Есть в Москве улица Арбат.
Некогда названа она была
Улицей Св. Николая…
Б. Зайцев
Борис Константинович Зайцев, талантливый русский писатель, был возвращен из небытия благодаря демократическим преобразованиям в моей стране. Прочитав его книгу “Улица святого Николая”, я понял, что Родина по справедливости воздала этому замечательному творцу и гражданину, напечатав его книги и утвердив его имя в России. В книгу вошли произведения, написанные автором в разные годы. Уже с первого рассказа – “Волки”, открывающего книгу, я понял, что передо мной оригинальная, самобытная проза. Язык сочен, метафоричен. Оригинальность рассказа “Волки” – в метафоре: стая волков, попав в тяжелую ситуацию, ведет себя так, как вели бы себя, да и часто ведут, люди, для которых момент выживания преобладает над всеми иными чувствами. Стая не могла выбраться из бесконечной снежной пустыни и во всем обвинила своего старого вожака, который был растерзан и съеден. Этот жестокий акт не проходит просто так для оставшихся в живых молодых волков. Автор ставит их как бы в ситуацию нравственного мучения за содеянное: “А потом они опять принялись выть, но теперь каждый выл в одиночку, и если кто, бродя, натыкался на товарища, то оба поворачивали в разные стороны”.
В следующем рассказе – “Мгла” автор мастерски обыгрывает все ту же “волчью” тему, но здесь главное действующее лицо – охотник. Человек в погоне за волком испытывает самые низменные чувства. Когда охотник достигает цели, убив волка, он не испытывает никакого удовлетворения: “Вспоминая нашу пустынную борьбу там, в безлюдном поле, я не испытывал ни радости, ни жалости, ни страсти. Мне не было жаль ни себя, ни волка…”; “… я увидел лицо Вечной Ночи с грубо вырубленными, сделанными как из камня огромными глазами, в которых я прочел бы спокойное и равнодушное отчаяние”. Легко догадаться, что автора волнует проблема устройства мира и самого существования в нем всего сущего. Его герой как бы вынужден совершать бессмысленные поступки. Но если для героя эти поступки являются плодом размышлений над жизнью и смертью, то для волка это кончается трагедией. Автор мастерски делает так, что сам герой не жалеет волка, а читатель невольно ежится от описания погони и смерти вольного зверя, ежится, как от смертельного холодка. Автор умело использует метафоры и в других произведениях, вошедших в книгу (“Аграфена” и большинство других рассказов из цикла “Голубая звезда”).
Однако повесть “Преподобный Сергий Радонежский” написана совершенно иначе: читатель улавливает пристрастия автора, знакомится с его личными оценками того или иного момента исторического бытия святого Сергия. Читая повесть или, скорее, жизнеописание знаменитого русского святого четырнадцатого века, отмечаешь одну особенность в его облике, видимо, очень близкую Б. Зайцеву. Это – скромность подвижничества. Черта очень русская, недаром в жизнеописании автор противопоставляет Сергия католическому святому – Франциску Ассизскому. Противопоставляет именно чисто русскими человеческими качествами натуры. Интересен момент, когда будущий русский святой воздерживается от ухода из родного дома для служения Богу лишь потому, что родители попросили его не бросать их в старости одних. Католический святой так бы не поступил, ослепленный горним светом высшего бытия.
Линию корневой связи с простым русским народом святого Сергия автор проводит через все повествование. Он отмечает, что святой Сергий в отрочестве не блещет никакими талантами и даром красноречия. Более того, он явно беднее способностями, чем брат его Стефан. Но зато святой Сергий излучает тихий свет, незаметно и постоянно. Автор этим создает образ постепенного, естественного движения русского отрока к вершинам духа.
Само качество подвига, совершаемого святым Сергием на благо отечества, позволяет размышлять о понимании русским человеком своего физического и духовного долга перед родиной: “В тяжелые времена крови, насилия, свирепости, предательств, подлости неземной облик Сергия утоляет и поддерживает”; “Сергий учит самому простому: правде, прямоте, мужественности, труду, благоговению и вере”.
Преподобный Сергий Радонежский для Б. Зайцева – неотъемлемая часть России, как, например, Москва, Пушкин, красота русской природы.
В рассказах, завершающих книгу, автор увлеченно описывает жизнь и подвиги молодых офицеров царской армии, совершающих рыцарские поступки ради самодержавия. В повести “Мы военные…” Б. Зайцев так же четко расставляет акценты, и читатель без труда догадывается о его политической позиции и оценке событий: “Юра пал, как рыцарь, как военный. Самодержавный строй, его жизнью расплачивавшийся, сам валился стремительно – никто его не защищал”. Из повести мне стало ясно, что сам автор был против самодержавия и большевизма, но за временное правительство. Демократические взгляды были ему ближе всех остальных.
Размышляя о книге в целом, я хочу отметить, что автор подводит своего героя к мысли о целесообразности всего происходящего в этом мире: “Все имеет смысл. Страдания, несчастия, смерти только кажутся необъяснимыми. Прихотливы узоры и зигзаги жизни при ближайшем созерцании могут открыться как небесполезные. День и ночь, радость и горе, достижения и падения – всегда научают. Бессмысленного нет”.
Книга, на мой взгляд, позволяет судить и об одной особенности самого Зайцева-художника. Он отличается от многих других эмигрантов-литераторов, отдавших свой темперамент проклятиям в адрес новой России. События, послужившие причиной изгнания писателя из России большевистской, не озлобили его. Напротив, они усилили в нем чувство греха, ответственности за все происходящее с родиной. Отсюда и темы, привлекающие его внимание.
Среди них – религиозные, политические, философские. В данной книге составители, я считаю, отразили все эти направления, чем книга “Улица Святого Николая” весьма полезна и интересна современному читателю, живущему в не менее сложное и судьбоносное время, чем герои Б. Зайцева.