Category: Школьные сочинения

Великий русский сатирик М. А. Булгаков создал в своих полуфантастических произведениях очень точный и реалистичный образ той действительности, которая возникла в России после революции. В романе “Дни Турбиных” и ранних рассказах мы видим человека, попавшего в водоворот революционных перемен, в повести “Собачье” сердце” переносимся в эпоху 20-х годов, роман “Мастер и Маргарита” описывает Москву 30-х годов. Новая действительность показана в гротесковой манере, но именно это позволяет автору обнажить все те нелепости и противоречия, которые он видел вокруг себя в жизни.

Итак, место действия повести “Собачье сердце” – Москва, время – 1924 год. Основа повествования – внутренний монолог Шарика, вечно голодного, горемычного уличного пса. Он очень неглуп, по-своему оценивает жизнь улицы, быт, нравы, характеры Москвы времен нэпа с ее многочисленными магазинами, чайными, трактирами на Мясницкой “с опилками на полу, злыми приказчиками, которые ненавидят собак”, “где играли на гармошке и пахло сосисками”.

Весь продрогший, голодный пес наблюдает жизнь улицы и делает умозаключения: “Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь”. “Повар попадается разный. Например, покойный Влас с Пречистенки. Скольким жизнь спас”. Он сочувствует бедной барышне-машинистке, замерзшей, “бегущей в подворотню в любовниковых фильдеперсовых чулках”. “Ей и на кинематограф не хватает, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовой накормили, да половину ее столовских сорока копеек завхоз украл…” В своих мыслях-представлениях Шарик противопоставляет бедной девушке образ торжествующего хама – нового хозяина жизни: “Я теперь председатель, и сколько ни накраду – все на женское тело, на раковые шейки, на Абрау-Дюрсо”. “Жаль мне ее, жаль. А самого себя мне еще больше жаль”, – сетует Шарик.

Другой полюс повести – профессор Преображенский, который пришел в булгаковскую повесть с Пречистенки, где издавна селилась потомственная московская интеллигенция. Недавний москвич, Булгаков этот район знал и любил. Сам он поселился в Обуховом переулке, здесь написаны “Роковые яйца” и “Собачье сердце”. Здесь жили люди, близкие ему по духу, по культуре. Прототипом профессора Филиппа Филипповича Преображенского считают родственника Булгакова по матери, профессора Н. М. Покровского. Но, в сущности, в нем отразились тип мышления и лучшие черты того слоя русской интеллигенции, который в окружении Булгакова назывался “пречистенской”. Булгаков уважительно и любовно относился к своему герою-ученому, профессор Преображенский – воплощение уходящей русской культуры, культуры духа, аристократизма. Но вот иронии времени: гордый и величественный Филипп Филиппович, который так и сыплет старинными афоризмами, светило московской генетики, гениальный хирург, занимается прибыльными операциями по омоложению стареющих дам и бойких старцев. Беспощаден авторский сарказм в отношении процветающих нэпманов и бывших пролетариев: они дорвались до власти и денег и предаются разврату, думая лишь о теле, а не о душе.

Итак, Преображенский видит Москву глазами потомственного интеллигента. Его возмущает, что с лестниц пришлось убрать ковры, потому что по этим лестницам начали ходить люди в грязных калошах, а водку нельзя больше покупать в магазине, потому что “бог их знает, чего они туда плеснули”. Но самое главное – он не понимает, почему все в Москве говорят о разрухе, а при этом лишь поют революционные песни да смотрят, как бы сделать плохо тому, кто живет лучше. Ему не нравятся бескультурье, грязь, разруха, агрессивное хамство, самодовольство новых хозяев жизни. “Это – мираж, дым, фикция” – так оценивает профессор новую Москву.

В связи с профессором в повести начинает звучать одна из ведущих, сквозных тем творчества Булгакова – тема Дома как средоточия человеческой жизни. Большевики изничтожили Дом как основу семьи, как основу общества, повсюду идет яростная борьба за жилплощадь, за квадратные метры. Может быть, поэтому в булгаковских повестях и пьесах устойчивая сатирическая фигура – председатель домкома? Он, преддомкома, – истинный центр малого мира, средоточие власти и пошлого, хищного быта. Таким уверенным в своей вседозволенности администратором является в повести “Собачье сердце” Швондер, человек в кожаной тужурке, черный человек. Он в сопровождении “товарищей” является к профессору Преображенскому, чтобы изъять у того “лишнюю” площадь, отобрать две комнаты. Конфликт с непрошеными гостями становится острым: “Вы ненавистник пролетариата!” – гордо сказала женщина. “Да, я не люблю пролетариата”, – печально согласился Филипп Филиппович”.

И вот, наконец, происходит главное событие повести: профессору удается пересадить собаке гипофиз человека. В результате сложнейшей операции появилось безобразное, примитивное существо-нелюдь, целиком унаследовавшее пролетарскую сущность своего “предка”, пьяницы Клима Чугункина. Безобидный Шарик превращается в человека с улицы. Первые произнесенные им слова были руганью, первое отчетливое слово – “буржуи”. А потом – слова уличные: “не толкайся!”, “подлец”, “слезай с подножки” и т. п. Чудовищный гомункулус, человек с собачьим нравом, “основой” которого был люмпен – пролетарий Клим Чугункин, чувствует себя хозяином жизни, он нагл, чванлив, агрессивен. Усмешка жизни в том, что, едва встав на задние конечности, Шариков готов утеснить, загнать в угол породившего его “папашу” – профессора. Это человекообразное существо требует от профессора документ о проживании, и Шариков уверен, что в этом ему поможет домком, который “интересы защищает”. “Чьи интересы, позвольте осведомиться?

– Известно чьи – трудового элемента. Филипп Филиппович выкатил глаза.

– Почему же вы – труженик?

– Да уж известно, не нэпман”.

Шариков наглеет с каждым днем. К тому же он находит союзника – теоретика Швондера. Именно он, Швондер, требует выдачи документа Шарикову, утверждая, что документ – самая важная вещь на свете. Формализм и бюрократия того времени преследуют нашу страну и по сей день. Страшно то, что бюрократической системе наука профессора не нужна. Ей ничего не стоит кого угодно назначить человеком, естественно, оформив это соответствующим образом и отразив, как положено, в документах.

Люмпен Шариков инстинктивно “учуял” главное кредо новых хозяев жизни, всех Шариковых: грабь, воруй, растаскивай все созданное, а также главный принцип создававшегося “социалистического” общества – всеобщая уравниловка, называемая равенством. К чему это привело – общеизвестно.

Последний, заключительный аккорд шариковской деятельности – донос-пасквиль на профессора Преображенского. Нужно отметить, что уже тогда, в 20-е годы, донос становится одной из основ “социалистического” общества. И измученный профессор воскрешает милого пса, не выдержав соседства с Шариковым. Значит ли это, что ему удастся оградить себя от всего того ужасного, что существует в Москве?

Итак, Москва 20-х годов в повести Булгакова “Собачье сердце” – это город уходящей русской культуры, город агрессивных пролетариев, бескультурья, грязи и пошлости.

На уроках литературы мы проходили рассказ Николая Лескова “Человек на часах”. Я не могу сказать, что произведение мне очень понравилось – ведь в нем автор показывает плохие вещи.

Большинство героев – мелкие, трусливые, лицемерные люди. Но рассказ заставил меня о многом задуматься. В том числе, и о своем поведении, и о поведении своих знакомых, друзей и родных.

Главный герой произведения Лескова – часовой Постников. Он несет службу в дворцовом карауле. Его обязанность – стоять на часах, и ни при каких обстоятельствах не покидать свою будку. В этом он клялся самому царю! А за нарушение клятвы в те времена могли и в Сибирь отправить на каторгу, и даже расстрелять.

И вот солдат Постников оказывается перед очень трудным выбором. На его глазах в полынье тонет человек, и спасти его можно, но для этого придется покинуть будку… И нарушить клятву. Что делать в такой ситуации? Как быть? Спасти другого и рисковать своей жизнью? Или позволить человеку утонуть, но уберечь себя от неприятностей? Караульный все-таки выбирает первое. Он бросается на помощь утопающему и благополучно вытаскивает его на сушу. Но что же происходит дальше?

О поступке Постникова узнает его командир – подполковник Свиньин. И этот случай начальство называет “бедой” и “караулом”. Причем, не то, что чуть не утонул человек, а то, что часовой покинул будку… Все очень боятся, что о нарушении узнает царь и другие главные начальники. Пытаются скрыть случай, и назначают Постникову двести ударов розгами, а потом тихонько запихивают его в лазарет. Вот такую награду получает главный герой за свою смелость и человечность! Да еще и рад, что отделался так легко. А медаль за спасение получает совсем другой персонаж, присвоивший себе заслугу.

Я считаю Постникова хоть и отзывчивым человеком, но все-таки глупым и ограниченным. Он, конечно, поступил правильно, но так и не понял, в какой ужасной системе он живет. Часовой радуется розгам… Это же каким запуганным нужно быть?

А вся система царской армии насквозь пропитана ложью, фальшью и лицемерием. Тупые офицеры не видят дальше своего носа и не ценят ничего выше, чем приказ. Это не люди, а марионетки, не способные на обычные человеческие чувства и переживания.

Автор высмеивает эту систему, а я не вижу в этом ничего смешного. И считаю, что в наше время тоже есть такие люди, как Свиньин и его сослуживцы. Для них самое главное – работа, долг, обязанности. А все остальное – не важно. Конечно, у каждого есть какие-то обязанности, и их нужно выполнять, потому что иначе начнется бардак. Но если речь идет о человеческой жизни, то правила можно и нарушить. Это мое мнение, и я надеюсь, что все люди когда-нибудь это поймут. Наверное, для того Лесков и писал свое произведение “Человек на часах”!

Измена – это одно из самых тяжелых испытаний в жизни человека. Почему? Наверное, потому, что предают нас те, от кого мы этого не ждем, а именно важные и дорогие нам люди. Конечно, в жизни невозможно заранее учесть все, на долю людей выпадают различные события, в которых они могут повести себя не так, как мы рассчитываем. У кого-то возникают проблемы, в других – искушения, и вот уже человек – сознательно или нет, ради собственных интересов изменяет доверие других.

Можно простить измену? Этот вопрос очень многосторонний. С моральной точки зрения, пожалуй, не стоит этого делать. Потому что, как говорят люди, кто предал один раз, то предаст и второй, и третий. Однако многие считают, что каждый заслуживает второй шанс. А кто-то прощает измену, не желая терять того кого любит. Здесь, наверное, каждый решает за себя. Потому что в конце, не стоит судить других, не побывав в их шкуре. А вот доверять человеку, который уже изменил вам, будет уже делом опрометчивым и незамысловатым.

И предать можно не только человека, который тебе доверяет. Можно предать своих товарищей по оружию, свое государство, свои собственные взгляды. Из истории мы знаем, что военную Измену всегда безжалостно карали смертью. А человек, изменивший самому себя, не нуждается в казни вообще, потому что потерять себя и так приходится тяжелым наказанием.

Но если хорошо подумать, то, например, в мусульманских странах смертью караются и куда менее серьезные “грехи”, даже такие, которые в нашей культуре не считаются особо тяжкими. Например, последователи ислама забивают камнями женщин к смерти за измену мужу, при том, что Человек официально может иметь несколько жен. И это уже никак не укладывается в моей голове. И заставляет задуматься.

На мой взгляд, прощать Измену необязательно, тем более, что в душе, наверное, уже и не получится безоговорочно доверять тому, кто потерял доверие. Проще постараться забыть ее и перестать общаться с предателем, строить свою жизнь без него. Лучше найти и окружить себя другими людьми, которым можно доверять. Это касается не только случаев личной измены, но и измены коллектива, народа, страны. Такие люди должны быть отстранены от управления и наказаны материальными штрафами, потому что обычно именно материальная выгода и является мотивом предательских действий людей. А на их место пусть придут патриоты, специалисты и вдохновленные люди, которым можно доверить ответственность за жизнь страны.

Из всего указанного мне хочется сделать вывод, что Измена легко способна разбить людям жизнь. И прежде чем разрушать чье-то доверие, стоит подумать о том, какие страдания это принесет. Однако также нельзя не согласиться с тем, что жизнь непредсказуема, каждый из нас может оказаться в сложных обстоятельствах и натворить глупостей. Поэтому я и остерегаюсь осуждать других людей.

Поиск новых лирических форм, художественное двоемирие, смена броских масок, ролей, поз – характерные особенности творческого самоутверждения поэтов “серебряного века”. Вспомним хотя бы загадочный облик “сатанессы” Зинаиды Гиппиус с ее ожерельем из “обручальных колец поклонников”, “желтую кофту фата” Владимира Маяковского. И вот перед нами Игорь Северянин, создавший свой беспроигрышный имидж излюбленного временем “мистика” в длинном черном сюртуке, с бледным лицом и отрешенным взглядом.

Однако так ли однозначен лирический герой этого поэта? Насколько северянинские образы, переживания истины, искренни и насколько наиграны, искусственны? Попытаемся найти ответы на поставленные вопросы через обращение к теме природы в творчестве Северянина.

Сознание северянинского героя присутствует одновременно в нескольких “мирах”. Первый такой пласт существования лирического “я” поэта – внешний, поверхностный, формальный. Это мир сытости и пошлости, мир светского салона, ресторана, дамского клуба, “томного журфикса” .

Наряду с миром обыденности, в котором все ненастоящее, а бутафорское, антуражное, в сознании поэта существует и другой мир – природный. И именно он является настоящим и представляет подлинную ценность. Это среда, в которой происходит раскрепощение лирического героя: он как бы сбрасывает маскарадную мишуру салона и предстает перед читателем в истинном виде. Здесь напрашивается сравнение с человеком, вернувшимся с бала домой. Вообще, скрытая параллель природа – дом, тема естественного существования постоянно присутствуют в стихах Северянина: “В моей стране – столица Виноград…”

Над горными кудрявыми лесами,

Поработив счастливые места,

Две королевы – страсть и красота –

Воздвигли трон и развернули знамя.

Здесь эта тема развита широко: природа выступает как идеальная страна, королевство красоты. Перед нами уже не кричащие, нарочито броские, а тонкие поэтические образы, не пестрый калейдоскоп, хаос, а стройность и гармония.

В другом стихотворении – “Всепреемлемость”- возникает очень близкая параллель: природа – родина. Герой говорит о себе: “Я, слившийся с природой рано…”, – и продолжает:

Любя эксцессные ликеры

И разбираясь в них легко,

Люблю зеленые просторы,

Дающие мне молоко.

В этом проявляется извечная северянинская двойственность: с одной стороны эстет, изощренный гурман; с другой – дитя природы, “естественный человек”, натура простая и непосредственная.

Похожий образ – и в стихотворении “Девушка безымянная”, в котором заключен своеобразный идеал поэта, его точка зрения на то, каким должен быть человек:

Она живет в глухом лесу,

Его зовя зеленым храмом…

Ее друзья – два зайца, лось

И чернобурая лисица…

И умывается в ручье,

Ест только хлеб, пьет только воду

И с легкой тканью на плече

Вседневно празднует свободу.

Таким образом, идеальный человек Северянина – непосредственный, свободный, простой, живущий в согласии с природой. Этот человек красив естественной красотой. Не случайно поэт в качестве эталона выбирает девушку, называя ее “земным божеством”. В обоих стихотворениях также создается образ природы – матери, природы питающей – как источник вдохновения и творческих сил.

Следует также отметить присущую северянинскому мироощущению идею круговорота, взаимной наполняемости поэта и природы: природа вдохновляет поэта, наполняет его духовной энергией – в свою очередь, поэт отдает дань природе в виде прославления, воспевания ее красоты. Например, любуясь маленькой горной речкой, лирический герой восклицает:

Она бурлит, – я пламенею,

В ней славословя красоту!

Подобное отношение к природе можно сравнить с лирикой Мирры Лохвицкой – любимой поэтессы Северянина, о которой он сам же писал, что ее стихи “веят запахом полей” .

В северянинских стихотворениях, связанных с темой природы, привлекает еще и такая мысль: природа изолирована от общества, это особая замкнутая и самодостаточная система, куда не проникает шум общественных страстей:

Где ходит море синим шагом

То к берегу, то к островам,

Нет плаца бешеным ватагам,

Нет фразы взбалмошным словам.

Где в зелень берегов одета

Златисто-карая река,

Здесь нет ни одного “кадета”,

Ни одного большевика.

В природе все естественно и закономерно, она существует по своим, более справедливым, законам, чем человеческое общество. Вспоминается пушкинский “Анчар”, где дисгармоничный жестокий мир людей противопоставлен гармоничному миру природы. У Северянина идея в принципе та же: в природе несправедливость и распри невозможны, “здесь нет политики, и значит: нет преднамеренной вражды!”

Северянин развивает также пантеистическую традицию изображения природы как одухотворенного начала, живого существа. У него можно встретить “комичные опенки, под кедрами склонившие чело” , “блондинки, косички ржи” . И лес “восторженно зашепчет, стряхнув с макушек снежный чепчик” . Здесь перед нами веселая игра образами, смещение планов; когда природа наделяется человеческими качествами, становится полноценным героем, действующим лицом лирического произведения.

С таким “игривым” описанием природного мира контрастирует другое – “серьезное”, строгое – изображение, когда природа наделяется божественными чертами, выступает как воплощение высшего начала на земле. В этом случае поэт называет ее “зеленым храмом” , где “в растущем изумруде лесов и поля дышит Бог” . Образ природы возвышается до философских вершин, и вместе с этим появляется иная тональность в стихотворениях: ставится проблема сохранения божественной природной красоты, звучит тревога поэта за ее судьбу. Так, например, в стихотворении “Любят только душой” слышится негодование, осуждение людей-варваров, которые “каждодневно портят, рубят и обезглушивают глушь”.

О каждом новом свежем пне,

О ветви, сломанной бесцельно,

Тоскую я душой смертельно, – продолжает поэт в другом стихотворении. Он не в силах равнодушно смотреть, как “редеет парк, редеет глушь, редеют еловые кущи…”

Примечательно сравнение елового леса с кущами: возникает библейская аналогия с райскими кущами; природа изображается земным раем. Здесь же появляется символический образ “убийственного топора”, который, разнося “свой гулкий взмах по долинам”, губит все живое, естественное, природное.

Такой воспринимает природу уже новый герой Северянина, герой периода эмиграции – прозревший и умудренный страданием. Надо сказать, что драма разлуки с родиной наложила серьезный отпечаток на поэта, который сбрасывает маску эстета и обращается к серьезным темам и филисофским размышлениям.

Поэт признается в любви северной природе, в частности к “еловым лесам” Эст-Тойлы, где “ласково подходит море к головокружным берегам” , к эстонскому краю,”где хлебом вскормлена малина и привкус воли в морских грибах” , “хвойной обители”, куда скрывается душа поэта от “бездушных и убогих, непосвященных в красоту” .

Следует также выделить в связи с этим еще одно противопосталение, возникающее в лирике Северянина: природа – город; природа – цивилизация. Очевидно, что поэт неприемлет городскую стихию, предпочетая ей общение с природой. Тема города проходит в его творчестве в резко негативной тональности. Шум города сравнивается по контрасту с “молчаньем мертвым безнадежнее могил” , а сам город изображается как “преступный”, “убийца жизни”, “убийца вдохновения”, в котором герой, раздавленный и опустошенный, “ползет без чувств, без глаз, без слуха и без сил”. В стихотворении “И тогда” северянинский герой признается, что “грустит по лесному уюту взятый городом в плен на два дня”. И затем в отчаянии восклицает: “Исчезни все, мне чуждое! Исчезни, город каменный!”

Итак, городская цивилизация предстает как чуждая лирическому “я” поэта, противная самой сути человеческой натуры – свободной и непосредственной, а стихия природы, хотя и является духовным убежищем, источником поэтического вдохновения, изображается как очень непрочная, хрупкая, ранимая.

Что же тогда прочно и незыблемо для северянинского героя? Есть ли такой мир, куда он может уйти безраздельно, где возможно обрести покой и полную гармонию? Поэт отвечает на этот вопрос однозначно: подобного уголка нет на земле, в действительности гармония и покой возможны лишь за пределами реальности – в мире сказки, фантазии, небесных грез:

… Есть у меня одна привычка:

Влечь всех в нездешние края.

В этих словах, очевидно, содержится ключ к пониманию творчества Северянина, его поэтического мироощущения. В ироническом замечании о “привычке” заключен более глубокий, серьезный смысл, а именно: идея бессознательности, инстинктивности мысли поэта. И здесь Северянин выступает как настоящий поэт, а не игрок в поэзию, проявляет подлинный талант и тонкий вкус, за отсутствие которого, его столь жестоко и несправедливо ругали современники.

Как хорошо, что сегодня я могу выразить свою любовь и восхищение любимым предметом “литература”. Именно благодаря ему, мы имеем возможность прикоснуться к волшебному миру литературы.

Ведь Уроки литературы – это своеобразная машина времени и самолет с вечным двигателем, который переносит нас из урока в урок на разные континенты и эпохи. Еще вчера мы качались на лианах, догоняя Маугли и летая со Скруджем из настоящего в будущее, сегодня мы уже в Китае вместе с Ду Фу плывем по реке в поисках счастья, а назавтра с Башмачкиным путешествуем по улицам Санкт-Петербурга, поднимаемся по лестнице под руку с Гобсеком. Мы попадаем в различные страны не только мысленно, но и сердцем: плачем над судьбой Золушки, озабочены поисками Кая, верим в миссию Дон Кихота, влюбляемся в Печорина и едем с Соней за Раскольниковым. Мы радуемся со счастливого окончания авторского повествования и упрекаем писателя за несчастливый конец. Мы подражаем героям и мечтаем быть похожими на них. И наоборот, осуждая поступки некоторых, даем себе слово не повторять их ошибок. Покупаем блокнот для записи высказываний любимых героев и списываем его вдребезги уже через месяц. Ставим на полку “Маленького принца” как свою любимую книгу, а через некоторое время констатируем, что рядом появились книги Маркеса, Павича… Не замечаем, как в своем друге отыскиваем черты Евгения Онегина, а в лучшей подруге – Татьяны Лариной. И все это – литература. Это она покорила мое сердце и душу и навсегда оставила след в моей жизни.

“Повесть о Петре и Февронии Муромских” написана выходцем из Пскова, протопопом дворцового собора в Москве, а впоследствии монахом Ермолаем Еразмом. Но этот текст не был включен в свод, потому что по очень многим признакам отличался от классической житийной традиции.

Высказанные в “Повести о Петре и Февронии Муромских” мысли о значении человеческого достоинства созвучны идеям гуманистов. “Повесть о Петре и Февронии Муромских” часто называют житием, однако вместо религиозных подвигов здесь рассказ о любви крестьянской девушки и муромского князя. В произведении использованы два мотива: сказание об огненном летающем змее и сказка о мудрой деве.

В “Повести о Петре и Февронии” нет никаких указаний на действительных исторических прототипов героев. Автор описывает реальные события, позволившие причислить к лику святых, а затем и канонизировать князя Петра и княгиню Февронию. В построении повести есть много деталей, характерных для сказочного повествования.

Змей – воплощение зла, нечистой силы. Данный образ широко используется во многих русских народных сказках и былинах. Змей, искушающий жену Павла, посылается дьяволом, и этот момент напоминает о грехопадении Евы, тоже искушаемой змеем дьяволом. Но в сказках борьба со змеем – основа повествования, весь сюжет основан на том, чтобы показать победу сказочного богатыря над змеем. В данном же произведении победа над змеем только знакомит читателя в начале повести с князем Петром и показывает его как храброго и сильного воина.

Премудрая красавица Феврония тоже отчасти сказочная героиня. Она мудра, умеет творить чудеса, угадывать чужие мысли. Появление крестьянской девушки, исцелившей Петра от струпьев, которыми покрылось его тело от брызнувшей на него крови змея, вводит в повествование традицию сказок о прекрасной деве, поражающей своей чистотой и мудростью. Автор как то особенно показывает ее в своем произведении: “за ткацким станом сидела в одиночестве девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц”. Этот зверек в фольклоре служит символом брака, и его можно считать мудрой загадкой самого автора. В то же время эту подробность можно истолковать как погруженность героини в мир природы.

Согласие Февронии исцелить Петра при условии женитьбы на ней может быть истолковано двояко: как желание сказочной героини добиться счастья и как предвидение святой своей будущей судьбы.

Неоднократно автор использует такой сказочный прием, как загадывание сказок. Именно с загадки начинается знакомство одного из молодых дружинников с княгиней Февронией, когда тот приходит просить исцеления для Петра. Феврония не придает мистического значения отгадыванию загадок, показывает себя мудрой девушкой, умеющей говорить иносказательно. Петр не сумел распознать последнюю маленькую хитрость Февронии. Выполняя все предписания своей врачевательницы, он обрекал себя на возвращение в рязанское Ласково.

Многие эпизоды “Повести о Петре и Февронии…” говорят об уме этой женщины, ее способностях быть и верной женой, и мудрой княгиней. После свадьбы князь Петр и княгиня Феврония проживут долгую и счастливую жизнь, даря окружающим добро, любовь, теплоту и щедрость своих душ. Как в сказке, они умрут в один день, положив начало своему бессмертному существованию в памяти благодарных людей.

Любовь в “Повести о Петре и Февронии” – меньше всего всепоглощающая человеческая страсть. Любовь Февронии к князю Петру непобедима именно потому, что она уже побеждена внутренне ею самой, подчинена ее уму. Тема любви тесно связана с темой человеческой мудрости, одной из основных в древнерусской литературе. “Ко всем питали они равную любовь, не любили жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства, но богатели божьим богатством”.

Для жития традиционен и финал повести, когда Петр и Феврония перед смертью принимают монашество под именем Давида и Ефросиньи. Они остались верны друг другу в мирской и монашеской жизни не только “до гроба”, но и “за гробом”: “и после этого уже не смели трогать их святые тела и погребли их возле городской соборной церкви Рождества Святой Богородицы… Припадающие с верой к раке с мощами их щедро обретают исцеление”.

Пьеса М. Горького “На дне” написана сто лет назад. И все эти годы она не переставала вызывать споры. Это можно объяснить множеством проблем, поставленных автором, проблем, которые на разных этапах исторического развития приобретают новую актуальность. Это объясняется и сложностью, противоречивостью авторской позиции. Повлияло на судьбу произведения, на его восприятие то, что сложные, философски неоднозначные идеи писателя были искусственно упрощены, превращены в лозунги, взяты на вооружение официальной пропагандой недавних лет. Слова: “Человек… это звучит гордо!” становились нередко плакатными надписями, почти такими же распространенными, как “Слава КПСС!”, а сам монолог Сатина заучивался наизусть.

Пьеса М. Горького – новаторское литературное произведение. В центре ее – не столько человеческие судьбы, сколько столкновение идей, спор о человеке, о смысле жизни. Ядром этого спора является проблема правды и лжи, восприятие жизни такой, какова она есть на самом деле, со всей ее безысходностью и правдой для персонажей – людей “дна”, или жизнь с иллюзиями, в каких бы разнообразных и причудливых формах они ни представали. Этот спор начинается задолго до появления в ночлежке Луки и продолжается после его ухода.

Уже в самом начале пьесы Квашня тешит себя иллюзиями, что она – свободная женщина, а Настя – мечтами о великом чувстве, заимствуя его из книги “Роковая любовь”. И с самого начала в этот мир иллюзий врывается роковая правда. Не случайно бросает свою реплику Квашня, обращаясь к Клещу: “Не терпишь правды!” С самого начала пьесы многое звучит как спор М. Горького с самим собой, со своей прежней идеализацией босяков. В костылевской ночлежке свобода оказывается призрачной – опустившись на “дно”, люди не ушли от жизни, она настигает их. И прежнее горьковское желание – рассмотреть в босяках, люмпенах, людей, отторгнутых от нормальной человеческой жизни, прежде всего хорошее – также отступает на второй план. Эти люди жестоки друг к другу, жизнь сделала их такими. И эта жестокость проявляется прежде всего в том, с какой настойчивостью они разрушают иллюзии других людей, например, Насти, умирающей Анны, Клеща с его надеждой выбраться из ночлежки, начать новую жизнь, Барона, все достояние которого составляют воспоминания о былом величии рода и которому Настя бросает в ожесточении реплику: “Врешь, не было этого!”

В среде этих ожесточенных жизнью людей появляется странник Лука. И с его появлением начавшийся уже спор о человеке, о правде и лжи в его жизни обостряется. Всмотримся внимательнее в образ Луки. Прежде всего отметим, что именно этот персонаж пьесы вызывает наиболее ожесточенные споры, составляет ее драматургический нерв. Лука утешает людей. Чем можно утешить этих выброшенных из жизни, опустившихся на дно ее бывших баронов, актеров, рабочего человека, потерявшего работу, умирающую женщину, которой нечего и вспомнить хорошего о прожитой жизни, потомственного вора? И Лука прибегает ко лжи, как к словесному наркотику, как к обезболивающему средству. В обитателей ночлежки он вселяет иллюзии, причем жизненный опыт его таков, что он тонко чувствует людей, знает, что каждому из них важнее всего. И безошибочно нажимает на главный рычаг человеческой личности, обещая Анне покой и отдых на том свете, Актеру – бесплатные лечебницы для алкоголиков, а Ваське Пеплу – вольную жизнь в Сибири.

Зачем врет Лука? Этот вопрос не раз задавали себе читатели и критики, размышляя над горьковской пьесой. Долгое время в трактовках образа Луки преобладали отрицательные оценки, его обвиняли в равнодушии к людям, в корысти. Луку обвиняли и в том, что он искушает людей своей ложью, а в качестве главного обвинения называли смерть Актера. Однако если всмотреться в то, что делает Лука, вслушаться в его речи, понимаешь, что механизм его утешительства проще и сложнее. Он просто не очерствел душою, нельзя не согласиться с оценками, которые дает Луке Сатин: “Он врал… Но это только из жалости к вам”. Лука не просто обманывает, на протяжении пьесы он творит реальное, деятельное добро: утешает перед смертью Анну, пытается усовестить Василису. Именно этот странник предотвращает убийство Васькой Пеплом Костылева (кстати, Сатин прямо толкает Ваську на убийство: “…и чего ты не пришибешь его, Василий?!” – и далее: “Потом женись на Василисе… хозяином нашим будешь…” И в Сибирь он советует Пеплу уйти поскорее, потому что предвидит, добром это дело не кончится, и предвидение его оказывается правильным. Лука не просто врет Актеру, он уговаривает его: “Ты только вот чего: ты пока готовься! Воздержись… возьми себя в руки и терпи…” И причина смерти Актера не в иллюзиях, а в их крушении, в прозрении, в сознании невозможности воздержаться и взять себя в руки.

Лука не просто утешитель, он философски обосновывает свою позицию. Одним из идейных центров пьесы становится рассказ странника о том, как он спас двух беглых каторжников. Главная мысль горьковского персонажа здесь в том, что спасти человека и научить добру может не насилие, не тюрьма, а только добро: “Человек может добру научить… Пока верил человек – жил, а потерял веру и удавился”.

Итак, в пьесе, как можно убедиться, главный носитель добра – Лука, он жалеет людей, сострадает им и пытается помочь словом и делом. Авторская позиция в драме М. Горького выражена, в частности, сюжетно. Последнее событие пьесы – смерть Актера – подтверждает слова Луки: поверил человек, затем потерял веру и удавился. Принято считать, что главным оппонентом Луки в споре о правде является Сатин. Это как будто бы и так, ведь именно он произносит афоризм: “Ложь – религия рабов и хозяев… Правда – бог свободного человека!” Однако именно Сатин не только заступается за старика, запрещая плохо говорить о нем, но и произносит свой знаменитый монолог о человеке, воплощая в жизнь идеи Луки. В самом деле, что такое рассуждения, как не словесный наркотик, призванный утешить всех вокруг, во всех вселить иллюзию собственной ценности, вне зависимости от реальных человеческих дел. Недаром именно после монолога Сатина в ночлежке начинается пьяный разгул, и даже глашатай беспощадной и злой правды Бубнов заявляет: “Много ли человеку надо? Вот я – выпил и рад!” И только известие о самоубийстве Актера внезапно прерывает эту картину. Поэтому так многозначно звучат последние слова пьесы, вложенные в уста Сатина: “Эх… испортил песню… дур-рак!”

По-настоящему спорит с Лукой не Сатин, а сам автор пьесы. Именно Горький показывает, что спасительная ложь никого не спасла, что вечно жить в плену иллюзий нельзя, а выход из них и прозрение всегда трагичны, а главное – что человек, живущий в мире утешительной мечты, убаюкивающего обмана, примиряется со своей убогой, беспросветной реальной жизнью. Это приводит его к тому, что он соглашается терпеть – мотив этот звучит в пьесе не раз, например, в словах Анны: “Коли там муки не будет… здесь можно потерпеть… можно!” или в притче о праведной земле – жил человек плохо, но терпел в надежде найти когда-то иную жизнь. Вот этого примирения с жизнью не приемлет М. Горький. Спор писателя с Лукой – это во многом спор с самим собой. Недаром современники вспоминали, что по своим человеческим качествам М. Горький был во многом близок к этому страннику-утешителю. Недаром он уже в период послереволюционный написал киносценарий “По пути на дно”, где под влиянием идеологических догм разоблачил Луку, показал его как кулака, преступного и безнравственного человека. Но сценарий этот оказался творческой неудачей М. Горького, а пьеса “На дне” продолжает жить и сегодня, вызывая многочисленные споры и обретая новую актуальность.

Образ Луки долгое время оценивался в литературоведении однозначно отрицательно. Луку обвиняли в том, что он лжет из корыстных побуждений, что он равнодушен к людям, которых обманывает, наконец, что в момент преступления он исчез из ночлежки. Но главное обвинение, которое предъявлялось Луке, касалось его позиции, его отношения к человеку. Он проповедует жалость, милосердие, которые в прежние годы считались чем-то лишним, даже подозрительным, этаким проявлением примиренчества, отступлением от позиции борьбы с классовым врагом, милосердие объявлялось “интеллигентской мягкотелостью”, которая недопустима в условиях схватки двух миров. Не принималось в позиции Луки и другое – то, что он не зовет людей к борьбе, к революционным действиям, радикальному изменению жизни. Все это в давние годы считалось вредным и чуждым “борцу за светлое общество”. Сегодня образ Луки прочитывается во многом иначе, а поводом к этому может послужить просто внимательное, непредвзятое знакомство с горьковской пьесой.

Чехов знал произведения многих представителей украинской литературы. Еще в детстве он познакомился с пьесой И. П. Котляревского “Москаль-чарівник”. Но особенно высоко Чехов ценил творчество великого сына украинского народа Тараса Шевченко.

В 1887 г. И. А. Белоусов, тогда начинающий поэт, прислал Чехову книжечку “Из “Кобзаря” Т. Г. Шевченко и украинские мотивы”, изданную в Москве. Чехов ответил ему 8 августа 1887 г.: “Самый выбор Шевченко свидетельствует о Вашей поэтичности, а перевод выполнен с должной добросовестностью”.

Это очень важное письмо. Из него следует, во-первых, что Чехов хорошо знал стихи Шевченко и высоко ценил их. Во-вторых, из письма можно сделать вывод, что Чехов хорошо знал украинский язык, ибо имел возможность судить о добросовестности перевода.

В 1898 г. А. Е. Судовщикова-Косач послала Чехову свою книгу “Наші люди на селі” с припиской: “Зная, что Вы хорошо владеете языком, на котором написана моя книга… решаюсь послать Вам ее”. Неизвестно, ответил ли писательнице Чехов. Существует мнение, что книгу ее он все же прочел.

Еще при жизни Чехова начались переводы его произведений на украинский язык. Несколько его повестей и рассказов были помещены на страницах влиятельного в ту пору львовского журнала “Літературно-науковий вісник”. Некоторые из этих переводов были посланы Чехову известным писателем и ученым Е. Крымским, который сообщал, что делает это по просьбе редакции журнала. 21 ноября 1901 г. Чехов в письме сердечно благодарил Крымского за присланные экземпляры журнала и добавлял: “Насколько я понимаю, переводы сделаны… очень хорошо”.

Существуют сведения, что И. Я. Франко написал о Чехове специальную статью. Об этом мы узнаем из письма М. Горького, который в конце апреля 1899 г. сообщал Чехову: “Еще о Вас написал Франко, галициец, в своей газете – говорят, удивительно задушевно написано. Мне пришлют газету – хотите – перешлю Вам”. К великому сожалению, несмотря на многочисленные поиски, статья Франко так до сих пор и не найдена.

Художественные искания Чехова были созвучны тем процессам, которые происходили в украинской литературе на рубеже XIX-XX вв. Особенно показательна в этом отношении творческая перекличка М. М. Коцюбинского и Чехова. Исследователи уже обратили внимание на жанровое новаторство двух писателей, на определенное сходство в разработке детской темы. В качестве конкретного примера можно указать на близость к чеховским настроениям и мотивам рассказов Коцюбинского “Лялечка” и “В дорозі” .

Существует типологическая близость Чехова и С. Стефаника. Это выражается в их стремлении поставить в пределах небольшого по размерам произведения проблемы общечеловеческого характера, в “скрытом психологизме”, расчете на активность читательского восприятия, умелом использовании художественных деталей и т. д.

Повесть “Олеся”, написанная А. И. Куприным в 1898 году, – одно из ранних произведений писателя, тем не менее обращающее на себя внимание сложностью проблематики, яркостью и образностью характеров героев, тонкой красотой пейзажа. Для своего повествования автор избирает ретроспективную композицию, когда речь идет от лица рассказчика, описывающего давно прошедшие события. Конечно, с течением времени изменилось отношение героя к этим событиям, он многое понял, стал мудрее, опытнее в жизни. Но в те времена, когда он впервые приехал в глухую полесскую деревушку, он идеализировал сельскую жизнь, “первобытные натуры” на лоне природы и руководствовался расхожим убеждением, что для писателя “полезно наблюдать нравы”. Произведения, которые он к тому времени успел “тиснуть” в газете, так же далеки от реальной жизни, как и знания героя о народе. Действительность совершенно не соответствует ожиданиям героя, Ивана Тимофеевича. Народу оказываются присущи необщительность, дикость, униженная покорность, выработанная веками феодального гнета. Деревенские старухи, которых пытается лечить Иван Тимофеевич, не могут даже объяснить, что у них болит, зато обязательно приносят “пану” подношения и не только целуют ему руки, но даже падают в ноги и пытаются облобызать его сапоги. “Местная интеллигенция” – урядник, конторщик – ничего против этого не имеет, самодовольно протягивая руку для поцелуев и по-хамски объясняя, как надо лечить этот народ. Поэтому в проблеме народа и интеллигенции, поднятой автором, сразу обращает на себя внимание читателя то, что местная “интеллигенция”, которая презирает этот народ и берет при каждой возможности взятки, по сути дела, не является таковой. А народ невежествен и груб, но его ли это вина? Охотник Ярмола не в состоянии научиться грамоте, он способен лишь механически запомнить свою подпись, к чему прилагает огромные усилия. Зачем? Ярмола объясняет это тем, что “ни одного грамотного нет у нас в деревне… Староста печать только кладет, а сам не знает, что в ней напечатано…”. И совсем не удивительно, что крестьяне полны суеверий и страха, ненависти к ведьмам, способным насылать на людей болезни и смерть. История с Мануйлихой здесь показательна: несмотря на умение врачевать и гадать, некоторые неординарные способности, она вовсе не виновата в смерти ребенка у молодухи, которой опрометчиво пригрозила. Но ее вместе с внучкой изгнали из села и “хату ее сломали, чтоб от того проклятого кубка и щепок не осталось”. Ненависть ко всему непонятному – следствие невежества и дикости народа.

История жизни народа в полесском селе, куда приехал Иван Тимофеевич, – это лишь экспозиция повести. Завязка действия заключается в знакомстве героя с Мануйлихой и Олесей. Мастерство художника видит читатель в том, как показан психологический портрет обеих героинь. Мануйлиха обладает всеми чертами бабы-яги, но ее речь – показатель иного уровня культуры, иной среды, нежели у полесских крестьян. Олеся также резко отличается от перебродских девчат: в ее облике чувствуется естественность, внутренняя свобода, чувство собственного достоинства. В ее красоте – и лукавство, и властность, и наивность, она оригинальна и незабываема, и, конечно производит на Ивана Тимофеевича незабываемое впечатление. В дальнейшем развитии их взаимоотношений раскрывается автором проблема русского национального характера. Олеся доверчива, любит природу, добра, но горда, и это чувствуется в той принужденности, появившейся в их отношениях после заступничества Ивана Тимофеевича перед урядником: девушке неловко чувствовать себя обязанной кому бы то ни было. Однако, узнав о болезни героя, она готова сделать все, чтобы его вылечить, сожалея, что он не обратился к ней раньше. Гадая на героя, она правильно определяет его характер: “…человек вы хотя и добрый, но только слабый… Слову вы своему не господин… Никого вы сердцем не полюбите, потому что сердце у вас холодное, ленивое, а тем, которые вас будут любить, вы много горя принесете”. Действительно, Иван Тимофеевич – добрый человек, он без колебаний дарит уряднику дорогое ружье, чтобы тот не выгонял Мануйлиху с Олесей. Олеся всерьез заинтересовала героя, он влюблен в нее, не думая о том, что будет дальше. Олеся кажется мудрее и взрослее Ивана Тимофеевича: нагадав себе горе и позор от этой любви, она решает расстаться с героем, но разлука во время его болезни решила за влюбленных все – она показала силу их чувства и невозможность расставания. Их близость – кульминация развития взаимоотношений героев повести. Олеся принимает на себя всю ответственность за дальнейшие события, ей важно только то, что она любима. Иван Тимофеевич, в отличие от своей самоотверженно любящей Олеси, слаб и нерешителен. Зная, что ему надо уезжать, он не может набраться силы сказать об этом, откладывая свое признание до тех пор, пока Олеся сама не почувствовала неладное. Он готов жениться на Олесе и взять ее в город, но сам не слишком представляет себе, как это возможно. К тому же мысль о бабушке, которую нельзя оставить одну, не приходила ему в голову, и он эгоистично предлагает Олесе либо сдать ее в богадельню, либо “тебе придется выбирать между мной и бабушкой”. Эгоизм, безответственность, слабость характера Ивана Тимофеевича дают основание говорить о нем как о типичном “рефлектирующем интеллигенте”, типе характера, определенном в русской литературе еще Н. Г. Чернышевским и показанном в произведениях И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова и других. Олеся же – воплощение лучших качеств, присущих русскому национальному характеру в женском типе. Глубокая искренняя любовь, самоотверженность, чувство долга – то, что всегда отличало русских женщин, героинь А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, Н. А. Некрасова и других русских писателей. Олеся не мыслит себе, чтобы она чем-то осложнила жизнь своего любимого: “Ты молодой, свободный… Неужели бы у меня хватило бы духу связать тебя по рукам и по ногам на всю жизнь?” Она отказывается выйти замуж за любимого, думая не о себе, а о нем, о его благополучии. Она так хочет сделать для него что-то хорошее, что, вопреки своим убеждениям, готова пойти в церковь. И здесь еще раз проявляется легкомыслие и безответственность героя: он убеждает Олесю пойти в церковь, говоря о милосердии Бога, но забывая о людях, ненавидящих “ведьму” и не готовых ее принять в свое общество. Он действует так просто в силу общего убеждения, что “женщина должна быть набожной”. И только повзрослевший рассказчик с высоты прошедшего времени сожалеет о том, что не послушался своего сердца, его тревожного предчувствия. Крестьянки жестокоя расправляются с Олесей и потрясенный герой только теперь осознает последствия своего легкомысленного совета. Но Олеся верна себе – она считает виноватой только себя, трогательно беспокоясь об изуродованной внешности, которая может не понравиться любимому. Бесхитростная, доверчивая девушка оказывается нравственно выше образованного героя, знающего жизнь лишь “теоретически”, не предвидящего последствий своего эгоизма и безответственности.

Их расставание неизбежно: невежественные крестьяне не простят “ведьмам” погибшего урожая. Но, зная о предстоящей разлуке, Олеся мудро не говорит Ивану Тимофеевичу о своем отъезде, помня народную сказку об испуганном зайчике. Герой узнает об этом неожиданно, и незабываемой деталью остаются в памяти яркие коралловые бусы, подаренные ему исчезнувшей Олесей. Сожаление об утраченной любви, нежной и великодушной, звучит в последних словах рассказчика, для которого, конечно же, эта история не пройдет бесследно: она не только оставила в его памяти яркий след, но и изменила его отношение к жизни, даровав ему мудрость и житейский опыт.

Нельзя не сказать также о роли пейзажа в повести А. И. Куприна. Автор рисует нам красоту дикой, первозданной природы, которая тонко передает психологическое состояние героев. Весенний аромат оттаявшей земли пробуждает жизненные силы, оттеняя зарождающееся в душе героя чувство. Чарующая ночь любви подавляет героев “своим счастьем и жутким безмолвием леса”. А надвигающаяся гроза своим смешением света и тьмы предвещает “что-то зловещее”. Все это дает читателю возможность утверждать, что молодой А. И. Куприн не только мастер изображения человеческих характеров и взаимоотношений людей, но и замечательный художник, тонко чувствующий красоту природы и передающий ее в своих произведениях, писатель, следующий лучшим традициям русского классического реализма XIX века.

А Н. Островский уже после появления своей первой крупной пьесы получил литературное признание. Драматургия Островского стала необходимым элементом культуры его времени, он сохранял положение лучшего драматурга эпохи, главы русской драматической школы, несмотря на то, что одновременно с ним в этом жанре творили А. В. Сухово-Кобылин. М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Ф. Писемский, А. К. Толстой и Л. Н. Толстой. Самые популярные критики рассматривали его произведения как верное и глубокое отображение современной действительности. Между тем Островский, идя своим самобытным творческим путем, нередко ставил в тупик и критиков, и читателей.

Так, пьеса “Гроза” стала неожиданностью для многих. Л. Н. Толстой не принял пьесу. Трагизм этого произведения заставил и критиков пересмотреть свои взгляды на драматургию Островского. А. П. Григорьев заметил, что в “Грозе” звучит протест против “существующего”, который страшен его приверженцам. Добролюбов в статье “Луч света в темном царстве” утверждал, что от образа Катерины в “Грозе” “веет на нас новой жизнью”.

Возможно, впервые с такой изобразительной силой были показаны сцены семейной, “частной” жизни, тот произвол и бесправие, что были доселе скрыты за толстыми дверьми особняков и усадеб. И в то же время это не была просто бытовая зарисовка. Автор показал незавидное положение русской женщины в купеческой семье. Огромную силу трагедии придавала особая правдивость, искусность автора, как это верно заметил Д. И. Писарев: “Гроза” – картина с натуры, оттого она и дышит правдой”.

Действие трагедии происходит в городе Калинове, который раскинулся среди зелени садов на крутом берегу Волги “Пятьдесят лет я каждый день гляжу на Волгу – все наглядеться не могу. Вид необыкновенный! Красота! Душа радуется”, – восхищается Кулигин. Казалось бы. и жизнь людей этого города должна быть красивой и радостной. Однако быт и нравы богатого купечества создали “мир тюремного и гробового безмолвия”. Савел Дикой и Марфа Кабанова – это олицетворение жестокости и самодурства. Порядки в купеческом доме основаны на изживших себя религиозных догмах Домостроя. Добролюбов говорит о Кабанихе, что жертву свою она “грызет, долго и неотступно”. Свою невестку Катерину она заставляет кланяться в ноги мужу при его отъезде, ругает ее за то, что она “не воет” на людях, провожая супруга.

Кабаниха очень богата, об этом можно судить по тому, что интересы ее дел выходят далеко за пределы Калинова, по ее поручению Тихон ездит в Москву Ее уважает Дикой, для которого главное в жизни – деньги. Но купчиха понимает, что власть дает также покорность окружения. Она стремится убить в домашних любое проявление сопротивления ее власти. Кабаниха лицемерна, она лишь прикрывается добродетельностью и набожностью, в семье она – бесчеловечный деспот и тиран. Тихон не противоречит ей ни в чем Варвара научилась врать, скрывать и изворачиваться.

Главная героиня пьесы Катерина отмечена сильным характером, она не привыкла к унижению и оскорблениям и потому конфликтует с жестокой старой свекровью. В доме у матери Катерина жила свободно и легко. В Доме Кабановых она чувствует себя будто птица в клетке. Она быстро осознает, что здесь она долго жить не сможет.

Замуж за Тихона Катерина вышла без любви. В доме Кабанихи все трепещет при одном только властном окрике купчихи. Жизнь в этом доме тяжела дня молодых. И вот Катерина встречает совсем другого человека и влюбляется. Впервые в жизни она познает глубокое личное чувство. Както ночью она идет на свидание к Борису. На чьей стороне драматург? Он на стороне Катерины, потому что нельзя уничтожить естественных стремлений человека. Жизнь же в семье Кабановых неестественна. И Катерина не принимает наклонностей тех людей, к которым она попала. Услышав предложение Варвары солгать и притвориться. Катерина отвечает: “Обманывать-то я не умею, скрытьто ничего не могу”.

Прямота и искренность Катерины вызывает уважение и у автора, и у читателя, и у зрителя Она решает, что не может больше быть жертвой бездушной свекрови, не может томиться взаперти. Она свободна! Но выход она увидела только в своей смерти. И с этим можно было бы поспорить. Критики также разошлись во мнении, стоило ли платить Катерине за свободу ценой жизни. Так, Писарев в отличие от Добролюбова считает поступок Катерины бессмысленным. Он считает, что после самоубийства Катерины все возвратится на круги своя, жизнь пойдет своим чередом, и не стоит “темное царство” такой жертвы. Конечно, до гибели Катерину довела Кабаниха. В результате ее дочь Варвара убегает из дома, а сын Тихон жалеет, что не погиб вместе с женой.

Интересно, что одним из главных, активных образов этой пьесы является образ самой грозы. Выражая символически идею произведения, это образ непосредственно участвует в действии драмы как реальное явление природы, вступает в действие в его решающие моменты, во многом определяет поступки героини. Этот образ очень многозначен, он освещает почти все стороны драмы.

Так. уже в первом действии над городом Калиновым разразилась гроза Разразилась, как предвестие трагедии. Уже прозвучало у Катерины: “Я скоро умру”, она призналась Варваре в греховной любви. Уже соединилось в ее представлении предсказание сумасшедшей барыни о том, что гроза даром не проходит, и ощущение собственного греха с реальным ударом грома. Катерина устремляется домой: “Все-таки лучше, все спокойнее, дома-то я – к образам да богу молиться!”.

После этого гроза умолкает ненадолго. Лишь в ворчании Кабанихи слышатся ее отголоски. Не случилось грозы и в ту ночь, когда Катерина впервые после замужества почувствовала себя свободной и счастливой.

Но четвертое, кульминационное действие, начинается словами: “Дождь накрапывает, как бы гроза не собралась?” И после этого мотив грозы уже не смолкает.

Интересен диалог Кулигина и Дикого. Кулигин говорит о громоотводах и вызывает гнев Дикого: “Какое еще там электричество? Ну как же ты не разбойник? Гроза-то нам в наказание посылается, чтобы мы чувствовали, а ты хочешь шестами да рожками какими-то, прости господи, обороняться. Что ты, татарин, что ли?”. А на цитату из Державина, которую в свою защиту приводит Кулигин: “Я телом в прахе истлеваю, умом громам повелеваю”, – купец и вовсе не находит что сказать, кроме: “А за эти вот слова тебя к городничему отправить, так он тебе задаст!”.

Несомненно, в пьесе образ грозы приобретает особое значение: это освежающее, революционное начало Однако разум осужден в темном царстве, он встретился с непробиваемым невежеством, подкрепленным скупостью. Но все-таки молнии, прорезавшие небо над Волгой, задели долго молчавшего Тихона, сверкнули над судьбами Варвары и Кудряша. Гроза основательно всех перетряхнула. Бесчеловечным нравам рано или поздно придет конец. Борьба нового со старым началась и продолжается. В этом и заключен смысл произведения великого русского драматурга.