Category: Школьные сочинения

  • Эстетическая игра в лирике Игоря Северянина

    Игорь Северянин – фигура сложная и неординарная в ряду поэтов своего времени. Его творчество удивительно многомерно и многогранно, художественный мир отличается необычно богатой и яркой образностью. В суждениях об этом поэте часто преувеличивали “позу воинствующего эстетства”, считая его стихи апофеозом мещанского самодовольства, коктейлем банальных восторгов, словесных изысков и галантерейной пошлости.

    Однако, если бы суть творчества Северянина исчерпывалась только” моторным лимузином”, “блестящим файф-о-клоком и “фиолевым трансом”, если бы все ограничивалось лишь манерностью и пошловатой изысканностью его шумных эгофутуристических “эксцессов”, то вряд ли бы, наверное, такой тонкий знаток и ценитель, как Валерий Брюсов, написал: “Не думаю, чтобы надобно было доказывать, что Игорь Северянин – истинный поэт. Это почувствует каждый, способный понимать поэзию…”

    В поэзии Северянина много условного, порой надуманного ; Поэтому анализируя его лирического героя, обязательно следует рассмотреть проблему поэтического имиджа, роли, маски, тему игры и перевоплощения. Северянин скрывает своего “внутреннего” героя под вызывающей маской “царственного паяца”.

    Попытаемся проследить, как и почему меняется лирический герой Северянина, как переосмысляются поэтом основные эстетические категории, как решается в его творчестве проблема поэтического имиджа.

    Первое, что привлекает внимание в поэзии Северянина, – двоемирие или, точнее сказать, “многомирие”. Его лирический герой всегда отделен от окружающей действительности, поэтому он создает для себя особую реальность, особое духовное пространство.

    Первый такой пласт существования лирического “я” Северянина – внешний, поверхностный. Это мир сытости и пошлости, претендующий, однако, на исключительность и оригинальность. Это мир светского салона, ресторана, дамского клуба, где герой носит маску томного, самозабвенно-упоенного гурмана-мещанина, сладко замершего от воспоминаний о будуаре “тоскующей Нелли”, кого безудержно тянет в “златополдень” завернуть на чашку чая в модный “женоклуб” и чтоб непременно – “в комфортабельной карете”. Пресловутые “ананасы в шампанском” становятся своеобразной эмблемой, атрибутом этого обывательского мира.

    Вообще, для “поэз” подобного содержания характерно описание еды, различных гастрономических изысков, аристократических блюд. Здесь и “в золотой печеннице английский бисквит” , шницель с анчоусом, и “из Остэнде устрицы, артишоки, спаржа”, и “ирисный кэкс” , а сам герой без стеснения признается в своем пристрастии к винопитию: “я пить люблю, пить вкусно, много, сливаясь пламенно с вином”. .

    Характерно здесь также и изображение вещного мира, предметного, в частности одежды, определяющей убогие интересы филистера: герой вдохновенно восклицает: “Весь я в чем-то норвежском. Весь я в чем-то испанском!” . “Его Сиятельство – устроитель “томного журфикса” по вторникам – “в дамской венгерке… коричнево-белковой” .

    Однако такой эпатирующий герой для Северянина – всего лишь маска, поза, попытка спрятаться от жизни за броской вещью. Не случайно “поэзы” подобного содержания составляют незначительную часть его творчества. К тому же при более внимательном прочтении мы обнаружим иронию поэта над представителями подобного образа жизни. Венгерка “его сиятельства” – “комичного цвета”, у “нарумяненной Нелли” – “под пудрой молитвенник”, а “брюссельское кружево… на платке из фланели”; в “княжьей гостиной” у него “наструнились” “в смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи”.

    Таким образом, поэт сам же разоблачает внешнюю красивость обывательской жизни, после чего заявляет вполне открыто: “Каждая строчка – пощечина. Голос мой – сплошь издевательство” . Эта строчка становится своеобразным игровым кредо Северянина. Сравним также с “Нате” и “Вам” Маяковского: все это выражение авторского отношения, вызов, брошенный “блесткой аудитории”.

    Существует ли такой мир, куда лирический герой Северянина может уйти безраздельно, где возможно обрести покой и полную гармонию? Поэт отвечает на этот вопрос однозначно: подобного уголка нет на земле, в действительности гармония и покой возможны лишь за пределами реальности – в мире сказки, фантазии, небесных грез. Так возникает в творчестве Северянина третье “параллельное пространство” и вместе с ним – тема инобытия, “нездешнего мира”:

    … Есть у меня одна привычка:

    Влечь всех в нездешние края.

    Северянинский мир сказки – плод поэтической фантазии, рожденный воображением, уводящий от “столичной тоски,” серости обыденной жизни, охраняющей от житейской пошлости. “Так страшно к пошлости прилипнуть”, – признается северянинский герой в стихотворении “К Альвине”. В этом аспекте творчества Северянина можно говорить об эстетической игре на уровне образов, идей, смысла поэтического произведения. Мир вымысла, сказки, сна абстрактен, условен, в отличие от природной стихии или атмосферы салона, а потому дает большую возможность для полета фантазии, рождения самых неожиданных ассоциаций.

    Лирический герой является жителем и, одновременно, творцом этого мира. Он заявляет о себе: ” Я, жизнь кого – сплошная сказка…” . Он мнит себя царем:

    Я царь страны несуществующей,

    Страны, где имени мне нет…

    Сказка может воплощаться у Северянина в самых разных образах, например: “фиолетовом озерке” – “неизведанном уголке”, где “сирени сплелись “от земли и небес вдалеке”, где “много нимф, нереид и сирен, // И русалок, поющих рефрен про сиренево-белую кровь…”. При этом герой может плыть “в белой лодке с синими бортами в забытьи чарующих озер” .

    Поэт горько сетует на то, что мечта “отринута миром”, ее сестра страсть – “в осмеяньи”, и противопоставляет своего героя мещанину с сердцем, “заплывшем жиром”, которому “не ведать безумства желаний” .

    У Северянина существуют также особые знаки “нездешнего края”. Они туманны и загадочны: “…Есть знак, расплывчатый, как воск,” – утверждает поэт. Однако, сам же поэт признает частую безжизненность, хрупкость таких знаков, разрушение мечты под давлением реальности и сетует на то, что “храм мечты поэта людьми кощунственно дробим” .

    С темой сказки, идеей заоблачной мечты в творчестве Северянина неразрывно связана тема сна. Так, в “PRELUDE II” он буквально признается: “Мои стихи – туманный сон”. При этом сон рассматривается как особое состояние человеческой души, уносящее ее за пределы реальности, открывающее новые горизонты. Сон “оставляет впечатление” и “пробуждает вдохновение”. Отсюда задача поэта: передать эти впечатления, свои субъективные ощущения, рожденные творческой фантазией. Подобная идея сближает поэзию Северянина с искусством импрессионистов. По мысли поэта, истинно не то, что является порождением “бога угрюмой действительности”, а что создается поэтическим воображением:

    Пусть сна поэта не поймут, –

    Его почувствуют, не думая…

    Мы видим, что цель эстетической игры Северянина – передать мимолетные движения, оттенки чувств, пусть неясные, туманные, расплывчатые, а вовсе не четкую, точно сформированную идею или образ. Его лирика обращена к чувству, а не к разуму. “Почувствовать, не думая”, проникнуться настроением – этого хочет поэт от своего читателя, поэтому его так трудно анализировать:

    Я так бессмысленно чудесен,

    Что смысл склонился предо мной.

    Сон выступает у Северянина своего рода оправданием “бессмысленности”, ведь во сне может происходить все что угодно, возникают самые невероятные сочетания и образы. Сон также – еще один способ бегства от жизни, ухода в себя:

    Я нежно хотел бы уснуть,

    Уснуть, – не проснуться…

    Далеко – далеко уйти,

    Уйти, – не вернуться… – мечтает герой “поэзы” “Грациоза”. Так возникает идея жизни – сна, в котором поэт обретает как бы вторую жизнь, идеал существования: “Я видел жизнь как чудный сон…” .

    При этом, однако, Северянин противопоставляет сказочный сон поэта и “сонь” мещанина – духовное отупение, апатию, леность, “сплин”. В “Предостерегающей поэзе” он призывает художников бояться “мещанок”, которые “обездаривают дар… своею врожденною сонью”, страшиться “дев апатичных с улыбкой безлучно-стальной”, которые грозят душе “беспросыпным кошмаром”.

    Кроме того, для творчества И. Северянина характерно нарушение пропорций и искажение восприятия образа. Очень типично, например, нарушение чувственных ощущений, когда можно понюхать цвет, услышать запах, потрогать звук и т. п. У него “луч пытается камелии понюхать” ; “голос голубой” ; “Журчали ландыши в сырой траве” ; “закатный отблеск. .. скользит оранжево” , “я выпил грез фиалок фиалковый фиал” , “хохот темно-серебряный”. Северянинские поэзы пестрят неожиданными сравнениями:

    …Дорожка песочная от листвы разузорена –

    Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый

    “Хохот жаркий, точно кратер”

    “На лилий похожи все лебеди,

    И солнце похоже на музыку”

    “Уста – орозенная язва”

    Часто в его стихах присутствует превращение, перевоплощение героя; лыжник – “черный аист” ; любовник – “калиф в халате пестром и в чалме” . В этой же “поэзе” звучит страх лирического героя выйти из роли, снова стать обычным человеком, ибо это возвращает его в мир пошлой обыденности разрушает все мечты и фантазии. Идея превращения иногда подается иронически: “жена какого-либо Тимофея в костюмы фей наряжена…” .

    Порой изощренная северянинская образность приобретает форму нонсенса: “хлебом вскормлена малина…” ; “земляничны тополя” , “лен расцвел мимозами” ; “Юг на севере”. Ему присущи оксюморонные сравнения, соединение несоединимого. От этого зачастую разрушается поэтическое целое, исчезает зримость образа, но при этом поэт достигает оригинальности образа, неожиданности впечатления.

    Таким образом, эстетическая игра в поэзии Игоря Северянина чрезвычайно сложна и многопланова. Она проявляется на уровне идей, стиля, языка, звуков, рифмы, общей тональности стихотворного произведения. Особый план такой игры проявляется на образном уровне: северянинские образы почти всегда многозначны, имеют особую наполняемость, что превращает многие из них в символы, атрибуты, знаки определенной ситуации, настроения.

    В 1905г. А. Блок в стихотворении “Балаганчик” писал о драме непонятого художника. Мальчик и девочка наблюдали, как смешно дергается паяц. Вдруг паяц перегибается за рамку и кричит: “Помогите! Истекаю я клюквенным соком”. На самом деле это лилась кровь… Судьба Игоря Северянина – и в России, и в эмиграции – чем-то напоминала судьбу блоковского героя. Поймем ли мы, что “трагедия жизни” была настоящей? Угадаем ли за маской эгофутуриста, мечтателя, “лирического ироника” – страдающее лицо Поэта?..

  • Новая повествовательная манера А. П. Чехова

    Еще в 1822 г. Пушкин заметил: “Точность и краткость – вот первые достоинства прозы”. Именно на этих принципах строится проза Чехова, который сумел точно и кратко передать правду самой обычной будничной жизни, увидеть, как проявляются трагические ситуации во внешне спокойном течении действительности, в ее мелочах.

    Повествовательная манера Чехова очень своеобразна. Писатель почти полностью отказывается от лирических отступлений или прямых высказываний, которые помогли бы сделать ясные выводы об авторском отношении к тем или иным событиям и лицам. Его отношение к героям нигде прямо не декларируется.

    Писательница Т. К. Щепкина-Куперник вспоминала слова Чехова по поводу одной из ее повестей: “Все хорошо, художественно. Но вот, например, у вас сказано: “И она готова была благодарить судьбу, бедная девочка, за испытание, посланное ей”. А надо, чтобы читатель, прочитав, что она за испытание благодарит судьбу, сам сказал бы: “бедная девочка”… Вообще: любите своих героев, но никогда не говорите об этом вслух!”

    Итак, выводы должен делать сам читатель. Однако выводы эти вытекают из того художественного материала, который осмыслен прежде всего писателем. Писатель подводит нас к определенному восприятию тех проблем, которые поставлены в художественном произведении. Не надо говорить вслух о любви к героям, но любить-то их надо! Это писательское отношение и должен почувствовать и понять читатель, пусть даже все это передается путем намеков.

    У Чехова сочетаются объективность и субъективность, авторское невмешательство и авторская оценка. Иными словами, Чехов, создавая свои рассказы и повести, ориентируется на сотворчество читателей. Поэтому его нельзя читать “бегло”. Все время рискуешь “пробежать”, просмотреть что-то очень важное и интересное.

    Вспомните, как в “Ионыче” Вера Иосифовна Туркина знакомит гостей со своим романом, а роман написан о том, “чего никогда не бывает в жизни”. Чеховская ирония в этом эпизоде вполне ощутима: чтение романа перебивается запахом жареного лука! Шаблонная фраза “мороз крепчал” резко контрастирует с теплым летним вечером. На слушателей оказывает огромное эстетическое воздействие вовсе не роман, а доносящаяся до них народная песня “Лучинушка”, потому что в ней было передано то, “чего не было в романе и что бывает в жизни”.

    Так проявляется важнейшее требование эстетики Чехова: в искусстве нужна только правда. Ложь в искусстве убивает прежде всего само искусство. Ложь никогда не может быть красивой, несмотря на любые старания приукрасить ее фальшивыми сюжетами о молодой, красивой графине, полюбившей странствующего художника.

  • Анализ повести Маркеса “Очень старый человек с огромными крыльями”

    Габриэль Гарсия Маркес один из самых известных писателей современности, яркий представитель литературы “магический реализм”. Данное направление возникло как новое направление в латиноамериканской литературе в 30-40 гг. XX века. В ее основе синтез реализма с элементами мифов и фантастики.

    Г. Г. Маркес внес большой вклад в развитие литературы своего региона, за что был отметен Нобелевской премией в 1982 году.

    Он пишет в очень интересном, и узнаваемом стиле. Он с легкостью сочетает в себе элементы реальности и фантастики, современных достижений философии и народных мотивов индийцев, африканцев, испанской мифологии и символизма. Все это он преподносит читателю в притчевой манере написания текста, лаконично и емко. Ярким примером такого синтеза можно обнаружить на страницах его повести “Очень старый человек с огромными крыльями”. В основе сюжета – молодая семья, которая обнаружила у себя на дворе старика с крыльями. В начале глава семейства – Пелайо, принял его за матроса, что попал в кораблекрушение, но мудрая соседка подсказала, что это ангел. Пелайо и его супруга Элисенда, хотели было отпустить доброго странного старичка после того, кок их ребенок выздоровел, но слухи об ангеле, что живет в семе рыбака, быстро облетели деревню, и люди толпами шли посмотреть на него.

    Как раз в этот момент Маркес и проводит некую этическую параллель. Он описывает, как восприняло местное население ангела. Для многих сельских жителей, да и округи всей в целом, это было как поход в зоопарк. Одни бросали остатки пищи в клетку старика, другие выщипывали перья из его крыльев, считая, что они помогут от болезней. Некоторые прижигали старика железом, которым помечают животных, что бы понять, реагирует ли он на боль. Никто за него не заступился, даже падре Гонзаго, представитель церкви, когда не смог разобрать, на каком языке говорит ангел. А вскоре о старике с крыльями все забыли, так как появилось новое чудо – женщина-паук.

    При чтении этого произведения, как-то остро чувствуется обыденность и жестокость мира людей. Неумение остановиться и взглянуть на свою жизнь. Неуемное стремление человеческой натуры смотреть на разные вещи, но не видеть их сути. Возможно поэтому ангел Маркеса – старый беззубый человек, с потрепанными крыльями, так не похож на картинных ангелов Рафаэля, Боттичелли, Да Винчи. Ведь он способен творить чудеса, но людям этого не надо. Они даже не верят в него. Они верят лишь в то, во что сами хотят, ограничивая свою веру придуманными рамками. Яркий пример, падре Гонзаго, который возмутился, что старик не говорит по-латыни. Но разве этот язык придумали не люди? Возможно, именно такой ангел и прилетает к жестоким людям, быть может он как зеркало, что показывает душу людей, кокой она есть на самом деле. Голой, грязной, беззащитной, черствой. Ведь когда Пелайо проявил жалость к старику, его крылья вновь обросли перьями и окрепли настолько, что он смог подняться в небо.

    Повесть Габриэля Гарсии Маркеса “Очень старый человек с огромными крыльями” – это очень глубокое философское произведение, которое заставляет задуматься о том, кто мы такие, о своей душе, о человеческом гуманизме, о стремлении быть лучше.

  • Сопоставительный анализ духовных од Ломоносова и оды “Бог” Державина

    Духовные оды Ломоносов создавал как философские произведения. В них поэт перелагал Псалтырь, но только те псалмы, которые близки его чувствам. При этом Ломоносова привлекало не религиозное содержание духовных песнопений, а возможность использовать сюжеты псалмов для выражения мыслей и чувств философского и отчасти личного характера. Известно, что Ломоносову приходилось отстаивать свои взгляды в жестокой борьбе с псевдоучеными, с религиозными фанатиками. Поэтому в духовных одах развиваются две основные темы – несовершенство человеческого общества, с одной стороны, а с другой – величие природы. Ломоносов видит, что живет в злом мире, что окружен врагами – мелкими льстецами, интриганами, корыстолюбцами, которые завидовали его гению:

    Вещает ложь язык врагов,

    Десница их сильна враждою,

    Уста обильны суетою;

    Скрывает в сердце злобный ков.

    И все таки он не падает духом, а надеется побороть зло, потому что за поэтом – истина и справедливость. Личная тема возвышается у Ломоносова до общефилософского обобщения – человек повсюду борется со злом. В духовных одах Ломоносов восхищен величием природы и одновременно испытывает “пиитический ужас” перед ней. Эти два чувства – остро и священный трепет – рождают “парение мысли”. Поэт стремится постичь внутреннюю гармонию природы и преклоняется перед ее мощью. Он хочет понять законы природы:

    Кто море удержал брегами

    И бездне положил предел,

    И ей свирепыми волнами

    Стремиться доле не велел?

    В “Утреннем размышлении о божием величестве” Ломоносов в зримой картине запечатлел солнце, представившееся взору в упор взглянувшего на него человека:

    Там огненны валы стремятся и не находят берегов;

    Там вихри пламенны крутятся,

    Борющись множество веков;

    Там камни, как вода, кипят,

    Горящи там дожди шумят.

    Стихийная диалектика в этом описании проявилась с удивительной силой. Нанизывание контрастных сопоставлений самого малого и грандиозного передает гиперболизм переживаний человека, изумленного гармонией и стихийной творческой мощью природы:

    Песчинка как в морских волнах,

    Как мала искра в вечном льде,

    Как в сильном вихре тонкий прах,

    В свирепом как перо огне,

    Так я, в сей бездне углублен,

    Теряюсь, мысльми утомлен!

    Но, испытывая восторг и священный ужас, Ломоносов в духе века просвещения изображает человека не бессильным созерцателем, подавленным и сникшим. В Духовных одах проходит иная тема: человеку даны разум, мысль, и он хочет проникнуть в тайны природы. Когда Ломоносов написал “Теряюсь, мысльми утомлен!”, то он имел в виду не растерянность человека, опустившего руки, а недостаточность знаний для объяснения всемогущества природы. Он “мысльми утомлен”, потому что твердо верит в познаваемость мира, но еще не может светлым умом постичь законы Вселенной. Поэта постоянно влечет пафос знания:

    Творец, покрытому мне тьмою

    Прости премудрости лучи

    И что угодно пред тобою

    Всегда творити научи…

    Могущество светлого разума несомненно для Ломоносова и в будущем, и в живой современности. Поэт не уставал ратовать за серьезные изыскания, за развитие просвещения. Ученый посвящал вдохновенные поэтические произведения успехам отечественной и мировой науки. Неподдельная радость и гордость искрятся в “Письме о пользе Стекла”. Эта эпистола, принадлежащая к жанру “дидактической поэзии”, становится хвалебной одой стеклу, природные свойства которого раскрылись благодаря успехам ученых, и стекло выступает свидетельством победы науки над природой. Не сухой трактат о свойствах стекла, а волнение поэта ученого воплощают строки этого произведения. Ломоносов передает пафос научных открытий и восхищение их практическими результатами. Его интересует не изложение научных теорий, хотя поэт не избегает традиций своего времени, а поэтическая сторона науки – вдохновенное творчество и полет фантазии, дарящие человеку наслаждение богатствами природы и возможность разумного их использования. Примечательно, что в оде Державина “Бог” тоже воспевается могущество человеческого разума. Ломоносов! Вот кто стал для Державина подлинным образцом стихотворца! Служа в Преображенском полку, молодой поэт пробовал создавать оды, подобные ломоносовским, но следовать поэтическим правилам Ломоносова было не так то просто: в возвышенный слог произведения, посвященного торжественному событию, у Державина то и дело врывались разговорные словечки, и требуемый для оды “высокий штиль” распадался. Унаследовав от Ломоносова гражданский пафос и широту поэтического кругозора, Державин обогатил оду сочетанием возвышенного слога с лирикой и сатирой, ввел в поэзию сельский и городской пейзаж, а прекрасное сумел увидеть в обыденном. Оду “Бог” Державин считал самым высоким своим созданием. Она произвела ошеломляющее впечатление на современников: впервые в русской поэзии бесконечный духовный мир простого смертного выразился столь грандиозно и столь задушевно пронзительно. Если воспользоваться словом Ломоносова, эти стихи воспевали “божие величество” в человеке. В их основании лежит мысль слишком гордая, чтобы не быть кощунственной. Неслучайно ода “Бог” вызвала протесты церковников. Это стихотворение переведено на многие языки мира. Без лиц, в трех лицах божества, Державин пояснял: “Автор, кроме богословского православной нашей веры понятия, разумел тут три лица метафизические, т. е.: бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и неокончаемое течение времени, которое бог в себе совмещает”.

  • Повесть Карамзина “Наталья, боярская дочь” – произведение эпохи сентиментализма

    Сентиментализм возникает в русской литературе в конце XIX века, и Н. М. Карамзин – один из наиболее ярких его авторов. Раньше в русской литературе господствовал классицизм. Авторы этого направления хотели показать читателю образец для подражания – каким должен быть достойный гражданин Отечества, к чему он должен стремиться. Главным для такого героя было чувство долга, а личные его чувства были чем-то второстепенным. Для писателей нового течения – сентиментализма – главным было показать внутренний мир героя, его личные переживания. Ведь недаром само название “сентиментализм” произошло от английского “sentiment” – чувство, настроение.

    Н. М. Карамзин рисует своих героев людьми с богатым внутренним миром, полным разнообразных душевных переживаний. Боярин Матвей – честный и благородный человек, царь называл его “правым глазом своим”. Он всегда решал дела по совести, никогда никого не обманывал, за что заслужил любовь и уважение народа. В праздник боярин накрывал столы для всех бедняков, проходящих мимо, беседовал с ними, помогал им как мог. Но больше всего на свете он любил свою единственную дочь Наталью, росшую без матери. Писатель показывает, каким заботливым отцом был боярин Матвей, сравнивая его любовь к дочери с заботой и гордостью садовода, вырастившего редкие красивые цветы.

    Так же глубоко раскрывает автор и внутренний мир главной героини – Натальи, боярской дочери. Она всем сердцем любит отца, няню, заменившую ей умершую мать. Она любуется природой и красотой Москвы, играет с подружками. До семнадцати лет жизнь ее радостна и безмятежна. Первая любовь встревожила ее душу, принесла ей много страданий. Наталья и Алексей встречаются тайком, а затем бегут вместе и венчаются тайно. Конечно, Наталья понимает, как будет страдать ее отец, ей совестно перед ним, и в душе ее борются самые противоречивые чувства: любовь к Алексею, страх, стыд и чувство вины перед отцом. Н. М. Карамзин подробно рисует переживания героев, их внутренний мир, но не только это характерно для сентиментализма. Все его герои не просто чувствительны, но их чувства подчеркнуто преувеличены. Герои выражают слезами и свою радость, и горе. Алексей “залился слезами”, признаваясь Наталье в своей любви. Герои вместе плачут от радости после венчания. От горя рыдает боярин Матвей, читая письмо Натальи, которое она оставила ему. Встретившись после военной победы, герои так счастливы, что проливают “теплые лучи слез”. Автор использует множество восклицаний, эпитетов в превосходной степени – “нежнейший”, “любезнейший”. Все это разнообразие художественно-поэтических средств необходимо сентименталистам для наиболее яркого раскрытия внутреннего мира своих героев, богатства их душевных переживаний и описания красоты окружающего мира, которой восхищается автор.

  • Поэт и толпа в поэзии Шарля Бодлера “Альбатрос”

    Шарль Бодлер считается основатель символизма. Вместе с другими французскими художниками пытался доказать, что поэзия является высшим мерилом и сфере литературы. Поэзия должна характеризоваться логичностью мысли и совершенной формой.

    Основой стихов Бодлера было осмысление бытия человека в жизни с философской точки зрения. Его сборник вышел под названием “Цветы зла”, где в самом названии Поэт совмещает две противоположности, одна из которых выражается в форме цветов, то есть символа волшебного, а вторая в форме зла, то есть символы темной стороны жизни.

    Шарль Бодлер Именно в этом противостоянии и видел человеческую жизнь, которая содержала в себе темные и светлые стороны. И в его стихах это четко изображается. Эта раздельность человека на темную светлую стороны, проявляется в том, что одна часть человека стремится посягнуть на Божью истину, гармонию, позитив и духовность, усовершенствовать и преподнести себя, а другая часть желает обратиться к инстинктам на животном уровне, тяготеет к греховному наслаждению и совершению подлых поступков. Такую же раздельность видит в себе сам поэт.

    Бодлер отграничивает себя от других людей. Это стало следствием смерти его отца, с которым поэт имел тесную связь. После смерти родного человека, мать Бодлера ищет счастья с другим мужчиной, в итоге возникают напряженные отношения между поэтом и его отчимом. Все это приводит к непониманию внутреннего мира юноши.

    Именно в поэзии “Альбатрос” раскрывается похожая проблема, а именно не-восприятие общей толпы лица, которая не похожа на других. Поэзия “Альбатрос” рассказывает о птице, которая была поймана матросами и над которой издевались. Этот величественная и волшебная птица в небе чувствует себя свободно и уверенно, но на земле становится уязвимой и неуверенной.

    Прекрасная птица после того, как ее поймали ради развлечения матросы, вынуждена терпеть смех и Издевательства серой толпы, поскольку она слабее. Именно в этом и заключается трагедия. И в нашем обществе люди ведут себя жестоко по отношению к людям, которые не похожи на других, которые являются не такими как все. Сам поэт почувствовал на себе схожую жестокость, которая иногда не знает границ.

    Итак, Проблема толпы и поэта очень ярко раскрывается в поэзии “Альбатрос” Шарля Бодлера, который на собственном опыте понял, какими жестокими могут быть люди по отношению к себе подобным.

  • Раскаяние и искупление в романе Достоевского “Преступление и наказание”

    До сих пор критики и литературоведы спорят о мотивах преступления Родиона Раскольникова – главного героя романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”.

    Как многие выдающиеся русские писатели, Достоевский уже в первом своем романе “Бедные люди” затронул тему маленького человека, живущего своей внутренней жизнью в условиях, грубо попирающих достоинство человека. Социальная тема, тема бедных людей”, “униженных и оскорбленных”, была продолжена автором в “Преступлении и наказании” Проблема преступления рассматривается практически в каждом произведении Ф. М. Достоевского. Писатель говорит о преступлении в общечеловеческом плане, сравнивая такой взгляд с различными популярными в то время социальными теориями. В “Неточке Незвановой” сказано: “Преступление всегда останется преступлением, грех всегда будет грехом, на какую бы степень величия ни возносилось порочное чувство”. В романе “Идиот” Ф. М. Достоевский утверждает: “Сказано “не убий!”, так за то, что он убил, и его убивать? Нет, это нельзя”. Но роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” практически полностью посвящен анализу социальной и нравственной природы преступления и того наказания, которое за ним последует. Это роман “Преступление и наказание”.

    В письме М. Н. Каткову Ф. М. Достоевский сообщал: “Пишу роман о современном преступлении”. Действительно, преступление для писателя становится одной из важнейших примет времени, современным явлением. Причину этого писатель видит в падении общественной нравственности, которое было в конце XIX века очевидным. Рушатся старые идеалы, на которых было воспитано не одно поколение русских людей, жизнь порождает разнообразные социальные теории, пропагандирующие идею революционной борьбы за прекрасное светлое будущее. В сложившийся уклад русской жизни активно проникают элементы буржуазной европейской цивилизации и – что самое главное – русское общество начинает отходить от многовековой традиции православного взгляда на мир, популярным становится атеизм.

    Одну за другой раскрывает писатель перед нами картины беспросветной нищеты. Местом действия Достоевский выбрал самую грязную часть Петербурга, клоаку столицы. Толкая своего героя на убийство, Ф. М. Достоевский стремится осознать причины того, почему в сознании Родиона Раскольникова возникает столь жестокая идея. Конечно, его “среда заела”. Но заела она и бедную Сонечку Мармеладову, и Катерину Ивановну, и многих других. Почему же не становятся убийцами они? Дело в том, что корни преступления Раскольникова лежат гораздо глубже. На его взгляды огромное влияние оказывает популярная в XIX веке теория существования “сверхлюдей”, то есть таких людей, которым дозволено больше, чем обыкновенному человеку, “дрожащей твари”, о которой размышляет Раскольников. Соответственно, и само преступление Родиона Раскольникова понимается писателем гораздо глубже. Смысл его не только в том, что Раскольников убил старуху-процентщицу, но еще и в том, что он сам разрешил себе это убийство, возомнил себя человеком, которому дозволено решать, кому жить, а кому нет.

    Раскольников нарушил одну из важнейших христианских заповедей “Не убий!” По мнению Достоевского, вершить людские судьбы способен только Бог. Следовательно, Родион Раскольников ставит себя на место Бога, мысленно приравнивает себя к нему. Что же это влечет за собой? Достоевский не сомневался, что только Бог, Христос должен быть нравственным идеалом человека. Заповеди христианства незыблемы, и путь приближения к идеалу заключается в выполнении этих заповедей. Когда Родион Раскольников ставит на место Бога себя, он сам начинает создавать для себя и определенную систему ценностей. А это значит, что он разрешает себе все и постепенно начинает терять все лучшие качества, попирая общепринятые моральные нормы. Достоевский не сомневается: это преступление не только его героя, но и многих людей этой эпохи. “Деизм дал нам Христа, то есть до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения, и нельзя не верить, что это идеал человечества вековечный. А что дали нам атеисты?” – спрашивает Россию Достоевский, и сам отвечает: теории, которые порождают преступление, потому что атеизм неизбежно приводит к потере нравственного идеала, Бога в человеке.

    К атеизму может прийти лишь человек, живущий разумом. Раскольников – студент, сознательно оградивший себя от нормальной жизни, от людей, и в его комнате-могиле все способствует приглушению чувств и лихорадочной работе мысли. Следовательно, по мнению Достоевского, разумная жизнь человека должна быть подчинена чувству, иначе обществу не избежать преступлений.

    Достоевский осветил больные сторон современного ему общества и нарисовал живые картины русский действительности. Созданные автором образы проникнуты духом протеста против социальной несправедливости, против унижения человека и верой в его высокое призвание. Ф. М. Достоевский не сомневается, что современные преступления есть следствие неправильной жизни людей. В мире царствует зло, ненависть, люди унижены, их чувства втаптываются в грязь. Как же бороться с преступлениями? Ни в коем случае не насилием! Зло всегда будет порождать зло, а потому необходимо искать нравственные пути изменения человека. Достоевский создал обширное полотно безмерных человеческих мук, страдания и горя, пристально и проницательно вглядывался в душу “маленького человека” и открыл в нем залежи духовной щедрости.

    Отчетливо понимая, что Раскольников – убийца, мы все же не перестаем ему сочувствовать. Понимаем, что наказание неизбежно, так что же тогда для Достоевского наказание? По мнению писателя, юридическое наказание, такое, как оно осуществляется в обществе, не имеет смысла. Само по себе оно может лишь вызвать чувство еще большей озлобленности. Наказанием для героев Ф. М. Достоевского становятся муки совести, ощущение постоянной нравственной неудовлетворенности своим поступком. Человек приходит к очищению только тогда, когда он вновь обретает Бога и осознает нравственный идеал. Это возможно только в том случае, когда преступник находит в себе силы для общения с человеком, который может этот нравственный идеал явить. Для Раскольникова таким человеком становится Соня.

    Совершив убийство, которое полностью должно было быть оправданным “теорией”, Раскольников чувствует себя отделенным от матери, сестры, не может найти в себе силы общаться с ними на равных. Почему? Дело в том, что сам Раскольников осознает себя преступником, человеком, который не имеет больше права на нормальную жизнь. Но это порождает еще одно преступление: Раскольников фактически убивает свою мать. Преступление никогда не совершается лишь однажды, оно всегда влечет за собой новые преступления. Не случайно, задумав одно убийство, Раскольников сразу совершает два. Точнее, даже три: он “вынужден” убить беременную Лизавету.

    Читателя мучает вопрос: может ли преступник вернуться к нормальной жизни? Может, утверждает Достоевский, если пройдет через долгие физические и нравственные страдания, если сможет отказаться от тех “теорий”, которые сам для себя создал. Таким был путь Раскольникова.

  • Афористичность басен И. А. Крылова

    И. А. Крылов – мастер афоризма. Афоризм – это краткое выразительное изречение.

    Каждый слышал такие крылатые выражения, как: “А ларчик просто открывался”, “А Васька слушает да ест”, “Сильнее кошки зверя нет”, “Ай, Моська! знать она сильна, что лает на Слона!” А ведь это строки из басен Крылова. Написаны эти басни в первой половине XIX века. А мы, читатели начала третьего тысячелетия, воспринимаем мудрые слова Крылова как современные. Ну разве не современно звучит выражение “Да только воз и ныне там”? Или: “А вы, друзья, как ни садитесь, все в музыканты не годитесь”? В чем современность этих строк? Представим себе, что люди, подобно крыловским героям Лебедю, Раку и Щуке, берутся за какое-то дело, а толку от их усилий никакого. А все потому, что нет в их действиях согласия. А что это за воз, который “и ныне там”? Это, может, дом, который никак не достроят, дороги, по которым трудно ездить. Они потому не приведены в порядок, что те, кому положено ими заниматься, не имеют призвания к дорожному строительству. Вот и напоминают они крыловских музыкантов, которые “затеяли сыграть квартет”, а у них не вышло. Под музыкантами автор подразумевает людей, взявшихся не за свое дело.

    Крылов и поныне наставляет нас, “что делом, не сведя конца, не надобно хвалиться” , “что если голова пуста, то голове ума не придадут места” . Почти в каждой жизненной ситуации можно применить крылатые слова Крылова. Они помогают нам жить честно, не бросать слов на ветер, уметь отличать дурака от умного, не поддаваться на лесть и не льстить самим. Не случайно А. С. Пушкин назвал И. А. Крылова “самым народным нашим поэтом”.

  • Дедушка Мазай и зайцы

    СТИХИ

    Дедушка Мазай и зайцы В этом замечательном стихотворении Н. А. Некрасова Воспевается душевная щедрость Таких людей, как дедушка Мазай. Оно написано в форме доверительного рассказа поэта, страстного охотника, о своем друге, тоже охотнике – старом Мазае. Дед Мазай повествует об истории спасения бедных зайчишек в половодье. Он плыл по разлившейся реке и подбирал зайчат – кого с островка снимал, кого с пня. А бревно с десятком сидевших на нем зверюшек пришлось зацепить багром – в лодку все не поместились бы. Добрый дед Мазай разговаривает со спасенными животными, подбадривает их:

    …не спорьте со мной! Слушайтесь, зайчики, деда Мазая!

    Речь героя и шутлива, и грубовато-ласкова. На прощание он напутствует убегающих зайцев:

    Смотри, косой, Теперь спасайся, А чур зимой Не попадайся!

  • “Вишневый сад” – драма или комедия?

    Высокая комедия не основана

    Единственно на смехе… и нередко

    Близко подходит к трагедии.

    А. С. Пушкин

    Почему А. П. Чехов назвал “Вишневый сад” комедией? Ответить на этот вопрос очень трудно. В XIX веке происходит некое смешение жанров, их взаимодействие. Появляются такие пьесы, как трагическая комедия, драма-комедия, драма-трагикомедия, лирическая комедия, комическая драма.

    Трудность заключается в том, что в пьесе “Вишневый сад” есть все: и трагедия, и фарс, и лирическая комедия. Как определить жанр такой сложной пьесы?

    А. П. Чехов не был в этом отношении одинок. Как объяснить, почему И. С. Тургенев называет комедиями такие грустные пьесы, как “Нахлебник”, “Месяц в деревне”? Почему А. Н. Островский отнес к жанру комедии такие произведения, как “Лес”, “Последняя жертва”, “Без вины виноватые”?

    Наверное, это связано с живыми тогда еще традициями серьезной, высокой комедии, как называл ее А. С. Пушкин.

    В русской литературе, начиная с А. С. Грибоедова, развивается особая жанровая форма, которая так и называется: высокая комедия. В этом жанре общечеловеческий идеал обычно вступает в конфликт с каким-то комически освещаемым явлением. Нечто подобное мы видим и в пьесе Чехова: столкновение высокого идеала, воплощенного в символическом образе вишневого сада, с миром людей, которые не в состоянии его сохранить.

    Но “Вишневый сад” – пьеса XX века. Пушкинское понимание высокой комедии, которая, по его словам, близко подходит к трагедии, в наши дни может быть передано с помощью другого термина: трагикомедия.

    В трагикомедии драматург отражает одни и те же явления жизни и в комическом, и в трагическом освещении. При этом трагическое и комическое, взаимодействуя, усиливают друг друга, и получается органическое единство, которое уже невозможно разделить на составные части.

    Итак, “Вишневый сад” – это скорее всего трагикомедия. Вспомним третье действие: в тот самый день, когда имение продается с торгов, в доме устроен праздник. Вчитаемся в авторскую ремарку. Дирижером бальных танцев оказывается… Симеонов-Пищик. Вряд ли он переоделся во фрак. Значит, как всегда, в поддевке и шароварах, толстый, задыхающийся, он выкрикивает необходимые бальные команды, причем делает это на французском языке, которого не знает. И тут же Чехов упоминает о Варе, которая “тихо плачет и, танцуя, утирает слезы!” Ситуация трагикомическая: танцуя, плачет. Дело не в одной Варе. Любовь Андреевна, напевая лезгинку, тревожно спрашивает о брате. Аня, которая только что взволнованно передавала матери слух о том, что вишневый сад уже продан, тут же идет танцевать с Трофимовым.

    Все это нельзя разложить по полочкам: здесь комическое, а там трагическое. Так возникает новый жанр, позволяющий одновременно передать и жалость по отношению к персонажам пьесы, и гнев, и сочувствие к ним, и их осуждение – все то, что вытекало из идейно-художественного замысла автора.

    Интересно суждение Чехова: “Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней все перемешано – глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным”. Очевидно, у Чехова были причины не делать резкого различия между смешным и драматическим.

    Он не признавал деления жанров на высокие и низкие, серьезные и смешные. Нет этого в жизни, не должно быть и в искусстве. В мемуарных воспоминаниях Т. Л. Щепкиной-Куперник есть такой разговор с Чеховым: “-Вот бы написать такой водевиль: пережидают двое дождь в пустой риге, шутят, смеются, в любви объясняются – потом дождь проходит, солнце – и вдруг он умирает от разрыва сердца!

    -Бог с Вами! – изумилась я. – Какой же это будет водевиль?

    -А зато жизненно. Разве так не бывает? Вот шутим, смеемся – и вдруг – хлоп! Конец!”

    Я думаю, жанр трагикомедии, полно отображает многообразие жизни, смешение в ней радостного и скорбного, фарсового и горестного.

    Может быть, в будущем этому жанру дадут другое название. Суть не в этом. Была бы пьеса хороша!