РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПРОЗОЙ А. П. ПЛАТОНОВА (по произведениям “Сокровенный человек”, “Впрок”, “Котлован”)

РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПРОЗОЙ А. П. ПЛАТОНОВА (по произведениям “Сокровенный человек”, “Впрок”, “Котлован”)

Все необычно в мире писателя А. Платонова. Его голос звучит слегка приглушенно, печально. Кажется, что это тихий разговор о жизни писателя с читателем. Глубинная тишина заставляет думать, сопереживать сильнее, чем любые громкие слова.

О многом заставляет задуматься платоновский герой, потому что он сам прежде всего человек думающий. “Я нечаянно встал, хожу один и думаю”, – так совсем не по-детски жалуется мальчик-сирота в рассказе “Глиняный дом в уездном саду”.

Другой, уже взрослый герой, тоже одинокий искатель всеобщего счастья, говорит о своем месте в мире: “Я здесь не существую… я только думаю здесь” (повесть “Котлован”). И Фома Пухов, герой повести “Сокровенный человек”, – тоже стихийный философ, которому хочется “очутиться среди множества людей и заговорить о всем мире”. Он путешествует по проселкам революции, стремясь понять что-то важное во времени и в себе, “не в уюте, а от пересечки с людьми и событиями”. Он действительно “сокровенный человек”, потому что задумывается и философствует там, где другие действуют машинально. Курит он, например, “для ликвидации жажды”, на работу идет, не успев погоревать о смерти жены, о своей бесприютности, потому что “все совершается по законам природы”.

В “Чевенгуре” А. Платонов описывает фантастический город, где коммунизм уже якобы построен, и картина этого “рая на земле” довольно непривлекательна. Люди там вообще ничего не делают, поскольку “труд способствует происхождению имущества, а имущество – угнетению”, “за всех и для каждого работало единственное солнце, объявленное в Чевенгуре всемирным пролетарием”. А “труд раз навсегда объявлялся пережитком жадности и эксплуатационно-животным сладострастием…”. Однако каждую субботу люди в Чевенгуре “трудились”, перетаскивая с места на место “на руках” сады или передвигали дома. В этом романе А. Платонов предстал как достойный наследник великих этических учений, мечтаний о “восстановлении погибшего человечества” (Ф. Достоевский). Герои “Чевенгура” – странные, нелепые, часто ужасающие искренностью своей жестокости и привязанности к миражным целям – обозначили своей судьбой-предостережением ту опасную пропасть, которая нередко отделяет (и отдаляет) человечество от обетованной земли.

Еще более жестко обозначена эта пропасть в повести “Котлован”. При чтении этой повести не отпускает какое-то трудно определяемое словом горестное и тяжкое ощущение.

“Где четыре времени года?” – кричит умирающая Настя. Их нет – ни лета, ни весны, только поздняя осень и зима. Хотя действие повести начинается в конце лета и кажется тепло и даже жарко, но почему-то при чтении как-то холодно и неуютно – словно откуда-то веет космическим холодом.

Недаром герои “Котлована” постоянно пытаются отогреться и согревают друг друга, – но так и не смогли согреть своим дыханием девочку Настю. Может быть, потому, что в этом “чужом мире страшно одиноким чувствует себя человек”. “Мы все живем на пустом свете”, – утверждает бригадир Чиклин. “Неужели внутри всего света тоска?” – недоумевает Софронов.

Инженер Прушевский, размышляя о строящемся доме, для которого и роется котлован, тревожится о будущем: “Дом должен быть населен людьми, а люди наполнены той излишней теплотою жизни, которая названа однажды душой”. Видимо, произошла – и происходит – утечка этой “излишней теплоты жизни”, души.

Каждый, кто впервые открывает книги А. Платонова, должен отказаться от привычной беглости чтения: глаз готов скользить по привычным очертаниям слов, но при этом разум за ним не поспевает. Какая-то сила заставляет задерживаться на каждом слове. И здесь не тайна мастерства, а тайна человека, разгадывание которой, по убеждению Ф. М. Достоевского, есть единственное дело, достойное того, чтобы посвятить ему жизнь.