Рифма и строфа

Рифма и строфа

Рифма и строфа не являются обязательными условиями стихотворной речи, есть много не рифмованных стихов (так называемый “белый стих”) и много стихотворных текстов, не оформленных строфически, то есть стихотворение может быть написано “сплошным текстом” или у него какие-то иные, не связанные со строфикой принципы композиционного членения. Скажем, в баснях мораль часто отделяется графически от основного текста, но это не строфа.

В то же время рифма и строфа являются постоянными “спутниками” стиха. С античных времен, с русской народной поэзии и до сего дня поэзия тесно связана со строфикой и рифмами.

Правда, современная западноевропейская и американская поэзия от строфики и рифмы отходит, предпочитая нерифмованные верлибры, но этот процесс не следует абсолютизировать: во-первых, интересующая нас русская поэзия меньше подвержена этим тенденциям, а во-вторых, нет никаких оснований полагать, что через какое-то время мощнейшая многовековая традиция строфики и рифмовки не возродится. Даже сегодня при общем господстве верлибров у многих западноевропейских авторов встречаются рифмованные и строфически организованные стихи. В новейшей англоязычной поэзии утвердилось даже направление “новый формализм” (термин появился в 1985 году), ставящее целью вернуть поэзии рифму и метрику. Сборники и антологии “новых формалистов” (антология Р. Ричмэна и др.), хотя и не изменили ситуацию радикально, но во всяком случае ясно показали, что слухи о смерти классических форм стиха в западной поэзии оказались “сильно преувеличенными”.

Русская поэзия, как уже говорилось, в этом смысле более консервативна, в ней строфически организованные и рифмованные стихи и сегодня играют ведущую роль. Поэтому изучение рифмы и строфы – это не только дань уважения поэзии прошлых лет, но и погружение в мир современного стиха.

Рифма

Рифма – звуковой повтор преимущественно в конце двух или нескольких стихов, чаще всего – начиная с последнего ударного слога в рифмуемых словах. До XVIII века такой повтор на Руси называли “краесогласием”. Правда, в широком смысле слова рифма не обязательно “краесогласие”, возможны и внутренние рифмы, то есть фонетическая схожесть внутренних позиций в разных стихах. Но классическая рифма, действительно, тяготеет к концу стиха.

Рифма не просто фонетически облагораживает стих, делает его более музыкальным, но и подчеркивает вертикальные связи, в том числе и смысловые. Рифмованные слова оказываются выделенными в своей связанности, между ними устанавливаются контакты. Чем устойчивее и привычнее рифма, тем эти связи ожидаемее и прочнее. Скажем, забавная песенка Остапа Бендера из кинофильма “Двенадцать стульев” заканчивается фразой: “Там, где любовь, там всегда проливается кровь”. Это, конечно, пародия, но пародируется именно закрепленная бесконечным рифмованием связь слов “любовь – кровь”.

Почувствовать эти связи можно и на примере “от противного”. Если мы “обманем” читателя и вместо ожидаемой фонетически и логически рифмы установим совсем другую связь, моментально возникнет иронический эффект. Вот, например, концовка стихотворения Саши Черного “Переутомление”. Стихотворение представляет собой монолог исписавшегося поэта, а заканчивается оно так:

Нет, не сдамся… Папа – мама,

Дратва – жатва, кровь – любовь,

Драма – рама – панорама,

Бровь – свекровь – морковь… носки!

Иронический эффект достигается именно потому, что автор нас “обманул” – установил связь между “любовью и носками” вместо ожидаемым “любовь – вновь” или чем-то в этом роде.

Рифма при кажущейся очевидности – явление исторически изменчивое и зависящее от традиций культуры. Скажем, в английской традиции ощущение рифмы возникнет при совпадении последних ударных гласных, в русской этого мало, нужен еще хотя бы один согласный (“смотри – лови” не воспринимается рифмой, а “смотри – бери” воспринимается).

Русскому читателю, владеющему английским, покажутся странными, например, некоторые рифмы П. Б. Шелли (Восстание Ислама. Песнь восьмая):

……………………………Lo! Plague is Free

To waste, Blight, Poison, Earthquake, Hail, and Snow,

Disease, and Want, and worse Necessity

Of hate and ill, and Pride, and Fear, and Tyranny…

(Послушай! Чума

Свободна убивать, и в мире тюрьмы, катастрофы,

Грады, снежные бури, невзгоды, неотвратимость

Ненависти, болезней, гордости, страха и тирании…)

Как видим, Шелли спокойно рифмует слова на “ри”, “ти” и “ни”. Русский поэт такие рифмы бы не воспринял.

Кроме того, для ощущения рифмы необходимо, чтобы рифмованные строки оказались в ожидаемых позициях. Если позиция неожиданна для данной культуры, мы рифмы не почувствуем:

На севере диком стоит одиноко

На голой вершине сосна

И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим

Одета, как ризой она.

И снится ей все, что в пустыне далекой,

В том крае, где солнца восход,

Одна и грустна на утесе горючем

Прекрасная пальма растет. (М. Ю. Лермонтов)

В известном стихотворении Лермонтова рифмованы все строки, но читателю обычно кажется, что рифмованы только четные (2 и 4). Это происходит потому, что рифмы 1 – 5 и 3 – 7 с переносом на другую строфу русскому сознанию непривычны, мы их просто не замечаем. Лермонтов пытался приблизиться к мелодике и аллитерациям оригинала (стихотворение Гейне), в результате часть рифм “потерялись”. Сравним другой перевод:

Незыблемо кедр одинокий стоит

На Севере диком, суровом,

На голой вершине, и чутко он спит

Под инистым снежным покровом.

И снится могучему кедру Она –

Прекрасная пальма Востока,

На знойном утесе, печали полна,

И так же, как он, одинока. (Перевод И. П. Павлова)

Как видим, никаких проблем с ощущением рифмы не возникает. Другое дело, что по силе воздействия лермонтовский шедевр значительно превосходит текст Павлова.

Рифмы могут быть очень разными, классифицировать их можно по разным основаниям:

По характеру клаузулы различают, соответственно, мужские, женские, дактилические и гипердактилические рифмы.

По принципу “точности – неточности” рифмы могут быть точными, приблизительными или контурными. Точная рифма предполагает полное совпадение концовок (например, “нашел – ушел”, “заря – моря” и т. д.). Приблизительная рифма предполагает совпадение некоторых, но не всех звуков (например, “любовь – любой”). Контурная рифма – это лишь отдаленное фонетическое сходство концовок строк, которое, однако, в контексте рифмованного стиха воспринимается как рифма. Например, у А. Вознесенского в поэме “Оза” читаем:

Противоположности свело.

Дай возьму всю боль твою и горечь.

У магнита я – печальный полюс,

Ты же светлый. Пусть тебе светло.

Слова “полюс” и “горечь” сами по себе не рифмуются, но в контексте стихотворения кажутся рифмой. Отдаленного фонетического сходства “г Оре Чь – п Олю С” оказалось достаточно.

По фонетическим характеристикам звуков рифмы можно считать богатыми (“врезываясь – трезвость”) и бедными (“дом – сом”).

По позиции рифмованных строк в строфе (как правило, четверостишии) различают рифмы парные (ААВВ), перекрестные (АВАВ) и опоясывающие, кольцевые (АВВА).

Кроме того, рифмы могут быть Простыми (“любовь – кровь”) и Составными (если хотя бы в одной позиции рифма складывается из нескольких слов “в облака ты – плакаты”), Стандартными и Неожиданными и т. д. Есть много оснований для классификаций, описывать все варианты в пределах нашего пособия не рационально, да и едва ли возможно.

Важнее понимать, что нет рифм “хороших и плохих”. Рифма связана с целостной структурой и смыслом стихотворения. Иногда простая стандартная рифма уместнее яркой и неожиданной, иногда – наоборот. Все зависит от художественной задачи и мастерства поэта.

Строфа

Строфа – это периодически повторяющаяся группа стихов, объединенных каким-либо формальным признаком. Кроме того, строфа, как правило, представляет собой относительно законченный в смысловом отношении и композиционно фрагмент. Поскольку признаков, способных составить строфу, достаточно много (число строк, размер, тип рифмовки и т. д.), то со времен античности известно огромное число строф. Перечислять и описывать их все в данном пособии физически невозможно – это резко и неоправданно увеличит объем книги. Сейчас нам важно принципиально понять, что такое строфа, и иметь представление о самых популярных строфах европейской и русской поэзии. Значимость строфы в культуре определяется двумя факторами: с одной стороны, распространенность, с другой – масштаб произведений, где эта строфа использована. Скажем, онегинская строфа не очень распространена, но ее известность объясняется масштабом и ролью для русской культуры самого романа “Евгений Онегин”.

Как правило, минимальной единицей строфики считаются два стиха. В последние годы, правда, все отчетливее проявляется жанр моностиха (одностишие) , который, будучи организованным в цикл, может пересекаться с вариантом строфы. Таковы, например, известные циклы моностихов В. Вишневского, где границы жанра и строфы весьма условны.

Но если моностих как строфа представляет собой проблему, то Двустишие признается всеми:

Гляжу, как безумный, на черную шаль,

И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,

Младую гречанку я страстно любил;

Прелестная дева ласкала меня,

Но скоро я дожил до черного дня… (А. С. Пушкин)

Из Трехстиший наиболее известна в культуре Терцина. Ей написано огромное число произведений, в том числе знаменитая “Божественная комедия” Данте. Терцина – особая строфа, некоторыми специалистами она вообще за строфу не признается, поскольку она принципиально не замкнута и связана с последующими строфами. Терцина – цепочка трехстиший, построенная по схеме АВА ВСВ СDC DED EFE и так далее. То есть внутри каждой терцины есть незарифмованная строка, которая для рифмовки требует следующей строфы. Замыкается терцина двустишием или одностишием, зарифмованным со второй строкой последней терцины:

ABA BCB CDC DED……… MNM NN

Наиболее популярной строфой является Четверостишие. Этот вид строфы знаком любому европейскому читателю. В русской традиции четверостишия часто подразделяют на четыре вида: со сплошной рифмовкой, с парной рифмовкой, с перекрестной рифмовкой и с кольцевой рифмовкой. Приводить примеры четверостиший, думается, излишне, мы с ними знакомы с детства.

Пятистишия в европейской поэзии распространены меньше (в отличие, скажем, от японской), но встречаются довольно часто:

Люблю глаза твои, мой друг,

С игрой их пламенно-чудесной,

Когда их приподымешь вдруг

И, словно молнией небесной,

Окинешь бегло целый круг…

Но есть сильней очарованья:

Глаза, потупленные ниц

В минуты страстного лобзанья,

И сквозь опущенных ресниц

Угрюмый, тусклый огнь желанья. (Ф. И. Тютчев)

Из Шестистиший стоит отметить довольно популярную Секстину. Эта строфа известна в Европе давно, в строгом смысле этого термина (в терминологии М. Л. Гаспарова – “большая секстина”) секстина построена довольно сложно: первая строфа “задает” группу рифм или слов, которые в разных позициях встречаются в других строфах. Тогда в стихотворении должно быть шесть секстин. Полное описание здесь едва ли уместно. В обиходе секстиной стали называть практически любое шестистишие с двойной рифмовкой (АВАВАВ, АВВАВА). Иногда секстиной называют строфу АВАВСС с тройной рифмовкой.

Семистишие (септима) – не очень популярная строфа, известная, однако, каждому русскому читателю в связи со стихотворением Лермонтова “Бородино”, вошедшим в “золотой фонд” русской поэтической культуры:

– Скажи-ка, дядя, ведь не даром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да, говорят, еще какие!

Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина!

Чрезвычайно популярны в европейской и русской литературе Восьмистишия. Трудно сказать, почему они гораздо популярнее септим, но это так. Особое значение имеет так называемая Октава, по поводу которой А. С. Пушкин в игровой манере написал:

Четырехстопный ямб мне надоел:

Им пишет всякий. Мальчикам в забаву

Пора б его оставить. Я хотел

Давным-давно приняться за октаву.

А в самом деле: я бы совладел

С тройным созвучием. Пущусь на славу!

Ведь рифмы запросто со мной живут;

Две придут сами, третью приведут.

Это начало поэмы “Домик в Коломне”, написанной октавами, и здесь А. С. Пушкин демонстрирует прекрасное знание теории стиха. Классическая октава писалась пятистопным ямбом (отсюда и первая строка), тройными созвучиями (ААА ВВВ) и тремя рифмами (А В С). Структура октавы, как прекрасно видно из пушкинских строк, такова: АВАВАВСС.

Девятистишия (ноны) в русской поэзии менее популярны, хотя достаточно распространены, в том числе у М. Ю. Лермонтова. Зато они очень популярны в английской поэзии, где, в основном, используется так называемая “спенсерова строфа”. Ей написаны многие шедевры Байрона (в частности, “Паломничество Чайлд Гарольда”) и Шелли (в частности, знаменитая поэма “Восстание Ислама”).

Весьма популярны в европейской и русской литературе, особенно в русской литературе рубежа XVIII-XIX веков, Одические десятистишия (одическая строфа) . Ее мы встретим, например, у Г. Р. Державина.

Более сложные строфы, за исключением сонета, встречаются относительно редко, хотя возможны. Так, признана тринадцатистрочная строфа (рондель), пятнадцатистрочная (рондо), но в русской поэзии за исключением некоторых изысков (например, “Рондо” М. Кузмина) они мало распространены.

Иное дело классическая Четырнадцатистрочная строфа Сонет. Термин “сонет” можно понимать двояко. С одной стороны, это популярнейший жанр лирики, связанный не только формой, но и настроением. С другой – это вид строфы, если речь идет о более сложных жанровых образованиях, прежде всего о Венке сонетов. Венок сонетов – изысканный и технически виртуозный жанр, ранее очень популярный, сейчас отошедший на второй план. Однако еще у поэтов Серебряного века венки сонетов были весьма популярны, например, известен “Звездный венец” М. Волошина. Сегодня венки сонетов пишутся скорее ради технического совершенствования, чем для эмоционального самовыражения. Классический венок сонетов состоит из пятнадцати сонетов, в которых пятнадцатый является ключом. Можно сказать, что схема венка сонетов 14 + 1 сонет. Четырнадцать сонетов построены так, что последняя строка одного сонета совпадает с первой строкой следующего. Например, последняя строка третьего сонета совпадает с первой строкой четвертого. Последняя строка четырнадцатого сонета совпадает с первой строкой первого. Венок, таким образом, сплетен, круг замкнулся.

Ключевой пятнадцатый сонет состоит из первых строк четырнадцати сонетов венка. Таким образом, сложенные вместе первые строки всех сонетов должны породить новый осмысленный текст.

Для русской поэзии имеет значение еще одна четырнадцатистрочная строфа – Онегинская строфа.

“Евгений Онегин” технически написан сложно, строфы построены по одной схеме: четырехстопный ямб с типом рифмовки АВАВССDDEFFEGG. То есть Пушкин “играет” всеми видами рифмовки, повторяя принцип построения из строфы в строфу.

Подробнее см., напр.: Кузьмин Д. В. Жанр в русском моностихе // Жанрологический сборник. Выпуск 1., Елец, 2004, С. 100-106; Конюхова Л. Н. Формально-содержательные модификации моностиха в русской литературе XX века. Дисс…. канд. филол. наук : 10.01.08. М., 2009.

О традиции английских нон и ее преломлении у Лермонтова см.: Пейсахович М. Строфика Лермонтова // Творчество М. Ю. Лермонтова: 150 лет со дня рождения, 1814-1964. М., 1964. С. 417-491.