В начале 80-х гг. происходит решительный перелом во взглядах Толстого на жизнь, на ее нравственные основы, на общественные отношения. “Со мной сделался переворот, – признавался писатель, – который давно готовился во мне и задатки которого всегда были во мне. Со мной случилось то, что жизнь нашего круга – богатых, ученых – не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл”. Необходимо, утверждал Толстой, “отрекаться от всех утех жизни, трудиться, смиряться и быть милостивым”. Он не останавливался даже перед отрицанием завоеваний культуры, если они непонятны и чужды народу. Будучи человеком последовательным и бескомпромиссным, Толстой готов был даже перечеркнуть и свое собственное художественное творчество. Прочтет ли мужик “Войну и мир”? Так ли нужна ему “Анна Каренина”? Очевидно, нет. В таком случае, они не нужны вообще.
Теперь Толстой на все жизненные явления смотрит глазами народа. Он последовательно и убежденно защищает интересы “земледельческого класса”, призывает к уничтожению зла и насилия во всех их проявлениях, но без применения силы. Эта теория получила название “непротивление злу насилием”. Речь идет не о проповеди равнодушия, безразличия к господствующему злу, несправедливости, угнетению. Толстой призывает к борьбе с ними, но борьба эта не должна быть насильственной, кровной, ибо любое насилие, по мнению писателя, только увеличивает зло. “Как огонь не тушат огнем, так зло не может потушить зла”, – писал Толстой в трактате “В чем моя вера?”.
Учение о нравственном самоусовершенствовании, о непротивлении злу насилием, которое Толстой рассматривал как действенное средство в борьбе с общественной несправедливостью, определило характер его творчества на рубеже XIX и XX вв. Новые взгляды писателя отразились не только в его публицистических, но и в художественных произведениях.