    Буря мглою небо кроет,

    Вихри снежные крутя;

    То, как зверь, она завоет,

    То заплачет, как дитя…

    Выпьем, добрая подружка

    Бедной юности моей,

    Выпьем с горя; где же кружка?

    Сердцу будет веселей.

    На аналогичной антитезе дом – дорога построено стихотворение “Зимняя дорога” (1826). Мотив дороги здесь связывается с “волнистыми туманами”, “печальными полянами” и “однозвучным” колокольчиком, а сама дорога названа “скучной”. Этому долгому и утомительному пути противопоставлен домашний уют.

    Если в романтической поэме мотив дороги связывался с постоянным движением, с кочевой жизнью и именно такая жизнь считалась наиболее приближенной к идеалу – полной свободе человека, то в 1826 году Пушкин осмысляет эту тему по-другому.

    Отход от романтической традиции в разработке мотива дороги проявился в романе “Евгений Онегин”. Отчетливо стали заметны различия между путешествиями в романтических поэмах и в “Евгении Онегине”. В отличие от поэмы, в романе описание дороги лишено лирических отступлений и сдержанно по тону (за исключением “одесских” строф). Онегин проезжает исторические места, оказывается в Нижнем Новгороде. И что он видит?

    Всяк суетится, лжет за двух,

    И всюду меркантильный дух.

    Контраст между героическим прошлым города и его настоящим подчеркивается эпитетами “поддельны”, “бракованные” и сочетаниями слов’ “горсть услужливых костей”, “прошлогодни моды “…

    Такое же противопоставление проводилось в черновом варианте и в “московской” строфе:

    Москва Онегина встречает

    Своей спесивой суетой,

    Своими девами прельщает,

    Стерляжьей потчует ухой.

    Таким образом, путешествие в романе получает новое по сравнению с “южными” поэмами значение.

    Но мотив дороги в “Евгении Онегине” – это не только путешествие Онегина, но и путешествие Лариных из деревни в Москву. Здесь Пушкин использует подчеркнуто “низменную” лексику, недопустимую в романтической поэме:

    Мелькают мимо будки, бабы,

    Мальчишки, лавки, фонари,

    Дворцы, сады, монастыри,

    Бухарцы, сани, огороды…

    И уж какую можно найти романтичность в описании российских дорог?

    Теперь у нас дороги плохи,

    Мосты забытые гниют,

    На станциях клопы да блохи

    Заснуть минуты не дают;

    Трактиров нет.

    Эти онегинские строки писались одновременно с “Дорожными жалобами” (1829), и стихотворение, где поэт размышляет о возможной смерти на дороге, близко им по стилистике и по полушутливому тону:

    Долго ль мне гулять на свете

    То в коляске, то верхом,

    То в кибитке, то в карете,

    То в телеге, то пешком?

    Не в наследственной берлоге,

    Не средь отческих могил,

    На большой мне, знать, дороге

    Умереть Господь судил…

    По тематике стихотворение близко “Зимней дороге”, присутствует то же противопоставление дорога – дом:

    То ли дело рюмка рома,

    Ночью сон, поутру чай;

    Толи дело, братцы, дома!..

    Ну, пошел же, погоняй!..

    Очевидно также сходство и с другим, еще более ранним стихотворением “Телега жизни”. В стихотворении 1825 года жизнь тоже сравнивается с длительным путем, скитаниями по дурным дорогам.

    Философское значение тема дороги получает и в “Бесах” (1830). В этом стихотворении она связывается с мотивом вьюги, который тоже имеет символический смысл. Путника застает в “чистом поле” метель. Сбившись с дороги, путник полностью оказывается во власти темных, враждебных сил:

    “Эй, пошел, ямщик!..” – “Нет мочи:

    Коням, барин, тяжело;

    Вьюга мне слипает очи;

    Все дороги занесло;

    Хоть убей, следа не видно;

    Сбились мы. Что делать нам!

    В поле бес нас водит, видно,

    Да кружит по сторонам”.

    Человек оказывается беспомощным перед стихией, он не может справиться с этой жестокой силой:

    Сил нам нет кружиться доле;

    Колокольчик вдруг умолк;

    Кони стали…

    Сходный мотив появляется в повести “Метель” (1830), где стихия резко меняет судьбы героев вопреки их воле. Из-за метели Марья Гавриловна навсегда разлучается с женихом. После неудавшегося побега она возвращается домой, и родители даже не подозревают о происшедших событиях. После роковой ночи Владимир отправляется в армию и погибает на войне 1812 года. Наконец, из-за метели в жадринскую церковь случайно попадает Бурмин и случайно же становится мужем Марьи Гавриловны.

    Памятно описание метели и в повести “Капитанская дочка”. Здесь, как и в “Бесах”, застигнутый бураном путник теряет дорогу, и его кони останавливаются в “чистом поле”:

    “Вдруг увидел я что-то черное.

    – Эй, ямщик! – закричал я, – смотри: что там такое чернеется?

    Ямщик стал всматриваться.

    – А Бог знает, барин, – сказал он, садясь на свое место, – воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек”.

    То, что “чернелось” в поле, действительно оказалось человеком, и человек этот указал Петруше Гриневу дорогу. Таким образом, “дорога”, указанная Пугачевым, оказалась спасительной для Петруши. Глубоко символично то, что Пугачев появляется из бурана и спасает от него Гринева. Таким же “беспощадным”, как стихия, окажется поднятый Пугачевым бунт. И Пугачев не раз спасет от этой слепой силы Петрушу.

    Мотив ветра, стихии связывается с темой бунта и в “Медном всаднике” (1833), над которым Пушкин работал одновременно с работой над “Историей Пугачева”.

    Но вот, насытясь разрушеньем

    И наглым буйством утомясь,

    Нева обратно повлеклась,

    Своим любуясь возмущеньем

    И покидая с небреженьем

    Свою добычу. Так злодей,

    С свирепой шайкою своей

    В село ворвавшись, ломит, режет,

    Крушит и грабит; вопли, скрежет,

    Насилье, брань, тревога, вой!..

    И, грабежом отягощенны,

    Боясь погони, утомленны,

    Спешат разбойники домой,

    Добычу на пути роняя.

    Здесь, как и в “Капитанской дочке”, разбушевавшаяся стихия сравнивается со “свирепой шайкою” разбойников. И эти силы, мощные и беспощадные, противостоят государственной власти, самодержавию:

    В тот грозный год

    Покойный царь еще Россией

    Со славой правил. На балкон,

    Печален, смутен, вышел он

    И молвил: “С Божией стихией

    Царям не совладеть.

    Мотивы дороги и ветра включались Пушкиным в самые разные по тематике произведения и приобретали все новые символические значения.

  • Кенгуру

    Юз Алешковский

    Кенгуру

    Повесть (1975)

    Герой повести обращается к своему собутыльнику: “Давай, Коля, начнем по порядку, хотя мне совершенно не ясно, какой во всей этой нелепой истории может быть порядок”. Однажды, в 1949 г., у героя раздается телефонный звонок. Подполковник госбезопасности Кидалла грозно вызывает к себе гражданина Тэдэ (такова последняя блатная кличка героя). Не ожидая ничего хорошего, гражданин Тэдэ сервирует стол на две персоны, думая, сколько же звездочек добавится на бутылке коньяку к его возвращению, смотрит в окно на школьницу, с которой надеется выпить в будущем этот коньяк, снимает клопа со стенки, подбрасывает его под дверь соседки Зойки и идет на Лубянку. “Привет холодному уму и горячему сердцу!” – приветствует Тэдэ Кидаллу, который когда-то отпустил Тэдэ, пообещав приберечь его для особо важного дела. К годовщине Самого Первого Дела органы решают провести показательный процесс. Кидалла предлагает Тэдэ, как обвиняемому по этому процессу, на выбор одно из десяти дел. Все дела – фантастические по своему замыслу и содержанию, что для Тэдэ неудивительно. Он останавливается на “Деле о зверском изнасиловании и убийстве старейшей кенгуру в Московском зоопарке в ночь с 14 июля 1789 года на 9 января 1905 года”.

    Тэдэ помещают в комфортабельную камеру, чтобы он по системе Станиславского сочинял сценарий процесса. В камере – цветочки, прелестный воздух, на стенах фотографии с картинками, отображающие всю историю партийной борьбы и советской власти. “Радищев едет из Ленинграда в Сталинград”, “Детство Плеханова и Стаханова”, “Мама Миши Ботвинника на торжественном приеме у гинеколога” – лишь некоторые из множества подписей и фотографий. Тэдэ звонит по телефону той самой школьнице, которую видел из окна своего дома, но попадает к Кидалле. “Этот телефон для признаний и рацпредложений. Подъем, мерзавец! Прекрати яйца чесать, когда с тобой разговаривает офицер контрразведки!” – кричит Кидалла. Оказывается, подполковник видит у себя на экране “омерзительную харю” Тэдэ. После туалета и завтрака приходит профессор биологии – для консультации по вопросам о сумчатых. Кидалла следит за занятиями в камере по монитору, время от времени грубо вмешиваясь. Целый месяц занимается Тэдэ с профессором и узнает о кенгуру все. Кидалла присылает в камеру множество подсадных стукачек, представительниц всех профессий, которым особенно “ценную информацию” поставляет профессор – половой маньяк, С профессором Тэдэ расстается как с другом..

    Для лучшего понимания предстоящих задач Тэдэ добивается, чтобы камеру посетил и Валерий Чкалович Карцер, изобретатель чекистской ЭВМ, которая способна моделировать фантастические преступления против советского строя.

    Беседы, которые ведет Тэдэ с посетителями своей камеры, переговоры с Кидаллой, слышанное и виденное при этом – все состоит из гротескно подобранных обрывков фраз и лозунгов советской действительности. Фантасмагорией становится и сам процесс, в котором фигурируют представители братских компартий и дочерних МГБ, писатели, генералы, скрипачи. Политбюро во главе со Сталиным, колхозницы с серпами и пионеры. Несмотря на фантастичность происходящего, жизнь государственной машины, у которой главная часть – органы внутренних дел, поразительно узнаваема.

    На процессе Тэдэ проходит под очередной кличкой – Харитон устиныч Йорк. Сам себя герой называет другой кличкой: Фан Фаныч. Подсудимый X. у. Йорк по приговору получает высшую меру, но на самом деле – двадцать пять лет. Фан Фаныч описывает лагерь, словно кошмарный сон с мгновенными изменениями времени и места действия, множеством персонажей от надзирателя до Сталина. Через шесть лет, реабилитированный, он возвращается в Москву.

    В квартире соседка Зойка в противогазе травит полчища клопов. В комнате Фан Фаныча ждет коньяк, постаревший на шесть лет. Воробьи, залетевшие в открытую когда-то форточку, развели в гнездах многочисленное потомство. Фан Фаныч видит в окно девушку – ту самую школьницу, которой любовался шесть лет назад. Он зовет девушку Иру в комнату и раскупоривает с ней дождавшуюся-таки бутылочку. После недолгого разговора Ира уходит. Фан Фаныч едет на Лубянку, но там ему сообщают, что гражданин Кидалла в органах не работает и никогда не работал и что Фан Фаныч не насиловал кенгуру, а был арестован по ложному обвинению в попытке покушения на Кагановича и Берию. Фан Фаныч, уважая “глухую несознанку”, передает привет Кидалле и покидает здание на Лубянке. Через два дня к нему опять приходит Ира, и несколько недель они занимаются любовью.

    Фан Фаныч посещает зоопарк и в вольере видит кенгуру Джемму, 1950 года рождения, дочь той, убитой по сценарию показательного процесса. Фан Фаныча вызывает инюрколлегия, – оказывается, австралийский миллионер завещал наследство тому, кто изнасилует и зверски убьет кенгуру, так как кенгуру совершали дикие набеги на поля миллионера. Фан Фаныч отказывается, объясняя, что он был осужден совсем по другому обвинению, но ему объясняют, что стране нужна валюта и он обязан принять наследство. После вычитания всех процентов и налогов Фан Фаныч получает две тысячи семьсот один рубль в сертификатах для магазина “Березка”. Он спрашивает своего собеседника: “Ну стоило ли угрохивать шестьдесят миллионов человеков ради открытия этого магазина, в котором продается дрянь, которую в нормальных странах продают на каждом углу за нормальные деньги?” Фан Фаныч обещает Коле купить для его жены Влады Юрьевны джинсы и шубку. Он сообщает, что скоро должна вернуться из Крыма Ира, к приезду которой необходимо вынести во двор все опустошенные бутылки, и предлагает последний тост – за Свободу.

    В. М. Сотников

  • Сочинение-размышление на тему “если бы я попал на необитаемый остров”

    Оказаться на необитаемом острове, хотя бы раз в жизни мечтает каждый человек. Такое путешествие из современной цивилизации в первозданный дикий мир меняет сознание человека. Вот только есть разница, каким способом попасть на необитаемый остров. Если это было непреодолимое желание, то я наверное получил массу радости и удовольствия, этот остров был бы для меня моим сокровищем. Но если на остров было суждено в результате шторма и кораблекрушения, то в такой ситуации остров стал бы для меня чем-то страшным и величественным, с ним пришлось бы искать общий язык. В такой ситуации можно очень легко понять, самого себя, ведь кроме меня там никого не будет, не с кем даже поговорить, спросить совета. Конечно, это очень увлекательное путешествие, оно наполнено массой приключенческих моментов, это возможность почувствовать себя настоящим первобытным человеком. Конечно без трудностей на таком острове никуда, тем более человеку из городской суеты. Оказаться на острове без еды и воды и необходимого снаряжения, это серьезный вызов. Но если действовать спокойно и не впадать в панику, то такое приключение будет очень интересным и занимательным. Поиск пропитания, ведь это целое искусство, надо уметь поймать птицу, зверя или рыбу, а без удочки и капкана, такая задача усложняется в сто раз. Но первым делом я разыскал бы пресную воду, это самое главное для человека, на острове. Без инструментов конечно сложно построить даже шала, но в такой ситуации выбирать не из чего. Пришлось бы попытаться найти естественное укрытие, пещеру или поваленное дерево, в процессе его можно улучшить и укрываться там от ветра и дождя. Путешествие такого рода позволило бы мне лучше понять себя, что я умею, что я сам смогу сделать в такой ситуации. Оно дало мне возможность понять, как, это быть наедине с собой, ведь в городе, это невозможно почувствовать.

  • ГЕРОИ РАННИХ РАССКАЗОВ М. ГОРЬКОГО

    Максим Горький входит в русскую литературу в 90-х годах XIX века. Вхождение его

    Было очень ярким, он сразу же вызвал большой интерес у читателей. Современники с изумлением писали, что народ России, не знавший Достоевского, мало знающий Пушкина и Гоголя, не знающий Лермонтова, больше других, но только кусочками знающий Толстого, знает Максима Горького. Правда, в этом интересе был и некоторый налет сенсационности. Людей из низов привлекала – сама мысль, что в литературу пришел писатель из их среды, не понаслышке знавший жизнь с самых мрачных и страшных ее сторон. Литераторов и читателей, принадлежащих к элитарному кругу, личность Горького привлекала, помимо таланта, своей экзотичностью: человек видел такие глубины “дна жизни”, которые до него никто из писателей не знал изнутри, на личном опыте.

    Этот богатый личный опыт дал М. Горькому обильный материал для его ранних произведений. В эти же ранние годы вырабатываются магистральные идеи и темы, которые позднее сопровождали писателя на всем протяжении его творчества. Это, прежде всего, идея активной личности. Писателя всегда интересовала жизнь в ее развитии, брожении. У М. Горького вырабатывается новый тип взаимоотношений человека с окружающей средой. Вместо формулы “среда заела”, которая была во многом определяющей для литературы предшествовавших 90-м годам ХГХ столетия, у писателя звучит мысль о том, что человека создает сопротивление окружающей среде. С самого начала произведения М. Горького распадаются на два типа: ранние романтические тексты и реалистические рассказы. Идеи же, высказываемые автором в них, во многом близки.

    Ранние романтические произведения М. Горького многообразны по жанру: это рассказы, легенды, сказки, поэмы. Наиболее известны его ранние рассказы – “Макар Чуд-ра”, “Старуха Изергиль”. В первом из них писатель по всем законам романтического; жанра рисует образы красивых, смелых и сильных людей. Опираясь на традицию русской литературы, М. Горький обращается к образам цыган, ставших символом воли и безудержных страстей. В произведении возникает романтический конфликт между чувством любви и стремлением к воле. Разрешается он гибелью героев, но эта гибель воспринимается не как трагедия, а скорее, как торжество жизни и воли.

    В рассказе “Старуха Изергиль” повествование также строится по романтическим канонам. Уже в самом начале возникает характерный мотив двоемирия: герой-повествователь – носитель общественного сознания. Ему говорят: “…стариками родитесь вы, русские. Мрачные все, как демоны”. Ему противостоит мир романтических героев – опять же красивых, смелых, сильных людей: “Они шли, пели и смеялись”. В рассказе ставится проблема этической направленности характера романтической личности. Романтический герой и другие люди – как складываются их взаимоотношения? Иначе говоря, традиционная тема: человек и среда. Как и положено романтическим героям, горьковские персонажи противостоят среде. Это очевидно проявилось в образе сильного, красивого, свободного Ларры, который открыто нарушил закон человеческой жизни, противопоставил себя людям и наказан вечным одиночеством.

    Ему противопоставлен Данко. Рассказ о нем построен как аллегория, люди ищут путь к лучшей, справедливой жизни, из мрака к свету. В Данко М. Горький воплотил образ вождя народных масс. И образ этот написан по канонам романтической традиции. Данко так же, как и Ларра, противостоит среде, враждебен ей. Столкнувшись с трудностями пути, люди ропщут на ведущего их, обвиняют его в своих бедах, при этом масса, как и положено в произведении романтическом, наделена отрицательными характеристиками (“Данко смотрел на тех, ради которых он понес труд, и видел, что они – как звери. Много людей стояло вокруг него, но не было на лицах их благородства”). Данко – герой-одиночка, он убеждает людей силой своего личного самопожертвования. М. Горький реализует, делает буквальной распространенную в языке метафору: огонь сердца. Подвиг героя перерождает людей, увлекает их за собой. Но от этого сам он не перестает быть одиночкой, у людей, им же увлеченных вперед, остается к нему не только чувство равнодушия, но и враждебности: “Люди же, радостные и полные надежд, не заметили

    Смерти его и не видали, что еще пылает рядом с трупом Данко его смелое сердце. Только один осторожный человек заметил это и, боясь чего-то, наступил на гордое сердце ногой”.

    Горьковская легенда о Данко была активно использована как материал для революционной пропаганды, образ героя приводился как пример для подражания, позднее широко использовался официальной идеологией, усиленно внедрялся в сознание молодого поколения (были даже конфеты с названием “Данко” и с изображением на обертке горящих сердец). Однако у М. Горького все не так просто и однозначно, как пытались это представить подневольные комментаторы. Молодой писатель сумел ощутить в образе героя-одиночки и драматическую ноту непонятности и враждебности ему среды, массы. В рассказе “Старуха Изергиль” явственно ощущается присущий М. Горькому пафос учительства.

    Еще явственнее он в особом жанре – песнях (“Песня о Соколе”, “Песня о Буревестнике”). Сегодня они воспринимаются скорее как забавная страница истории литературы. Они и в прошлом не раз давали материал для пародийного осмысления (так, в период эмиграции М. Горького появилась статья с названием “Бывший Главсокол, ныне Центроуж”). Но на одну важную для писателя в ранний период его творчества проблему, сформулированную в “Песне о Соколе”, мне бы хотелось обратить внимание: проблема столкновения героической личности с миром обыденности, с обывательским сознанием. Эта проблема во многом развита М. Горьким и в его реалистических рассказах раннего периода.

    Одним из художественных открытий писателя стала тема человека дна, опустившегося, нередко спившегося бродяги – в те годы их принято было называть босяками. М. Горький хорошо знал эту среду, проявлял к ней большой интерес и широко отразил ее в своих произведениях, заслужив определение “певец босячества”. В самой этой теме не было полной новизны, к ней обращались многие писатели XIX века. Новизна была в авторской позиции. Если раньше люди вызывали прежде всего сострадание как жертвы жизни, то у М. Горького все иначе. Его босяки – это не столько несчастные жертвы жизни, сколько бунтари, которые сами эту жизнь не принимают. Они не столько отверженные, сколько отвергающие. Пример этого можно видеть в рассказе “Коновалов”.

    Уже в начале писатель подчеркивает, что у его героя была профессия, он “прекрасный пекарь, умелец”, им дорожит хозяин пекарни. Коновалов представляет собой одаренную натуру – одарен живым умом. Это человек, который задумывается о жизни и не принимает в ней обыденного, безгеройного существования: “Тоска она, канитель: не живешь, а гниешь!”. Коновалов мечтает о героической ситуации, в которой могла бы проявиться его богатая натура. Он говорит о себе: “Не нашел я себе места!”. Его увлекают образы Стеньки Разина, Тараса Бульбы. В обыденной жизни Коновалов чувствует себя ненужным и уходит от нее, в конце концов трагически погибая.

    Сродни ему и другой горьковский герой из рассказа “Супруги Орловы”. Григорий Орлов – один из самых ярких и противоречивых характеров в раннем творчестве М. Горького. Это человек сильных страстей, горячий и порывистый. Он напряженно ищет смысл жизни. Временами ему кажется, что он его нашел, – например, когда он работает санитаром в холерном бараке. Но затем Григорий видит иллюзорность этого смысла и возвращается к своему естественному состоянию бунта, противостояния среде. Он способен многое сделать для людей, даже жизнью своей для них пожертвовать, но жертва эта должна быть мгновенной и яркой, героической, вроде подвига Данко. Недаром он говорит о себе: “А горит сердце большим огнем”.

    М. Горький относится к таким людям, как Коновалов, Орлов и им подобные, с пониманием. Однако, если вдуматься, можно увидеть, что писатель уже на раннем этапе подметил явление, которое стало одной из проблем российской жизни XX века: стремление человека к героическому деянию, к подвигу, самопожертвованию, порыву и неспособность к повседневному труду, к обыденной жизни, к ее будням, лишенным героического ореола. Люди такого типа, как это предугадал писатель, могут оказаться великими в экстремальных ситуациях, в дни бедствий, войн, революций, но они чаще всего нежизнеспособны в нормальном течении человеческой жизни. Сегодня проблемы, поставленные М. Горьким в его раннем творчестве, воспринимаются как актуальные и насущные для решения проблем нашего времени.

  • Бобров Сергей Павлович

    Сергей Павлович Бобров родился в дворянской семье; отец – чиновник Министерства финансов и известный шахматист, издатель журнала “Шахматное обозрение”, мать – детская писательница.

    Окончил Катковский лицей, позднее получил художественное образование (Московское училище живописи, ваяния и зодчества, 1904-1909). С 1911 был вольнослушателем в Московском археологическом институте. Работал в журнале “Русский архив”, изучал творчество Пушкина и Языкова. В 1913 возглавлял постсимволистскую группу “Лирика”, с 1914 – группу футуристов “Центрифуга” (его ближайшие литературные сподвижники – Борис Пастернак, Николай Асеев и Иван Аксенов). Пользуясь девятью псевдонимами, он заполнил около трети антологии “Второй сборник Центрифуги” (1916) своими стихами. За три предреволюционных года одноименное издательство “Центрифуга” под руководством Боброва выпустило полтора десятка книг, включая “Поверх барьеров” Пастернака и несколько сборников Асеева. Бобров активно выступал как теоретик своих групп и критик-полемист (в 1920-е – в журнале “Печать и революция” под разными псевдонимами), тон его выступлений был обычно чрезвычайно резок. В 1920-е в литературных кругах складывается ряд мифов, кочующих по мемуарным публикациям и делающих фигуру Боброва одиозной (якобы он до революции был черносотенцем, а после нее – чекистом; якобы Бобров во время выступления Александра Блока незадолго до его смерти крикнул, что тот “уже мертвец” и т. п.); современные исследователи показывают несоответствие этих историй действительности.

    Стихи Боброва опубликованы в нескольких дореволюционных сборниках 1913-1917 гг. (“Вертоградари над лозами”, “Алмазные леса”, “Лира лир”), где он сочетает характерные приемы футуризма с имитациями классической русской лирики и экспериментов Андрея Белого (иногда параллельно стилизуя обе манеры); с формальной точки зрения для него характерны эксперименты с перебоями в классических размерах и пропуски ударений в трехсложниках (как и для Пастернака того периода и в переводах Аксенова из английской драматургии). Стихи Бобров продолжал писать до конца жизни, в 1960-е годы вновь печатался (в альманахах “День поэзии” и др.); не все издано.

    В начале 20-х гг. Бобров опубликовал три социально-утопических романа: “Восстание мизантропов” (1922), “Спецификация идитола” (1923) и “Нашедший сокровище” (1931, под псевдонимом А. Юрлов). В 1920-1930-е годы Бобров работал в Центральном статистическом управлении, был репрессирован и сослан в Кокчетав. После возвращения из ссылки написал две научно-популярные книги для школьников (в сказочной форме) по математике “Волшебный двурог” (1949) и “Архимедово лето” (1960-е, две части), пользовавшиеся большой популярностью (“Двурог” переиздавался неоднократно, последний раз в 2006 г.). Среди его прозаических сочинений – автобиографическая повесть “Мальчик”.

    Одним из постоянных интересов Боброва было стиховедение. В 1913 Бобров одним из первых описывает дольник (под названием “паузник”), в 1915 он издал книгу “Новое о стихосложении Пушкина”, выступал с публикациями в 1920-е годы, а с 1962 вновь участвовал в стиховедческих штудиях нового поколения с А. Н. Колмогоровым и молодым М. Л. Гаспаровым. Боброву принадлежат важные исследования о перебоях ритма, о ритмике словоразделов (один из зачинателей этой темы). Гаспаров оставил интересные воспоминания о Боброве и посвятил памяти Сергея Павловича – “старейшины русского стиховедения” – свою книгу “Современный русский стих”.

    Бобров – автор мистифицированного продолжения стихотворения Пушкина “Когда владыка ассирийский”, опубликованного в 1918. После того, как пушкинист Н. О. Лернер признал мистификацию за подлинный текст Пушкина, Бобров выступил с саморазоблачением, вскрыв методику создания подделки.

    Много и плодотворно занимался поэтическим переводом, автор первого полного перевода “Пьяного корабля” А. Рембо. Перевел на русский язык “Песнь о Роланде” (1958). Множество переводов не опубликовано.

  • Биография Сонни Листона

    Сонни Листон – американский боксер, родился в городе Литл-Рок, штат Арканзас. При рождении он получил имя Чарльз Листон.

    Находясь в исправительной тюрьме Миссури по обвинению в вооруженном ограблении, Листон стал заниматься боксом. В 1953 году он начал свою профессиональную боксерскую карьеру. Тяжеловес с сильнейшим ударом правой в сентябре 1962 года стал чемпионом мира. В том бою за звание чемпиона Листон в первом же раунде нокаутировал Флойда Паттерсона.

    В 1963 он удержал свой титул в повторном бою с Паттерсоном. Но уже в следующем году проиграл бой Мухаммеду Али, передав ему свое чемпионское звание. В повторном матче с Али в 1965 году Листону не удалось одержать победу. Возвращение к своему прежнему состоянию спортсмен начал в 1966 году. Но в 1971 спортсмен скончался от сердечного приступа.

    Всего за спортивную карьеру Сонни Листона было выиграно 50 боев, из них 39 нокаутом, 4 поединка были проиграны.

  • “Чапаев” Фурманова в кратком содержании

    В морозную январскую полночь девятнадцатого года с вокзала Иваново-Вознесенска отправляется на колчаковский фронт собранный Фрунзе рабочий отряд. Со всех фабрик и заводов приходят рабочие проводить товарищей. Перед многолюдной толпой выступают с краткими речами ораторы. От имени отряда прощается с ткачами Федор Клычков. Он из бывших студентов, “в революции быстро нащупал в себе хорошего организатора”. Рабочие близко знают его и считают своим.

    До Самары поезд едет не меньше двух недель. В реввоенсовете Клычков получает оставленную для него командующим 4-й армией записку, в которой Фрунзе приказывает комиссарам следовать немедленно к нему в Уральск, опережая отряд, который из-за разрухи на железной дороге передвигается медленно. На перекладных, в санях, политработники отправляются в путь. Наконец они встречаются в Уральске с Фрунзе. Еще в дороге Клычков слушает рассказы возниц о Чапаеве как о народном герое. В Уральске Федор Клычков, после временной работы в комитете партии, получает новое назначение – комиссаром в воинскую группу, начальником которой является Чапаев. Непрерывные бои, которые ведет Красная Армия, не дают возможности наладить организационную и политическую работу. Структура воинских частей зачастую настолько запутанна, что непонятно, насколько простирается власть того или иного командира, Клычков присматривается к военспецам, перешедшим на сторону красноармейцев, теряясь иногда в догадках – честно ли эти люди служат новой власти? Федор ожидает приезда Чапаева: этот приезд должен в определенной мере разъяснить неясность создавшегося положения.

    Клычков ведет дневник, в котором описывает свои впечатления от первой встречи с Чапаевым. Тот поразил его своим обыкновенным видом человека среднего роста, видимо, небольшой физической силы, но обладающего способностью приковывать к себе внимание окружающих. В Чапаеве чувствуется внутренняя сила, объединяющая вокруг него людей. На первом совещании командиров он выслушивает все мнения и делает свое, неожиданное и точное, заключение. Клычков понимает, как много в Чапаеве стихийного, неудержимого, и видит свою роль в том, чтобы в дальнейшем оказывать на истинно народного командира идейное влияние.

    В первом своем бою за станицу Сломихинскую Клычков видит, как Чапаев носится на коне по всему переднему краю, отдавая необходимые приказы, подбадривая бойцов, поспевая в самые жаркие точки в самый нужный момент. Комиссар восхищается командиром, тем более что сам из-за своей неопытности отстает от ворвавшихся в станицу красноармейцев. В Сломихинской начинаются грабежи, которые Чапаев прекращает одним своим выступлением перед красноармейцами: “Я приказываю вам больше никогда не грабить. Грабят только подлецы. Поняли?!” И его беспрекословно слушаются – впрочем, возвращая награбленное только бедным. То, что взяли у богатых, делят для продажи, чтобы были деньги на жалованье.

    Фрунзе по прямому проводу вызывает Чапаева и Клычкова к себе в Самару. Там он назначает Чапаева начальником дивизии, предварительно приказав Клычкову охлаждать партизанский пыл своего командира. Федор поясняет Фрунзе, что как раз в этом направлении и ведет свою работу.

    Чапаев рассказывает Клычкову свою биографию. Он говорит, что родился у дочери казанского губернатора от артиста-цыгана, в чем Клычков несколько сомневается, приписывая этот факт чрезмерной фантазии народного героя. В остальном биография довольно обычная: Чапаев в детстве пас скотину, работал плотником, торговал в лавке у купца, где и возненавидел купцов-обманщиков, ходил по Волге с шарманкой. Когда началась война, пошел служить в армию. Из-за измены жены бросил ее, забрав детей, которые живут сейчас у одной вдовы. Всю жизнь он хотел учиться, старался по возможности больше читать – и болезненно чувствует недостаток образования, говоря о себе: “Как есть темный человек!”

    Дивизия Чапаева воюет против Колчака. Победы чередуются с временными неудачами, после которых Клычков настоятельно советует Чапаеву учиться стратегии. В спорах, иногда очень острых, Чапаев все чаще прислушивается к своему комиссару. Бугуруслан, Белебей, Уфа, Уральск – вот вехи героического пути дивизии. Клычков, сближаясь с Чапаевым, наблюдает становление его полководческого таланта. Авторитет легендарного комдива в войсках огромен.

    Дивизия идет на Лбищенск, от которого до Уральска больше сотни верст. Кругом – степи. Население встречает красные полки враждебно. Все больше засылается к чапаевцам лазутчиков, которые доносят колчаковцам о плохом снабжении красногвардейцев. Не хватает снарядов, патронов, хлеба. Белые застигают врасплох измотанные и голодные отряды красноармейцев. Чапаев вынужден мотаться по степи на автомобиле, на конях, чтобы более оперативно руководить разрозненными частями. Клычкова отзывают из дивизии в Самару, как он ни просил оставить его работать рядом с Чапаевым, учитывая складывающиеся трудности.

    Во Лбишенске стоит штаб дивизии, отсюда Чапаев ежедневно продолжает объезжать бригады. Разведка докладывает, что крупных сил казаков рядом со станицей не обнаружено. Ночью по чьему-то приказу снимают усиленный караул; Чапаев такого приказа не давал. На рассвете казаки застают чапаевцев врасплох. В коротком и страшном бою погибают почти все. Чапаев ранен в руку. Рядом с ним постоянно находится верный вестовой Петька Исаев, который героически погибает на берегу Урала. Чапаева пытаются переправить через реку. Когда Чапаев почти достигает противоположного берега, пуля попадает ему в голову.

    Оставшиеся части дивизии с боями прорываются из окружения, вспоминая тех, “что с беззаветным мужеством отдали свои жизни на берегах и в волнах неспокойного Урала”.

  • Биография Лиснянская Инна Львовна

    (р. 1928)

    Лиснянская Инна Львовна (р. 1928), поэтесса. Родилась 24 июня в Баку. Не окончив института, уходит в поэзию. Первые стихотворения были написаны в 1949 в Баку, затем вышла первая книга стихов. В 1950-е публикует сборники “Это было со мною”, “Верность”. Ее стихи печатались в ведущих журналах и газетах. В 1960 переезжает в Москву, где выходят ее сборники: “Не просто любовь”(1963), “Из первых уст” (1966). С большим трудом проходит четвертая книга стихов и лишь через 10 лет – пятая – “Виноградный свет” (1978). Опубликование семи стихотворений в “Метрополе” привело к запрещению печатать не только стихи, но и переводы Лиснянской. Вместе с В. Аксеновым и С. Липкиным вышла из Союза писателей. С 1980 стихи поэтессы появляются в журналах русского зарубежья – “Время и мы” и “Континент”. В Париже в 1983 выходит сборник “Дожди и зеркала”, в 1985 – тоже за рубежом сборник “На опушке сна”. Только в 1990 поэтесса вновь публикует свои стихи на Родине: в 1990 выходит сборник стихов “Воздушный пласт”; в 1995 – сразу три книги поэтессы: “Одинокий дар”, “Стихотворения” и “Шкатулка с тройным дном” (книга об Ахматовой, Цветаевой и русской поэзии XX века). И. Лиснянская живет и работает в Москве. Краткая биография из книги: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

  • Сочинение на тему: Созвучие и перекличка в поэзии и прозе И. А. Бунина

    Когда открываешь наугад книжку бунинских стихотворений, лениво перебирая глазами строчки, и знакомые образы как всегда хороши и свежи, будто впервые встречаешь их: и грусть, разлитая на закате, и “лес, точно терем расписной”, и простые, но глубокие и звучные рифмы – “весна – грустна”, “день – деревень”, “подвода – свобода”, кажется, что ничего уже лучше не может быть. Разве способна проза выразить подобное?

    И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

    И лазурь, и полуденный зной…

    Срок настанет – Господь сына блудного спросит:

    “Был ли счастлив ты в жизни земной?”

    И забудется все – вспомню только вот эти

    Полевые пути меж колосьев и трав –

    И от сладостных слез не успею ответить,

    К милосердным коленям припав.

    Откуда ей, прозе, набрать столько музыки и колдовства. Она – другой жанр искусства. В ней и дышится и думается по-другому. И было бы все верно, когда бы не поэт ее сочинял, когда бы не одни и те же образы и знаки щедро развеял он по страницам.

    Часто говорят о неповторимой бунинской интонации, о музыке в его рассказах, говорят так, как принято говорить о стихах. А разве можно по-другому, когда такое написано: “Помню большой, весь золотой подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах меда и осенней свежести”.

    Конечно – это проза, очень хорошо и красиво написанная проза, но вот та же тема:

    В соломе, возле печки, на полу

    Лежала груда яблок, паутины

    Под образом качалися в углу,

    А у стены темнели клавесины.

    Не приходит в голову говорить: “Это написано так, а не по-другому, лучше или хуже”. “Антоновские яблоки” и “Запустение” сделаны одинаково прекрасно, и понятно, что это не главное. Важнее то, что у Бунина стирается понятие жанровой принадлежности. Могучая и меланхолическая энергия гения создает собственную бунинскую литературу. В ней, кроме зримо ощутимой личности автора, присутствует ограниченный набор образов; и чаще всего это ветшающая усадьба, в заросшем саду кленовая, липовая или березовая аллея, она ведет к реке или пруду, две-три скамейки, а на заднике – время года. Чаще всего осень, реже – весна или лето. И еще: деревня, поле за нею и лес.

    Вспомним, как в “Антоновских яблоках” герой проживает в своих воспоминаниях длинную и трогательную усадебную осень. С охотами, обедами, библейскими образами крестьян из богатых Выселок. А какие красивые, загорелые, с обветренными лицами люди собираются у Арсения Семеныча: в поддевках и длинных сапогах, раскрасневшиеся после обеда и “шумных разговоров”. А сад после дождя: “Но зато как красив он был, когда снова наступила ясная погода, прозрачные и холодные дни начала октября, прощальный праздник осени!” А вот те же образы, то же настроение, та же музыка:

    Я в холодный обнаженный сад пойду

    Весь рассеян по земле его наряд,

    Бирюзой сияет небо, а в саду

    Красным пламенем настурции горят.

    Складывается впечатление, что Бунину было несущественно, в какой форме реализовать эстетическое чувство, пережитое им. Стихи и проза у него не соперники. Как андрогин: они единое, абсолютное и совершенное. Содержательной и значимой для Бунина была не проблема: поэзия – проза, а то, что и поэзия и проза не хотят иметь ничего общего с реальностью как историей. Его повести и рассказы, его стихи – все это лишь воспоминание о “золотом веке”, где прожить осень – прожить жизнь. Где все хорошо. И то, что было, и то, что есть: “Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с той поры прошло чуть не целое столетие. Перемерли старики в Выселках, умерла Анна Герасимовна, застрелился Арсений Се-меныч… Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства. Но хороша и эта нищенская мелкопоместная жизнь. Уже кончается осень. Зазимок, первый снег!” А вот поэтическая ипостась образа:

    Первый утренник – предвестник зимних дней,

    Но сияет небо ярче с высоты,

    Сердце стало и трезвей и холодней.

    Но как пламя рдеют поздние цветы.

    Эстетика Бунина неотделима от прозы. Их жанровое своеобразие выполняет исключительно служебную задачу: сделать абсолютной достоверность той духовной реальности, с которой имеет дело автор. Они, как два зеркала, отражают некий мысленный образ мира, его события и его собственную историю. Изображения эти дополняют друг друга, испытывают взаимное влияние, подчиняясь при этом законам собственного жанра. Для Бунина такой тип отношения к литературе естествен, как дыхание. Его произведения – воспоминания, его знаковая система однородны и стабильны на протяжении жизни. Его первый рассказ так же хорош, как и последний, и так же хорошо их объединяют и дополняют, доводя до предельной красоты звучания, стихи, писавшиеся им всю жизнь.

    Опять холодные седые небеса,

    Пустынные поля, набитые дороги,

    На рыжие ковры похожие леса,

    И тройка у крыльца, и слуги на пороге…