Гостиница; ночь; Италия; год 1748-й. Главный герой – Джакомо Казанова, двадцати трех лет, доподлинный, извлеченнный из IV тома собственных его мемуаров и дополненный, дорисованный женской грезой о вечном Казанове, спит, роняя с губ женские имена. Его беспокойный сон прерывает гусар Анри, по первому впечатлению – юный проказливый ангел в мундире. Казанова в волнении: “Вы кредитор? Вы вор? Вы хуже: / Вы чей-то муж! Нет, хороши для мужа. / Зачем вы здесь? Зачем на ложе / Нисходит этот лунный луч?” Диалог, как лунный свет, сплетает прихотливые ритмические узоры. Знаменитый герой-любовник со сна слеп, и ночной визитер вынужден сам открыться: “Анри-Генриетта”… Казанова вспыхивает скоропалительным любовным огнем. Легкомысленный ангелок упархивает в окно.
Следующим вечером. Казанова настойчив, Генриетта уклончива, он восторжен, она нежно насмешлива: “Я никогда так страстно не любил, / Так никогда любить уже не буду…” С помощью говорливых модисток происходит преображение гусара в блистательную даму. Тихо вкрадывается вопрос: “Кто ты?” – “Тайна”.. ..Кто бы она ни была, она – совершенство. Исполнена тонкой прелести; учтива той изысканной учтивостью, что царила в очарованном мире замков и парков; остроумна, умна; музыкальна, как сама музыка, – она покоряет всех блестящих гостей аристократической пармской виллы, где хозяин-горбун, случайный знакомец, дает прием в ее честь. Оркестр легко роняет “жемчужины менуэта”, небрежно ткутся шелковые нити тонких речей, как вдруг: “К вам посланный с письмом. / – А! Семь печатей! / Казанове. / Моя любовь, – расстаться мы должны”.
Последнее прощание – на “дорожном развале”, в гостинице “Весы”. Казанова в тоске молит остаться с ним еще хоть ненадолго, она непреклонна – отчего? Атмосфера тайны сгущается… Кольцо, не принятое им назад, она бросит в заоконную ночь, но прежде того алмазной гранью вычертит на стекле какие-то быстрые слова – записку в будущее, на которые Казанова, увлеченный отчаянием, не обратит внимания… Но в самом деле, почему разлука так неизбежна? Почему ей должно уйти? Кто она, наконец? Может быть, пришла из другого века? Недаром ей известно грядущее: “Когда-нибудь, в старинных мемуарах, / Ты будешь их писать совсем седой, / В богом забытом замке на чужбине…” Может, лунная Генриетта – это лирическая маска Цветаевой, ее мечта о самой себе: владычице сердец, прельстившей Казанову? “Даю вам клятву, что тебе приснюсь!”
…Тринадцать лет спустя в ту же комнату той же гостиницы Джакомо приводит свою тысяча первую подругу. Ей семнадцать лет, она прелестна, бедна, жадна – до денег, сладостей, плотских утех. Он – еще Казанова, но уже как бы нарицательный: профессиональный любовник, не вспыхивающий сердечным огнем, а только пышущий телесным жаром… За окном восходит луна, высвечивает нацарапанные на стекле слова: “Забудешь и Генриетту…” Ошеломление: “Или я ослеп?” – взрыв, страсть, мгновенно прежний Казанова наполняется прежним бурным отчаянием. Девчонка в страхе и слезах, хочет бежать. Но страстная буря стихла, Казанова уже вернулся из прошлого, уже снова готов развлекаться с тысяча первой… И утешенная красотка, конечно, не может удержать любопытства: “А что это за буквы?” – “Так – одно-единственное – приключение”.