Category: Школьные сочинения

Тематика “Герой нашего времени” и “Капитанская дочка” очень широка. Здесь можно найти и исторические, и лирические оттенки повествования; мы видим красочное описание природы степей и гор. Читатель узнает о буднях служилых людей, удивляется новым для него особенностям жизни диких народов, размышляет о превратностях любви, плачет и смеется вместе с любимыми героями. “Герой нашего времени” и “Капитанская дочка” – одни из самых интересных произведений русской литературы, они открывают широчайшую панораму человеческих страстей чувств.

Немаловажную роль в обоих произведениях играет описание быта и нравов русского офицерства. Лермонтов и Пушкин дали очень точные характеристики дворян, показали их жизнь как бы изнутри. Конечно, в этих описаниях есть очень много общего, например, мотив любовного треугольника, ссоры бывших друзей, дуэли.

Не менее красочны и многогранны образы офицеров. Внимательному читателю ничего не стоит провести параллели между, на первый взгляд, противоречивыми характерами.

Конечно, в первую очередь, обращают на себя внимание главные герои – Гринев и Печорин. Казалось бы, что может быть общего у героев романтического и реалистического произведений? И действительно, в глаза сразу бросается резкое различие их характеров. Гринев – чрезвычайно мягкий человек. Он нежно любит своих родителей, и расставание с ними вызывает у него рыдания. Печорина же тяжело заставить плакать, он никого и ничего не любит, лишь одна женщина в мире смогла вызвать такую скорбь о расставании с ней. И эти рыдания пугают, так не смог бы плакать Гринев, в потоке слез излилась душа демона, а не наивного мальчика.

Испытания, выпавшие на долю Гринева, тяготят его. Он гораздо охотнее жил бы дома, его идеал – тихое семейное счастье. В итоге он его и достигает. Но не таков Печорин. Его жаждущая натура ищет испытаний, он бросается в любое приключение, подвернувшееся ему на пути. Тишина и покой не для него, он ищет бури, и в финале мы узнаем, что он умирает.

Любовь двух героев настолько разная, что дает полное представление о разности характеров. Светлое чувство Гринева к Маше благородно, он хочет лишь одного: подарить любимой счастье. Печорин же часто спрашивает себя. зачем ему нужна любовь девушки, на которой он не хочет жениться. В этом корень зла в душе Печорина: он живет и любит для себя, ему хочется доставить удовольствие себе, разбивая сердца других. В этом его основное отличие от Гринева.

Несомненно, в характерах Печорина и Гринева много разного, диаметрально противоположного. Но есть и общие положительные черты, которыми авторы наделяют все русское офицерство в их лице. Прежде всего – отношение к чести девушки. Гринев готов до последнего вздоха защищать Машу и ее честь. Это понятно, ведь он ее любит. Но Печорин тоже вступается за княжну Мери. А этого поступка от него ожидать было бы странно, так как он, в общем, погубил ее. Здесь подчеркивается, что какие бы ни были духовные ценности у настоящего офицера, он всегда остается офицером с присущим ему чувством чести.

Не менее интересен и тот факт, что перед поединком и Гринев, и Печорин выражают желание помириться, с условием, что перед ними извиняться. Это происходит не от их малодушия, ситуация подчеркивает благородство офицеров, не желающих лишний раз зря проливать кровь.

Гораздо больше похожи другие русские офицеры, представленные в этих романах, – Максим Максимыч и капитан Миронов. Это старая гвардия, боевые, потрепанные жизнью офицеры. И в “Капитанской дочке”, и в “Герое нашего времени” показана их трагедия; они одинаково не понимают молодых. Их представления о дружбе отличаются от представлений молодых героев, они даже не догадываются о противоречиях, разрывающих их. Конечно, молодым офицерам их жалко, но они пассивны, не хотят поддержать веру стариков.

Однако, есть и различия. Ведь капитан Миронов так и не понял молодежь, а Максим Максимыч увидел, как он ошибся в Печорине. Его трагедия гораздо глубже, читатель от души сочувствует старику, которому выпал жребий в конце жизни пережить крушение идеалов.

Необходимо заметить, что авторы не пытаются идеализировать русское офицерство. Помимо рассмотренных выше, в романах есть и такие герои, как Швабрин и Грушницкий.

“Герой нашего времени” и “Капитанская дочка” отличаются главным образом потому, что в первом, помимо реалистического, есть и романтическое. Это проявляется и в изображении отрицательных героев: если Швабрин абсолютно подл, то образ Грушницкого формируется из положительных и отрицательных качеств. Швабрин вызвал Гринева на дуэль без колебания, а Грушницкий попал под дурное влияние, и здесь его трагедия. Даже стоя перед Печориным с пистолетом в руке он колеблется. Если бы он выдержал, смог бы преодолеть влияние драгунского капитана, то Печорин простил бы ему все. Но Грушницкий оказался слаб, за что и поплатился жизнью.

Вообще, произведения очень похожи. Они точно раскрывают душу русского офицера того времени, подчеркивают преимущества и недостатки. Их можно считать исторически точными описаниями благородного сословия России, ее гордости.

“Обломов”

Как только кончилось печатание романа в “Отечественных записках”, Л. Н. Толстой написал А. Дружинину: “Обломов – капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было. Скажите Гончарову, что я в восторге от Обломова и перечитываю его еще раз… Обломов имеет успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и невременный в настоящей публике”. Действительно, в романе было нечто большее, чем просто критика “обломовщины”, – при всем своем многообразии и живучести, все же явления преходящего. Было в нем нечто вечное, что побуждало читателей говорить о таких социально-философских понятиях, как народность, национальность, о проблемах добра и зла и их противоборстве, о традициях и истоках, об “уме” и “сердце”.

Богатство и разнообразие впечатлений, полученных Гончаровым от | созерцания картины чужого мира, укрепляют желание писателя углубиться в разрешение проблем России, сформулировать свой взгляд на насущные вопросы времени. В этом произведении намеченные в “Обыкновенной истории” мотивы разовьются в самостоятельные сюжетные линии, но власть авторской точки зрения, определяющей композиционную структуру повествования, выстраивающей систему образов романа, останется прежней.

В “Обломове”, так же как и в “Обыкновенной истории”, композиция Отражает последовательность происходящих событий.

Хронология сообщения о перипетиях в жизни героя нарушается один раз в сне Обломова (9-я глава первой части). Движение времени, изменение обстоятельств окружающей жизни лишь подчеркивают отсутствие внутренних изменений в Обломове.

Характер героя проявляется во всей полноте уже в первой части романа, время действия которой – один день, место действия – комната в доме Обломова. Появляющиеся здесь в течение дня остальные персонажи необходимы для иллюстрации авторских характеристик героя. Поэтому и расстановка персонажей в этой части соответствовала задаче Гончарова противопоставить Обломова чуждой для него среде петербургского чиновничества и прояснить черты его внутреннего мира, отразив их в центральной фигуре бытового окружения героя – в Захаре.

В первой части романа своеобразно интерпретируется функция основного мотива рассказывания, который определил особенности повествования в очерках “Фрегат “Паллада”. Так же как вокруг “неподвижного” рассказчика концентрировалась европейская и азиатская действительность, так и к неподвижному Обломову приходят 1 мая и Алексеев, и Тарантьев, и Судьбинский, и Волков, и Пенкин, и Штольц. Для каждого персонажа приход к Обломову – возможность выразить свой взгляд на мир, для Гончарова – обозначить особенность героя, его явное несовпадение с ритмом жизни, в котором живут другие.

Мотив несовпадения Обломова и “других” обозначен прежде всего тем, что герой показан автором как человек, одновременно живущий в двух мирах: реальном, где есть закрытая от мира комната и Захар, и идеальном, погружение в который вызвано потребностью обдумать предстоящее решение “о двух несчастиях”: переезде на новую квартиру и ответ на письмо управляющему в деревню.

В VIII главе первой части Обломов грезит наяву: он разрабатывает план имения, “пробегает в уме несколько серьезных, коренных статей об оброке, о запашке…”, свободно перемещается в мыслях на несколько лет вперед и всем своим существом чувствует яркую поэтичность картин райского желанного житья. Ощущение полноты счастья исчезает вместе с голосами разносчиков (“Картофеля! Песку, песку не надо ли?…Уголья!..”). Настоящее грубо вторгается в мечты, потому что “деревенское утро уже прошло, петербургское было на исходе”.

Вторая и третья части романа посвящены раскрытию того сложного явления, которое Гончаров словами Штольца именует “обломовщиной”. В этих частях “неподвижный” сюжет первой части приобретает неожиданную динамику, обусловленную внешней динамичностью центрального героя. Гончаров испытывает своего героя любовью к Ольге Ильинской, и это чувство открывает читателю прекрасную “голубиную Душу” Обломова, его сердце, ум. Гончаров убеждает читателя в том, что Обломов достоин любви, он не такой, как все: внешняя жизнь утомляет его неискренностью, торопливостью, отсутствием духовного начала. Свои нравственные принципы Обломов горячо защищает в споре с бойким газетчиком в первой части, а потом – со Штольцем.

В этих частях романа важная роль принадлежит диалогу как форме мотивации жизненных принципов героев. Гончаров сталкивает Обломова, Штольца и Ольгу в спорах о цели и смысле жизни. Автор так выстраивает сюжетные ситуации, что его герои ведут себя как действующие лица пьесы, говорят “на сцене”. Гончаров “заставляет” Штольца и Ольгу убеждать Обломова в ошибочности его философии “покоя”, необходимости содержательной и деятельной жизни. Всем ходом действия 2-й и 3-й части Гончаров показывает читателю, что не принятие жизненных принципов Штольца и не его настойчивость привели к тому, что Обломов оставил диван.

Активность пробудилась в Обломове потому, что она была вызвана потребностью духовной жизни – потребностью любви. На протяжении всего романа идет непрекращающийся спор об умении и неумении жить, в котором столкнулись современные внешние, но чуждые духовному началу принципы, и внутренние, истинно духовные, в представлении Гончарова, нравственные начала русской национальной жизни. Выражением этих начал и является Обломов. Если герой “Обыкновенной истории” подчиняется жестким требованиям со* временного мира, то Обломов не изменяет своим предпочтениям до конца жизни. И в этом его безусловная привлекательность и для читателя, и для самого Гончарова. В этой симпатии убеждает авторская позиция, отчетливо проявившаяся в том, как Гончаров создает облик патриархальной действительности.

В подробных описаниях жизни Обломовки в сне героя, быта Ильи Ильича на Гороховой, потом на Выборгской Гончаров выступает как подлинный поэт обыденности. Первым на это обратил внимание А. В. Дружинин в статье “Обломов”, посвященной анализу романа. Критик высказал мысль о близости эстетических принципов изображения действительности Гончарова и фламандских живописцев XVII столетия (Рюйсдаля, Ван-дер-Неера, Остада), открывших поэзию “близкого пространства” – дома и пропевших ему гимн в ярких и звучных красках. Однако подробности быта интересуют автора не сами по себе, они важны как аргументы, раскрывающие личность героя. Может быть, поэтому сам писатель назвал свой метод “живописью”, а отдельные сцены произведения – картинами.

Воплощение замысла ассоциировалось Гончаровым с работой Щ Эпизодом, затем созданием эскиза, которые вели к оформлению общего плана произведения. Этот же путь он предлагает пройти и читателю, расставляя в тексте “маячки”, по которым путник найдет верную дорогу. В своеобразной стадиальности подготовительной работы отражена одна из особенностей структуры его художественных произведений – использование функции такого “говорящего” элемента текста, как портрет. Портреты персонажей в романах Гончарова написаны в технике, близкой к акварели или масляной живописи: каждый последующий эпизод романа кладет свою краску, вносит свой штрих в уже намеченные контуры. “Живописность” Гончарова проявляется в технике создания словесного образа.

Между тем сам Гончаров объяснял особенность творческой манеры в статье “Лучше поздно, чем никогда” тем, что “образы, а вместе с ты ними и намеки на их значение в зародыше присутствовали в нем и инстинктивно руководили” им. В этом признании автора дана не только характеристика процесса творчества, но и прогнозируется возможное восприятие читателем художественного произведения. Одним из способов перевода намека в значение в романах Гончарова оказывается портрет, который играет весомую роль в организации повествования. Идейно-художественная значимость портретных характеристик Гончарова раскрывается в процессе активизации ими смысла живописного подтекста, который существует в романе.

Гончаров предпочитал изображать то, что практически всегда находится на периферии восприятия читателя – второстепенные состояния, не передающие сразу и ярко суть характера. Гончаров-романист постепенно готовится к тому, чтобы бросить прямой взгляд на героя и высветить его окончательно, заставляя работать и свое, и читательское воображение.

Механизм портретирования Обломова таков. Одной из самых ярких примет первого портрета Обломова является его халат. Описание халата, столь важной детали быта и символа бытия героя, очень скромно: говорится о яркости восточной краски и прочности ткани халата. Этот образ, возможно, рожден в сознании Гончарова яркостью эмоциональных красок воспоминаний о своеобразной красоте патриархального уклада жизни, который он наблюдал, например, в Японии. Однако халат Обломова – не только важнейшая деталь в изображении внешнего вида героя. Это внешний по отношению к герою стимул, который определяет его поведение. Бессознательная тяга Обломова к определенному типу жизни показана писателем через опредмеченный мотив лени и спокойствия. Так начинает формироваться семантическое поле значений поступков Обломова, в которых он выступает как носитель определенной картины мира, а читатель, подчиняясь воле автора, создает свое представление о герое.

На фоне цветовой гаммы, не окрашенной яркими красками, появляется и перекликающееся с ней изображение фигуры и лица Обломова, не имеющего определенного “цвета”: “ни румяный, ни смуглый, ни положительно бледный, а безразличный или казался таким”. Бессмысленность существования героя показана через нарушение функций вещей, его окружающих, которые живут своей собственной жизнью, закрывая собой человека. Иронический образ “чистого вкуса”, в соответствии с которым человека “делает” обстановка, зафиксирован Гончаровым в словечке “decorum”, которым веяло от всей обстановки комнаты. В современной Гончарову живописи в жанре пейзажа и натюрморта появляется такое качество, как выстроенность. Именно здесь, как нам кажется, и следует искать ответ на вопрос о том, почему образ “decoruma” появляется в романе, принимая на себя функцию фона, на котором пишется портрет героя.

Образ выстроенной, созданной среды – своеобразная экспозиция творческого приема, к которому неоднократно будет обращаться Гончаров. Это то, что в поэтике гончаровского портрета получает выражение в создании внешнего облика через изображение природных начал, естественных ритмов жизни. Посмотрим, как это сделано в первом портретном представлении Обломова. Описывая внешность героя, Гончаров сосредоточивает внимание на впечатлении, которое он хочет закрепить у читателя, используя при этом прием психологического параллелизма: “Мысль гуляла…порхала в глазах”, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба…”, “если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга”.” Лень и апатия Обломова, на которой акцентировано внимание в первом развернутом описании героя, представляет собой внешний пласт “значения”, за которым скрыта более существенная ассоциация. Обломов естественен, соприроден тому среднерусскому пейзажу, из которого Гончаров черпает тона и краски для его портрета. Портрет говорит читателю о гармонии внешнего и внутреннего существования героя, предупреждая о тайне, которая еще раскроется читателю.

Та же функция у пейзажа, появляющегося в конце VIII главки 1-й части романа. Возникающий в сознании героя образ лесной глуши – это образ-оценка Обломовым собственной жизни, а пейзаж – сигнал об особом внутреннем состоянии персонажа, которому и соответствует данный ранее эскиз его внешнего облика. Герой “объясняет” себя с помощью природных явлений, укрепляя в сознании читателя мысль о естественности собственной натуры, не “зараженной” влиянием среды. Неопределенность, “расплывчатость”, незавершенность портретной характеристики начала романа теряет свою резкую ироничность, поскольку, как оказывается, выражает не только индивидуальное в облике Обломова, но и разъясняет своеобразие его социально-психологического типа.

“Пейзажный” мотив в портрете Ольги Ильинской выполняет сходную функцию, но представлен в более сложном, опосредованном виде. Это описание внешности героини соединяет в себе две точки зрения: героя и автора. Обломов угадывает “тайну” чистой и прекрасной души Ольги и поражается безмятежным спокойствием ее внутреннего мира. Это своего рода предчувствие героем ее “пробуждения”, которое изменит саму внешность Ольги. “Пробуждение” ответного чувства Ольги

Уподобляется Гончаровым природным процессам движения: “”лицо ее наполнялось постепенно сознанием; в каждую черту пробирался луч мысли, догадки, и вдруг все лицо озарилось сознанием… Солнце так же иногда, выходя из-за облака, понемногу освещает один куст, другой, кровлю и вдруг обольет светом целый пейзаж…”.

Одним из важнейших поэтических приемов Гончарова является прием “развертывания точки в перспективу”. Прием этот, использованный автором в первой портретной зарисовке Обломова, оказывается продуктивным и в раскрытии образа Ольги Ильинской. В решающие моменты действия ее поза, жесты, выражение лица застывают. Внутренний смысл переживаемого героиней чувства в определенный момент переводится в другое измерение: писатель предлагает читателю отвлечься от сиюминутного восприятия и постичь сущностный смысл образа статуи, сопровождающего Ольгу на всем протяжении романа. Необходимо отметить, что каждое появление этого образа обнаруживает новый оттенок смысла. Так, ассоциативный образ статуи как воплощения гармонии и красоты, возникающий в начале повествования, – своеобразное указание на дремлющий, застывший в ожидании пробуждения духовный мир Ольги. Внешний покой и неподвижность в сцене последнего объяснения героев в доме Ильинской (“…она казалась такою покойною и неподвижною, как будто каменная статуя”) – признак предельного напряжения эмоциональных и физических сил Ольги перед решающим признанием.

В мимическом портрете Ольги в последней части романа дважды повторен мотив покоя, венчающий процесс внутреннего развития героини. Она обретает “разумное” счастье с экономным и терпеливым Штольцем. Осознание этого состояния (“Она испытывала счастье и не могла определить, где границы, что оно такое”) передано в повествовании через фиксацию внешней неподвижности героини: “Она устремила глаза на озеро, на даль и задумалась так тихо, так глубоко, как будто заснула…Не бегала у нее дрожь по плечам, не горел взгляд гордостью…Она все сидела, точно спала… она не шевелилась, почти не дышала…”

Повествование о героях в четвертой части практически исключает обращение писателя к их портретированию. И это не случайно. В первом портрете Обломова и в первом портретном описании Ольги дается намек на тот предел, к которому придут оба, и на то доминировавшее в них обоих чувство внутренней сосредоточенности, которое и послужило мотивом их сближения. Оба героя достигли пределов своего внутреннего развития, только “остановка” Обломова произошла гораздо раньше, чем “остановка” Ольги.

Механизм портретирования, как функция повествования, содержал в себе не только источник объяснения характеров героев, но и в известной степени “направлял” реализацию замысла романа в целом. “Тематические” блоки портретных описаний разворачивались в сюжетные ситуации, в которых эскизные наброски зрительных впечатлений выполняли функцию “узлов”, связывающих сюжет в единое целое.

Четвертая часть романа с точки зрения развития сюжета совершенно неожиданна. Казалось, что завершение романа Ильи Ильича и Ольги, символически совпавшее с завершением природного цикла (отношения героев, перешедшие во взаимное чувство, начались в мае, а завершились в ноябре), больше ничего не прибавит к нашему представлению об Обломове. Он сам, отвечая на вопрос Ольги: “Отчего погибло все? Кто проклял тебя, Илья?” – называет зло, погубившее их любовь:

“Обломовщина!”

Действительно, в четвертой части романа существенные изменения происходят не в сознании героев, не в мотивации их поведения – меняется авторская позиция. Можно сказать, что подлинным героем четвертой части является сам автор. Гончаров пытается убедить читателя в том, что Обломов, субъективно ощущая себя в доме Пшеницыной как в родной Обломовке, оказывается способен к действию, поступку (женится, признает Андрюшу своим наследником), потому что никто не стремится переделать его. Агафья Матвеевна принимает Обломова таким, какой он есть, не пытается стать его Пигмалионом, как Ольга. В погружении Обломова в этот новый для Илья Ильича мир заложен глубокий философский и нравственный смысл. Гончаров находит в этой социальной среде деятельные характеры (Пшеницына, Анисья), на труде которых держится уют и благополучие Ильи Ильича. “Опрощение” героя в конце романа осложняет решение вопроса о сути обломовщины, тем более что союз Ольги и Штольца гармоничен только в представлении последнего. Не случайно автор романа, “литератор, полный, с апатическим лицом, задумчивыми, как будто сонными глазами”, появляется собственной персоной в последней главе. Штольц рассказал ему об Обломове, а Гончаров изложил свою версию происшедшего. Согласно этой версии, Гончаров убежден в несомненной привлекательности уходящего в небытие патриархального быта. Художественной проработке этой идеи посвящен последний роман писателя – “Обрыв”.

Система образов романа организована по классическому принципу антитезы. Возлежащему на диване “барину” и прожектеру-мечтателю Илье Ильичу Обломову автор устраивает своеобразные “очные ставки”. Словно на театральных подмостках, последовательно сменяют друг друга персонажи, призванные продемонстрировать Обломову преимущества альтернативного – деятельного – образа жизни. Сначала является крепостной слуга Захар, затем петербургские знакомые Волков, Судьбинский, литератор Пенкин, Алексеев, земляк Михей Андреевич Тарантьев… Эти герои полностью слиты в авторской характеристике со своей “средой”. Характеристика намеренно однопланова и тяготеет к нарицательности типа, принятой в поэтике “натуральной школы”. Подчеркнуты безликость, бесхарактерность антагонистов Обломова, напоминающая неопределенность многих гоголевских героев (так, например, строится композиция образа Алексеева).

Петербургские знакомые Обломова каждый на свой лад являют духовному взору героя образцы псевдодеятельности, будь то бездумное “порханье” Волкова по столичным гостиным, либо пустопорожние рассуждения Судьбинского о целесообразности постройки собачьих конур в губернских присутственных местах. “Под этой всеобъемностью кроется пустота, отсутствие симпатии ко всему”, – проницательно замечает Обломов.

Александр Сергеевич Грибоедов – известный и талантливый драматург. Самое известное произведение Александра Сергеевича Грибоедова комедия “Горе от ума”. Грибоедов создал великолепную картину нравов своего времени, всех веяний, социальных и духовных течений, контраста нового, молодого поколения и консервативного старого.

Эпоха Александра Грибоедова – это время перемен. Время, когда в обществе появлялись подобные Чацкому “новые люди” – умные, честные и деятельные. Они восставали против существующего порядка, против старого общества, которое было полно лжи и эгоизма, общества, где люди были “слепы”. Грибоедов был именно таким человеком и воплотил свои мысли в комедии “Горе от ума”. Автор подарил свои характер и убеждения Чацкому.

Таким “новым” людям, как, например, декабристы, было тяжело бороться с могучей старой силой. Но на их стороне была правда. Старое общество было ленивым и многое строилось на лжи, а потому легко рушилось.

Чацкий – главный герой комедии Грибоедова. Неутомимый борец с несправедливостью, ложью, эгоизмом, обличитель обмана. Но у него не получается никому открыть глаза. Может быть, было еще рано, общество было еще не готово жить правильно, не было готово к правде.

Чацкий оказался жертвой борьбы. Еще не пришло время перемен. Александр Чацкий боролся против огромного количество старой силы. Один в поле не воин – это можно сказать о нем. Чацкий обличает ложь и хамство, стремится открыть Софье Фамусовой глаза на обман Молчалина, показать всю несправедливость фамусовского общества, его “слепости” к проблемам других.

Александру Сергеевичу Грибоедову удалось создать великолепное произведение, оказавшее большое влияние на тогдашнее общество и являвшееся картиной борьбы поколения старого и нового. Посредством юмора Грибоедов обличил невежество, хамство, произвол, ложь и безнравственность. Ему удалось написать отличную комедию о несправедливости. Кажется, парадокс смеяться над далеко не веселыми вещами. Грибоедов считал смех оружием против пороков старого, закостенелого общества: “Да нынче смех страшит, и держит стыд в узде…”. Правдивая картина общества, в котором противоборствует прошлое поколение и грядущее, воплотилась в ироничной комедии “Горе от ума”. Вечная проблема “отцов и детей” здесь развернулась во всей глубине.

Для Марины Цветаевой поэзия – это волшебство и высвобождение душевных избытков, диалог “я” со всем миром. Цветаевская лирика – это интимное откровение Поэта о мире; откровение, в котором законы мироздания преобразованы в художественную форму, во всепоглощающую лирическую стихию. Это “тайный жар”, явленный через слово. Темы любви, одиночества, жизни и смерти в поэзии Цветаевой звучат как исповедь женщины-Поэта, не побоявшейся противопоставить себя своему времени, лишенному духовного начала.

М. Цветаева писала: “Есть у Блока магическое слово “тайный жар”… Слово – ключ к моей душе – и всей лирике”. “Тайный жар” цветаевской поэзии – это страстное слово лирика о самом дорогом и выстраданном: о любви, о родине, о поэте и его даре. Слово “поэт” для Цветаевой звучит всегда трагично, так как Поэт не совпадает со своей эпохой – он “вне всякого столетья”; причастность к тайнам бытия, поэтические прозрения не спасают его от жестокости окружающего мира… Уже в первых своих сборниках Цветаева открывает читателю очень интимный, чуть таинственный детский – и уже недетский мир:

По роялю бродит сонный луч. Поиграть? Давно утерян ключ! Ах, без мамы ни в чем нету смысла!..

Образ рано умершей матери более приглушенно вплетается в тональность стихотворений “Домики старой Москвы” и “Бабушке”. В “Домиках старой Москвы” Цветаева обращается к романтическому прошлому города:

Домики с знаком породы, С видом ее сторожей…

Это и символы, и средоточие высокой культуры, которую ХХ век безжалостно губит. Человек нового века оторван от своих культурных и духовных корней, он приходит в мир не созидателем, а разрушителем. Для Цветаевой важны “порода”, внутреннее духовное родство, связь настоящего с прошлым:

– Бабушка! – Этот жестокий мятеж В сердце моем – не от вас ли?

Значительное влияние на формирование духовности Цветаевой оказала и христианская мифология, и связанное с ней искусство. Особое место занимала в ее духовной жизни Библия. В стихотворениях оживают библейские образы, интерпретируются легенды Ветхого и Нового заветов, звучат ставшие афоризмами мысли создателей этого древнейшего литературного памятника. Иногда библейская легенда, созвучная переживаниям поэтессы, является прекрасной миниатюрой, вызывающей круги ассоциаций:

Удостоверишься – повремени! – Что, выброшенной на солому, Не надо было ей ни славы, ни Сокровищницы Соломона. Нет, руки за голову заломив, – Глоткою соловьиной! – Не о сокровищнице – Суламифь: Горсточке красной глины!

Если предположить, что содержательная сторона поэзии Цветаевой складывалась под влиянием античной и христианской культур, представление о которых имеет генетическую связь с впечатлениями детства, рассказами отца, чтением литературных памятников, посещением западноевропейских музеев, то форму ее стихотворений, их ритмомелодику, звукопись можно соотнести с музыкой, в атмосфере которой прошло утро ее жизни:

Как хорошо за книгой дома! Под Грига, Шумана и Кюи Я узнавала судьбы…

“Музыка обернулась Лирикой”, – писала поэтесса, с благодарностью вспоминая музыкальные вечера в родительском доме, игру матери на рояле, ее пение под гитару удивительных по красоте романсов. Стихотворения Цветаевой, напоминающие маленькие музыкальные пьесы, завораживают потоком гибких, постоянно меняющихся ритмов. Интонационный строй передает всю сложную, порой трагическую гамму чувств поэтессы. Ранняя Цветаева тяготеет к традиционно-классическому стиху:

Цыганская страсть разлуки! Чуть встретишь – уже рвешься прочь. Я лоб уронила в руки И думаю, глядя в ночь. Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть – Как сами себе верны.

Зрелая Цветаева – это пульсирующий, внезапно обрывающийся ритм, отрывистые фразы, буквально телеграфная лаконичность, отказ от традиционной ритмомелодики. Выбор такой поэтической формы был обусловлен глубокими переживаниями, тревогой, переполнявшей ее душу:

Площадка. – И шпалы. – И крайний куст В руке. – Отпускаю. – Поздно. Держаться. – Шпалы. – От стольких уст Устала. – Гляжу на звезды. Так через радугу всех планет Пропавших – считал-то кто их? Гляжу и вижу одно: конец. Раскаиваться не стоит.

Стихотворения “Орфей” и “Рельсы” связаны одной общей мыслью, которая выражена в строках:

Летят они, – написанные наспех, Горячие от горечи и нег. Между любовью и любовью распят Мой миг, мой час, мой день, Мой год, мой век. И слышу я, что где-то в мире – грозы, Что амазонок копья блещут вновь… А я – пера не удержу! Две розы Сердечную мне высосали кровь.

Эти стихотворения помогут понять Цветаеву – изгнанницу, глубоко переживавшую вынужденную разлуку с родиной. Первое из них – “Орфей” – написано за полгода до отъезда за границу. Образ мифического фракийского певца Орфея, создателя музыки и стихосложения, привлекал М. Цветаеву своей трагической судьбой, которая чем-то напоминала ей свою собственную. “Так плыли: голова и лира, вниз, в отступающую даль…” – древнегреческий миф об Орфее и его жене Эвридике повествует о трагедии двух любящих сердец: желая любой ценой воскресить погибшую от укуса змеи Эвридику, певец отправился в царство мертвых и своей музыкой, стихами растрогал владычицу преисподней Персефону, которая разрешила Орфею вывести жену из глубин Аида, но с условием не оглядываться на ее тень и не заговаривать до выхода на свет. Орфей не сумел обуздать свою страсть, нарушил запрет и навсегда потерял любимую. Миф об Орфее заканчивается гибелью самого певца.

“Не лира ль истекает кровью? Не волосы ли – серебром?” – в этих вопросах много личного. Сердце поэтессы истекает кровью, но источает свет любви и поэзии. Таким образом, в судьбе Орфея прослеживается линия жизни самой М. Цветаевой со всеми ее сложностями и болями. В стихотворении “Бабушке” звучит одна из важнейших для поэта тем – тема реализации человеком отпущенных ему возможностей. “Бог дал – человек не обузь!” – пишет Цветаева. И дар, и долг Поэта – дать миру правду и защитить ее, высказаться до конца. Цветаева говорит о себе прежде всего как о творце, Поэте, создающем свою реальность, осуществляющем в творчестве то, что невозможно в жизни. Поэтому можно говорить о мифотворчестве и миротворчестве Марины Цветаевой. Она создает собственный мир – мифом, в котором все земное преобразуется в свою изначально заданную форму. Ведь для поэта этот, земной, мир – лишь искаженное подобие высшего замысла. Миф цветаевской поэзии – истинная правда поэта о мире. Но в то же время миф – “возвышающий обман”, игра, которая вырывает человека из обыденности и излечивает от боли, причиненной реальностью. Тема жизни и смерти в лирике Цветаевой звучит как полнота бытия, переливающаяся через край: “Я тоже была, прохожий!”. Поэту необходимо высказаться, принести в мир свою лирическую стихию. И Цветаева готова высказаться до предела: “Я в предсмертной икоте останусь поэтом!”.

В мае 1922 года М. Цветаева вместе с дочерью покинула Россию, направившись в Прагу, где находился Сергей Эфрон, порвавший с “белым движением” и ставший студентом университета. Начались долгие годы эмиграции. Берлин, Прага, Париж… В стихотворении “Эмигрант” есть строки, которые передают настроение Цветаевой тех лет: “Не слюбившись с вами, не сбившись с вами… Заблудившийся между грыж и глыб Бог в блудилище”. Духовное одиночество, частичная изоляция, трудное, а подчас полунищенское существование не сломили Цветаеву. Гораздо тяжелее было переносить тоску по родине. В полной мере эта тоска отразилась в стихотворении “Рельсы”. Но не только это чувство владеет поэтессой. Здесь и горькое чувство безысходности, и чувство сопричастности ко всему происходящему, близости к тем, кого ураган перемен разбросал по всей Европе, многих лишив надежды когда-либо вернуться в Россию.

Последние годы жизни поэтессы были самыми трагическими. Ностальгия по родине, полная духовная изоляция, предчувствие новой беды, быть может, гибели, чувство обреченности – вот составляющие трагедии, финал которой наступил в Елабуге :

Вскрыла жилы: неостановимо, Невосстановимо хлещет жизнь. Подставляйте миски и тарелки! Всякая тарелка будет – мелкой, Миска – плоской. Через край – и мимо – В землю черную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо, Невосстановимо хлещет стих.

Я славой был обязан ей,

А может быть, и вдохновеньем.

А. С. Пушкин

“Живая красота” – вот лучшее и наиболее точное определение поэзии. По-моему, очень правильно сказано, потому что за прекрасными пушкинскими строками стоят не менее прекрасные женщины – вдохновительницы этой “живой красоты”.

Одна из них – Анна Петровна Керн. Пушкин познакомился с ней в Петербурге в 1819 году. И был сражен ее красотой. Через шесть лет он вновь увидел Керн, когда она гостила неподалеку от Михайловского. Пушкин вновь ощутил в душе волнение любовной страсти. Незадолго до отъезда Керн он написал стихотворение “Я помню чудное мгновенье”. Даже среди шедевров пушкинской любовной лирики, где говорит язык сердца, это стихотворение – одно из самых проникновенных, трепетных, гармоничных. Здесь чувства растворены в словах, а слова как бы сами “просятся” на музыку:

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.

С именем Екатерины Николаевны Раевской связаны многие произведения поэта. Современники говорили, что она покоряла людей твердым, независимым характером, в ней соединялись душевная мягкость, чувствительность и доброта. Самоотверженно заботилась она о братьях, сестрах, родителях. Единственная в семье она сочувствовала желанию младшей сестры Марии уехать в Сибирь к мужу-декабристу.

Е. Н. Раевской посвящен цикл южных романтических произведений поэта. Чувством Пушкина к этой женщине проникнута элегия “Погасло дневное светило”. Она была написана, когда Пушкин вместе Раевскими плыл на корабле из Феодосии в Гурзуф:

Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоенный…

Пушкин провел три счастливые недели, гостя у Раевских. Но разлука была неизбежной. Этому печальному событию Пушкин посвятил такие строки:

Зачем безвременную скуку Зловещей думою питать И неизбежную разлуку В унынье робком ожидать.

День расставания поэт назвал днем страдания. В конце ноября 1820 года Пушкин встретил Раевских в Каменке. Здесь были созданы элегия “Редеет облаков летучая гряда…” и стихотворение “Нереида”. В начале 1821 года Екатерина Николаевна приняла предложение графа Орлова. В лирике Пушкина вновь появляются стихи, посвященные Е. Н. Раевской: “Красавица перед зеркалом”, “Дева”.

Не обошел своим поэтическим вниманием Пушкин и младшую сестру Екатерины Николаевны. Это одна из самых замечательных женщин своего времени. В последний раз Пушкин видел Марию Николаевну в 1826 году перед ее отъездом в Сибирь, куда она последовала за своим мужем, декабристом С. Г. Волконским, и где провела 30 лет. А в 1828 году рождаются строки “Посвящения” этой удивительной женщине:

Твоя печальная пустыня, Последний звук твоих речей Одно сокровище, святыня, Одна любовь души моей.

Красота для поэта – святыня, он беззащитен перед ней, его сердце отзывается на нее восторгом. В бытность свою в Одессе Пушкин был увлечен женой генерал-губернатора Новороссийского края Воронцова, женщиной красивой, умной и обольстительной. И еще долгое время спустя, в своем михайловском изгнании, поэт рисовал на полях рукописей тонкий профиль Воронцовой, слагая ей стихи:

Все в жертву памяти твоей: И голос лиры вдохновенный, И слезы девы воспаленной, И трепет ревности моей, И славы блеск, и мрак изгнанья, И светлых мыслей красота…

Зимой 1828 года на одном московском балу Пушкин встретил девушку, которая стала женщиной всей его жизни. Это была Наталья Гончарова. 6 мая 1830 года произошла официальная помолвка. Вскоре рождается прекрасный сонет “Мадонна”:

Исполнились мои желания. Творец Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна, Чистейшей прелести чистейший образец.

Вскоре после свадьбы поэт пишет своему другу: “Я женат – и счастлив. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился”. Но, к сожалению, ощущение счастья не было долгим. Наталья Николаевна – последняя нежная и глубокая любовь поэта. Женатый Пушкин стал однолюбом. Однако это не помешало ему посвятить стихотворение “Красавица” другой женщине – ослепительной петербургской красавице Е. М. Завадовской:

Все в ней гармония, все диво, Все выше мира и страстей; Она покоится стыдливо В красе торжественной своей…

К сожалению, в одном сочинении трудно перечислить всех женщин, бывших в разное время музами поэта. Биографы Пушкина называют 113 адресатов любовных посланий поэта. Не знаю. Правда ли это, но похоже, что так оно и есть.

Но это не ветреность. Поэт на то и поэт, чтобы вдохновиться красотой и запечатлеть ее в своих гениальных стихах для нас – на века.

Мы проживаем трудный период, однако обязаны быть признательны ему, по меньшей мере, за то, что к нам возвратились несправедливо позабытые имена и произведения. Среди них роман Е. Замятина “Мы”. Оказавшая грандиозное воздействие на европейскую литературу, исследовавшаяся в учебных заведениях многих стран, в России эта книга была выпущена в свет почти через семьдесят лет после своего появления. Почему? Вероятно потому, что ее автор не мог врать и не желал утаивать собственного волнения при виде того, что творилось с его Родиной после Октября 1917 года. Замятин разделил судьбу многих своих современников: его книги не издавали, а сам он принужден был уехать за границу. Справедливой остается горькая истина о том, что нет пророка в своем отечестве.

“Мы” – роман о будущем, о далеком будущем – через тысячу лет. В нем проверяется состоятельность мечты, на протяжении веков сопутствовавшей человеческой цивилизации. Тревожное ощущение возникает уже от названия книги. “Мы” – слово-лозунг, слово-символ сознания массы. Писатель показывает реальную суть утопии, осуществленной якобы от имени большинства и ради его блага. В категоричности “мы” звучит запрет на “я”. Именно на этом запрете зиждется власть Единого Государства, о котором рассказывается в романе. Повествование ведется в форме дневника главного героя, что придает особую достоверность, позволяет познакомиться с судьбой и взглядами одного из жителей общества будущего, с языком и стилем Единого Государства. Сюжет романа воспроизводит не самые безоблачные дни в жизни “нового мира”. В Едином Государстве зреет заговор, появляется подпольная организация “Мефи”. На первый взгляд, это кажется абсурдным. Заговор против счастья, против “земного рая”? Но посмотрим, какой же социальный прогноз делает Е. Замятин?

Мы видим великое Единое Государство, которое возникло после Двухсотлетней войны, когда выжили всего “0,2 населения земного шара”. Они победили не только врагов, но и саму природу. Люди отгородились от нее Зеленой Стеной, за которую запрещено выходить. Веточку ландышей можно достать только в Ботаническом Музее. Жизнь Единого Государства подчинена Часовой Скрижали, в соответствии с которой все одновременно спят, просыпаются, едят “нефтяную пищу”, гуляют, работают и даже занимаются любовью. Для того чтобы управлять людьми, есть “искусная, тяжкая рука Благодетеля”. Для того чтобы следить, как исполняется повседневный регламент, “есть опытный глаз хранителей”. Быть счастливым – долг каждого. Необходимое условие существования в Едином Государстве – идеальный, отлаженный быт. Но чистота и порядок в домах – это часть надзора за частной жизнью граждан. Стеклянные жилища просматриваются насквозь, шторы опускаются только тогда, когда разрешена любовь по “розовым талонам”. В Едином Государстве не может быть долгих привязанностей, искренних чувств. Здесь каждый принадлежит всем. Если нет любви, то нет и семьи. Детей разрешено иметь только тем, кто соответствует Материнской и Отцовской Нормам, но родителями в полной мере не становятся и они, так как их питомцев воспитывает Государство. Эти реалии будущего перестают удивлять, когда вспоминаешь, что речь идет не о людях, а о “нумерах”.

Как будто все равны и счастливы, ни о чем не думают, ни в чем не сомневаются, однако это не совсем так. Среди героев есть те, кого не удовлетворяет такое “счастливое” будущее. Чаще всего протест исходит от женщин, так как им тяжелее всего смириться с жизнью без любви. Так считает О90, которая решает родить ребенка, хотя и не подходит под Материнскую Норму. Другая героиня – I330 – возглавляет восстание против Единого Государства. Именно благодаря этой женщине пробуждается “я” в главном герое. Д503 влюбляется по-настоящему, в нем просыпается душа. Бывший законопослушный гражданин начинает сомневаться в безукоризненности “идеальной несвободы”, собирается отдать “Интеграл” в руки бунтовщиков. Но для I330 роман с Д503 – это только задание. Сокрушенный ревностью и разочарованием, главный герой соглашается на операцию по удалению фантазии. Круг замкнулся: восстание подавлено, Д503 окончательно обезличен, он с гордостью заявляет: “Я уверен – мы победим”.

Трагической иронией звучит в финале это обещание победы и счастья. Государство подчинило себе личность, попытка прозрения обернулась окончательной гибелью. Но не случайно столь мрачен авторский прогноз. Всем ходом романа Е. Замятин раскрывает перед нами его центральную идею: “Этот роман – сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти… государства – все равно какого”. Нельзя строить мир, в котором нет места чувствам, нельзя поддаваться давлению тоталитарной системы. Когда “я” растворяется в “мы”, человек перестает быть человеком.

Свое возрождение Д503 воспринимает как катастрофу и болезнь, когда врач говорит ему: “Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа”. На время Д503 пытается вырваться из обыденного круга, оказывается среди бунтарей. Но привычка жить по давно заведенному порядку оказывается сильнее любви, привязанностей, любопытства. В конце концов, страх перемен и привычка к послушанию побеждают было возродившуюся, но еще не окрепшую душу. Спокойнее жить по-прежнему, без потрясений, без мыслей о завтрашнем дне, вообще ни о чем не заботясь. Опять все хорошо: “Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты. Потому что я здоров, я совершенно, абсолютно здоров… из головы вытащили какую-то занозу, в голове легко, пусто…”

Ярко и убедительно Замятин показал, как возникает конфликт между человеческой личностью и бесчеловечным общественным укладом, конфликт, резко противопоставляющий антиутопию идиллической, описательной утопии.

Своим произведением Замятин одаренно и образно представил путь человечества к полицейскому государству, живущему не для человека, а для себя. Не так ли и в СССР проходило сооружение “монстра” для себя, а не для людей? Собственно потому роман Замятина “Мы” не издавался на Родине писателя длительное время. В этом произведении он весьма веско обличил, к чему можно подойти в итоге сооружения “счастливого будущего”.

РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ СОВРЕМЕННЫХ РОССИЙСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

Баранкин, будь человеком! В этом произведении В. В. Медведева рассказывается о приключениях двух друзей, Юрки и Кости. Они мечтают жить не трудясь, превращаются по своему хотению сначала в воробьев и убеждаются, что праздной и беспечной доли нет ни у кого на свете. Человеком быть очень тяжело. Именно поэтому Юра Баранкин и Костя Малинин на протяжении всей повести увиливают от того, чтобы быть людьми. Мы весело смеемся над главными героями, попадающими в различные комические ситуации. Но самое интересное то, что, в кого бы ни превращались мальчишки, поведение их остается человеческим. И читатель симпатизирует героям, потому что они смело встречают все грозящие им опасности, рискуя жизнью, приходят на помощь друг другу. Изолированные на время от реального мира, ребята благодаря собственной дружбе поняли, как трудно, но как здорово быть человеком. Повесть Медведева веселая, добрая и мудрая.

Художественный фильм “Сказ о том, как царь Петр арапа женил”, снятый выдающимся российским режиссером Александром Миттой, стал одним из самих ярких фильмов моего детства. В этой картине и смех и слезы всегда идут рука об руку, всегда удивляют нас своей точностью и своевременностью.

Конечно же, главным является неординарный и яркий образ Петра I – царя-диктатора и в то же время царя-реформатора, необычайного человека и личности, энергия которого всю его жизнь билась чрез край, энергии которого хватало и на великие государственные дела, и на общение с простыми народом. Создателям фильма удалось создать максимально реалистичный образ и воплотить в нем самые яркие черты этого выдающегося правителя России.

Не менее потрясающий и образ арапа. В этом не приходится сомневаться ни секунды, ведь за эту роль взялся сам Владимир Высоцкий – настоящий гений, которому был близок и понятен сюжет, близок и понятен родной русский дух произведения А. С. ПушкинА “Арап Петра Великого”, по мотивам которого и был снят этот потрясающий фильм.

“Сказ о том, как царь Петр арапа женил” – изумительная картина, которая раскрывает нам средневековую Россию эпохи Петра I. Я считаю, что очень интересно во всех подробностях увидеть повседневную жизнь наших предков. Это и обычаи, и наряды, и праздники, и прически, и сватовство, и манера людей разговаривать, и бояре, которые очень недовольны нововведениями царя-реформатора. Не менее красочно показаны в фильме отношение придворных к царю, грандиозные размахи строительства российского флота, деятельность самого Петра и его оригинальные шутки. Все это способно полностью погрузить зрителя в атмосферу царской России, которую по окончанию фильма не хочется покидать, настолько она необычна и интересна.

Стоит сказать и о сюжетной линии, которая легко воспринимается, ничем не перегружена и гармонична. Скорее всего, эта картина – легкая мелодрама с элементами комедии и драмы, участниками которых являются реальные исторические личности.

Обсуждая фильм “Сказ о том, как царь Петр арапа женил”, нельзя не вспомнить и об актерах, которые великолепно справились со своими ролями. Красочными и яркими получились не только образы Петра I в исполнении А. Петренко, и арапа В. Высоцкого, но и образы Гаврилы Ртищева, его дочери Наташи и других персонажей картины. Всем им веришь, чувствуешь их эмоции, радости и переживания.

Осень наступает по-разному. Иногда за один день вспыхивает красно-горячим костром все листья. Но чаще она подкрадывается незаметно, без шума, без лишней суеты. Мы не замечаем, что день ежедневно становится на две-три минуты короче. Не учитываем, что тише стали обычные птичьи песнопения. Все якобы так, как и было вчера.

Но еще две недели назад в кронах некоторых деревьев загорелись крохотные желтые, а иногда оранжевые угольки. Ветер раздувал этот первый огонь, и он перекинулся дальше, освещая все вокруг. От маленьких искорок загорелся громадный костер – то пришла тепло-рыжая осень. В объятиях распаленной ней костра постепенно сгорает все: листья, и травы, и цветы. Волшебница осень окутывает землю в марево туманов, которые будут менять тяжелые, раскрашенные в темные оттенки облака. Еще время от времени протягивает руки-лучи сонное солнце, но лето уже полетело в теплые края вместе с птицами. Все холоднее становятся вечера и ночи, а природа скоро столкнет нас с глазу на глаз с первыми морозами.

Осень, волшебница цвета, быстро рисует грандиозные декорации к прощальному карнавалу природы, к волшебному балу листопада.

Диктант на тему: “природа” Золотая осень (сочинение) Повышенной сложности (171 слово)

В момент назревшего слома устоев в жизни общества и государства перед лицом грядущих реформ создает поэму “Мертвые души” Н. В. Гоголь. Перелом этот, перемены, идущие за ним, затронут не только политическую систему Российской империи, но и преобразят самого россиянина.

Предвидя это, Гоголь был обеспокоен тем, что же будет из себя представлять новый человек. Показать его, нового, пока еще набирающего силу, – вот одна из целей написания поэмы “Мертвые души”. Начинается поэма с появления Чичикова, главного ее героя, в губернском городе NN. И что же мы видим? “Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным”.

Интересно, что Чичиков въехал в город NN незаметно, тихо, не производя ни малейшего фурора своим приездом. Город NN с окрестностями олицетворяет собою старую Россию, Россию крепостную и барскую, Россию ленивую, инертную, затянутую паутиной скуки. Жизнь в ней течет медленно, без потрясений. Новый класс в России нарождается так же незаметно, как незаметно Чичиков прибывает в NN. И так же, как NN олицетворяет собой Россию, Чичиков олицетворяет собою новый тип человека. Внешность у него крайне невыразительна. Ведь он – не личность, а лишь тип.

Так что же собою представляет этот новый человек? Посмотрим на Чичикова снаружи. “Не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок, нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод”. Как видно, внешне он самый заурядный, так называемый средний человек и ничем не выделяется из гущи NN-ских обитателей, не отличаясь ни ростом, ни красотою, впрочем, и уродством тоже. Он – такой, как все. Но это лишь внешне. У него коренным образом изменен, менталитет. Система ценностей у этого человека совершенно иная, нежели у толпы, с которой он смешался.

Для того чтобы понять, что стал представлять собою Чичиков в зрелом возрасте, мне думается, необходимо заглянуть в его детство, понять, как формировались его характер и образ мысли, под чьим влиянием это происходило. Маленький Павлуша Чичиков родился в семье маленького чиновника. Все его детство до школы прошло в четырех стенах, в убогой обстановке, в затхлой атмосфере. Окна в доме никогда не открывались, и в доме царило тяжелое удушье. К тому ж отец Чичикова, человек хронически больной, всегда сидел дома, беспрестанно вздыхал, ходил по комнате и плевал в стоящую в углу песочницу, являя собой воплощение уныния.

Любые попытки хоть чуть-чуть нарушить порядок вещей, хотя бы, выписывая буквы, приделать к ним закорючку или хвост, сурово карались отцом, который старательно отбивал у маленького Павлуши всякую склонность к фантазии и свободной мысли.

Разумеется, такое детство искалечило нежную, легко ранимую, еще только формирующуюся психику Павлуши. И вместе с бледными воспоминаниями о детстве, о тесноте и убогости обиталища и вообще о самом образе жизни своей семьи Чичиков вынес желание жить не так, жить лучше, но касалось это лишь материального благополучия.

И гидом его на пути к достижению желаемого положения стали неверные, заведомо ложные догмы, привитые ему отцом перед вступлением Чичикова в самостоятельную жизнь и жадно впитанные Павлушей.

“Смотри же, Павлуша, учись, не дури и не повесничай, а больше всего угождай учителям и начальникам. Коли будешь угождать начальнику, то хоть и в науке не успеешь и таланту бог не дал, все пойдешь в ход и всех опередишь”.

И еще одна отцовская идея, ставшая основным чичиковским жизненным принципом: “…а больше всего береги копейку: эта вещь надежнее всего на свете… Все прошибешь копейкой”.

Вот оно!

Копейка, возведенная в идолы.

Чичиковский золотой телец.

Чичиковский эрзац счастья.

Главная ценность всего поколения, всего класса, который я рискну назвать медицинским термином “новообразование”, – деньги.

Деньги. Цель и средство одновременно.

Универсальное мерило всех ценностей. Олицетворение благополучия, стабильности, надежности, безопасности, гарант общественной любви и уважения.

Вот что такое копейка для Чичикова и для миллиона других Чичиковых, идущих ему вслед. Отцовские деньги он не только не растранжирил, а еще и преумножил, пускаясь при этом на немыслимые ухищрения. И вырос из Чичикова совершенно новый для той эпохи тип человека.

Делец.

Даже не честно работающий предприниматель, а именно делец.

Презрение, вкладываемое Гоголем в это слово, раскрывается нам после того, как автор рифмует его со словом “подлец”.

Вот раскрывается и его натура.

Делец – подлец.

Беспринципный, ни с чем не считающийся, преодолевающий и моральные, и физические преграды в погоне за копейкой.

Ему не тошно прислуживаться, льстить, давать и брать взятки, помыкать и быть помыкаемым. Его психологию можно сравнить с психологией манновского Дидриха. Это – рабская психология. Он самовлюблен. Достаточно вспомнить эпизод, когда, разглядывая себя в зеркале, Чичиков, не сдержав умиления, потрепал себя за подбородок и ласково сказал: “Ах ты мордашка эдакой!”

Он умен, изобретателен, находчив. Но весь свой ум он использует крайне однобоко, идя по пути обогащения.

Он крайне беден духовно, не имеет никаких моральных принципов, достаточно силен, чтобы устранить со своего пути любое препятствие.

Вот он, новый человек. Таким рисует его Гоголь.

Мне видится, что сам автор презирает своего героя, иронизирует над ним и опасается за будущее – неужто Россия превратится в страну бездушных дельцов, в страну Чичиковых?

Проблема, поднятая еще Гоголем, неожиданно актуальной становится в нашу эпоху, когда перелом политического строя привел к краху сложившихся моральных устоев, к утрате духовными ценностями своей значимости и к росту влияния и значимости материальных благ.

Сама собою напрашивается параллель между Чичиковым и явлением “новых русских”.

Смотря в прошлое, я могу сказать, что опасения Гоголя в отношении перерождения русского человека не подтвердились.

Оправдаются ли наши?

И закончить мне хотелось бы фразой, которая воистину подходит на все времена:

“Русь, куда ж несешься ты?”