ПОНЯТИЕ О ПАФОСЕ
Пафос (греч. pathos — страсть, воодушевление, страдание) обозначает то, что принято называть душой произведения. Другими словами, это — чувство, страсть, которые вложил в свое создание автор и которыми он хотел бы воодушевить читателя. Если целью научного текста является прежде всего передача определенной информации, то для художественного произведения важнее зажечь, «заразить» читателя авторскими эмоциями.
В зависимости от времени в термин «пафос» вкладывались различные значения. Первыми стали употреблять этот термин античные риторы, а из риторики он перешел и в поэтику. Аристотель в своей «Риторике» считал, что хорошо построенная речь должна быть «патетической». Вместе с тем он осуждал чрезмерную эмоциональность, призывая оратора быть «ровным» и «не идти на поводу у страсти».
В эпоху романтизма это аристотелевское положение было отвергнуто. Культивируя именно страсти, романтики видели достоинство литературы как раз в изображении бурных страстей.
В русском литературоведении большое распространение имела теория пафоса, разработанная В. Белинским. Хотя критик резко осуждал биографический метод Ш. Сент-Бева с его копанием в подробностях жизни писателя, он все же соглашался с тем, что «источник творческой деятельности человека есть его дух, выражающийся в его личности». При этом Белинский симпатизировал тому духу личности, который прославляли романтики, — пламенному, страстному, противостоящему холодной рассудочности классицизма, несмотря на то что и классицизм и романтизм в целом он решительно отвергал. «Искусство, — писал Белинский, — не допускает к себе отвлеченных философских, а тем менее рассудочных идей: оно допускает только идеи поэтические; а поэтическая идея это не силлогизм, не догмат, не правило, это — живая страсть, это — пафос».
Белинский подробно разъяснил различие, существующее между пафосом и страстью. В страсти, по его мнению, «много чисто чувственного, кровного, нервического, земного», тогда как «под «пафосом» разумеется тоже страсть, и притом соединенная с волнением в крови, с потрясением всей нервной системы, как и всякая другая страсть; но пафос есть страсть, возжигаемая в душе человека идеею и всегда стремящаяся к идее, следовательно, страсть чисто духовная, нравственная, небесная».
Пафос здесь понимается как неразрывное единство мысли и чувства. Подобное единство возникает лишь в подлинном искусстве. Таким образом, истинный пафос (а он порой может оказаться и ложным) становится показателем и критерием ценности художественного произведения.
В западноевропейской эстетике разработкой теории пафоса занимались Ф. Шиллер, П. Рюдер, Г. Гегель. Последний называл пафосом «разумное содержание, которое присутствует в человеческом «я», наполняя и проникая собою всю душу». Высказывалась мысль (И. Винкельман) о том, что пафос может быть связан со страданием. Ф. Шиллер в этой связи говорил о пафосе трагического героя, страдающего, но борющегося с этим страданием.
Гегель, размышляя над сущностью пафоса, говорил о благородных и «диких» страстях. Искусство, считал философ, призвано облагородить эти «дикие» страсти. «…Дикость и необузданную силу страсти, — писал Гегель, — искусство смягчает уже тем, что оно доводит до сознания все то, что человек чувствует и совершает в таком состоянии».
Здесь речь идет об этическом аспекте пафоса. В самом деле, накал страсти, вложенной в произведение и способной зажечь читателя, не всегда может служить критерием истинной ценности данного произведения. Не напрасно Платон так боялся «одержимости» поэтов и «яростного» элемента в их творениях, ведь страстной может быть и защита антигуманных (расистских, например) идеалов.
Каждое подлинно художественное произведение имеет свой пафос. Вместе с тем и все творчество того или другого автора отмечено единым, главенствующим пафосом. Более того, доминирующим пафосом могут характеризоваться целые эпохи в искусстве. Так, можно говорить о революционном пафосе литературы переломных эпох, в частности, русской и советской литературы первой трети XX века. Революционный пафос определяет тональность поэзии Маяковского и многих других его современников.
Как уже отмечалось, пафос может быть истинным и ложным. Под последним обычно разумеется выспренность, пустая риторичность произведения, идея которого ложна или выражается автором не от чистого сердца, а «по заказу». Но даже и то, что у поэта было одухотворено искренним пафосом, может восприниматься определенным разрядом читателей в качестве ложного и вредного. Именно так рассматривались произведения революционных «красных» писателей читателями-эмигрантами. И наоборот, пафос отрицания и обличения советского строя, господствовавший в литературе русской эмиграции, расценивался в «красной» России как ложный.
Итак, в понятие «пафос» в различные эпохи вкладывался неодинаковый смысл, хотя в своем большинстве литературоведы исходят в своем определении пафоса из мысли Белинского, считавшего, что пафос — это «духовная» страсть, доминирующая в произведении. При этом современные исследователи (Г. Поспелов) различают несколько видов пафоса.
Пафос героический — «воплощение в действиях отдельной личности, при всей ограниченности ее сил, великих национально-прогрессивных стремлений.» (пафос античных мифов и легенд, средневековой рыцарской и богатырской поэзии и т. д.).
Пафос драматический, возникающий в произведении под воздействием внешних сил и обстоятельств, угрожающих желаниям и стремлениям персонажей и даже их жизни («Бесприданница» А. Островского, «Анна Каренина» Л. Толстого).
Пафос трагический состоит в изображении неразрешимых противоречий между требованиями жизни и невозможностью их осуществления. «Трагическое, — писал Белинский, — заключается в столкновении естественного влечения сердца с идеею долга, в проистекающей из того борьбе и, наконец, победе или падении» («Гамлет» У. Шекспира, «Доктор Живаго» Б. Пастернака).
Пафос сатирический одухотворяет произведения, в которых строй жизни и человеческие характеры являются предметом негодующе насмешливого освещения. Таковы «Путешествия Гулливера» Дж. Свифта, «История одного города» М. Салтыкова — Щедрина. В тех случаях, когда автор сознает несовершенство жизни и человеческих возможностей, однако не бичует их, не негодует, а смеется над своими героями и даже жалеет их, мы имеем дело с пафосом юмористическим или комическим. Комическим пафосом проникнуты «Посмертные записки Пиквикского клуба» Ч. Диккенса, рассказы А. Чехова «Смерть чиновника» и А. Аверченко «Крыса на подносе».
Сентиментальный пафос, свойственный прежде всего литературному направлению XVIII века, состоит в «душевной умиленности, вызванной осознанием нравственных достоинств в характерах людей, социально униженных или связанных с безнравственной привилегированной средой». В качестве примеров произведений такого рода наиболее показательны «Юлия, или Новая Элоиза» Ж. Ж. Руссо, «Страдания юного Вертера» И. В. Гете, «Бедная Лиза» Н. Карамзина. В основном гипертрофированная чувствительность как определяющий фактор сентиментального пафоса к началу XIXстолетия в литературе постепенно исчезает. Вместе с тем чувствительноумиленное отношение автора к своим героям в той или иной мере никогда не пропадает в искусстве слова. Писатели всегда жалели и будут жалеть отдельных своих героев («Бедные люди» Ф. Достоевского, «Мороз, Красный нос» Н. Некрасова, «Матренин двор» А. Солженицына, некоторые произведения К. Паустовского, В. Белова и др.).
Романтический пафос передает рефлективную душевную восторженность, которая возникает в результате выявления некоего возвышенного начала и стремления обозначить его черты (Байрон, Гофман, Жуковский, ранний Пушкин). И романтический пафос, появившийся в начале XIX века, пережил эпоху романтизма и нередко присутствует в литературе XX века. Например, романтическим пафосом проникнута повесть А. Грина «Алые паруса», некоторые повести Ч. Айтматова и Б. Васильева.
В последние годы понятие о пафосе в литературоведении почти вышло из употребления. Причина этого не только в изменении литературной «моды». Важнее другое: наш век чуждается открытого проявления чувств, недаром уже давно и в русской, и в зарубежной литературе центральным героем стала рефлектирующая личность, далекая и от героизма, и от романтизма, если и обнаруживающая какие-либо эмоции, то, как правило, замаскированные иронией.