Category: Школьные сочинения

“Гранатовый браслет” – это грустный рассказ о любви.

Героиня рассказа, княжна Вера Николаевна Шеина, вот уже несколько лет получает письма с признаниями в любви от незнакомого поклонника. На день рождения он присылает княгине золотой браслет с гранатами. Узнав о подарке, муж и брат Веры Николаевны находят поклонника. Им оказывается мелкий чиновник Желтков, живущий под самой крышей бедного дома. Браслет возвращен, честь замужней женщины защищена. А Желтков кончает жизнь самоубийством. В предсмертной записке он обращается с просьбой к Вере Николаевне после его смерти сыграть или попросить сыграть для него сонату Бетховена. И как только княгиня слышит музыку, из глаз ее начинают лить слезы.

Непритязательная история любви получает в рассказе Куприна философско-трагическое звучание. Позиция автора выражена словами генерала Аносова: “Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться”.

У Веры Николаевны счастливая семья, богатый дом. Муж, Василий Львович Шейн, любит и уважает ее. Чувство любви у самой Веры Николаевны уже давно перешло в чувство прочной и верной дружбы. И вдруг спокойная размеренная жизнь нарушена признаниями Желткова: “Я не виноват, Вера Николаевна, что Богу угодно было послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам”. Желтков ничего не просит и ни на что не надеется. Он считает, что его судьба, дарованная Богом, безумная безответная любовь к Вере Николаевне. Чистая любовь Желткова трагична, потому что безответна. Во имя любви герой способен на все. Только после смерти Желткова Вера Николаевна поняла, что истинная святая любовь в природе встречается крайне редко и доступна немногим.

Наряду с основной темой в рассказе присутствует тема “маленького человека”. Желтков, мелкий чиновник по роду своей деятельности, беден и не знатен. Однако он честный и благородный человек, который вызывает уважение в своей романтической любви.

Есть лица, подобные пышным порталам,

Где всюду великое чудится в малом.

Есть лица – подобия жалких лачуг…

Н. Заболоцкий

Роман-эпопея М. Шолохова “Тихий Дон” рассказывает нам о сложном, переломном времени в истории России, когда рушился многовековой уклад жизни, жизнь человека обесценивалась. Война и революция по-своему отразились на судьбах всех героев романа, но особая тяжесть этого времени легла на плечи женщин.

С большой любовью и теплотой нарисован в романе образ матери – Ильиничны. Возвышенная нравственная красота и мудрость чувствуются и в ее словах, и в поступках. Заботливые и нежные руки Ильиничны никогда не устают, все умеют. Эта сильная и решительная пожилая женщина умеет беззаветно любить и мужественно преодолевает испытания, выпавшие на ее долю. Она готова жертвовать собой, лишь бы облегчить жизнь детям и домочадцам, оградить их от неприятностей и необдуманных поступков. Так, убедившись в том, что ее дочь Дуняша любит Михаила Кошевого, убившего ее старшего сына Петра, Ильинична сумела побороть неприязнь и принять еще недавно бывшего ей ненавистным чужака. Чтущая традиции и глубоко привязанная к корням донского казачества, Ильинична обладает способностью трезво мыслить и критически оценивать происходящее. Образ этой мудрой и заботливой женщины выступает в романе символом материнства.

Во многом похожа на Ильиничну Наталья. Она верная жена и очень заботливая мать, работящая, терпеливая, отзывчивая, доброжелательная, умеющая прощать. Беззаветно любя мужа, Наталья понимает, что его сердце привязано к другой женщине, но она молча страдает, не жалуясь никому. Самоотверженно несет она свой крест, дожидаясь возвращения непутевого мужа. Наталья – натура прямая, она не умеет ни обманывать, ни лицемерить. В отчаянии она пыталась покончить жизнь самоубийством, но, оставшись после этого калекой, не сломалась, не сдалась, сумела вернуть самообладание и решительность. Трагично заканчивается жизнь Натальи, которая, не выдержав метаний мужа, решается уйти от него и избавиться от его ребенка. Сделав неудачный аборт, она погибает от потери крови в расцвете лет, но и умирая, ни на кого не держит зла, прощает Григорию и его измены, и упреки.

Поражает своей внешней и внутренней красотой и Аксинья. У нее “точеная шея”, “пушистые завитки волос”, “зовущие губы”. Это натура страстная, пылкая. Любовь к Григорию озарила ее безрадостную жизнь. Зная, что и Григорий ее любит, Аксинья готова нарушить все правила, установленные жизнью, ее не пугает ни общественное мнение, ни побои нелюбимого, пьющего и гулящего мужа. Независимая и свободолюбивая, Аксинья всюду готова следовать за Мелеховым, не раздумывая, разделить с ним и радости, и печали. Ни позор, ни осуждение не останавливают ее. Любовь стала для этой женщины путеводной звездой, способной провести через боль, страдания и трудности жизненного пути. Все, что касается Григория, дорого ей, и поэтому она после смерти Натальи оказывается рядом с ее детьми, заменяет им мать.

Совсем другой предстает перед нами жена Петра Мелехова Дарья. Эту вызывающе красивую, стройную женщину на хуторе вполне оправданно считали гулякой. Веселая и жизнелюбивая, Дарья любила нравиться мужчинам, в работе же была ленива, предпочитая ей застолья, посиделки. Дарью, конечно, нельзя назвать черствой и бездушной, но в те моменты, когда натура ее раскрывается в полной мере, понимаешь, что в Дарьином сердце нет места ни жалости, ни состраданию. Лишь перед смертью Дарья осознала, что шла по неверному пути: “Жизню прожила и была вроде слепой, а жизнь… господи, красота-то какая!”

Строптивойи гордой казачкой выросла и самая младшая из Мелеховых – Дуняша. Ей тоже приходится пережить душевную драму. Она любит Михаила Кошевого, который, став большевиком, безжалостно убил сдавшегося в плен красным Петра Мелехова – брата Дуняши. Но, несмотря на угрозы со стороны своей семьи, девушка остается верной чувству и выходит замуж за Кошевого.

Внимательно наблюдая за женскими судьбами в романе, понимаешь, что нет здесь ни одной абсолютно счастливой – суровое время отразилось на жизни женщин болью, страданиями, лишениями. И все же образы казачек заражают нас своим оптимизмом, жизнелюбием, терпением и великой способностью мужественного преодоления трудностей.

Хотелось бы всех поименно назвать,

Да отняли список и негде узнать.

Для них соткала я широкий покров

Из бедных, у них же подслушанных слов.

А. Ахматова

Главным творческим и гражданским достижением А. А. Ахматовой стало создание ею поэмы “Реквием”. Поэма состоит из нескольких стихотворений, связанных друг с другом одной темой, – темой памяти о тех, кто в тридцатые годы оказался в тюремных застенках, и о тех, кто мужественно перенес аресты родных, смерть близких и друзей, кто пытался помочь им в трудную минуту.

В предисловии А. Ахматова рассказывает об истории создания поэмы. Описать все ужасы ежовщины попросила ее незнакомая женщина, так же, как и Ахматова, стоявшая в тюремных очередях в Ленинграде. И Анна Андреевна откликнулась. А иначе и не могло быть, ведь как она сама говорит:

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

Репрессии обрушились не только на друзей, но и на семью Ахматовой: был арестован и сослан сын – Лев Гумилев, а затем и муж – Н. Н. Пунин, а ранее, в 1921 году, был расстрелян первый муж Анны Андреевны – Н. Гумилев.

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне… –

Пишет она в “Реквиеме”, и слышится в этих строках мольба несчастной женщины, потерявшей своих близких. “Перед этим горем гнутся горы”, – читаем мы в “Посвящении” к поэме, и понимаем, что для тех, кто слышал “лишь ключей постылый скрежет да шаги тяжелые солдат”, уже никогда не будет ярким солнечный свет, свежим ветер.

Во “Вступлении” Ахматова рисует яркий образ Ленинграда, который представлялся ей “болтающимся привеском” возле тюрем, “осужденных полки”, которые шли по улицам города, “звезды смерти”, стоявшие над ним.

Кровавые сапоги и шины черных марусь раздавили “безвинную Русь”. И она лишь корчится под ними. Перед нами проходит судьба матери и сына, образы которых соотнесены с евангельской символикой. Ахматова расширяет временные и пространственные рамки сюжета, показывая общечеловеческую трагедию. Мы то видим простую женщину, у которой ночью арестовывают мужа, то библейскую Мать, Сына которой распяли. Вот перед нами простая русская женщина, в памяти которой навсегда останется плач детей, оплывшая свеча у божницы, смертный пот на челе любимого человека, которого уводят на рассвете. Она будет плакать по нему так же, как когда-то под стенами Кремля плакали стрелецкие “женки”. То вдруг пред нами образ женщины, так похожей на саму Ахматову, которая не верит, что все происходит именно с ней – “насмешницей”, “любимицей всех друзей”, “царскосельской веселой грешницей”. Разве могла она когда-нибудь подумать, что будет стоять трехсотой в очереди в Кресты? А теперь вся ее жизнь в этих очередях.

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Не разобрать, кто “зверь”, кто “человек”, ведь арестовывают невинных людей, и все мысли матери невольно обращаются к смерти.

А потом звучит приговор – “каменное слово”, и надо убить память, сделать окаменелой душу и снова учиться жить. И мать вновь думает о смерти, только теперь о своей. Она кажется ей спасеньем, и не важно, какой она примет вид: “отравленного снаряда”, “гирьки”, “тифозного чада” – главное, что она избавит от страданий и от душевной пустоты. Эти страдания сравнимы лишь со страданиями Матери Иисуса, также потерявшей Сына.

Но понимает Мать, что это только безумие, ведь смерть не позволит унести с собой

Ни сына страшные глаза –

Окаменелое страданье,

Ни день, когда пришла гроза,

Ни час тюремного свиданья,

Ни милую прохладу рук,

Ни лип взволнованные тени,

Ни отдаленный легкий звук –

Слова последних утешений.

Значит, надо жить. Жить ради того, чтобы назвать поименно тех, кто погиб в сталинских застенках, помнить, вспоминать всегда и везде стоявших “и в лютый холод, и в июльский зной под красною ослепшею стеною”.

В поэме есть стихотворение, называющееся “Распятие”. В нем описываются последние минуты жизни Иисуса, его обращение к матери и отцу. Слышится непонимание того, что происходит, и к читателю приходит осознание, что все происходящее бессмысленно и несправедливо, ведь нет ничего страшнее, чем смерть невинного человека и горя матери, потерявшей сына.

А. Ахматова выполнила свой долг жены, матери, поэта, рассказав в поэме о трагических страницах нашей истории. Библейские мотивы позволили ей показать масштаб этой трагедии, невозможность прощения тех, кто творил это безумие, и невозможность забвения того, что произошло, ведь речь шла о судьбе народа, о миллионах жизней. Таким образом, поэма “Реквием” стала памятником безвинным жертвам и тем, кто страдал вместе с ними.

В поэме А. Ахматова показала свою причастность к судьбе страны. Известный прозаик Б. Зайцев, прочитав “Реквием”, сказал: “Можно ль было предположить… что хрупкая эта и тоненькая женщина издаст такой вопль – женский, материнский, вопль не только о себе, но и обо всех страждущих – женах, матерях, невестах, вообще обо всех распинаемых?” И невозможно лирической героине забыть матерей, вдруг ставших седыми, вой старухи, потерявшей сына, громыхание черных марусь. И звучит по всем погибшим в страшное время репрессий поэма “Реквием” как поминальная молитва. И пока будут слышать ее люди, потому что вместе с ней кричит весь “стомильонный народ”, не повторится той трагедии, о которой рассказывает А. Ахматова.

А. А. Ахматова вошла в литературу как поэт лирический, камерный. Ее стихи о неразделенной любви, о переживаниях героини, ее одиночестве среди людей и ярком, образном восприятии окружающего мира привлекали читателя и заставляли его проникнуться настроением автора. Но потребовалось время и страшные события, потрясшие Россию, – война, революция, – чтобы в стихах А. А. Ахматовой возникло гражданское, патриотическое чувство. Поэтесса сострадает Родине и своему народу, считая для себя невозможным покинуть ее в трудные годы испытаний. Но особенно трудными стали для нее годы сталинских репрессий. Для власти Ахматова была личностью чуждой, враждебной советскому строю. Постановление 1946 года подтвердило это официально. Ей не забыли ни того, что муж ее, Николай Гумилев, был расстрелян в 1921 году за участие в контрреволюционном заговоре, ни гордой безгласности с конца 20-х годов – той неофициальной “внутренней эмиграции”, которую избрала для себя поэтесса. Ахматова принимает свою судьбу, но это не смирение и равнодушие – готовность выстоять и вытерпеть все, что выпало ей на долю. “Мы ни единого удара не отклонили от себя”, – писала Ахматова. И ее “Реквием”, писавшийся с 1935 по 1940 год не для печати – для себя, “в стол” – и опубликованный намного позднее, – это свидетельство мужественной гражданской позиции как лирической героини поэмы, так и ее автора. Здесь отражены не только личные трагические обстоятельства жизни А. А. Ахматовой – арест сына, Л. Н. Гумилева, и мужа, Н. Н. Пунина, – но и горе всех русских женщин, тех жен, матерей, сестер, что стояли с нею вместе 17страшных месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Об этом говорит автор в предисловии к поэме – о моральном долге перед своими “сестрами по несчастью”, о долге памяти перед безвинно погибшими.

Звезды смерти стояли над нами,

И безвинная корчилась Русь

Под кровавыми сапогами

И под шинами черных марусь.

Горе матери и жены – общее для всех женщин всех эпох, всех смутных времен. Его делит Ахматова с другими, говоря о них, как о себе:

Буду я, как стрелецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

Страдание матери, ее неизбывное горе, одиночество эмоционально окрашивает события в черно-желтые цвета – цвета, традиционные для русской поэзии, символы горя и болезни.

Тихо льется тихий Дон,

Желтый месяц входит в дом.

Входит в шапке набекрень.

Видит желтый месяц тень.

Эта женщина больна,

Эта женщина одна.

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне.

Страшное одиночество звучит в этих строках, и оно кажется особенно пронзительно-острым по контрасту со счастливым беззаботным прошлым:

Показать бы тебе, насмешнице

И любимице всех друзей,

Царскосельской веселой грешнице,

Что случится с жизнью твоей –

Как трехсотая, с передачею,

Под Крестами будешь стоять

И своею слезою горячею

Новогодний лед прожигать.

Горе заполоняет сознание, героиня на грани безумия:

Семнадцать месяцев кричу,

Зову тебя домой,

Кидалась в ноги палачу,

Ты сын и ужас мой.

Все перепуталось навек,

И мне не разобрать

Теперь, кто зверь, кто человек,

И долго ль казни ждать.

Самое страшное во всем этом кошмаре – ощущение того, что жертвы неповинны и напрасны, ведь не случайно белые ночи, по мысли автора, говорят сыну “о твоем кресте высоком и о смерти”. И приговор невиновному звучит “каменным словом”, падает, как меч неправедного правосудия. Сколько мужества и стойкости требуется от героини!

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить.

Она готова к самому худшему, к смерти – “мне все равно теперь”. Как у человека христианской культуры, у Ахматовой в стихах часто встречаются те понятия, которые пыталась вычеркнуть как социально чуждые советская власть: душа, Бог, молитва. Лишить человека веры, воспитанной веками, власти оказалось не по силам, ибо, как и женщины из народа, героиня в трудную минуту обращается к святым для русского человека образам – Матери Христа, олицетворению всей материнской скорби и материнского страдания.

Магдалина билась и рыдала,

Ученик любимый каменел,

А туда, где молча Мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел.

И это сближает героиню с ее народом, заставляет чувствовать свою ответственность как Поэта за то, чтобы все происходящее сохранилось в памяти народной, вышло на суд Истории.

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною…

… О них вспоминаю всегда и везде,

О них не забуду и в новой беде,

И если зажмут мой измученный рот,

Которым кричит стомильонный народ,

Пусть так же они поминают меня

В канун моего поминального дня…

Поэмой “Реквием” Ахматова выполнила свой долг Поэта – воспеть и возвеличить страдания тысяч матерей, ставших жертвами кровавого произвола.

В читательском сознании Валерий Брюсов – прежде всего поэт. Слава Брюсова-стихотворца способствовала тому, что другие области литературной деятельности, которым он уделил немало внимания, остались в тени отступили на задний план перед масштабностью его поэтического самовыражения.

Однако наряду с Брюсовым-поэтом существуют и Брюсов-критик, и Брюсов-литературовед, и Брюсов-драматург, и, наконец, Брюсов – автор романов, повестей и рассказов. Замыслы его как беллетриста поражают широтой и многообразием не меньше, чем его поэтические сочинения.

Его прозаические произведения воспринимались, в первую очередь, как “проза поэта”. И Брюсов пытался победить объективность, “врага стихотворца на путях прозы”, путем компромисса – он сочинял рассказы то в виде дневника, то в виде ряда писем или документов, чтобы вернуть себе привычную для стихотворца потребность говорить от первого лица.

“Я не могу писать так, как писал Тургенев, Мопассан, Толстой. Я считаю нашу форму романа рядом условностей, рядом разнообразных трафаретов. Мне смешно водить за ниточки своих марионеток, заставлять их делать различные движения, чтобы только читатели вывели из этого: а значит у него вот какой характер”, – так писал сам Брюсов. Не обнаружив в русской литературе достаточно устойчивой традиции “рассказа положений”, Брюсов устремил свой взгляд на запад. Пожалуй, он первым из русских прозаиков новейшего времени стал сознательно опираться прежде всего на опыт европейской новеллистики.

Один из его ранних рассказов “Под Старым мостом”, действие которого разворачивается в неназванной, условной западноевропейской стране в пору средневековья, является образцом имитации такого повествования. Вместо привычной и щедро выписанной бытовой повседневности – удаленная эпоха и экзотическая для русского читателя страна; вместо обычных житейских коллизий – мелодраматическая история любви опального аристократа и нищей девушки; наконец, вместо подробных психологических мотивировок, анализа внутренней жизни героев – лаконично прослеженная событийная канва со скупыми авторскими пояснениями того или иного сюжетного поворота.

Установка на стилизацию, на воспроизведение “чужого слова” в той или иной степени проявилась во всех рассказах сборника “Земная ось” и прямо обозначена в заголовках. Как правило, это брюсовское “чужое слово” подразумевало литературные источники, иногда довольно многообразные. Например, рассказ “В подземной тюрьме” ориентирован не только на итальянскую новеллу Возрождения, но и на преломление этого стиля во французской литературе XIX в. – на хорошо известные писателю хроники Стендаля, представлявшие собой обработку подлинных старинных итальянских документальных источников, и на новеллы А. Франса, образцы стилизаций различных средневековых жанров.

В сфере пристального внимания Брюсова была также область научной фантастики. Во многих своих стихотворениях он восславил благие перспективы научнотехнического прогресса. Однако он видел и негативные последствия технического перевооружения общества. Одним из первых он осознал возможность драматического столкновения человека с созданными им продуктами технологической цивилизации, отразив свое предвидение в незавершенных рассказах “Восстание машин” и “Мятеж машин”.

В своих фантастических произведениях Брюсов касался также темы революции. В рассказе “Последние мученики”, изображающем “взрыв революции” в фантастической стране далекого будущего, прорицания вложены в уста первосвященника Феодосия, главы элитарного культурно-религиозного союза, объединяющего “художников и мудрецов”.

В 1910е гг. Брюсов оставался верным своим излюбленным темам, раскрытым в его сугубо “символических” новеллах. Мария из “Реи Сильвии”, подобно прежним брюсовскиим персонажам, погружается в мир вымысла как в самую реальную реальность, а действительность воспринимает как сон. Тема зеркала возникает в рассказе “За себя или за другую?”, героиня которого одновременно тождественна и нетождественна когда-то оставленной героем любовнице; герой, бьющийся над вопросом, есть ли связь между новым “отражением” и прежним “оригиналом”, опять же подходит к некой критической границе, когда “вымысел и действительность для него сливались, смешивались”.

Некоторые прежние темы приобретали у него новую трактовку. Столь много внимания уделивший возвеличиванию самозабвенной и раскованной страсти, торжествующей над житейскими условиями и моральными постулатами, в рассказе “Пустоцвет” Брюсов отобразил оборотную сторону этой раскованности. Героиня обнажает свое тело, имитирует страсть, заботясь более всего о “нетривиальности” ее выражения, но все это выявляет лишь духовное бесплодие, ведущее к гибели личности. Брюсов выносит решительный приговор “декадентскому” мировосприятию, жертвой которого она явилась.

Трудно судить, в каком направлении развивалась бы творческая судьба Брюсова-прозаика после Октябрьской революции. Он был погружен в другие области творческой деятельности, а также в преподавательскую работу, посвятив себя делу создания новой, социалистической культуры, и не мог уже уделять внимания повествовательному искусству. Почти вся художественная проза поэта приходится на дореволюционный этап, запечатлев его эволюцию в направлении историзма и социальной обусловленности изображаемого. Отличаясь своеобразием и подлинным мастерством, “малая” проза несет на себе отпечаток важнейших черт творческой личности Брюсова, во многом восполняя и обогащая художественный мир его поэтических образов.

разрушение традиционной драматургической структуры, основанной на столкновении центральных персонажей и определяющейся развитием действия; замена главного конфликта традиционной драмы множеством “локальных” конфликтов между разными персонажами, расслоение “главной” сюжетной линии на пучок равноценных жизненных линий героев, ликвидация принципа разделения героев на “главных” и “второстепенных”; перенесение акцента с внешнего действия на внутренний мир героев с целью исследования созревания и развития их конфликтов с жизнью ; постановка узловых проблем человеческого бытия, скрывающихся за завесой прозы будничного существования; внешние “нестыковки” реплик персонажей, проявляющие внутренние нарушения духовных связей между людьми; самодостаточная эстетическая роль авторских ремарок; использование техники “открытых финалов”, ключевых образов-символов, сочетаний лиризма и иронии.

Царевна лебедь предстает перед читателем в сказке Пушкина “О царе Салтане”. Сын Салтана – Гвидон помогает лебедю вырваться из лап коршуна, он пожертвовал ради нее последней стрелой, с помощью которой мог добыть себе пищу и прокормиться несколько дней, но он спас лебедя. А оказалось, что это девушка, которая спасалась не от коршуна, а от чародея. За свое спасение лебедь за ночь построила ему чудесный дворец, но Гвидон был печален, потому что хотел увидеть своего отца, и в этот раз помогла ему лебедь и превратила его в комара. Слетав к отцу, он узнал, что ткачиха с поварихой не хотят пускать Салтана, и рассказывают ему, что где-то есть белка, которая сидит под елкой и грызет золотые орешки. Вернувшись домой, Салтан снова грустит, рассказывает о своей печали лебедю, воротившись домой видит это чудную белку у своего дворца, снова лебедь исполнила желание своего спасителя. Она его волшебница и незаменимый помощник. Затем лебедь помогает Салтану превратиться в муху, еще она пригласила к нему 33 богатыря, как он и желал. Снова слетав к отцу, Салтан решил жениться, и просит лебедя найти ему прекрасную царицу, у которой месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит. Этой царицей оказалась лебедь, Пушкин пишет о ней, что она невероятная красавица, на все руки мастерица, сравнивает ее речь с журчанием ручейка. Царевна-лебедь помогла помириться Салтану и Гвидону, обрести им счастье, и сама в лице Гвидона нашла свое счастье. Она олицетворяет красоту, любовь, чистоту. Она своим волшебством помогает Гвидону. Образ этой сказочной девушки вдохновил многих живописцев, ярким примером вдохновения этим образом стала картина Врубеля “Царевна-Лебедь”.

Они все равно умерли, зачем им гробы!

А. Платонов. Котлован

ПовестьА. Платонова “Котлован” написана в непростые для Советской страны годы, оставшиеся в памяти многих как время окончательного разорения крестьянства и формирования колхозов, переиначивших не только жизнь, но и сознание людей. Эти и многие другие сопутствующие процессы отражены в повести с помощью монолитного сплава комической формы и трагического по сути содержания.

Юмор Платонова мне кажется чем-то родственным юмору Булгакова: это не просто “смех сквозь слезы”, а смех от понимания того, что так не должно быть, как оно есть, – своеобразный “черный юмор”. Действительность периода коллективизации была настолько нелепой, что, кажется, грустное и смешное поменялись местами. И поэтому нам становится не по себе, когда мы смеемся над деревенским мужиком, отдавшим лошадь в колхоз и лежащим после этого с привязанным к животу самоваром: “Улететь боюсь, клади… какой-нибудь груз на рубашку”. Не только улыбку, но и щемящую тоску вызывает негодующий возглас маленькой девочки Насти перед похоронами Козлова и Сафронова: “Они все равно умерли, зачем им гробы!” Действительно, зачем мертвым гробы, если теперь в них так хорошо спится живым строителям “светлого будущего” и если там так уютно чувствуют себя детские игрушки?!

Гротескные ситуации, созданные автором, удивительно сочетают в себе реальное и фантастическое, живой юмор и горький сарказм. Люди строят непонятный, никому в действительности не нужный дом счастья, а дело продвигается не дальше рытья всеобщей братской могилы – котлована для фундамента, потому что в той нищете, голоде и холоде, которые окружают людей в настоящем, выживают немногие. Забавен и страшен одновременно эпизод с мужиком, который “на всякий случай” приготовился умереть: он уже несколько недель лежит в гробу и периодически самостоятельно подливает масло в горящую лампаду. Создается впечатление, что мертвые и живые, неодушевленное и наделенное сознанием поменялись местами. Что уж тут говорить, если главный и уважаемый враг кулаков и друг пролетариев – медведь Медведев, молотобоец из кузни. Чутье никогда не подводит зверя, работающего на “счастливое будущее” наравне с людьми, и он всегда верно находит “кулацкий элемент”.

Еще один неисчерпаемый источник юмора и сарказма Платонова – речь персонажей повести, в полной мере отобразившая очередную область перегибов и бессмыслицы этого несуразного времени. Пародийное переосмысление и ироническое обыгрывание политического языка насыщает речь героев клишированными фразами, категорическими ярлыками, делает ее похожей на причудливое соединение лозунгов. Такой язык – тоже неживой, искусственный, но и он вызывает улыбку: “с телег пропагандировалось молоко”, “вопрос встал принципиально, и надо его класть обратно по всей теории чувств и массового психоза…” Страшно же то, что даже язык маленькой Насти уже оказывается чудовищным сплавом речей и лозунгов, которые она слышит от вездесущих активистов и пропагандистов: “Главный – Ленин, а второй – Буденный. Когда их не было, а жили одни буржуи, то я и не рожалась, потому что не хотела. А как стал Ленин, так и я стала!”

Таким образом, переплетение комического и трагического в повести А. Платонова “Котлован” позволило писателю обнажить многие перекосы в социальной и экономической жизни молодой Советской страны, болезненно отозвавшиеся на жизни простого народа. А ведь давно известно: когда люди уже не имеют сил плакать – они смеются…

…Будущее оценит достойно сию

Комедию и поставит ее в число первых

Творений народных.

А. Бестужев

Комедия “Горе от ума” есть

И картинка нравов, и галерея живых

Типов, и вечно острая, жгучая сатира,

И вместе с тем комедия…

И. А. Гончаров

Почти через полвека после создания А. С. Грибоедовым его великой комедии “Горе от ума”, в 1872 году, талантливейший русский писатель, автор знаменитых романов “Обыкновенная история”, “Обломов” и “Обрыв”, вернувшись со спектакля “Горе от ума”, написал заметки об этой комедии, которые затем переросли в статью “Мильон терзаний” – лучшее произведение критической литературы о грибоедовском шедевре.

Гончаров начинает статью очень смелым утверждением о том, что, в отличие от даже самых великих литературных произведений, “Горе от ума” никогда не состарится, не станет просто литературным памятником, пусть гениальным: “”Горе от ума” появилось раньше Онегина, Печорина, пережило их, прошло невредимо через гоголевский период, прожило эти полвека со времени своего появления и все живет своею нетленною жизнью, переживет и еще много эпох и все не утратит своей жизненности”.

Почему? Гончаров подробно отвечает на этот вопрос, доказывая, что неувядающая молодость комедии объясняется ее верностью жизненной правде: правдивой картиной нравов московского дворянства после войны 1812 года, жизненностью и психологической правдой характеров, открытием Чацкого как нового героя эпохи, новаторским языком комедии. Он подчеркивает типичность созданных Грибоедовым картин русской жизни и ее героев, масштабность действия, несмотря на то, что оно длится только один день. Полотно комедии захватывает длинный исторический период – от Екатерины II до Николая I, а зритель и читатель и через полвека чувствуют себя среди живых людей, настолько правдивы созданные Грибоедовым характеры. Да, за это время Фамусовы, молчалины, скалозубы, загорецкие изменились: теперь никакой Фамусов не станет ставить в пример Максима Петровича, никакой Молчалин не сознается в том, какие заповеди отца послушно выполняет, и т. д. Но пока будет существовать стремление получать незаслуженные почести, “и награжденья брать и весело пожить”, пока есть люди, которым кажется естественным “не. .. сметь свое суждение иметь”, пока господствуют сплетни, безделье, пустота и это не осуждается обществом, грибоедовские герои не состарятся, не уйдут в прошлое.

Характеристика Чацкого – самая замечательная, по-моему, часть статьи, да и само название ее -“Мильон терзаний” – говорит о том, что Чацкий наиболее интересен автору. Гончаров подчеркивает его ум, искренность, безукоризненную честность, активный, деятельный характер, способность отдаваться чувству; писатель считает, что “Чацкий как личность несравненно выше Онегина и. .. Печорина. Он искренний и горячий деятель, а те – паразиты, изумительно начертанные великими талантами… Ими заканчивается их время, а Чацкий начинает целый век – ив этом все его значение и весь “ум”… Оба томились в своей среде и не знали, чего хотеть”. А Чацкий не просто готовился к активной деятельности, но и стремился действовать, невзирая на наличие очень неблагоприятные для этого обстоятельства. Его любовь к Софье наталкивается на непонимание и холодность; любовь к свободе, чувство человеческого достоинства, стремление “служить делу, а не лицам” – на откровенную враждебность фамусовского общества. Но он не сдается, громогласно клеймит “прошедшего житья подлейшие черты”, понимая, что вооружил против себя всех, испытывая “мильон терзаний” и “горе”. Гончаров отмечает и минуты слабости, отчаяния, и то, что Чацкий иногда перестает владеть собой, ставит себя в смешное положение, потому что не умеет лицемерить и притворяться. Но при этом он остается самим собой, не унижается до лжи и заискивания.

“Чацкий больше всего обличитель лжи и всего, что отжило, что заглушает новую жизнь”. В отличие от Онегина и Печорина, он знает, чего хочет, и не сдается. Он терпит временное – но только временное – поражение. “Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей. Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в пословицу: “один в поле не воин”. Нет, воин, если он Чацкий, и притом победитель, но передовой воин, застрельщик и – всегда жертва”.

Далее Гончаров делает важнейший вывод о типичности Чацкого: “Чацкий неизбежен при каждой смене одного века другим”. И, читая статью, понимаешь: Чацкий может в разное время по-разному выглядеть, по-разному говорить, но неудержимый порыв, горячее стремление к истине, честность и бескорыстие делают его современником и союзником передовой части всех поколений.

Писатель подробно объясняет и характеры, психологию других героев комедии: Фамусова, Софьи, Молчалина, и его доводы очень убедительны. Гончаров – знаток человеческих характеров – очень высоко ставит талант Грибоедова-психолога. Блестящий талант Грибоедова-драматурга, по мнению Гончарова, проявился в том, как он сумел, поставив в произведении важнейшие социальные вопросы своего времени, не “засушить” комедию, не сделать ее тяжеловесной. Сатира в “Горе от ума” воспринимается очень естественно, не заглушая ни комических, ни трагических мотивов. Все как в жизни: смешны, но и страшны и Фамусовы, и молчалины, и скалозубы; умная Софья сама пустила сплетню, объявив Чацкого сумасшедшим; опошлился некогда достойный человек Платон Михайлович; приняты в обществе ничтожества Репетилов и Загорецкий.

Не менее высоко оценивает Гончаров и мастерство языка “Горя от ума”, видя именно в языке одну из главных причин популярности комедии. Публика, по его словам, “развела всю соль и мудрость пьесы в разговорной речи… и до того испестрила грибоедовскими поговорками разговор, что буквально истаскала комедию до пресыщения”. Но, перейдя из книги в живую речь, комедия стала еще дороже читателям, настолько меткими, мудрыми и убедительными оказались грибоедовские “крылатые выражения”, настолько естественными – речевые характеристики героев, очень разнообразные, но всегда правдивые, обусловленные психологией героев и их социальным положением.

Давая заслуженно очень высокую оценку “Горю от ума”, Гончаров верно определил ее место в истории русской литературы, безошибочно предсказал ей бессмертие.

Всю жизнь главного героя романа М. Ю. Лермонтова “Герой нашего времени”, действительно, можно назвать трагедией. Почему и кто в этом виноват – темы, которым посвящено это сочинение.

Итак, Григорий Печорин выслан из Петербурга за некую “историю” на Kавказ, по дороге с ним приключается еще несколько историй, он разжалован, снова отправляется на Kавказ, затем некоторое время путешествует и, возвращаясь из Персии домой, умирает. Вот такая судьба. Но за все это время он очень много пережил сам и многим повлиял на жизнь других людей. Надо сказать, влияние это было не из лучших: за свою жизнь он разрушил много человеческих судеб – княжны Мери Лиговской, Веры, Бэлы, Грушницкого… Зачем, неужели он такой злодей? Делает ли он это специально или это у него выходит произвольно?

Вообще говоря, Печорин – человек неординарный, умный, образованный, сильный волей, храбрый… Кроме того, его отличает постоянное стремление к действию, Печорин не может удержаться на одном месте, в одной обстановке, в окружении одних и тех же людей. Не от этого ли он не может быть счастлив ни с одной женщиной, пусть даже с той, в которую влюблен? Через некоторое время его одолевает скука, и он начинает искать чего-то нового. Не от этого ли он ломает их судьбы? Печорин записывает в своем дневнике: “…тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше действует; от этого гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума…”. Печорина не прельщает такая судьба, и он действует. Действует, не считаясь с чувствами других людей, практически не обращая на них внимания. Да, он эгоист. И в этом его трагедия. Но один ли Печорин в этом виноват?

Нет! И сам Печорин, объясняясь Мери, рассказывает: “Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились…”. Итак, “все”. Кого он имеет в виду? Естественно, общество. Да, то самое общество, которое мешало Онегину и Ленскому, которое ненавидело Чацкого, теперь Печорина. Так, Печорин выучился ненавидеть, лгать, стал скрытен, он “хоронил лучшие свои чувства в глубине сердца, там они и умерли”.

Итак, с одной стороны, неординарный, умный человек, с другой стороны, эгоист, разбивающий сердца и разрушающий жизни, он – “злой гений” и в то же время жертва общества. В дневнике Печорина мы читаем: “…первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее торжество власти”. Так вот что для него любовь – всего лишь удовлетворение собственного честолюбия! А как же его любовь к Вере, она такая же? Отчасти да, между Печориным и Верой стояла преграда: Вера была замужем, и это привлекало Печорина, который стремился, как истинный борец, преодолевать все препятствия. Неизвестно, как повел бы себя Печорин, если бы этой преграды не было… Но эта любовь, любовь к Вере, однако, больше, чем просто игра, Вера была единственной женщиной, которую Печорин любил по-настоящему, в то же время лишь Вера знала и любила Печорина не вымышленного, а Печорина настоящего, реального, со всеми его достоинствами и недостатками, со всеми его пороками. “Я бы тебя должна ненавидеть… Ты ничего не дал мне, кроме страданий”, – говорит она Печорину. Но она не может его ненавидеть… Однако эгоизм берет свое – все люди находящиеся вокруг Печорина отворачиваются от него. В разговоре он как-то признается своему другу Вернеру: “Думая о близкой и возможной смерти, я думаю об одном себе”. Вот она, его трагедия, трагедия его судьбы, его жизни.

Надо сказать, в своих дневниках Печорин это признает; анализируя свою жизнь, он пишет: “…я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия…”. И как результат – его одиночество: “…и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно”.

Среди огромного наследия М. Е. Салтыкова-Щедрина наибольшей популярностью пользуются его сказки. Форму народной сказки использовали многие писатели до Щедрина. Литературные сказки в стихах или прозе воссоздавали целый мир народных представлений, а иногда заключали в себе и сатирические мотивы, примером тому могут служить сказки А. С. Пушкина. Остросатирические сказки создает и Щедрин в 1869-м, а также в 1880 -1886 годах.

Сказки – итог многолетних наблюдений, итог всего творческого пути писателя. В них сплетается фантастическое и реальное, комическое и трагическое, широко используется гротеск, гипербола, проявляется удивительное искусство эзопова языка.

Существует мнение, что, когда в творчестве выходит на первый план политическое содержание произведения, когда обращают внимание прежде всего на идейность, соответствие определенной идеологии, забывая о художественности, искусство и литература начинают вырождаться. Не потому ли сегодня малоизвестны “идейные” романы 20 – 30-х годов, скажем, “Цемент”, “Соть” и прочие? Салтыков-Щедрин считал, что литература – это прекрасное средство в политической борьбе. Писатель убежден, что “литература и пропаганда – одно и то же”. Салтыков-Щедрин – продолжатель русской сатиры Д. И. Фонвизина, Н. А. Радищева, А. С. Грибоедова, Н. В. Гоголя и других великих писателей. Но он в своих произведениях усилил это художественное средство, придав ему характер политического оружия. От этого его книги были острыми и злободневными. Однако они сегодня, пожалуй, не менее популярны, чем в XIX веке. Трудно представить нашу классическую литературу без Салтыкова-Щедрина. Это во многом совершенно своеобразный писатель. “Диагност наших общественных зол и недугов” – так отзывались о нем современники. Жизнь он знал не из книг. Сосланный в молодости в Вятку, Михаил Евграфович хорошо изучил социальную несправедливость, произвол властей. Убедился, что Российское государство прежде всего заботится о дворянах, а не о народе, к которому сам Салтыков-Щедрин проникся уважением. Жизнь помещичьей семьи писатель прекрасно изобразил в “Господах Головлевых”, начальников и чиновников – в “Истории одного города” и многих других произведениях. Но наибольшей выразительности он достиг в произведениях малой формы, в сказках “для детей изрядного возраста”. Эти сказки, как справедливо отмечали цензоры, – самая настоящая сатира.

В сказках Щедрина множество типов господ: помещиков, чиновников, военачальников и даже самодержцев. Писатель изображает их часто совершенно беспомощными, глупыми и высокомерными. Например, “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил”. С едкой иронией Салтыков пишет: “Служили генералы в какой-то регистратуре… следовательно, ничего не понимали. Даже слов никаких не знали”. Разумеется, эти генералы ничего не умели делать, только жить за чужой счет, полагая, что булки растут на деревьях.

Прав был Чехов, когда писал, что косность и скудоумие искореняются с большим трудом. В современной нам реальности часто встречаются герои произведений Салтыкова-Щедрина.

А русский мужик – молодец. Он все умеет, все может, даже суп в пригоршне сварит. Но и его не щадит сатирик за смирение и низкопоклонство. Генералы заставляют этого здоровенного мужичину вить для самого себя веревку, чтобы не убежал. И тот покорно выполняет приказ.

Если генералы оказались на острове без мужика не по своей воле, то дикий помещик, герой одноименной сказки, все время мечтал избавиться от несносных мужиков, от которых идет дурной холопский дух. Наконец мужицкий мир исчез. И остался помещик один-одинешенек. И, конечно, одичал, потерял человеческий облик. “Весь он… оброс волосами… а когти у него сделались, как железные”. Намек автора совершенно ясен: трудом крестьян живут помещики. И потому у них всего довольно: и крестьян, и хлеба, и скота, и земли. Все это отобрано у крестьян, а главное – отнята свобода.

Салтыков-Щедрин не может и не хочет смириться с тем, что народ слишком терпелив, забит и темен. И потому выводит “господ” в карикатурном свете, показывая, что не так уж они страшны.

В сказке “Медведь на воеводстве” изображен Медведь, который своими бесконечными разоряющими крестьян погромами вывел мужиков из терпения, и они посадили его на рогатину, “содрали шкуру”. Идея сказки заключается в том, что в бедах народа виновато самодержавие вообще, а не только жестокие или плохие чиновники.

Основной художественный прием в сказках Салтыкова-Щедрина – аллегория. И то, что Медведь оказался на рогатине, символично. Это своеобразный призыв народа к борьбе за свои права и свободы.

Также и в сказке “Коняга” в образе заморенной непосильным трудом лошади представлен народ-труженик, “сеятель и хранитель” родной земли, безграничных ее просторов, создающий ее красоту и богатство. А “Пустоплясы” – краснобаи-народники, которые на словах сочувствуют трудовому народу, его тяжелому положению, а на деле ведут такой же паразитический образ жизни, как и господа.

Сказка-символ, которая в аллегорической форме обобщает обличительный пафос отсталого самодержавного строя в России, – “Богатырь”. Уповают “людишки” на Богатыря напрасно: спит Богатырь. Не приходит он к ним на помощь и когда пожар сжег русскую землю, и когда враг на нее напал, и когда голод случился. Только на свои силы нужно рассчитывать “людишкам”. А Богатырь в дупле не проснется, так как гадюки ему все туловище проели. Поднимайся, Иван-богатырь, защищай землю родную, думай своей головой о ее будущем.

Каким бы ни было отношение к творчеству Салтыкова-Щедрина в наши дни, но пo-прежнему дорог нам писатель-сатирик своей любовью к народу, честностью, желанием сделать жизнь лучше, верностью идеалам. Многие его образы стали близкими и понятными нам сегодня. Разве не звучат и ныне горькой правдой слова из сказки “Дурак” о герое ее, что “совсем он не дурак, а только подлых мыслей у него нет, оттого он к жизни приспособиться не может”?

Спустя полвека М. Горький говорил о значении творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина: “Необходимо знать историю города Глупова – это наша русская история; и вообще невозможно понять историю России во второй половине XIX века без помощи Щедрина – самого правдивейшего свидетеля нашей духовной нищеты и неустойчивости…”