Category: Школьные сочинения

Поэма “Двенадцать” – непосредственный отклик Блока на свершившуюся революцию. Написав ее, поэт записал в дневнике: “Сегодня я гений”.

Поэма значительно отличается по стилю от всего, что было создано Блоком. В ней отчетливо проступает фольклорная основа, выражающаяся в использовании частушечного ритма, пословиц, городского романса.

Поэма полифонична, вмещает в себе множество интонаций и точек зрения. Основной принцип построения “Двенадцати” – контраст. Черный вечер, белый снег – цветовая гамма состоит из резко противоположных цветов. Нарушается она только бьющим в глаза красным флагом. Особую символичность приобретают образы поэмы. Двенадцати красногвардейцам противопоставлен старый мир. Блок находит образ, который ярко раскрывает его отношение к прошлому:

Стоит буржуй, как пес голодный, Стоит безмолвный, как вопрос. А старый мир, как пес безродный, Стоит за ним, поджавши хвост.

Поэт, которому сатира была не свойственна, в изображении старого мира пользуется сатирическими средствами. Все представители старого мира обрисованы одним-двумя штрихами, но образы приобретают обобщающее значение: барынька в каракуле; длинноволосый вития, певший под дудку властей; поп, у которого прежде “крестом сияло пузо на народ”.

Этому миру противостоит мир революции. Революцию Блок изображает как стихию, как ветер, разбушевавшийся “на всем белом свете”. В революции поэт видит главным образом разрушительную сторону, а красногвардейцы, воплощающие ее силы, – это вчерашняя голытьба, которым “на спину б надо бубновый туз”. Они идут “без имени святого”.

Число двенадцать – это и реальная деталь, и символ. Образ двенадцати дан в движении, в развитии. Из голытьбы они постепенно превращаются в революционную силу, из красногвардейцев – в теряющих реальные очертания апостолов – провозвестников новой эры. Преображается даже их походка – шедшие вначале вразвалку, они переходят на мерный шаг, превращающийся затем в державную поступь. Позади, в прошлом, остается голодный пес старого мира:

Впереди – с кровавым флагом, И за вьюгой невидим, И от пули невредим, Нежной поступью надвьюжной, Снежной россыпью жемчужной, В белом венчике из роз – Впереди – Исус Христос.

Блок писал, что он сам не понимает, почему Христос. Этот далекий от революции образ вызвал разные толкования. Можно предположить, что Христос как воплощение справедливости возглавляет справедливое дело революции. Возможен несколько иной аспект: идущий с двенадцатью красногвардейцами Христос – символ величия и святости революции. Как учение Христа начинало новую эру человечества, так и революция тоже определяет начало новой эпохи.

Поэма “Двенадцать” отражала романтический пафос революции, ее эмоциональный подъем. В ней воплотилась стихия народного движения. Безусловно, Блок “Двенадцати” – не символист в привычном понимании символизма. Эстетические рамки поэмы раздвинуты: символические образы сочетаются с сатирическим обличением, пафос презрения к старому миру – с неясной мечтой о новой России, мечтой, теряющейся в метели.

Осень… Прекрасная, красочная, золотая осень. Тихо кружатся и падают на землю желтые кленовые листочки, в саду цветут пышным цветом хризантемы… Красиво! Величественно! В руках сборник произведений любимого автора. И уже забываешь про все на свете. Душа хочет чего-то чистого, вечного. Мысли несутся где-то туда, высь, и кружатся в легкой задумчивости. А воображение рисует образы непокоренного Прометея, чудаковатого Дон Кихота, влюбленных Ромео и Джульетты, вечного искателя истины-Фауста…

Вот и первый листочек, уже совсем близко, такой ярко-красный, словно пламя. И не удивительно. Это же листик титана Прометея, который похитил огонь с горы Олимп для того, чтобы помочь человеку, защитить его, слабого и хрупкого. Страшной была кара Зевса: тысячи лет орел прилетал к скале, к которой был прикован Прометей, раздирал ему грудь и клевал печень. Наутро рана заживала, и пытки повторялись снова. И ничто не заставило Прометея покориться, покаяться. Такой сильной была его любовь к человеку. Вот почему так ярко полыхает этот листочек.

И уже другой оторвался и приближается ко мне: такой большой и странной формы, словно крылья ветряных мельниц. И Образ славного Дон Кихота появляется в моем воображении, образ великого мечтателя, который хотел побороть зло, помочь людям и, к сожалению, выбрал не совсем удачные методы. Бессонница действительность оказалась несовместимой с благородством и честью героя. И все же нельзя жить без идеала, без великой цели.

И снова закружил листопад, а в нем два желтых листочка, жмутся друг к другу. Это светлые образы Ромео и Джульетты, любовь, которая пленит, волнует, захватывает. За настоящее большое чувство герои платят своей жизнью, и навеки остаются вместе. Их любовь оказалось сильнее распри, вражду, за саму смерть…

Еще один необычный листик тихо упал к моим ногам, я поднимаю его и удивляюсь: с одной стороны он еще зеленый, с другой – багряный. Когда присмотрелась, то поняла, что это же листик Гамлета, который решает извечный вопрос: “Быть или не быть”, ищет свою дорогу в жизни. Обстоятельства заставляют его вступить в поединок со злом. “Быть” для него означает не просто жить, а сопротивляться жизненным обстоятельствам, “не быть” – подчиниться судьбе. Как часто мы стоим перед выбором добра и зла и также не знаем, как поступать, какой дорогой пойти, чтобы остаться Человеком.

И что это. Рядом я заметила совсем не похожего на остальные листочек и поняла, что он принадлежит Фаусту, который, как и Гамлет, блуждал во мраке и согласился отдать душу дьяволу, чтобы понять истину бытия и назначения человека на земле. Различные искушения посылал ему Мефистофель, но и Фауст победил, его спасла любовь.

Подул легкий ветерок, закружились в вихре листочки. А я еще долго думала о подвигах и тяжкие мучения Прометея, верной и чистой любви Ромео и Джульетты, колебание Гамлета и Фауста и поняла: листочки рождаются и умирают, а эти Образы стали вечными, они волнуют все новые и новые поколения.

“Жена, как луна, не каждый день должна появляться на небосклоне”, – иронично писал Чехов в своем дневнике, но уделял огромное внимание миру сложных, зачастую непредсказуемых движений человеческой души и особенно чувству любви. Безусловно, любовь – самое светлое и прекрасное чувство, но жизнь в обществе накладывает на человека ограничения и запреты, призванные направить могучую стихию любви в спокойное семейное русло, где страсть узаконена и становится лишь одним из элементов повседневной жизни.

Во времена Чехова в России были очень сильны патриархальные представления о любви и браке. Считалось вполне нормальным жениться и выходить замуж не по любви, а по “разумному расчету”, либо по договоренности родителей, или из каких-то других соображений житейского здравого смысла.

Сейчас, когда так много свободы в любви, мы понимаем, что в этом был резон. Однако прожить без любви или же загнать в тесные рамки живое свободное чувство далеко не просто. Если человека, обделенного любовью, не поглощали целиком интересы практического или духовного свойства, то в какой-то момент он с мучительной остротой и болью ощущал бессмысленность и бесцельность жизни. Ему становилось страшно и скучно жить лишь для того, чтобы, по словам Пушкина, “благополучно скончаться посреди детей, плаксивых баб, да лекарей”.

Вот и герои рассказа Чехова “Дама с собачкой” живут спокойной и размеренной жизнью, которая уже давно определилась, приобрела вполне завершенную форму, а в перспективе у них – медленное старение. В их жизни нет места сильным страстям, в ней ничего не происходит. Скучно! Героиня едет на море лишь потому, что в обществе принято ездить на море. Она, как сотни других праздных, старательно отдыхающих женщин, исполняет предписанный ритуал: прогуливается по набережной, греется на солнце, дышит полезным морским воздухом.

Нечего удивляться тому, что главный герой, Гуров, живет так же размеренно и скучно. Правда, он время от времени позволяет себе “маленькие шалости”, чтобы как-то скрасить свои унылые серые будни в семье, которая всегда была ему чужой. Он изменяет жене, которую не любит, да и никогда не любил, женившись, скорее всего, чтобы быть “как все”. Его измены – отнюдь не романтические приключения, они – часть все того же рутинного порядка.

Курортная любовная связь Гурова и Анны Сергеевны представляется обоим чем-то случайным и мимолетным, хотя женщина впервые изменила мужу и искренне переживает это. Тем не менее, этот “южный” роман вносит в их существование оживление: их, словно детей, привлекает то, что их связь относится к сфере запретов, над ней тяготеет притягивающее понятие “нельзя”, и они не задумываются о последствиях.

Любовники не сразу замечают, что эта как будто ни к чему не обязывающая игра постепенно перерастает в серьезное чувство, а время летнего отдыха уже подошло к концу. Хотя им и жалко расставаться друг с другом, они уверены, что справятся с собой и забудут приятный курортный роман. Но зародившаяся любовь сильнее их, в общем-то, слабых и безвольных людей. Гуров ничего не может с собой поделать и отправляется в городок, где живет его “дама с собачкой”. Он ни на что не надеется, но при встрече с Анной Сергеевной узнает, что и она тосковала по нему, тщетно пытаясь его забыть.

“Что же здесь возвышенного?” – спросите вы. Гениальность Чехова в том, что он с потрясающей убедительностью показывает нам любовь самых обыкновенных и ничем не примечательных “маленьких людей”. Они – заурядные и, в общем-то, скучные люди. Они не в силах совладать ни с любовью, ни с жизнью, и их связь так и остается обычной связью, ибо они не в состоянии ни разорвать свои отношения, ни вступить друг с другом в законный брак. Гуров боится своей жены, а Анна Сергеевна не хочет ранить своего мужа. Однако на самом деле не это главное: мы понимаем, что их обоих удерживает страх изменить привычный образ жизни. Они продолжают время от времени тайком встречаться, чтобы “урвать” у жизни крупицу счастья, но это счастье искусственно.

Конец рассказа не показывает читателю, как любовь его героев неуклонно погружается в болото пошлой повседневности, но об этом нетрудно догадаться, поскольку рассказанная им история не может иметь конца. Это – своего рода “дурная бесконечность”, ибо ни Гуров, ни Анна Сергеевна ни к чему не стремятся, жизнь их не наполнена смыслом. А ведь если бы они не оказались заурядными, если бы они не были так слабы, их любовь могла бы подарить им счастье на всю жизнь.

Произведения М. Цветаевой отмечены глубоким чувством родины. Россия для нее – выражение духа бунтарства, непокорности, своеволия. Московская Русь, ее цари и царицы, ее кремлевские святыни, Смутное время, Лжедмитрий и Марина, вольница Степана Разина и, наконец, неприкаянная, кабацкая, подзаборная, каторжная Россия – все это образы одной народной стихии.

Россия у М. Цветаевой – многокрасочный и многозвучный мир. В центре его – образ русской женщины “с гордым видом, с бродячим нравом”. Эта героиня надевает разные личины. Она и московская стрельчиха, и неукротимая боярыня Морозова, и тишайшая “бездомная черница”, и ворожея-чернокнижница, а чаще всего – бедовая осторожная красавица, “кабацкая царица”. В ней – широта, размах и удаль русского национального характера. Естественно, что в стихах М. Цветаевой много проникновенных строк посвящено русской природе. Русская природа для М. Цветаевой – источник творчества. Через всю жизнь поэта проходит символ России – рябина, с ней она связывает начало своей жизни, о чем свидетельствуют строки из раннего цикла “Стихи о Москве”:

Красною кистью

Рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

Спорили сотни

Колоколов.

День был субботний:

Иоанн Богослов

Мне и доныне

Хочется грызть

Жаркой рябины

Горькую кисть.

Особое место занимает Московская тема, которая появляется в ранних стихах. Москва в этих стихах – воплощение гармонии. В стихотворении “Домики cтарой Москвы” город предстает как символ минувшего. Облик Москвы в ранней цветаевской поэзии светел. Город присутствует и в снах героини, и в ее мечтах. Гармония их взаимоотношений еще ничем не нарушена. Это представление о городе совпадает с представлениями о Родине.

В очень многих стихах о Москве появляются образы церквей и колоколов. Колокольный звон возвещает благую весть о рождении Христа; он может быть набатным и призывать русские дружины подняться на защиту Родины. Колокольный звон – олицетворение силы, мужества, непокорности и таланта русского народа. Цветаева пишет: “Выше вас, цари: колокола” и далее “И целых сорок сороков церквей смеются над гордынею царей”. Даже 7 холмов, на которых построена Москва, Цветаева сравнивает с семью колоколами. Но самое главное для Цветаевой, кажется, – чувство защищенности, которое дает Москва, чувство дома:

Москва! Какой огромный

Староприимный дом!

Всяк на Руси – бездомный.

Мы все к тебе придем.

Придем греховные, заблуждающиеся, разуверившиеся, и она примет всех и всех простит, и научит, и вселит в сердце и душу Веру, Надежду, Любовь. Именно этот город стал для Марины Цветаевой ее “малой родиной”, местом рождения, и именно он – олицетворений родины с большой буквы – России.

Восприятие поэтом революции было сложным, противоречивым. Но эти противоречия отражали метания и искания значительной части русской интеллигенции, вначале приветствовавшей падение царского режима, но затем отшатнувшейся от революции при виде крови, проливаемой в гражданской войне.

Белым был – красным стал:

Кровь обагрила

Красным был – белым стал:

Смерть победила.

Интонация русской народной песни – устойчивая черта цветаевского стиля.

Кабы нас с тобой да судьба свела – Ой, веселые пошли бы на земле дела! Не один бы нам поклонился град, Ох, мой родный, мой природный, мой безродный брат!

От русской народной песни – все качества лучших цветаевских стихов: открытая эмоциональность и бурный темперамент, полная свобода поэтического дыхания, крылатая легкость стиха, текучесть всех стиховых форм, умение вывести из одного слова целый ряд образов. Отсюда же и весь ландшафт цветаевской лирики: высокое небо и широкая степь, ветер, звезды, костры, соловьиный гром, скачка, погоня, ямщики, бубенцы, “рокот веков, топот подков”. Она обращается не только к песне, но и к частушке, к расписному стиху, а также к жанру причитаний и заговоров. М. Цветаева пишет большие поэмы-сказки, в основе сюжета которых – сказки из сборника А. Афанасьева. Обращение к русскому фольклору у М. Цветаевой не кажется стилизацией, подделкой. Это полное погружение в фольклорную стихию, стремление передать склад народной души.

Стихи М. Цветаевой отмечены кровной связью с русской культурой. В ее творчестве много проникновенных слов посвящено русским поэтам: А. Блоку, А. Ахматовой, В. Маяковскому и другим. Но первой и неизменной ее любовью был А. Пушкин. Именно с А. Пушкиным она постоянно сверяет свое чувство прекрасного, свое понимание поэзии.

Семнадцать долгих лет Марина Цветаева прожила вдали от Родины. Этот период в жизни и творчестве поэтессы стал величайшим испытанием.

Тоска по Родине! Давно

Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно –

Где совершенно одинокой

Быть… –

В этом же стихотворении читаем: “роднее бывшее – всего”.

Любовь к Родине, к России, к русскому слову, к русской истории помогает Цветаевой. Она пронесла эту любовь через все беды и несчастья, выпавшие ей. И это стихотворение “Тоска по родине” дает ощущение безысходности, нескончаемости боли и обыденности, оно уже не очень ранит – просто навсегда поселилось в душе. Какое-то безразличие… – и от этого особенно страшно. Стихотворение заканчивается словами:

И все – равно, и все едино,

Но если по дороге – куст

Встает особенно – рябина…

И это многоточие – будто горло перехватило…

Цветаева не могла не вернуться в Россию не только потому, что жила в эмиграции в ужасной бедности, но и потому, что не могла жить вне своего народа, родного языка. Она не надеялась найти себе “домашний уют”, но она искала дом для своего сына, и, главное, “дом” для своих детей-стихов. И этот дом – Россия. Но Родина встретила ее ироничным неприятием и эвакуацией в камский городок Елабугу. Не выдержав “бездны унижений”, она ушла из жизни.

Итак, национальное начало пронизывает все творчество М. Цветаевой. “Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови, – писала она. – Не быть в России, забыть Россию – может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри – тот потеряет ее лишь вместе с жизнью”.

В романе Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” отразились противоречия действительности и общественной мысли “сумеречной” эпохи 60-х годов XIX века. Писатель видел, как пореформенная ломка социальных отношений постепенно приводила к глубокому кризису общественных идеалов, шаткости нравственной жизни России.

“Появились какие-то трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей”, – отмечал в своем романе Достоевский, имея в виду различные по своей сущности и направленности идеи, занимавшие умы молодого поколения, оторванного от норм общечеловеческой и христианской морали, отлученных от культурных традиций, бережно хранимых предшествующими поколениями. Но идеи эти, вследствие особого отношения писателя к природе человеческого бытия, признания им наличия потусторонних сил в реальной жизни, предстают перед читателем “Преступления и наказания” как “духи, одаренные умом и волей”.

С этих позиций Достоевский оценивает идеи и поступки главного героя своего романа – Родиона Раскольникова, изображая его как человека, “зараженного” идеей, жертву сил зла, реально присутствующих в повседневной жизни.

Итак, каковы же основные положения теории этого героя? В чем заключается ошибка Раскольникова?

Раскольников пытается доказать идею справедливости “крови по совести”. Для этого он разделяет всех людей на два разряда: “на низший. .., на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово”.

Далее герой Достоевского доказывает право этих “настоящих” людей на преступление во имя благородной цели, полагая, что для счастья большинства можно пожертвовать меньшинством. Для Раскольникова это “простая арифметика”. Он считает, что “сверхчеловеку” позволено “перешагнуть через кровь” во имя благополучия всего человечества – такое преступление относительно и оправдано “высокой” целью. Эта цель заключается в том, чтобы “загнать” невежественное человечество, то есть, по Раскольникову, людей “второго разряда”, в “хрустальный дворец” благополучия, всеобщего процветания, создать царство справедливости на земле.

Конечно, “из этого вовсе не следует, чтобы Ньютон имел право убивать кого вздумается… или воровать каждый день на базаре”, – допускает Раскольников. Однако это только внешняя сторона проблемы.

Уже эти утверждения позволяют сделать вывод об ошибочности теории героя романа. С одной стороны, Раскольников верно подметил некоторые общие особенности человеческих характеров – это подтверждается фактами Истории.

Другое дело, что подобная постановка вопроса противоречит законам общечеловеческой морали и христианской этики, провозглашающей всех людей одинаково равными перед Богом. Раскольников забывает о том, что личность любого человека бесценна и неприкосновенна. Герой не понимает, что, убивая старуху-процентщицу как олицетворение земного зла, он уничтожает человека в себе, совершает преступление перед самим собой.

Таким образом, теория Раскольникова является античеловеческой по своей сути, поскольку свободно разрешает совершать убийства, творить беззаконие под прикрытием абстрактной “благородной цели”. В этом – одна из ошибок героя Достоевского и, одновременно, его трагедия. Причину его заблуждения писатель видит, прежде всего, в безверии, отрыве от культурных традиций, утрате любви к Человеку.

Анализируя аргументы Раскольникова в защиту своей теории, можно сделать вывод о том, что ее настоящий смысл заключается не в обосновании человеческого права делать добро с помощью зла, а в признании существования “сверхчеловека”, возвышающегося над “обыденной” моралью. Ведь герой размышляет не столько о возможности убийства как такового, сколько об относительности нравственных законов и обожествлении человеческой личности.

Здесь таится второе, не мене ошибочное и трагичное, заблуждение Раскольникова: он не учитывает того, что “обычный”, “заурядный”, по его опять же меркам, человек не способен стать “сверхчеловеком”, заменить собою Бога. Именно поэтому, мечтая выделиться из общей человеческой массы, надеясь стать “великим гением, завершителем человечества”, персонаж Достоевского сделался обыкновенным преступником, убийцей.

Раскольников думал, что для него наступит “царство рассудка и света”, а наступила “тьма” смертного греха, “вечность на аршине пространства”. Герой понял, что он просто не способен сделаться Наполеоном.

Таким образом, Родион Раскольников становится жертвой собственной теории, ошибкой “рязрядов”, на которые сам же поделил всех людей. Своим трагическим примером он доказал невозможность превращения “человека второго сорта” в “господина, имеющего сказать новое слово” за счет человеческой жертвы.

Идея разрешения “крови по совести”, вседозволенности, отрицания этических принципов приводит либо к разрушению человеческой личности, как это и произошло с Раскольниковым, либо порождает чудовищ вроде Свидригайлова. В столкновении идей Раскольникова с реальной действительностью обнажается несостоятельность, ошибочность и явная порочность его теории, что составляет сущность конфликта романа Достоевского.

Среди оригинальных русских баллад наибольшую известность приобрела баллада Жуковского “Светлана”. “В балладе, – по словам Белинского, – поэт берет какое нибудь фантастическое и народное предание или сам изобретает событие в этом роде. Но в ней главное не событие, а ощущение, которое оно возбуждает, дума, на которую оно наводит читателя…” “Светлана” – одна из лучших баллад Жуковского. В ней отразились народные предания, звучат народные песни. Склад баллады, ее ритм, легкий и энергичный размер, музыкальность стиха – все напоминает песенные мотивы. Народна и лексика стихотворения. В сцену гаданья поэт вводит такие слова и словосочетания, как “плат”, “злат и нов венец”, “песенки подблюдны”, “вечерок”. Белинский назвал это стихотворение “самым романтическим”. Действительно, метель, туманный круг луны, одинокий храм, черный гроб – все это создает романтический колорит сна Светланы. Но мрачная фантастика баллады снимается поэтом. Жуковский идет по пути сказок, в которых не было мистики. Явление жениха мертвеца в “Светлане” – всего лишь “лживый сон”. Концовка баллады жизнерадостна. По мысли Жуковского, человек создан для счастья: “О! Не знай сих страшных слов Ты, моя Светлана… Будь вся жизнь ее светла, Будь веселость, как была, Дней ее подруга”. Баллада начинается с описания русских народных гаданий. Поздним вечером, сидя перед зеркалом, Светлана мечтает о далеком суженом и незаметно засыпает. Во сне ей приходится многое пережить. Просыпается Светлана уже поутру. За окном открывается солнечный морозный пейзаж, звенит колокольчик, сани останавливаются у ворот, на крыльцо поднимается статный гость – не мертвый, а живой жених Светланы. Так все мрачное и фантастическое отнесено в область сна, и сюжет получает неожиданно счастливую развязку. В соответствии с подобным переосмыслением сюжета язык “Светланы” насыщен такими элементами романтического стиля, которые преследуют цель вызвать жуткое настроение у читателя. Правда, в “Светлане” и “черный вран”, предвещающий печаль, и “тайный мрак грядущих дней”, и гроб, в котором Светлане чудится ее жених, но все эти “страхи” как бы умеряются и разбавляются непринужденностью словесных оборотов, позаимствованных из живой разговорной речи. “Светлана” была закончена в тот самый год, когда вторжение Наполеона в Россию побудило миролюбивого автора элегий и баллад Жуковского вступить в ряды защитников родины. В период национального подъема, вызванного войной 1812 г., баллада “Светлана” воспринималась читателями как произведение народное, истинно русское. Внимание к человеку, к его душевным переживаниям, признание его высоких достоинств, умение в чудесных, пленительных стихах воспеть красоту природы – все это неоспоримые достоинства поэзии Жуковского. Влияние его творчества выходит далеко за пределы его эпохи. Оно сказалось, например, в стихах Тютчева и Фета, позднее – в поэзии Александра Блока.

Я не научился любить свою родину

С закрытыми глазами, с преклоненной

Головой, с запертыми устами.

П. Я. Чаадаев

Создав в своем воображении фантастический город Глупов, М. Е. Салтыков-Щедрин населил его удивительными персонажами. Он поставил перед собой задачу написать произведение, в котором на суд читателей будет выведена не история, а современность. “Мне нет никакого дела до истории, и я имею в виду лишь настоящее”, – сказал Щедрин.

Жизнь города Глупова на протяжении веков – это “жизнь, находящаяся под игом безумия”. Правят городом “мрачные идиоты” и “прохвосты” в лице его многочисленных градоначальников. Но кем же они правят?

С горькой иронией изображает сатирик глуповцев, в образе которых воплощено все холопство, чинопочитание. Бесконечное терпение привело к бесчисленным бедствиям. “Мы люди привышные! – говорили они. – Мы претерпеть могим”.

Но все же иногда и глуповскому терпению приходит конец, и тогда вспыхивают бунты. История города знает их много, и каждый из них -“бунт бессмысленный и беспощадный”. Глуповцы топят в реке, бросают в воду первых попавшихся граждан и легко поддаются усмирению. Бунт заканчивается всеобщей поркой, зачинщиков сажают в тюрьму, а глуповцы снова живут в страхе и трепете.

Писатель показал то общее, что объединяет глуповцев. Это добровольное подчинение власти, быстрое приспособление к самым нелепым законам, страх и начальстволюбие.

Отвечая на обвинение критики, что он издевается над проcтым народом, Щедрин утверждал: “Изображая жизнь, находящуюся под игом безумия, я рассчитывал на возбуждение в читателе горького чувства, а не веселонравия”.

Некоторые эпизоды “Истории одного города” похожи на сцены народной жизни из поэмы Н. А. Некрасова “Кому на Руси жить хорошо”. Оба художника слова создали их практически в одно время и сосредоточили внимание не на обильной и могучей, а на убогой и бессильной Руси.

Глуповцы почти всегда выступают массой. Так бегут они к дому градоначальников. Все вместе бросаются на колени. Толпами убегают из деревень, где свирепствуют пожары и голод. Собираются на сходку, выбирают ходоков, вместе поют или ударяются в гульбу и пьянство, от которого на какой-то момент становится легче жить.

Создавая образы глуповцев, писатель протестует против идеализации русского народа. Не будь у глуповцев покорного, терпеливого отношения к жизни, пассивного подчинения чужому произволу, совсем по-другому сложилась бы их судьба.

Сатирик видел свою задачу в том, чтобы научить народ рассуждать, помочь ему бороться, открыто выступать против брудастых и угрюм-бурчеевых.

Писатель заканчивает книгу сценой готовящегося восстания против Угрюм-Бурчеева. Все дело в пробуждении народного сознания. Но в реальной жизни Салтыков-Щедрин не видел для этого условий. Поэтому он создал знаменитую сцену смерча, когда земля тряслась, солнце померкло, а глуповцы пали ниц. Раздался треск, и Угрюм-Бурчеев исчез, словно растаял в воздухе.

В сцене выражены и желание скорых перемен, и справедливый горький скептический взгляд на жизнь.

Книга заканчивается словами: “История прекратила течение свое”. Что же остановилось? Действительно история? Или череда чудовищных градоначальников? Или холопство и покорность глуповцев? “Из Глупова в Умнов дорога лежит через Буянов, а не через манную кашу”, – писал Щедрин, намекая на единственный возможный выход.

В ряду русских писателей, имевших особый дар видеть и передавать все нелепое в жизни, первым был Денис Иванович Фонвизин, И читатели до сих пор чувствуют всю меру его остроумия, продолжая повторять выражения: “Все то вздор, чего не знает Митрофанушка”, “Не хочу учиться, хочу жениться” и другие. Но не так просто увидеть, что фонвизинские остроты рождены не веселом нравом, а глубочайшей печалью из-за несовершенства человека и общества.

Фонвизин вошел в литературу как один из преемников Кантемира и Сумарокова. Он был воспитан в убеждении, что дворянство, к которому сам он принадлежал, должно быть образованным, гуманным, непрестанно радеть об интересах отечества, а царская власть – выдвигать для общей пользы достойных дворян на высокие должности. Но среди дворян видел он жестоких невежд, а при дворе -“вельмож в случае” , управлявших государством по своей прихоти.

С далекого исторического расстояния видно, что фонвизинское время, как и любое другое, не было ни безусловно благим, ни безусловно дурным. Но в глазах Фонвизина зло затмевало добро. Денис Иванович Фонвизин родился 3 апреля 1745 года. Фамилию Фонвизина долго писали на немецкий манер: “Фон Визин”, а при жизни иногда даже “фон Визен”. Нынешнюю форму одним из первых употребил Пушкин с таким комментарием: “Что он за нехристь? Он русский, из прерусских русский”. Окончательно написание “Фонвизин” утвердилось только после 1917 года.

Род Фонвизиных немецкого происхождения. Отец Дениса Ивановича был человек довольно состоятельный, но никогда не стремился к большим чинам и чрезмерному богатству. Жил он не при царском дворе в Петербурге, а в Москве. Старший брат Дениса Павел в молодые годы писал недурные стихи и печатал их в журнале “Полезное увеселение”.

Образование будущий писатель получил довольно основательное, хотя потом в воспоминаниях и нелестно описывал свою гимназию при Московском университете. Тем не менее он заметил, что выучил там европейские языки и латынь, “а паче всего… получил вкус к словесным наукам”.

Еще в гимназии Фонвизин перевел с немецкого сто восемьдесят три басни знаменитого в свое время детского писателя Л. Гольберга, к которым затем добавил еще сорок две. Много переводил он и позже – переводы составляют большую часть всех его сочинений.

В 1762 году Фонвизин стал студентом Московского университета, но вскоре оставил его, переехал в Петербург и поступил на службу. Примерно в то же время по рукам стали ходить его сатирические стихотворения. Из них позднее были напечатаны и дошли до нас два: басня “Лисица-Кознодей” и “Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке”. Басня Фонвизина – злая сатира на придворных льстецов, а “Послание” – замечательное, довольно необычное для своего времени произведение.

. Фонвизин адресует самый главный философский вопрос “На что сей создан свет?” малограмотным людям того времени; сразу ясно, что они на него ответить не смогут. Так и происходит. Честный дядька Шумилов признается, что не готов судить о столь сложных вещах:

Я знаю, что нам быть должно век слугами

И век работать нам руками и ногами.

Кучер Ванька обличает всеобщий обман и в заключение говорит:

Что дурен здешний свет, то всякий понимает,

Да для чего он есть, того никто не знает.

Лакей Петрушка откровенен в желании жить в свое удовольствие:

Весь свет, мне кажется, ребятская игрушка;

Лишь только надобно, поверьте, то узнать,

Как лучше, живучи, игрушкой той играть.

Слуги, а с ними и читатель, ждут разумного ответа от образованного автора. Но он говорит только:

А вы внемлите мой, друзья мои, ответ: “И сам не знаю я, на что сей создан свет!”.

Это значит, что автору нечего противопоставить мнению слуг, хотя сам он и не разделяет его. Просвещенный дворянин о смысле жизни знает не больше лакея. “Послание к слугам” резко вырывается за рамки поэтики классицизма, согласно которой требовалось, чтобы в произведении ясно доказывалась какая-то вполне определенная мысль. Смысл же фонвизинского сочинения открыт для разных толкований.

Переехав в Петербург, Фонвизин начал сочинять комедии – жанр, в котором он больше всего прославился. В 1764 году он написал стихотворную комедию “Корион”, переделанную из сентиментальной драмы французского писателя Л. Грессе “Сидней”. Примерно тогда же написана ранняя редакция “Недоросля”, оставшаяся необнародованной. В конце шестидесятых годов была создана и имела огромный успех комедия “Бригадир”, сыгравшая важную роль в судьбе самого Фонвизина.

Услышав “Бригадира” в авторском исполнении, писателя заметил граф Никита Иванович Панин. Он был в это время воспитателем наследника престола Павла и старшим членом коллегии иностранных дел. Как воспитатель, Панин разрабатывал для своего подопечного целую политическую программу – по существу, проект российской конституции. Фонвизин стал личным секретарем Панина. Они подружились настолько, насколько это было возможно между знатным вельможей и его подчиненным.

Молодой писатель попал в центр придворных интриг и вместе с тем самой серьезной политики. Он принимал непосредственное участие в конституционных замыслах графа. Вместе они создали своеобразное “политическое завещание” Панина, написанное незадолго до его кончины, – “Рассуждение о непременных государственных законах”. Скорее всего, Панину принадлежат основные мысли этого сочинения, а Фонвизину – их оформление. В “Рассуждении”, полном замечательных по остроумию формулировок, доказывается прежде всего, что государь не имеет права управлять страной по своему произволу. Без прочных законов, полагает Фонвизин, “головы занимаются одним про мышлением средств к обогащению; кто может – грабит, кто не может – крадет”.

Именно такую картину видел Фонвизин в России того времени. Но не лучше оказалась и Франция, по которой писатель путешествовал в 1777-1778 годах. Свои безрадостные впечатления он излагал в письмах к сестре и к фельдмаршалу Петру Панину, брату Никиты Ивановича. Вот некоторые выдержки из этих писем, которые Фонвизин собирался даже опубликовать: “Деньги суть первое божество сей земли. Развращение нравов дошло до такой степени, что подлый поступок не наказывается уже и презрением… “, “Редко кого я встречаю, в ком бы неприметна была которая-нибудь из двух крайностей: или рабство, или наглость разума”.

Многое в письмах Фонвизина кажется просто брюзжанием избалованного барина. Но в общем нарисованная им картина страшна именно потому, что верна. Он увидел состояние общества, которое через двенадцать лет разрешилось революцией.

В годы службы секретарем у Фонвизина почти не оставалось времени для занятий литературой. Оно появилось в конце семидесятых годов, когда Панин уже болел и находился в необъявленной опале. Фонвизин же в 1781 году окончил лучшее свое произведение – комедию “Недоросль”. Неудовольствие высоких властей на несколько месяцев затянуло ее постановку.

В мае 1782 года, после смерти Панина, Фонвизину пришлось уйти в отставку. В октябре того же года наконец состоялась премьера “Недоросля” – самый большой успех в жизни автора. Некоторые восхищенные зрители бросали на сцену полные кошельки – в те времена знак высшего одобрения.

В отставке Фонвизин целиком посвятил себя словесности. Он был членом Российской Академии, которая объединяла лучших русских писателей. Академия работала над созданием словаря русского языка, Фонвизин взял на себя составление словаря синонимов, которые он, буквально переводя слово “синоним” с греческого, называл “сословами”. Его “Опыт российского сословника” для своего времени был очень серьезным лингвистическим трудом, а не просто ширмой для сатиры на екатерининский двор и способы управления императрицы государством. Правда, примеры на свои “сословы” Фонвизин старался придумать поострее: “Проманивать есть больших бояр искусство”, “Сумасброд весьма опасен, когда в силе” и тому подобное.

“Опыт” был напечатан в литературном журнале “Собеседник любителей российского слова”, издававшемся при Академии. В нем сама Екатерина II публиковала цикл нравоописательных очерков “Были и небылицы”. Фонвизин поместил в журнале смелые, даже дерзкие “Вопросы к автору “Былей и небылиц”, а императрица отвечала на них. В ответах раздражение сдерживалось с трудом. Правда, в тот момент царица не знала имени автора вопросов, но вскоре, видимо, узнала.

С тех пор произведения Фонвизина стали запрещать одно за другим. В 1789 году Фонвизин не получил разрешения на издание сатирического журнала “Друг честных людей, или Стародум”. Уже подготовленные для него статьи писателя впервые увидели свет лишь в 1830 году. Дважды срывался объявленный выход в свет собрания его сочинений. При жизни удалось напечатать лишь один новый труд – подробную биографию Панина.

Все надежды Фонвизина шли прахом. Из прежних политических замыслов ничего не было осуществлено. Состояние общества со временем становилось только хуже,

А просвещать его запрещенный писатель теперь не мог. Кроме того, на Фонвизина свалилась страшная болезнь. Совсем не старый даже по тем временам человек превратился в дряхлую развалину: половина его тела была парализована. В довершение бед к концу жизни писателя от его немалого богатства почти ничего не осталось.

Смолоду Фонвизин был вольнодумцем. Теперь он стал богомолен, но и это не спасало его от отчаяния. Он начал писать воспоминания под заглавием “Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях”, в которых намеревался покаяться в грехах юности. Но о своей внутренней жизни он там почти не пишет, а вновь сбивается на сатиру, зло изображая московскую жизнь начала шестидесятых годов XVIII века. Фонвизин успел еще дописать комедию “Выбор гувернера”, которая сохранилась не полностью. Пьеса кажется довольно скучной, однако поэт И. И. Дмитриев, слышавший, как автор читал комедию вслух, вспоминает, что тот умел необычайно живо передать характеры действующих лиц. На другой день после этого чтения, 1 декабря 1792 года, Фонвизин скончался.

Говоря об историко-литературном значении Фонвизина, следует особо подчеркнуть большую роль, которую он сыграл в развитии литературного языка. Батюшков недаром именно с ним связывает “образование” нашей прозы. В этом отношении большое значение имеют не только комедии Фонвизина, но и начало его мемуаров-исповеди “Чистосердечное признание в делах моих и помышлениях” и даже его частные письма из-за границы, язык которых отличается замечательной ясностью, сжатостью и простотой, значительно опережая в этом отношении даже “Письма русского путешественника” Карамзина.

Для произведений реалистического направления характерно наделение предметов или явлений символическим смыслом. Первым этот прием использовал А. С. Грибоедов в комедии “Горе от ума”, и это стало еще одним принципом реализма.

А. Н. Островский продолжает традицию Грибоедова и наделяет важным для героев смыслом явления природы, слова других персонажей, пейзаж. Но в пьесах Островского есть и своя особенность: сквозные образы – символы заданы в названиях произведений, и поэтому, только поняв роль символа, заложенного в названии, мы можем понять весь пафос произведения.

Анализ этой темы поможет нам увидеть всю совокупность символов в драме “Гроза” и определить их значение и роль в пьесе.

Одним из важных символов является река Волга и сельский вид на другом берегу. Река как граница между зависимой, невыносимой для многих жизни на берегу, на котором стоит патриархальный Калинов, и свободной, веселой жизнью там, на другом берегу. Противоположный берег Волги ассоциируется у Катерины, главной героини пьесы, с детством, с жизнью до замужества: “Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем”. Катерина хочет быть свободной от безвольного мужа и деспотичной свекрови, “улететь” из семьи с домостроевскими принципами. “Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на торе, так тебя и тянет лететь”, – говорит Катерина Варваре. О птицах как о символе свободы вспоминает Катерина перед тем, как броситься с обрыва в Волгу: “В могиле лучше… Под деревцом могилушка… как хорошо!… Солнышко ее греет, дождичком ее мочит… весной на ней травка вырастает, мягкая такая… птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут…”

Река символизирует еще и побег в направлении к свободе, а получается, что это побег в направлении к смерти. А в словах барыни, полусумасшедшей старухи, Волга – это омут, затягивающий в себя красоту: “Вот красота-то куда ведет. Вот, вот, в самый омут!”

Впервые барыня появляется перед первой грозой и пугает Катерину своими словами о гибельной красоте. Эти слова и гром в сознании Катерины становятся пророческими. Катерина хочет убежать в дом от грозы, так как видит в ней божью кару, но при этом она не боится смерти, а боится предстать перед Богом после разговора с Варварой о Борисе, считая эти мысли грешными. Катерина очень религиозна, но такое восприятие грозы больше языческое, чем христианское.

Герои по-разному воспринимают грозу. Например, Дикой считает, что гроза посылается Богом в наказание, чтобы люди помнили о Боге, то есть по-язычески воспринимает грозу. Кулигин говорит, что гроза – это электричество, но это очень упрощенное понимание символа. Но потом, называя грозу благодатью, Кулигин тем самым раскрывает высший пафос христианства.

Некоторые мотивы в монологах героев также имеют символический смысл. В 3-м действии Кулигин говорит о том, что домашняя жизнь богатых людей города сильно отличается от публичной. Замки и закрытые ворота, за которыми “домашние едят поедом да семью тиранят”, являются символом скрытности и лицемерия.

В этом монологе Кулигин обличает “темное царство” самодуров и тиранов, символом которых является замок на закрытых воротах, чтобы никто не мог увидеть и осудить их за издевательства над членами семьи.

В монологах Кулигина и Феклуши звучит мотив суда. Фек-луша говорит о суде, который несправедливый, хоть и православный. Кулигин же говорит о суде между купцами в Кали-нове, но и этот суд нельзя считать справедливым, так как главной причиной возникновения судебных дел является зависть, а из-за бюрократии в судебных органах дела затягиваются, и каждый купец рад только тому, что “да уже и ему станет в копейку”. Мотив суда в пьесе символизирует несправедливость, царящую в “темном царстве”.

Определенный смысл имеют и картины на стенах галереи, куда все забегают во время грозы. Картины символизируют покорность в обществе, а “геенна огненная” – ад, которого боится Катерина, искавшая счастье и независимость, и не боится Кабаниха, так как вне дома она добропорядочная христианка и ей не страшен Божий суд.

Несут еще один смысл и последние слова Тихона: “Хорошо тебе, Катя! А я-то зачем остался жить на свете да мучиться!”

Смысл заключается в том, что Катерина через смерть обрела свободу в неизвестном нам мире, а Тихону никогда не хватит силы духа и силы характера ни бороться с матерью, ни покончить с жизнью, так как он безвольный и слабохарактерный.

Подводя итог сказанному, мы можем сказать, что роль символики очень важна в пьесе.

Наделяя явления, предметы, пейзаж, слова героев еще одним, более глубоким смыслом, Островский хотел показать, насколько серьезный конфликт существовал в то время не только между, но и внутри каждого из них.

Будущий изобретатель и автор революционных взглядов на полеты человека в воздухе при помощи летающих устройств, Александр Федорович Можайский явился миру 21 марта 1825 году. Родителем его был полный адмирал русского флота Федор Тимофеевич Можайский. Свое образование юный Александр получил в Морском кадетском корпусе, который успешно закончил в 1841 году. Присвоенное звание мичмана, позволило молодому офицеру продолжить службу на кораблях Российского флота и спустя восемь лет, Можайский был представлен к званию лейтенанта. Продолжая воинскую службу, Александр Федорович активно интересовался любой информацией, связанной с воздухоплаванием и его теорией.

В 1860 году по сокращению Александра Можайского отправили в отставку и, оставив моря, изобретатель переехал в село Котельниково, которое располагалось в Вологодской губернии. Спокойная сельская жизнь подтолкнула изобретателя к мысли продолжить изучение и эксперименты в воздухоплавании. Вспомнился один из походов, когда Александр Федорович побывал в Японии, где впервые увидел, как запускали воздушных змеев. Конструкция запомнилось ему, и в России, он создал воздушного змея, на котором даже сумел неоднократно взлететь в воздух.

Продолжая работать над созданием аппарата тяжелее воздуха, 1876 году в петербургском Манеже, была продемонстрирована модель. Зажужжав маленькими пропеллерами, необычная конструкция набрала разгон и взлетела в воздух на несколько секунд. Триумф. Газеты и журналы наперебой пересказывали историю о полете невиданной игрушки. Приукрашивая свои репортажи эпитетами, чтобы произвести дополнительные впечатления на своих читателей. Военное Министерство обратило внимание на необычный аппарат и возможности его применения в военном деле.

В 1877 году была создана комиссия военного ведомства. В составе комиссии находился известный ученый, автор периодической таблицы, Дмитрий Иванович Менделеев. По результатам, проект летательного аппарата Можайского был одобрен, и направлен запрос на выделение средств, для постройки и продолжения работ над проектом. Но, спустя некоторое время вторая комиссия, в которую вошли совершенно далекие от прогресса и, уж тем более от патриотизма, люди. Это были немецкие генералы Паукер и Гериа, которые в компании полковника Ванденберга, признали проект негодным, так как самолет не машет крыльями при полете. Абсурдность и глупость заключения этой комиссии не сломили дух молодого изобретателя. Он обратился в военно-морское ведомство с прошением, о выделении средств, и ему в этом помогли. Можайский побывал в Америке и Великобритании, где искал подрядчиков для построения силовых агрегатов к своему летательному устройству. В 1882 году постройка закончилась, и самолет показали публике. Отличительной главной особенностью было то, что он имел в своей конструкции 5 главных составляющих современного самолета. Это были: фюзеляж, крыло, хвостовое оперение, силовая установка и шасси. Первый полет состоялся, но закончился катастрофой. Пролетев более 100 саженей, самолет потерял устойчивость и разбился. Военные охладели к проекту и к продолжению дальнейших исследований. Работы были остановлены.

Можно смело утверждать, что именно Можайский выполнил первый полет в истории человечества на летательном аппарате тяжелее воздуха, хотя первенство в этом вопросе отдают Братьям Райт, летательный аппарат которых, состоял всего лишь из крыла и силовой установки. Основываясь на идеях и расчетах Можайского, профессор Жуковский, которого по праву считают отцом-основателем русской авиации, развил и подтвердил правоту великого русского изобретателя, энтузиаста и пионера авиации.