Вот те, которые дожили до седин.
Грибоедов.
“Горе от ума” было написано в годы острой борьбы между старым, реакционным барством и революционной дворянской молодежью, видевшей в крепостнических порядках бедствие страны. Борьба эта, борьба между прошлым и будущим, и явилась главной темой комедии. В “Горе от ума” получили отражение оба лагеря – отжившее, крепостническое фамусовское общество, олицетворяющее все затхлое, закоснелое и реакционное, что было в тогдашней России, и его горячие противники – Чацкий с немногочисленными сторонниками. “Фамусовское общество…” Но ведь слово “общество” происходит от слова “общий”. А что может быть общего между незнатным, бедным Молчаливым и “тузом” Максимом Петровичем, между представителем аракчеевской военщины Скалозубом и семейством князей Тугоуховских, между обломком екатерининских времен, старухой Хлестовой и светской дамой Натальей Горич, между княгиней-внучкой и Загорецким, приживалом и нахлебником в знатных домах? Почему объединяем мы этих людей, таких разных по своему возрасту, характеру, общественному положению? Что за признак определяет их общность?
Самое главное, объединяющее их всех свойство – все они крепостники. Крепостники – независимо от того, имеют они крепостных или нет, крепостники – потому что они живут по законам крепостничества. Крепостник и тот “Нестор негодяев знатных”, продавший преданных ему слуг за три борзые собаки, крепостник и тот “генерал”, который для крепостного балета согнал “от матерей, отцов отторженных детей” и распродал их “поодиночке”, чтобы избавиться от долгов. Крепостница и старуха Хлестова, которая просит накормить свою арапку наравне с собачкой. Крепостник и сам Фамусов, которому ничего не стоит унизить достоинство своего слуги или пригрозить сослать своих крепостных неизвестно за что “на поселенье”. Все они, ярко отстаивая крепостнические порядки, считают главным мерилом достоинств человека его богатство. Так, для Фамусова, у кого “наберется душ тысячки две родовых, – тот и жених”, будь он и “плохонький”. Таким желанным для Фамусова женихом его дочери является Скалозуб – “золотой мешок”, “не нынче – завтра генерал”, – короче, зять “с звездами да с чинами”, хотя самой Софье все равно, “что за него, что в воду”. И этим критерием достоинств человека пользуется не один Фамусов – так поступают “все московские”. Так, например, как только княгиня Тугоухов-ская узнает, что Чацкий не богат и “не камер-юнкер”, она сейчас же отказывается от знакомства с ним, хотя за несколько минут до этого прочила его в мужья одной из своих дочерей. Поклонение богатству, знатности, чинам пропитывает все фамусовское общество.
Но чинов можно достичь только служа. И поэтому для того, чтобы быть принятым в фамусовское общество, нужно прежде всего состоять на службе. “А главное – поди-тка послужи”, – говорит Фамусов Чацкому в ответ на его вопрос, согласится ли Фамусов на брак Чацкого с Софьей. Но, даже служа, представители фамусовского общества остаются верны своему главному “принципу” – стремлению к знатности и богатству. Служба для них – всего лишь средство достижения чинов. Поэтому служат они, перефразируя слова Чацкого, “лицам, а не делу”. Для достижения высокого положения они используют “многие каналы”, за исключением одного – честного, неформального отношения к службе. Представителем таких людей является Молчалин, который считает, что ему “надобно зависеть от других”, и который поэтому “угождает всем людям без изъятья”. Да и сам Фамусов считает, что если дело “подписано, так с плеч долой”. Недаром Чацкий говорит, что эти люди не служат, а “прислуживаются”. Из-за формального отношения к службе здесь процветает и семейственность. Члены фамусовского общества считают, что “как не порадеть родному человечку!”. И Чацкий с горечью восклицает, что бесполезно бороться со “знатными негодяями”, так как те нашли “защиту от суда” “в родстве”.
Еще одна черта, объединяющая всех членов фамусовского общества, – преклонение перед всем западным, особенно перед всем французским. Они считают, что “нет в мире лучше края”, чем Франция, искренне верят, что им “нет спасенья” без иностранцев, “хлопочут набирать полки” иностранных учителей. Они почти по-обезьяньи перенимают язык, культуру, обычаи французов, сами не сознавая, как нелепо это у них получается – ведь они уверены в том, что “иностранное нельзя поставить в параллель” с национальным. Поэтому на их собраниях господствует “смешенье языков: французского с нижегородским”, поэтому “французик из Бордо” не нашел в России “ни звука русского, ни русского лица”, поэтому же Наталья Горич восхищенно произносит слово “тюрлюрлю”, сама толком не зная, что оно означает.
Как мрак боится света, так и фамусовское общество смертельно ненавидит просвещение. Фамусов считает, что ученость – “чума”, и уверяет, что надо “забрать все книги бы, да сжечь”, а Скалозуб мечтает о школе, где “книги сохранят для больших оказий”.
В фамусовском обществе процветает сплетня, и поэтому даже самые богатые “тузы” ничего так не боятся, как мнения света. “В Москве прибавят вечно втрое”, – восклицает Фамусов, а Молчалин говорит, что “злые языки страшнее пистолета”, и боится больше всего именно этих “злых языков”, руководствуясь принципом: “грех не беда, молва нехороша”. И даже в минуты трагедии всей семьи Фамусова он ни о чем так не заботится, как о том, “что будет говорить княгиня Марья Алексевна!”.
Но члены фамусовского общества сами понимают, как непрочна их позиция, как зыбка их власть. Отсюда их боязнь любого вольного слова, любой критики их нравов. Поэтому же Фамусов “так и ждет содома”, поэтому он “строжайше запретил бы” таким господам, как Чацкий, “на выстрел подъезжать к столицам”, поэтому же он называет Чацкого “карбонарием” только за то, что тот заявил, что служить надо “делу, а не лицам”.
Фамусовское общество, преклоняющееся перед богатством и чинами, ставящее превыше всего все западное, ярко защищающее крепостничество, олицетворяет все мракобесие, всю косность, всю реакционность, всю отсталость России XIX века. С этими-то “подлейшими чертами” прошлого и борется Чацкий – выразитель взглядов декабристов, провозвестник новых идей.