Category: Школьные сочинения

Когда я был маленький, то очень удивлялся, почему не разговаривают наша кошка и наша собака. Я считал это несправедливостью: почему это они не имеют дара разговаривать, а мы имеем? Они же от нас не хуже… Потом я решил, что не может быть в природе такого, чтобы Звери не говорили.

Видимо, они разговаривают только между собой, тайком, чтобы люди не слышали, думал я. Я считал, что звери и птицы обиделись на людей за то, что мы их истребляем и едим, поэтому и переговариваются так, чтобы мы их не поняли. Шифруются, то есть.

Я думаю, что, если бы Звери и птицы научились говорить по-человечески, они бы рассказали нам немало интересного и важного. Например, кот рассказал бы, как он лечит людей, укладываясь им на колени и мурлыча, делает это. Собака рассказал бы, как страшно ему сидеть в будке ночью, почему он так часто заливается лаем, что такого он слышит, на что реагирует, чего совсем не слышит Человек. Наш пес Бим рассказал бы, как он чувствует, когда к калитке направляется чужой человек, еще до того, как он это увидел.

Орел мог бы поделиться всем увиденным с высоты своего полета на земле. Соловей описал бы все экзотические края, людей и животных, которые ему встречались на долгом пути сезонного перелета в Африку. А вот своего попугая Ромчика я спросил бы, почему он такой веселый: поет, всех передразнивает, носится домом, как ракета, когда его выпускают из клетки, все время играет с моей младшей сестрой. Интересно, что заставляет его просыпаться рано утром и делать в доме смех и шум.

В народных сказках люди иногда за свои хорошие черты или поступки получают дар понимать Язык птиц. Вот бы и мне так повезло!

Литература – древнейшее искусство. С незапамятных времен люди пытались выразить в словах свою жизнь, свои мысли и чувст­ва. Сначала это были устные сказания, бережно хранимые в памя­ти и передаваемые из поколения в поколение, потом, с возникнове­нием письменности, стала возможной более совершенная и, если можно так выразиться, более эффективная передача этих сведений. Так появились летописи, а вслед за ними и художественная лите­ратура. Однако любое произведение, будь то роман, повесть, рас­сказ, поэма и т. д., строится по одному принципу: сюжет развора­чивается на фоне исторических событий, которые могут даже не упоминаться, но в любом случае описываемая эпоха диктует свои условия и оказывает порой незримое, а порой вполне ощутимое влияние на судьбы героев, и писатель волей-неволей дает свою оценку этой эпохе и сопутствующим ей событиям. (Хотя, конечно, всякому правилу соответствуют исключения.)

Слова А. П. Чехова, вынесенные в название темы данного сочи­нения, верны лишь отчасти. Почему? Потому что автор может быть беспристрастным только тогда, когда описываемая эпоха достаточ­но далека от него во времени (в этом он, кстати, сродни историкам, перед Которыми Стоит та же проблема объективности оценки). Это­му есть несколько причин. Во-первых, современное писателю пра­вительство. Кто осмелится открыто выразить свои взгляды на су­ществующий режим? Применительно к России: сейчас это возмож­но {при якобы демократии) и даже модно, а в XIX веке или в тече­ние практически всего XX века? Такое означало бы если не заклю­чение, не смерть, то по крайней мере конец писательской карьеры. Поэтому авторам приходилось либо писать “в стол”, либо подстра-

Иваться под цензуру, а в таком случае Говорить Об объективности вообще не приходится. Во-вторых, современная писателю эпоха слишком близко его касается: то, что он описывает в своих произ­ведениях, теоретически может произойти и с ним, и с его близкими и друзьями. Наконец, автор – это просто человек, со своими вку­сами, симпатиями и антипатиями, и он не в состоянии выйти за рамки самого себя. Быть по-настоящему объективным может толь­ко холодный, бесстрастный циник, который на все взирает с равно­душным любопытством. Но таких людей мало, и их называют мо­ральными уродами. Писатель же, если он истинный творец, не рав­нодушен просто по определению, ведь человек берется за перо по двум причинам: он хочет поговорить о себе либо он хочет выска­зать свое мнение по тому или иному вопросу.

Русские писатели конечно же не избежали этой участи. Объек­тивен Л. Н. Толстой, описывая Отечественную войну 1812 года? Да, объективен, потому что его отделяет от этой войны более полу­века. (Я не говорю о созданных им образах исторических деятелей, это уж дело вкуса.) А Пушкин, Гоголь, Достоевский изображали в своих произведениях “маленького человека”, его мир или “город­ское дно”? Тот же Чехов, говоря о судьбах русской интеллигенции? Или Шолохов, описывая гражданскую войну 1918-1922 Годов? Нет. Безусловно, каждый из них пытается быть беспристрастным, подняться над изображаемыми событиями, но… ПушкинУ, Гоголю и Достоевскому это не удается просто потому, что говорить о под­нимаемых этими писателями (особенно Достоевским) проблемах спокойно невозможно. Чехова судьба русской интеллигенции слишком близко касалась. Шолохов, пожалуй, наиболее беспри­страстен, но и он не смог добиться полной объективности историка Вплоть До констатации факта – несмотря на все усилия автора, со­чувствие к красноармейцам все равно прорывается.

Как видно из вышеизложенного, все это в принципе закономер­но. Писатель, в отличие от историка, может себе позволить не быть объективным, ведь он не судья, а лишь свидетель, на основании по­казаний которого впоследствии будет вынесен справедливый приго­вор эпохе.

Трудно представить, какой была бы современная западная цивилизация, если бы у ее истоков не стоял величественный мир античности. Слово “античный” в переводе с латыни означает “древний”, однако относится оно только к двум культурам далекого прошлого – древнегреческой и древнеримской. В своем единстве и взаимодействии эти культуры во многом определили дух и лицо Европы.

История античного мира охватывает тринадцать столетий – с VIII в. до н. э. по V в. н. э. За это время на его территории была создана одна из самых высокоразвитых цивилизаций древности, прославившая себя множеством великих открытий в области государственного строительства, юриспруденции, военного дела, науки, искусства, литературы. Золотыми буквами в памяти человечества впечатаны имена великих творцов античной культуры – философов, математиков, историков, художников, поэтов. В течение многих столетий труды античных ученых почитались как авторитетнейшие источники знаний, а памятники античной архитектуры, скульптуры и литературы служили высочайшими образцами для подражания.

Непревзойденными шедеврами мирового пластического искусства считаются, в частности, античные скульптурные работы “Ника Самофракийская”, с удивительной экспрессией передающая стремительный полет богини победы, “Венера Милосская”, олицетворяющая совершенную гармонию физической и духовной женской красоты, а также Пергамский алтарь Зевса, который представляет собой грандиозное монументальное сооружение, изображающее яростную борьбу олимпийских богов и титанов. Лучшие произведения античной литературы -“Илиада” и “Одиссея” Гомера, “Энеида” Вергилия, “Метаморфозы” Овидия, трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, любовная лирика Сапфо и Анакреонта – вошли в золотой фонд мировой литературной классики, а герои великих древнегреческих трагедий обрели бессмертие на мировой сцене.

К числу замечательных достижений Эллады принадлежит крупнейший в античном мире научно-культурный центр Мусейон, созданный в Александрии во времена правления Птолемея. Его название, давшее жизнь современному слову “музей”, в переводе означает “храм муз” . Действительно, Александрийский Мусейон был построен как “храм” для интеллектуалов – с просторными залами для лекций, трапезной, двориками для прогулок и роскошной библиотекой, в которой хранилось обширное собрание древних, зачастую редких или даже уникальных рукописей. Для работы в Мусейоне Птолемей пригласил лучших ученых, среди которых были специалисты, отбиравшие, обрабатывавшие, комментировавшие и толковавшие тексты. Они-то и стали предшественниками современных филологов.

Примечательно, что именно древние греки изобрели слово “филология” , со временем ставшее общим названием “наук о слове” – литературоведения и лингвистики. Правда, сами греки под филологией подразумевали любовь ко всяческим ученым занятиям, в том числе и к тем, которые не имели ничего общего с литературой. Но были в Древней Греции и собственно филологические исследования. Автором одного из литературоведческих трактатов, получившего название “Поэтика”, был выдающийся ученый античности Аристотель. В этом сочинении, сохранившемся, к сожалению, лишь частично, впервые была предпринята попытка осмысления законов литературного творчества и разработки литературоведческой терминологии. Важным открытием “Поэтики” стало учение о разделении литературных родов и жанров, на которое в значительной степени опирается современная наука.

Европейцы унаследовали от древних греков и римлян научную и искусствоведческую терминологию, основные роды и жанры литературы, архитектурные стили, азы театрального искусства, принципы изображения человека в живописи и скульптуре. Но главное заключается в том, что европейская традиция впитала в себя выработанный античностью идеал человека, базирующийся на гармоничном сочетании развития его физических и духовных сил, равновесии между его внутренней свободой и законами окружающей жизни, между его индивидуальной волей и общественным долгом. На основе античных представлений о том, что “человек есть мера всех вещей”, сформировался гуманизм, ставший ключевым понятием европейской культуры.

С тропы своей ни в чем не соступая, Не отступая – быть самим собой.

А. Т. Твардовский

Александр Исаевич Солженицын в своих литературных воспо­минаниях “Бодался теленок с дубом” восхищался чувством меры у А. Т. Твардовского, он писал, что, не имея свободы сказать полную правду о войне, Твардовский останавливался перед всякой ложью чуть не на последнем миллиметре, но нигде этого барьера не пере­ступал. Прочитав эти строки, мне захотелось узнать побольше о Твардовском, о его жизни, прочитать произведения поэта. Сборник его стихов стал моей настольной книгой, и я с удовольствием пере­читываю его снова и снова.

Поэзия Твардовского – своеобразная поэтическая энциклопе-

Дня времени, это эпическая и лирическая, отчасти и драматиче­ская история нашей страны. Почти все главнейшие события этой истории отразились в творчестве Александра Трифоновича: коллек­тивизация – в “Стране Муравии”, Великая Отечественная Вой­на – в “Василии Теркине” и в “Доме у дороги”, послевоенные го­ды ~ в поэме “За далью – Даль” И, конечно, в лирике с ее много­образием тематики. Герои произведений Твардовского – люди ря­довые, не “генералы” новой жизни, а ее солдаты. Василий Тер­кин – один из таких солдат. Он герой поэмы, являющейся верши­ной поэтического наследия А. Т. Твардовского.

“Василий Теркин” – подлинно народная поэма. Мало в нашей стране найдется людей, кто не любит этого героя. Мне в поэме боль­ше всего нравится язык, образный, народный. Стихи его запомина­ются сами по себе, непроизвольно. Восхищает ее необычность и за­душевность, словно ты вновь встретился со старым другом, которо­го тебе представлять не надо. Вместе с героем ты переживаешь тра­гические фронтовые будни, выпавшие на долю солдат. Сжимают сердце и трогают за душу строки поэмы, ставшие бессмертными:

Переправа, переправа! Берег левый, берег правый. Снег шершавый, кромка льда… Кому память, кому слава, Кому темная вода, – Ни приметы, ни следа.

Василий Теркин стал одним из моих любимых литературных ге­роев. Он по душе мне своим жизнелюбием. Порой он мерзнет, голо­дает, не имеет вестей от родных, он на фронте, где каждый день смерть, где никто “не заколдован от осколка-дурака, от любой ду­рацкой Пули”. Но Теркин не унывает, живет и радуется жизни:

Разрешите доложить Коротко и просто: Я большой охотник жить Лет до девяноста.

Во время войны, видя вокруг смерть и насилие, трудно не очер­стветь, не стать жестоким, не потерять веру в себя. Твардовский показывает, что в самые тяжелые минуты сохранить душевное здо­ровье помогал природный солдатский юмор. Когда кто-нибудь из солдат падал духом, Теркин, душа солдатской компании, мог од­ной шутливой фразой поднять настроение товарища:

Не горюй, У немца этот Не последний самолет…

В поэме “Василий Теркин” мне больше всего нравится глава “Смерть и Воин”, В которой Василий, раненный, лежит и замерза­ет. И чудится ему, что пришла Смерть и зовет его с собой. Меня восхищают мужество и стойкость истекающего кровью солдата, ве­дущего спор со Смертью. И чего уж, казалось, держаться за эту жизнь, где вся радость – то мерзнуть, то рыть окопы, то бояться, что убьют тебя? Но не готов Василий Теркин, Чтобы Легко Сдаться “Косой”:

Буду плакать, выть от боли, Гибнуть в поле без следа. Но тебе по доброй воле Я не сдамся никогда.

И воин побеждает Смерть.

В поэме “Теркин на том свете”, обличающей сталинизм, меня покорили умная, едкая сатира и великолепный юмор Твардовско­го. В поэме подвергнуты осмеянию и сам “отец Народов”, И систе­ма, им созданная. Действие, перемещенное с земли на тот свет, со­здает удивительный эффект: мы не только видим убогость и ненуж­ность Казарменно-бюрократической системы, Но и явную антигума­нистическую ее направленность. Мы видим разделение общества на категории, секретность, полную обюрокраченность, попытки отде­лить нашу систему от всего мира стеной.

Совершенно иную грань поэтического таланта А. Т. Твардовско­го я открыла для себя в его лирике. Его речь пластична, богата красками, запахами, звуками, густо населенного мира. Мы видим “розоватую пену” березового сока со свежих пней, “голубой” Весен­ний пар над полями, “грузного грача” над первой бороздой. Яркие и сочные краски, которыми поэт описывает просыпающуюся при­роду, будоражат воображение, и мы словно чувствуем запахи ве­сеннего леса:

Как после мартовских метелей, Свежи, прозрачны и легки, В апреле – Вдруг порозовели По-вербному березняки.

И конечно, в лирике поэта-фронтовика военная тема остается одной из основных. Стихотворения “Я убит подо Ржевом”, “В тот день, когда окончилась Война”, “Партизанам Смоленщины” и мно­гие другие Твардовский посвятил воинам, павшим и живым, кото­рые не щадили себя “ради жизни на земле”.

А. Т. Твардовский не избежал общей печальной участи – необ­ходимости восхвалять вождя, все великие и страшные переломы. Но я уважаю и люблю Твардовского за то, что он одним из первых в советской литературе начал борьбу против сталинизма. За то, что он, будучи редактором журнала “Новый мир”, вопреки нежеланию многих, опубликовал повесть никому тогда не известного писателя А. И. Солженицына “Один День Ивана Денисовича”. За поэму “Теркин на том свете”, за образ Созданного Им простого русского солдата Василия Теркина. И за то, что чувствовал свою личную от­ветственность за страшные события в нашей истории и выносил свое покаяние на суд читателей:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они – кто старше, кто моложе –

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, –

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Русская линия литературной сатиры, к которой могут быть причислены в XIX веке Н. В. Гоголь, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. П. Чехов, в XX веке – А. Аверченко, М. Зощенко, В. Войнович и другие, характеризуется масштабным осмыслением сущности человеческого бытия. Писатели этой категории, используя приемы, в других обстоятельствах заставляющие читателя смеяться, изображают ими самими ощущаемую трагедию жизни.

М. Булгаков – не сатирик в чистом виде. Жанр сатиры, в котором написано “Собачье сердце”, предполагает показ в смешном виде чего-то совсем не смешного в реальности. Это фантастическое произведение, обрисовавшее происходящее в России после революции 1917 года как предзнаменование близящегося Апокалипсиса, оказалось столь злободневным, что напечатано было лишь спустя десятилетия после смерти автора.

Комическое – обязательная принадлежность даже таких отнюдь не смешных произведений Булгакова, как пьеса “Бег” и роман “Мастер и Маргарита”, которая дает возможность автору, позволившему читателю рассмеяться, заставить его заплакать на пике смеха. Комическое в этих произведениях – только очень тонкий верхний пласт, чуть прикрывающий рвущуюся наружу трагедию. “Собачье сердце” в этом отношении книга очень характерная. В повести соотношение смешного и трагического очень неравномерно, поскольку к первому относится незначительная часть внешней, событийной линии. Все остальные грани – приоритет второго.

Судьба дома в Обуховом переулке соотносится с судьбой России. “Пропал дом”, – говорит профессор Преображенский после вселения в его дом жилтоварищей. То же мог бы сказать Булгаков о России после захвата власти большевиками. Нелепо выглядящие, невоспитанные и практически незнакомые с культурой мужчины и женщина, на женщину не похожая, читателю вначале могут показаться смешными. Но именно они оказываются пришельцами царства Тьмы, вносящими дискомфорт в бытие не только профессора; именно они во главе со Швондером “воспитывают” в Шарике Шарикова и рекомендуют его на государственную службу.

Противостояние Преображенского и Швондера можно рассматривать не только как отношения между интеллигентом и новой властью. Главное то, что сталкиваются культура и антикультура, духовность и антидуховность, и проходящий между ними бескровный поединок не решается в пользу первого, в борьбе Света и Тьмы отсутствует жизнеутверждающий финал.

Нет ничего смешного и в образе новопроизведенного человека Шарикова, ибо над уродством – духовным и телесным – смеяться может только тот, кто им же и отмечен. Это отталкивающе-несимпатичный образ, но Шариков сам по себе носителем зла не является. Только оказавшись полем того самого сражения Тьмы и Света за его душу, он, в конце концов, становится рупором идей Швондера – большевиков – Сатаны. Аналогичная тема присутствует в “Мастере и Маргарите”, где на сцену выходит уже сам Властелин Тьмы, на котором для читателя уже нет никакой маски. Но скрытый за множеством из них для героев романа, он и его слуги многих ставят в смешное положение, позволяя обозреть другим все человеческие и общественные пороки. Лишь в случае с Иваном Бездомным нелепые и ужасные происшествия способствуют очищению внутреннего мира поэта от наносного и дают ему возможность приблизиться к постижению истинного.

Таким образом, мы видим, что сочетание комического и трагического в произведениях Булгакова, оставаясь в струе русской литературной сатиры, имеет важную для их понимания особенность: смешение смешного и грустного в событийном плане показывает глубочайшую трагедию, осмысливаемую в плане внутреннем.

“Рукописи не горят” – с этой верой в упрямую, неуничтожимую силу искусства умирал писатель Михаил Булгаков, все главные произведения которого лежали в ту пору в ящиках его письменного стола неопубликованными и лишь четверть века спустя одно за другим пришли к читателю.

“Рукописи не горят”, – эти слова как бы служили автору заклятием от разрушительной работы времени, от глухого забвения предсмертного и самого дорогого ему труда – романа “Мастер и Маргарита”. И заклятие подействовало, предсказание сбылось. Время стало союзником М. Булгакова, и роман его не только смог явиться в свет, но и среди других, более актуальных по теме книг последнего времени оказался произведением насущным, неувядающим, от которого не пахнет архивной пылью.

Взять хотя бы то, что если к роману М. Булгакова “Мастер и Маргарита” подходить традиционно, оперируя такими привычными инструментами анализа, как тема, идея, жанр, то заблудишься в нем в два счета, словно в дремучем лесу. Ни в какие схемы он не укладывается. Прочитанная множеством читателей книга, вызвавшая немало споров, толков, вопросов и догадок, стала жить своей жизнью в литературе. Возникло даже что-то вроде “моды на Булгакова”. И все-таки, почему “рукописи не горят”, почему эта книга привлекает внимание? По-моему, благодаря все той же необычности построения романа, оригинальности сюжета. Есть основания назвать роман бытовым: в нем широко развернута картина московского быта тридцатых годов.

Но не меньше оснований считать его фантастическим, философским, любовно-лирическим и, само собой разумеется, – сатирическим. Пусть в романе не все выписано ровно и до конца, внимание любого читателя остановит, я думаю, его форма – яркая, увлекательная, непривычная. Ведь не зря же, прочтя последнюю страницу, испытываешь искушение начать перечитывать книгу заново, вслушиваясь в мелодию булгаковской фразы: “В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея”. Едва ли найдется читатель, который возьмет на себя смелость утверждать, что нашел ключи ко всем таящимся в романе загадкам.

Но многое в нем приоткроется, если хотя бы бегло проследить десятилетнюю историю его создания, не забывая при этом, что почти все произведения Булгакова родились из его собственных переживаний, конфликтов, потрясений. Не случайно в романе появляется легенда об Иешуа, так как в жизни писателя был свой Понтий Пилат – Главрепертком. И писатель понимал, что рано или поздно будет распят. Но, видно, теплилась в нем надежда на здравый смысл “прокуратора”, на возможность взаимопонимания. И, может быть, представлялся ему такой спор, какой в романе, уже после казни философа, Пилат видит во сне: “Они ни в чем не сходились друг с другом, и от этого их спор был особенно интересен и нескончаем”.

Так или иначе, но вполне можно утверждать, что именно собственная судьба заставила писателя вспомнить новозаветную библейскую историю и ввести ее в роман. В первых его набросках еще нет ни Мастера, ни Маргариты, а дьявол появляется в Москве в одиночку, без свиты. Но начинается действие так же, как в окончательном издании: беседои Сатаны с двумя литераторами явно рапповского толка. Он рассказывает им эту библейскую историю с таким старанием, словно добивается, чтобы собеседники его в зеркале тех стародавних событий, в решениях синедриона и прокуратора Иудеи увидели и свой, рапповский, изуверский фанатизм.

Но Булгаков не сравнивал себя с Иисусом, хотя и исповедовал те же принципы, то же добро и справедливость. Мастер не стремился это проповедовать, он скорее расчищал дорогу для добра с помощью ядовитого жала сатиры. И в этом он больше сродни Воланду, которого и делает главным персонажем романа. Но для чего же тогда появляется в романе Мастер? А для того, чтобы создать пятое, гораздо более стройное Евангелие, чем новозаветное.

Но главное – в его изложении эта история становится до того по-земному живой, что в ее реальности невозможно усомниться. И в глубине сознания рождается совершенно безумная мысль: нет, это не Сатана, не Воланд, а сам Булгаков, прежде чем в роли Мастера сесть за письменный стол, “лично присутствовал при всем этом”. Сделав Мастера своим двойником, подарив ему некоторые перипетии своей судьбы и свою любовь, Булгаков сохранил для себя деяния, на которые у Мастера уже не было сил, да и не могло быть по его характеру. И Мастер получает вечный покой вместе с Маргаритой и восставшей из пепла рукописью сожженного им романа. И я с уверенностью повторяю слова всезнающего Воланда: “Рукописи не горят”.

СТИХИ

Фома Стихотворение С. В. Михалкова написано в форме маленькой пьесы, в которой преобладает диалог. Главный герой – Фома – упрямый и недоверчивый. Поначалу его упрямство проявляется в ситуациях вполне реалистичных: вот он идет прямо по лужам, утверждая, что нет никакого дождя; зимой выходит на прогулку в трусах; в слоне не желает признавать слона. И даже угодив где-то под африканским солнцем в пасть крокодилу, он все равно отказывается в это верить. К счастью, история с крокодилом оказывается просто страшным сном. После этого, наверное, упрямству придет конец. Но нет:

Фома удивлен, Фома возмущен: – Неправда, товарищи, Это не сон!

Кажется, герой неисправим. Но при всем своем упрямстве Фома воспринимается нами не злым, а веселым человеком. Этим стихотворением Михалков призывает читателя посмотреть на себя со стороны. А еще поэт верит в силу слова, поэтому заключительные строки произведения звучат так:

…Ребята, Найдите такого Фому И эти стихи Прочитайте ему.

Что значит “найти себя”?

Словосочетание “найти себя” вряд ли кем-то воспринимается, как что-то негативное. Но если посмотреть на него критически, можно заметить, что изначально человеку для полного удовлетворения чего-то не хватает, нужно что-то найти. Наиболее вероятно, что искать себя – это искать свое предназначение в жизни. Печально, но далеко не каждый находит свое предназначение в жизни. Ведь для его эффективного нахождения нужно учитывать не только собственные желания и приоритеты, но и объективную реальность. Вряд ли у кого-то хватит уверенности обманываться и находить свое жизненное предназначение в каких-то мелочах, в то время как весь окружающий мир говорит об обратном.

Если брать в качестве примера сегодняшние реалии потребительского общества и рыночных отношений, становится понятно, что объективное предназначение, которое оправдывает всю жизнь человека – это получение финансовых средств и их расходование. Вряд ли такое толкование понравится многим, но отрицать господство денег в современном мире абсолютно бесполезно. При этом остро становится вопрос и о свободном времени. Крайне малое количество людей совмещают работу и любимое занятие. Что означает “найти себя” в таких условиях? Прежде всего, нужно позаботиться о подборе профессии с самого юношества. Вполне естественно, что дети вряд ли смогут оценить реалии современного общества адекватно, поэтому за них это должны сделать родители. Нужно как можно более тщательно проанализировать таланты ребенка и определить, где они могут быть применимы. Не должна быть допустимой ситуация, когда молодой человек выбирает профессию спонтанно или когда более опытные родители не принимают в этом участия. Но и конфликта между родителями и ребенком в этом вопросе быть не должно. Если таланты определены, реализованы, человек занимается своим делом, растет профессионально и рано или поздно становится руководителем или собственником своего дела (а значит, получает больше свободного времени), можно считать, что “нахождение себя” состоялось.

Что же делать тем, кто пропустил момент, став взрослым, занимается нелюбимым делом или просто не имеет ярких талантов? Как говорились в самом начале статьи, найти себя может далеко не каждый. Если кому-то этого сделать не удалось, что ж, вряд ли стоит бросать все свои занятия и ответственности и искать любимое дело. Стоит просто смириться и проживать жизнь так, как получается.

Имя Александра Невского неотделимо от истории и образа нашего города. Санкт-Петербург очень молод по историческим меркам: в начале XXI века ему исполнится всего 300 лет. Но предыстория его уходит в глубокую древность.

Победа шведов на Неве в 1240 году и победа немецких рыцарей на Чудском озере в 1242 году означали бы падение Новгородского княжества. На месте Санкт-Петербурга могло бы сейчас существовать другое государство.

Таким образом, победы на Чудском озере и в Невской битве, одержанные русским народом в дни тяжелейших испытаний под руководством Александра Невского, способствовали сохранению живых сил великого народа, призванного в дальнейшем сыграть виднейшую роль в судьбах человечества.

В пьесе Чехова “Вишневый сад” Аня и Петя не являются главными героями. Они не связаны напрямую с садом, как другие действующие лица, для них он не играет столь значимой роли, из-за чего они в некотором роде выпадают из общей системы персонажей. Однако в произведении драматурга уровня Чехова нет места случайностям; стало быть, неслучайна и обособленность Пети с Аней. Рассмотрим же этих двух героев подробнее.

Среди критиков распространена трактовка выведенных в пьесе “Вишневый сад” образов Ани и Пети как символа молодого поколения России начала двадцатого века; поколения, которое идет на смену давно отжившим свой век “раневским” и “гаевым”, равно как и порождениям переломной эпохи “лопахиным”. В советской критике это утверждение считалось неоспоримым, так как саму пьесу было принято рассматривать в строго определенном ключе – исходя из года написания критики связывали ее создание с социальными переменами и назревающей революцией 1905 года. Соответственно, утверждалось понимание вишневого сада как символа “старой”, дореволюционной России, Раневской и Гаева как образов “отмирающего” дворянского сословия, Лопахина – нарождающейся буржуазии, Трофимова – разночинной интеллигенции. С этой точки зрения пьеса рассматривалась как произведение о поиске “спасителя” для России, в которой назревают неизбежные изменения. Лопахина как буржуазного хозяина страны должен сменить разночинец Петя, полный преобразовательных идей и нацеленный в светлое будущее; буржуазию должна сменить интеллигенция, которая, в свою очередь, осуществит социальную революцию. Аня же здесь символизирует “раскаявшееся” дворянство, которое принимает активное участие в этих преобразованиях.

Подобный “классовый подход”, унаследованный с давних времен, обнаруживает свою несостоятельность уже в том, что многие персонажи не вписываются в эту схему: Варя, Шарлотта, Епиходов. В их образах мы не находим “классового” подтекста. Кроме того, Чехов никогда не слыл пропагандистом, и, скорее всего, не стал бы писать столь однозначно расшифровывающуюся пьесу. Не стоит забывать и того, что сам автор определял жанр “Вишневого сада” как комедию и даже фарс – не самая удачная форма для демонстрации высоких идеалов…

Исходя из всего вышесказанного, рассматривать исключительно в качестве образа молодого поколения Аню и Петю в пьесе “Вишневый сад” нельзя. Такая трактовка была бы чересчур поверхностной. Кем же они являются для автора? Какую роль играют в его замысле?

Можно предположить, что автор намеренно вывел двух героев, не связанных напрямую с основным конфликтом, в качестве “сторонних наблюдателей”. У них нет кровного интереса в торгах и саде, нет четкой символики, связанной с ним. Для Ани и Пети Трофимова вишневый сад не является болезненной привязанностью. Именно отсутствие привязанности помогает им выжить в общей атмосфере разрухи, пустоты и бессмысленности, столь тонко переданной в пьесе.

Общая характеристика Ани и Пети в “Вишневом саде” неизбежно включает в себя любовную линию между двумя героями. Автор обозначил ее неявно, полунамеком и трудно сказать, для каких целей ему понадобился этот ход. Возможно, это способ показать столкновение в одинаковой ситуации двух качественно разных характеров Мы видим юную, наивную, восторженную Аню, еще не видевшую жизни и в то же время полную сил и готовности к любым преобразованиям. И мы видим Петю, полного смелых, революционных идей, вдохновенного оратора, искреннего и увлеченного человека, притом абсолютно бездеятельного, полного внутренних противоречий, оттого нелепого и порой смешного. Можно сказать, что любовная линия сводит друг с другом две крайности: Аню – силу без вектора, и Петю – вектор без силы. Энергия и решительность Ани без направляющей бесполезны; увлеченность и идейность Пети без внутренней силы мертвы.

В заключение можно отметить, что образы этих двух героев в пьесе на сегодняшний день, к сожалению, все еще рассматриваются в традиционном “советском” ключе. Есть основания считать, что принципиально иной подход к системе персонажей и пьесе Чехова в целом позволит нам увидеть гораздо больше оттенков смысла и обнаружит немало интересных моментов. Пока же образы Ани и Пети ждут своего непредвзятого критика.