Category: Школьные сочинения

В пьесе “На дне”, написанной А. М. Горьким в 1902 году, с особой яркостью проявились существенные особенности драматургии Горького. Он утвердил в драматургии новый тип общественно-политической драмы. Его новаторство проявилось и в выборе драматического конфликта, и в методе изображения действительности. Конфликт в пьесах Горького всегда выражен не внешне, а во внутреннем движении пьесы. Главный конфликт, положенный в основу пьесы “На дне”, – это противоречие между людьми “дна” и порядками, которые низводят человека до трагической участи бездомного бродяги. Острота конфликта носит у Горького социальный характер. Он заключается в столкновении идей, в борьбе мировоззрений, социальных принципов. Важную роль играет композиция пьесы. В небольшой экспозиции первого акта зритель знакомится с обстановкой ночлежки Костылева, с героями, обитающими в этой ночлежке, их прошлым. Завязка – это появление в ночлежке странника Луки, его борьба за души погибающих людей. Развитие действия – осознание ночлежниками всего ужаса своего положения, зарождение надежды на изменение жизни к лучшему под влиянием “благостных” речей Луки, кульминация – нарастание напряженности действия, завершающееся убийством старика Костылева и избиением Наташи. И, наконец, развязка – это полное крушение надежд героев на обновление жизни: умирает Анна, трагически кончает жизнь самоубийством Актер, арестован Пепел.

Важную роль в композиции пьесы играет IV действие. Авторская ремарка подчеркивает те изменения на сцене, которые произошли с первого акта: “Обстановка первого акта. Но комнаты Пепла – нет, переборки сломаны. И на месте, где сидел Клещ, – нет наковальни… На печи возится и кашляет Актер. Ночь. Сцена освещена лампой, стоящей посреди стола. На дворе – ветер”. В начале действия участвуют в диалоге Клещ, Настя, Сатин, Барон и Татарин. Они вспоминают Луку, и каждый старается выразить к нему свое отношение: “Хороший был старичок!.. А вы… не люди… вы – ржавчина!” , “Любопытный старикан… да! И вообще… для многих был… как мякиш для беззубых…” , “Он… жалостливый был… у вас вот… жалости нет” , “Как пластырь для нарывов” , “Старик хорош был… закон душе имел! Кто закон душа имеет – хорош! Кто закон терял – пропал” . Итог подводит Сатин: “Да, это он, старая дрожжа, проквасил нам сожителей…” Слово “проквасил” как нельзя лучше отражает суть обстановки, сложившейся в ночлежке после ухода старика. Началось брожение, все сложности, конфликты обострились, самое главное – появилась, хоть слабая, но надежда: вырваться из “подвала, похожего на пещеру”, и зажить нормальной человеческой жизнью. Это хорошо понимает Клещ. Он говорит: “Поманил их куда-то… а сам дорогу не сказал…” Слова Клеща о том, что старик не любил правды, вызывают возмущение Сатина, и он произносит монолог о правде и лжи: “Ложь – религия рабов и хозяев… Правда – бог свободного человека!” Сатин объясняет ночлежникам, почему старик врал: “Он врал… но – это из жалости к вам, черт вас возьми!” Но сам Сатин не поддерживает эту ложь и говорит почему: “Есть ложь утешительная, ложь примиряющая… ложь оправдывает ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего… и обвиняет умирающих с голода…” Нет, такая ложь Сатину не нужна, потому что он свободный человек: “А кто сам себе хозяин… кто независим и не жрет чужого – зачем тому ложь?” Слова Сатина, вспоминающего высказывание старика: “Всяк думает, что для себя проживает, ан выходит, что для лучшего!” – заставляют внимательно прислушаться ночлежников. “Настя упорно смотрит в лицо Сатина. Клещ перестает работать над гармонией и тоже слушает. Барон, низко наклонив голову, тихо бьет пальцами по столу. Актер, высунувшись с печи, хочет осторожно слезть на нары”.

Осмысливая слова Луки, Барон вспоминает свою прошлую жизнь: дом в Москве, дом в Петербурге, кареты с гербами, “высокий пост… богатство… сотни крепостных… лошади… повара…” На каждую реплику Барона Настя отзывается словами: “Не было этого!”, чем доводит Барона до бешенства. Сатин глубокомысленно замечает: “В карете прошлого – никуда не уедешь…”

Продолжающаяся перепалка между Настей и Бароном заканчивается взрывом ненависти со стороны Насти: “Всех бы вас… в каторгу… смести бы вас, как сор… куда-нибудь в яму!.. Волки! Чтоб вам издохнуть! Волки!” И в этот момент Сатин переключает внимание на себя, произнося свой знаменитый монолог о человеке. По мысли Сатина, человек свободен в своем выборе отношения к вере, и к жизни, к ее устройству, ее порядку: “Человек – свободен… он за все платит сам: за веру, за неверие, за любовь, за ум – человек за все платит сам, и потому он – свободен!.. Человек – вот правда!” Зрелость суждений Сатина всегда поражала. Однако впервые он поднимается до осознания необходимости совершенствования мира, хотя дальше этих рассуждений он идти не может: “Что такое человек?.. Понимаешь? Это – огромно! В этом – все начала и концы… Все – в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Чело-век! Это – великолепно! Это звучит… гордо! Че-ло-век! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!.. Выпьем за человека, Барон!” Так говорит шулер и анархист, бездельник и пьяница. Странно слышать от него эти слова. Сам Горький понимал, насколько эти речи не соответствуют Сатину. Он писал: “…речь Сатина о человеке-правде бледна. Однако – кроме Сатина – ее некому сказать, и лучше, ярче сказать – он не может…”

В ночлежке появляются Бубнов и Медведев. Оба навеселе. Бубнов угощает обитателей ночлежки и отдает все свои деньги Сатину, так как чувствует к нему расположение. Ночлежники затягивают любимую песню “Солнце всходит и заходит”. По-прежнему темна и грязна ночлежка. Но в ней, однако, поселяется какое-то новое чувство всеобщей взаимосвязанности. Приход Бубнова усиливает это впечатление: “Где – народ? Отчего здесь людей нет? Эй, вылезай… Я… угощаю!” Внешняя причина – “отвести душу” . Внутреннее состояние этого человека, пришедшего “петь… всю ночь”, полно давней застарелой горечи: “Запою… заплачу!” В песне: “…мне и хочется на волю, да цепь порвать не могу…” – все они хотят страдать свою несчастную судьбу. Вот почему Сатин на неожиданное известие о самоубийстве Актера откликается заключающими драму словами: “Эх… испортил песню… дурак!” Столь резкий отзыв на трагедию несчастного имеет и другой смысл: уход Актера – результат гибели его иллюзий, снова шаг человека, не сумевшего осознать подлинной правды. Каждый из последних трех актов “На дне” кончается смертью: Анны, Костылева, Актера. Философский подтекст пьесы вскрывается в финале второго действия, когда Сатин кричит: “Мертвецы – не слышат! Мертвецы не чувствуют… Кричи… реви… Мертвецы не слышат!..” Прозябание в ночлежке мало чем отличается от смерти. Обитающие здесь босяки так же глухи и слепы, как мертвецы. Только в IV действии происходят сложные процессы в душевной жизни героев, и люди начинают что-то слышать, чувствовать, понимать. “Кислотой” невеселых раздумий очищается, как “старая, грязная монета”, мысль Сатина. Именно здесь заключается главный смысл финала пьесы.

Понятие свободы практически не менялось, но постоянно обогащалось новыми толкованиями в процессе жизни поэта. В лицейский период она виделась держащей в руке “кубок пуншевой” на дружеском собрании, противопоставляющей себя малейшей попытке ограничить свободу лицеистов. Но под этим бездельем скрывалась тайна “святого братства” – возможность свободно высказывать свои мнения. Вырвавшись из ненавистных тогда стен, юный поэт ощутил влияние различно настроенных людей. Однако же все они утверждали политическую свободу, независимость людей от кого-либо, будь то крестьяне, замученные “барством диким”, или народ в целом, уставший от тирании, превышения царской власти. В период южной ссылки в лирике Пушкина представления о свободе концентрируются на личной свободе. В его произведениях появляется образ изгнанника, а в качестве противопоставления – образ природы, вольной стихии – тучи, горы, океан, небо. Конечно, эти стихотворения пропитаны духом романтизма: не изображение ли мятежности духа наряду со стремлением избавиться от связывающих его пут – любимая тема поэтов-романтиков? В это время символом свободы становится для Пушкина море. Оно по прихоти своей разражается бурями, штормами, грозами или поражает “тишиной в вечерний час”. Емкий образ свободной стихии включает и сомнения человека, и волнение общества, море сравнивается с жизнью, такой же непредсказуемой, и с душой поэта. По Пушкину, источник свободы, которую несет поэт миру, скрыт именно в его душе. Все поэты, в той или иной степени, воспевают эту сладкую мечту – о свободе, и в своих посланиях к ним Пушкин подчеркивает их служение одним идеалам; на челе каждого из них лежит печать избранника некоего божества, имя которому – Поэзия:

Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует:

Жрецы они единых муз;

Единый пламень их волнует.

Он отмечают, что, несмотря на отсутствие кровных уз, он и все-таки в какой-то степени сродни друг другу:

Но, милый, – музы наши сестры,

Итак, ты все же братец мой.

Чем же отличается Поэт от простого человека? Понятие настоящего Поэта у Пушкина развивается и углубляется с каждым новым стихотворением на эту тему. В отличие от общепринятого представления романтиков о слиянии поэта и пророка в одном лице, о том, что поэт – существо божественное, далекое от мирских забот, пушкинский Поэт вполне земного происхождения. В стихотворении “Поэт” Пушкин рисует образ такого человека, действительно отмеченного богом, который на самом деле может быть “всех ничтожней”, но как только его озаряет ниспосланное свыше вдохновение, он становится способным к восприятию “божественного глагола”:

Но лишь божественный глагол

До слуха чуткого коснется,

Душа поэта встрепенется,

Как пробудившийся орел.

Позднее, в стихотворении “Эхо” Пушкин метко сравнивает Поэта с эхом: оно слышит и передает каждый звук, но ему никто не может ответить:

Ты внемлешь грохоту громов,

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов –

И шлешь ответ;

Тебе ж нет отзыва… Таков

И ты, поэт!

В стихотворении “Разговор книгопродавца с поэтом” Пушкин разрабатывает принцип Поэта, твердо придерживаясь его всю жизнь:

Не продается вдохновенье,

Но можно рукопись продать…

Изобразив здесь диалог между прозой и поэзией, Пушкин утверждает за поэтом право прозаического отношения к жизни. В сонете “Поэт” он выводит формулу “творческого равновесия”. По Пушкину, Поэт должен ограничиться односторонними отношениями с народом: голос “певца” должен быть слышен, а он, в свою очередь, – оставаться глухим к мнению толпы:

Поэт! Не дорожи любовию народной.

Восторженных похвал пройдет минутный шум.

В ином случае, пытаясь выполнить требования “толпы”, поэт потеряет свою индивидуальность и в конце концов перестанет быть поэтом. Мир “певца высокого искусства” должен быть неприкосновенен, свободен от критики “толпы”. Для “черни” творчество поэта заключается в том, что он должен жить на пользу ей:

Сердца собратьев исправляй…

……………………………….

…Ты можешь, ближнего любя,

Давать нам смелые уроки,

А мы послушаем тебя.

Поэт же не должен повиноваться велению толпы, указывающей, как и о чем ему писать. Он творит для людей, “не требуя наград за подвиг благородный” и не слыша их суждений:

Ты сам свой высший суд;

Все строже оценить умеешь ты свой труд.

Всякий имеет право высказать свое мнение, восторгаться или осмеивать произведения, но не может заставить поэта следоват продиктованным “судом глупца” правилам.

Презрение к мнению толпы и почестям, умение беспристрастно оценить свое творение, способность внимать голосам мира – главные, на взгляд Пушкина, достоинства и требования к Поэту. Свобода Поэта – в его независимости. Вообще понятие свободы имеет для Пушкина самый широкий смысл: политически свободный человек не зависит от “гнета власти роковой”; он имеет право “никому отчета не давать, себе лишь самому служить и угождать”; поэт свободен творить, не опасаясь, что на его произведениях останется отпечаток руки цензора или его самого отправят в ссылку за неугодное царю вольномыслие; из Лицея поэт вынес любовь к пропитанным вольным духом дружеским пирушкам, “где веселье – председатель, а свобода…за столом законодатель”; и, наконец, свобода жить где и как хочешь, по своему усмотрению. Эту позицию поэт выразил в стихотворении “Из Пиндемонти” :

По прихоти своей скитаться здесь и там,

Дивясь божественным природы красотам,

И пред созданьями искусств и вдохновенья

Трепеща радостно в восторгах умиленья.

– Вот счастье! вот права…

Пушкин считал, что человек, добившийся свободы во всех значениях этого слова, абсолютно счастлив и пойдет по жизни, наслаждаясь творениями Бога и людей, им вдохновленными.

Свобода была для поэта тем окном, через которое он изучал мир, его окружающий, людей, живущих в этом мире, и, наконец, познавал самого себя. Такое различное толкование понятия “свобода” в словаре Пушкина обусловлено многогранностью его собственного характера, его личности, что в полной мере отразилось в его стихотворениях – практически ни одно из них нельзя однозначно истолковать, в них присутствуют сразу несколько мотивов, но, думается, нельзя ошибиться, сказав, что один из этих мотивов будет так или иначе связан со свободой.

“Природа у него – точно в первый день творения: кущи дерев, светлая лента реки, соловьиный покой, журчащий сладко ключ… Если назойливая современность и вторгается иной раз в этот замкнутый мир, то она сразу же утрачивает свой практический смысл и приобретает характер декоративный” – пишет об Афанасии Афанасиевиче Фете Самуил Яковлевич Маршак.

Да, в своем творчестве Фет не жалует современность, стихи его безоговорочно отданы любви и красоте человеческой и окружающего мира. Иногда даже создается впечатление, что поэт не сильно разделяет эти понятия.

Но, оставив в стороне тему любви, хотелось бы поговорить сегодня о пейзаже в лирике Афанасия Фета. Это не просто один из замечательнейших русских поэтов-пейзажистов – в его стихах природа изображена на редкость живо и детально. В этом плане он новатор. До Фета в русской поэзии, обращенной к природе, царило обобщение. Надо полагать, что на его творчество оказало серьезное влияние движение реализма, которое в в русском искусстве XIX века было настолько мощным, что практически все выдающиеся художники испытали его на себе.

Например, в стихах Фета во всей своей красоте предстает перед нами весна – с цветущими деревьями, первыми цветами, с журавлями, кричащими в степи. Мне кажется, образ журавлей, так любимый многими русскими поэтами, впервые обозначил Фет.

В стихах Фета мы встречаем не только традиционных птиц с привычным поэтическим ореолом – как соловей, лебедь, жаворонок, орел, но и таких как бы простых и непоэтичных, как сыч, лунь, чибис, стриж. Например:

И слышу я в изложине росистой

Вполголоса скрыпят коростели

Знаменательно, что здесь мы имеем дело с автором, который по голосу различает птиц и более того – замечает, где эта птица находится. Это, конечно, не просто следствие хорошего знания природы, а любовь к ней поэта, давняя и обстоятельная.

По-видимому, в работе над стихами о природе автор должен обладать незаурядным вкусом. Потому что в ином случае он тут же рискует впасть в подражание народной поэзии, которая изобилует такими вариантами.

Прав С. Я. Маршак в своем восхищении свежестью и непосредственностью фетовского восприятия природы: “Его стихи вошли в русскую природу, стали ее неотъемлемой частью, чудесными строками о весеннем дожде, о полете бабочки, проникновенными пейзажами”.

Как важную грань Фета-пейзажиста хочу отметить его импрессионизм. Импрессионист не чурается внешнего мира, он зорко вглядывается в него, изображая его таким, каким он представляется его мгновенному взгляду. Импрессиониста интересует не предмет, а впечатление:

Лишь ты одна скользишь стезей лазурной;

Недвижно все окрест…

Да сыплет ночь своей бездонной урной

К нам мириады звезд.

Читателю ясно, что внешний мир изображается здесь в том виде, какой ему придало настроение поэта. При всей конкретности описания деталей природа все равно как бы растворяется у Фета в его лирическом чувстве.

Природа у поэта очеловечена, как ни у одного его предшественника. Цветы у него улыбаются, звезды молятся, пруд грезит, березы ждут, ива “дружна с мучительными снами”. Интересен момент “отклика” природы на чувство поэта:

…в воздухе за песнью соловьиной

Разносится тревога и любовь.

Об этом двустишии Лев Толстой писал: “И откуда у этого добродушного толстого офицера берется такая непонятная лирическая дерзость, свойство великих поэтов?” Надо полагать, что Лев Николаевич Толстой, одновременно “ворча”, признал в Фете великого поэта. Он не ошибся.

Творчество Фета со временем не утрачивает прелести и новизны звучания. Может, это оттого, что он всегда выбирал темой для своих стихов только прекрасное – в природе, в человеке? Он говорил, что “без чувства красоты жизнь сводится к кормлению гончих в душно-зловонной псарне”. Его любовная лирика придерживается тех же принципов, что и пейзажная, она так же объемна, ярка, музыкальна, чужда контексту времени. В стихотворениях о любви пейзажные описания не столько сопровождают лирическое чувство, но словно глубоко переплетены с ним; красота любви воспринимается как единение с всеобъемлющей красотой вселенной. И Фет, в поэзии избегавший современности, как певец красоты, навсегда останется современен – ибо красота – вечна…

План сочинения 1. Серый и пасмурный день. 2. В лесу. 2.1 Заросшая узкая тропа. 2.2 Ручей в овраге. 2.3 Я перешел ручей по упавшему дереву. 2.4 Лес становится гуще. 2.5 Люди где-то неподалеку! 3. Надежно спрятанный на поляне дом 3.1 Старое здание.

В лесу

День серый и мрачный, такой серый, что оставлял отпечаток грустного настроения. Низкие облака ползли над землей. Передо мной лежал скучный пейзаж. Я шел и шел и, оглядываясь по сторонам заметил, что глазу не на чем было остановится. Наконец я вошел в невысокий Молодой лесок. Направился я по заросшей и узкой дорожке. Вокруг стояли осины. Среди их красных листьев с желтыми пятнами выделялись березы и зеленые дубы. Тропа спустилась в овраг, где бежал ручей с коричневой, словно густой чай, водой. Вокруг было глухо и безлюдно. Я перешел ручей по дереву, которое, по-видимому, от старости упало поперек ручья. За оврагом лес стал сгущаться. Тропу окружали джунгли с сухой крапивы и ежевики. Вскоре появились кусты дикой сирени. Среди деревьев стали выделятся бывшие грядки огородов. Значит, человек где-то неподалеку. Я едва выбрался из чащи на маленькую поляну, как увидел стоящий надежно спрятанный дом. Дом был с каменным крыльцом и деревянными колоннами, которые когда-то давно были, пожалуй, окрашенные в белый цвет. Дом наклонился, как смертельно раненный, будто вот-вот упадет. Крыша была зеленой и толстой от пушистого мха. Мощные лопухи растений почти закрывали двери. Я заглянул в серое окошко. Дом оказался мрачным и заброшенным. Словом, избушка на курьих ножках. Не хватало разве что Бабы Яги. Беседа К какому типу речи можно отнести текст? (Текст повествовательного характера – в основе рассказ о путешествии по лесу, о том, как на лесной поляне неожиданно было найдено старое здание. Однако здесь есть элементы описания местности – старого дома. Что дает основания утверждать, что описание местности создано в художественном стиле). Какие методы запомнились? (Эпитеты: красноватые листья, мощные лопухи. Сравнение: коричневая, как густой чай, вода. Персонификации: тропа спустилась, ручей бежал, дом наклонился). В какое время года происходят описанные события в тексте? Что указывает на то, что это ранняя осень? Каким настроением проникнуто начало отрывка? Как изменилось настроение персонажа в конце? Как относится герой произведения к тому, что видит?

Мир поэзии Есенина, несмотря на сложность, многообразие и даже противоречивость его творчества, представляет собой неразрывную художественную ткань из образов, символов, картин, мотивов, тем. Одно и то же слово, многократно повторяясь, превращается в своеобразный есенинский символ, а, соединяясь с другими словами и образами, создает единый поэтический мир. Так, одно из самых распространенных слов, которое проходит через все творчество Есенина, – это черемуха. Осыпающиеся цветы черемухи напоминают снег, метель, “черемуховую вьюгу”: “Сыплет черемуха снегом”. Метель и цветы черемухи, вроде бы не могут сочетаться, но, сочетая их, Есенин добивается совершенно нового ощущения прелести снежных цветов. Белые цветы и белая кора березы также “связываются” друг с другом. А общий для них признак – белый цвет – ассоциируется с белым снегом, метелью, символом неустроенности, и белым саваном, символом смерти: Снежная равнина, белая луна, Саваном покрыта наша сторона И березы в белом плачут по лесам Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам? С образом метели, в свою очередь, связан образ тройки как “символ радости, молодости, летящей жизни, счастья, родины. А промчавшаяся, запоздалая или чужая тройка – это потерянная радость, ушедшая чужая молодость: Снежная замять крутит бойко, По полю мчится чужая тройка. Мчится на тройке чужая младость, Где мое счастье? Где моя радость? Все укатилось под вихрем бойким Вот на такой же бешеной тройке. Каждый образ-символ имеет свои признаки, которые, соединяясь, выстраиваются в новый ряд связанных между собой образов: тройка – кони, сани – колокольчик… И это наполняет самые простые слова новым смыслом. Интересен образ слова “окно”. Воробышки игривые, Как детки сиротливые, Прижались у окна. Здесь слово “окно” – только художественная деталь. А далее в стихотворении это слово наполняется новым смыслом, расширяя свое значение. Повторяясь в соединении с эпитетом “мерзлый”, оно превращается в поэтический образ: И дремлют пташки нежные Под эти вихри снежные У мерзлого окна. Образность слова “окно” усиливается также за счет ее связи со словом “ставни” – “атрибутом” окна: А вьюга с ревом бешеным Стучит по ставням свешенным И злится все сильней. Интересно, что в стихотворении сквозной образ окна превращается для автора в своего рода пункт наблюдения. Из окна он видит лес, облака, двор, метелицу во дворе и воробышков. И в стихотворении “Подражанье песне” лирический герой наблюдает за происходящими событиями из окна: Я смотрел из окошка на синий платок… В пряже солнечных дней время выткало нить… Мимо окон тебя понесли хоронить. Такую позицию лирического героя как стороннего наблюдателя мы встречаемся во многих произведениях раннего Есенина. Белая береза Под моим окном Принакрылась снегом, Точно серебром. Эта же позиция характерна и для некоторых персонажей стихов Есенина: Знаю, знаю, скоро, скоро, на закате дня Понесут с могильным пеньем хоронить меня… Ты увидишь из окошка белый саван мой… Вот в другом стихотворении мать, поджидая сына, “подошла, взглянула в мутное окошко…” Даже боги с ангелами в “райском тереме” – и те наблюдают за жизнью людей и природы не иначе как из окна: “Говорит Господь с престола, / Приоткрыв окно за рай…” Таким образом, окно – важная деталь в поэтическом мире Есенина. А окна – это глаза избы, с которой поэт очень многое связывал. Весь есенинский мир как бы разведен на две части: изба и все остальное пространство. Это скорее даже два мира, разделенные стеклом: окно – граница этих миров. Русская изба для поэта – действительно целый мир. Это мир крестьянской избы, медленное течение сонной жизни за ее толстыми бревенчатыми стенами. Есенин поэтично изобразил этот мир в своих ранних стихах: “Смолкшим колоколом над прудом/ Опрокинулся отчий дом” ; “Изба-старуха челюстью порога / Жует пахучий мякиш тишины” Образ богатого дома, “больших хором”, “палат” и сытого мира вообще в сопоставлении с крестьянскими “избами”, “хатами” и миром голодных возникает и в стихотворении “Село”: Цветут сады, белеют хаты, А на горе стоят палаты, И перед крашеным окном В шелковых листьях тополя. Есенинскую избу окружает двор со всеми его атрибутами: “Под красным вязом крыльцо и двор”. Избы, окруженные двором и огороженные плетнями, “связанные” друг с другом дорогой – это и есть один из ликов есенинской дореволюционной Руси: Гой ты, Русь, моя родная, Хаты – в ризах образа. В том краю, где желтая крапива И сухой плетень, Приютились к вербам сиротливо Избы деревень. Окно, в представлении поэта, является границей, отделяющей внутренни
й мир избы от внешнего мира. Есенин не видит путей выхода из этого, созданного им, замкнутого мира, опоясанного деревенской околицей: Закружилась пряжа снежистого льна, Панихидный вихорь плачет у окна, Замело дорогу вьюжным рукавом, С этой панихидой век свой весь живем. К образу-символу окна особенно часто поэт обращается в последний год жизни – в 1925 году. Образ этот наполняется еще более глубоким смыслом. Окно разделяет не только два мира – внутренний и внешний, но и два периода жизни поэта: его “голубые года”, детство, и настоящее. Лирический герой мечется между этими двумя мирами, входя попеременно то в один, то в другой: За окном гармоника и сиянье месяца. Только знаю – милая никогда не встретится. Проходил я мимо, сердцу все равно – Просто захотелось заглянуть в окно. В поэзии Есенина все взаимосвязано, и почти каждая художественная деталь, каждое слово является важной частицей целого – есенинского поэтического мира. Уникальность этого мира ощущали не только современники, но и потомки. Утонченность, образность, изящество стихов Есенина позволили Горькому сказать: “Есенин не человек, это орган, созданный природой для своего самовыражения”.

Гордостью русской науки и литературы был Михаил Васильевич Ломоносов. Ученый-энциклопедист, сделавший открытия во многих областях науки – физике, химии, математике, механике, он сыграл большую роль в развитии русской культуры и литературы.

М. В. Ломоносов в соответствии с принципами классицизма упорядочил и систематизировал русский литературный язык. Он создал учение о стилях языка. Все современное ему словарное богатство М. В. Ломоносов разбил на три группы, образующие три стиля – высокий, средний и низкий. “Высокий штиль” состоит из слов старославянского происхождения, которые практически не употребляются в разговорной речи. Этим стилем, по мнению М. В. Ломоносова, надо писать трагедии, героические поэмы, оды. “Средний штиль” включает и разговорную лексику, и общеупотребительные старославянские по происхождению слова, понятные каждому носителю русского языка. “Средний штиль” используется в научных сочинениях, стихотворных посланиях друзьям. “Низкий штиль” складывается из слов живой разговорной речи и простонародных слов. Им можно писать комедии, песни, басни.

М. В. Ломоносов провел реформу русского стихосложения. Поэзия начала XVIII в. писалась на основе силлабического стихосложения. М. В. Ломоносов развил силлабо-тоническую систему, начало которой положил Василий Кириллович Тредиаковский. Силлабо-тонический стих был более естественен и органичен для русского языка, и его введение способствовало подъему национальной поэзии.

В русской поэзии М. В. Ломоносов известен как автор многочисленных од. Основными темами его торжественных стихов были природа и ее познание, труд, прославление военных побед России. Одам М. В. Ломоносова свойственен гражданско-патриотический пафос. В “Оде на взятие Хотина” поэт воспевает блестящую победу русских войск над турками. “Ода на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны” обращена к властительнице России с призывом продолжать петровские реформы, покровительствовать наукам и искусствам. Ломоносов показывает богатство и огромные возможности России, он уверен, что “может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать”.

Начатая как воспевание Елизаветы Петровны, “Ода на день восшествия…” превращается в гимн науке.

Тему человека и природы рассматривали многие писатели, и среди них мне хотелось бы назвать Валентина Распутина и его ро­ман “Прощание с Матерой”. Природа в этом произведении предста­ет перед читателем в разных Значениях. Это и пейзаж, и художест­венный символ гибели, смерти, и выявление сущности человека, человеческой природы; природа как хозяин жизнеустройства, ми­роустройства. Эти аспекты понимания природы я и попытаюсь рас­крыть.

Пейзаж в повести выявляет настроение каждого и всех героев. Когда слухи о переселении жителей были еще неясными, неточны­ми, то природа предстает перед нами успокаивающая, нежная, до­брая: “Жары на острове, посреди воды, не бывает; по вечерам, ког­да затихал ветерок и от нагретой земли исходило теплое испарение, такая наступала кругом благодать, такой покой и Мир,, , так все ка­залось прочным, вечным, что ни во что не верилось – ни в пере­езд, ни в затопление, ни в расставание… В конце романа природа показывается тревожной, затихает в ожидании чего-то плохого, сумрачного; такое же настроение было и у оставшихся жителей Матеры: “Стояла глухая, сплошная тишь: не плескала вода, не до­носило привычного шума с переката на недалеком верхнем изломе Ангары, не булькала одиноким случайным чмоком со дна рыба, не возникало, не пробивалось нигде длинного и мерного, в другую по­ру доступного чуткому уху, поигрывающего посвиста течения, мол­чала земля – все кругом казалось заполнено мягкой, непроницае­мой плотью…” В романе картины природы выступают в роли сим­волов, которые меняют свое значение в зависимости от развития

Сюжета и авторской идеи. К таким символам можно отнести образ Ангары. В начале романа – это “могучая сверкающая течь”, кото­рая катится “с чистым, веселым перезвоном”, в конце же Ангара вовсе исчезает, она “сгинула в кромешной тьме тумана”. Эволюция этого символа неотделима от эволюции жителей Матеры: ведь и они живут как в тумане: Павел на катере не может найти свою род­ную деревню, старухи, жившие столько лет вместе, не узнают друг друга, лишь видно, как “в тусклом размытом мерцании проносятся мимо, точно при сильном вышнем движении, большие и лохматые, похожие на тучи очертания…” Затем очень символичен туман, опу­стившийся на Матеру. Такого густого тумана не было уже давно, и он как бы является символическим концом Матеры, последний раз оставляя ее в одиночестве с ее старейшими жителями. Вообще я хочу отметить, что природа, по Распутину, так или иначе изменя­ется в соответствии с изменениями в людской жизни, и можно сде­лать справедливый вывод, что природа и человек имеют в романе огромное влияние друг на друга и существуют нераздельно.

Теперь я перейду к изображению природы как образа Хозяина. Сначала он описывается как “маленький, чуть больше кошки, ни на какого другого зверя не похожий зверек”, которого “никто ни­когда не видел”, но “он здесь знал всех и все, что происходило из конца в конец и из края в край на этой отдельной, водой окружен­ной и из воды поднявшейся земле”. Однако он не является бессло­весным существом: его мысли, его анализ происходящего сразу же выдают его предназначение. С одной стороны, это, безусловно, сам автор, который наблюдает за событиями как бы со стороны, загля­дывает вперед повествования (“Знал Хозяин, что Петруха скоро распорядится своей избой сам”) и выносит его на суд читателя че­рез призму собственного восприятия. А с другой стороны, этот об­раз настолько гармоничен, что невольно напрашивается его олице­творение с самой природой, и через него она выражает свое отно­шение ко всему происходящему. Особенно четко это видно в самом конце произведения, когда “…в раскрытую дверь, как из развер­стой пустоты, понесло туман и послышался недалекий тоскливый вой – то был прощальный голос Хозяина”; природа в образе Хозя­ина прощается с Матерой, которая была ей так дорога и близка.

Наконец, я подхожу к третьему, самому, на мой взгляд, слож­ному аспекту представления природы в изображении Валентина Распутина – природы, выявляющей природу человека. Эта тема является одной из основных во всех произведениях писателя. В “Прощании с Матерой” он создал яркие, колоритные образы, пока­зав в них все стороны человеческого характера. Это и бесстыдство Петрухи, который, после того как поджег свою избу, говорил, как “в последний момент проснулся от дыма в легких и от жара в воло­сах – волоса аж потрескивали”; это и самобытность “чужака” Бо-годула, и духовная сила старухи Дарьи, которая сама прибирает свою избу, прощается с ней, со своей прошлой жизнью; она испол­няет извечный обряд: “…Ее по-прежнему не оставляло светлое, ис-тайна берущееся настроение, когда чудилось, что кто-то за ней по­стоянно следит, кто-то ею руководит”; это и недетская серьезность молчаливого Коли, еще совсем маленького мальчика, который, од-

Нако, Уже успел узнать жизнь. Автор нередко “выворачивает” Сво­их героев наизнанку, показывая самые тайные уголки их души. И

Я думаю, что Валентина Распутина можно смело назвать знатоком природы человека и писателем драматического времени, совестью своего народа.

Виктор Викторович Конецкий в своей статье поднимает очень важную проблему – проблему патриотизма. Она относится к категории нравственных проблем и является актуальной в наше время. Ведь многие люди, вынужденные покинуть Родину и жить за границей, начинают испытывать пронзительное чувство любви и неразрывной связи со своей отчизной. Позиция автора мне ясна, находясь далеко от Родины, он увидел птиц, которые напомнили ему Россию и пробудили в нем глубокие чувства. Вспоминая места, где прошло его детство, места, где прошло его детство, места, в которых так тревожат его душу. В. Конецкий пишет: “… это связано не только с радостью от пробуждения природы, но и глубоким ощущением родины, России”. Я согласна с позицией автора. Непередаваемая печать и тоска охватывает нас, когда мы находимся вдали от родного дома. Проблема патриотизма хорошо освещена в литературе. К примеру, в поэме А. А. Твардовского “Василий Теркин”, мы знакомимся с героем – Василием. Он сильный и надежный, главная его цель – отвоевать, восстановить мир и вернуться домой. Василий Теркин – настоящий герой, мужественный солдат и истинный патриот. Любовь к родным и близким, к малой Родине и самые сокровенные воспоминания из детства. Все это составляет единую картину. Такая картина всегда в памяти человека, называемого патриотом. Именно таким был Сергей Александрович Есенин. Истинно русский поэт, чье творчество, пропущенное через сердце и душу, передает нам его переживания за судьбу России и искреннюю любовь в ней. Глубокие, чистые чувства скрываются за простыми строчками в его стихотворениях: “О Русь – малиновое поле И Синь, упавшая в реку, Люблю до радости и боли Твою озерную тоску”. Прочитав данный текст, нам становится ясно, что воспоминания, любовь к Родине и тоска по ней – это глубочайшие чувства, тревожащие сердца истинных патриотов.

Я мечтал, чтобы зло в мире было наказано. Мне очень интересно было читать Сказку Оскара Уайльда “Звездный мальчик”.

О чем она? О холоде – зло и тепло – добро и любовь. Именно холодной зимней ночью Лесорубы нашли младенца, и один из них не выдержал испытание на человечность, потому что хотел оставить ребенка умирать от стужи. А его товарищ пожалел мальчика, принес домой, хотя у него были свои дети, которые не всегда имели кусок хлеба, и растил его как родного.

Сказка – о заботе и неблагодарности, о красоте, которая не всегда бывает хорошей. Звездный мальчик не знал слова “спасибо”. Его красота ослепила ему глаза, он рос гордым, самовлюбленным, эгоистичным, неблагодарным, равнодушным, жестоким и злым. Автор его сравнивает с нарциссом. А миф про Нарцисса читала мне мама, и нам бы не хотелось быть похожими на этот цветок.

Мальчик не знал, что такое труд, помощь родным. Он целыми днями любовался своим отражением в воде, смеясь от удовольствия. Детей Дровосека и детей односельчан он презирал, и стал хозяином над ними, называл их своими слугами. Бедных, нищих, больных не имел он никакого сожаления, оскорблял их, издевался над ними. Мама сказала мне, что красота спасет мир. Может ли красота Звездного мальчика спасти мир, если он выколол глаза кроту, бросал камни в прокаженного? Сердце его было окаменелым и холодным.

Звездный мальчик забыл заповедь: “Относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе”, когда издевался над бедной женщиной попрошайкой. Он забыл самую главную заповедь Божию: “Почитай отца и мать свою, чтобы длинные были дни твои на земле”, отрекся от своей матери, которая 10 лет искала его. Он назвал ее сумасшедшей. Нищенка, уродлива и одета в лохмотья, не может быть его, сына Звезды, матерью. Он отказался поцеловать ее. Ему лучше поцеловать гадюку или жабу, чем родную мать. Зло должно быть наказанным. Красивый Звездный мальчик стал “такой противный, как лягушка, и гадкий, как гадюка”. Только сейчас он понял, что его “постигло это бедствие за его грех”.

Грехи нужно искупать Звездный мальчик должен обойти весь мир, чтобы найти мать и вымолить у нее прощение. Сначала он попросил прощения у Божьих созданий: Крота, которого ослепил, Коноплянки, крылья которой подрезал, и у Белочки, мать которой он убил. Ему пришлось пройти через издевательства, голод, холод, жестокость, равнодушие людей, за то зло, что сеял в мире сам. “И Аз Воздам”, – говорит Библия.

Три года он бродил по свету. Наконец он подошел к воротам города и старался войти туда. Часовые смеялись с его отвратительного лица и грязной одежды. Старый человек со злым лицом купил мальчика как раба. За это Звездный мальчик должен принести колдуну 3 золотых монеты. Если он не выполнит задание, его будет жестоко наказан.

Забыв о своем горе, Звездный мальчик освободил зайчонка, попавшего в капкан. Заяц сказал мальчику мудрые слова: “Я отнесся к тебе так, как ты отнесся ко мне” и указал ему дуб, в дупле которого лежала монета. Еще два раза Заяц помог Мальчику, потому что Мальчик первый его, Зайца, пожалел. Все три монеты Звездный мальчик отдал прокаженному, над которым сжалился, проявил милосердие, хотя знал, какая жестокая судьба ждет его.

И произошло чудо: к нему вернулась его красота. Следовательно, только от человека зависит, каким путем ей идти, что победит в ее сердце – добро, милосердие или зло и жестокость. Не делать зла – мало, надо творить добрые дела, и тогда люди подарят тебе свое уважение, признательность и любовь.

Мальчик-Звезда сумел выпросить прощение за свои грехи у матери и отца, стал красивым не только внешне, но и душой. Став обладателем города, он руководил справедливо и милосердно, отблагодарил Дроворубові и его жене, их детей всячески чествовал. Заботился о зверей и птиц, бедным давал хлеб и одежду.

Сказка имеет печальный конец: через три года Звездный мальчик умер, “потому что слишком велики были его страдания”. Мы запомним его уроки любви, добра и милосердия, будем жить по Божьим заповедям и верить, что Добро всегда побеждает зло, что Красота и Добро живут вместе.

А. А. Блок очень хотел связать с революцией, этим судьбоносным для страны событием, возможность обновления всего мира, его духовного очищения. Искренняя вера в спасительность “мирового пожара” революции нашла отражение, прежде всего, в поэме “Двенадцать”. Поэма была написана на одном дыхании: Блок начал работать 8 января 1918 года, а 28 января уже закончил, после чего в дневнике сделал запись: “Сегодня – я гений”. “Моря природы, жизни и искусства разбушевались, брызги встали радугой над нами. Я смотрел на радугу, когда писал “Двенадцать”.

Первые строки “Двенадцати” определяют принцип композиции всей поэмы – контраст черного и белого, старого и нового, тьмы и света, сатиры и героики: “Черный вечер. Белый снег”. Контраст мы увидим и в системе образов, и в хронотопе, то есть временно-пространственном построении, и в деталях, и в ритмике стиха.

Однако все не так однозначно, как кажется. Уже в начальной строфе обращаем внимание на неустойчивость видимого противопоставления, все пошатнулось: “Ветер, ветер! / На ногах не стоит человек. / Ветер, ветер – / На всем Божьем свете!” Границы между тьмой и светом зыбки. Шаткость мира подчеркивается четырехкратным повтором слова “ветер”, строкой “На ногах не стоит человек”. И эта вселенская неустойчивость становится определяющим мотивом поэмы. Неслучаен переход от универсальных символических образов природы к конкретному человеку, обобщенному образу “всякого ходока”, который изображается скользящим – “скользко”, “скользит”. Причем ветер гуляет “на всем Божьем свете”, то есть Россия символизирует собой весь мир. На русском человеке особая ответственность – выстоять, не упасть на этом ветру, когда над всей землей “черное, черное небо” и у многих людей “злоба, грустная злоба кипит в груди… Черная злоба, святая злоба…”. И так трудно найти твердый путь, верный путь – путь “в тоске безбрежной”, путь “сквозь кровь и пыль”, к свету, к вере. Таким образом, с начала поэмы заявлена ее основная тема – грандиозная картина борьбы мирового зла и добра. За любовным сюжетом встает зарево “мирового пожара”, за петроградской улицей – не только Русь, но и “весь Божий свет”, за двенадцатью красногвардейцами – все человечество.

В контексте раскрытия темы святости и греха образ “двенадцати” выглядит особенно интересно. Такие отряды формировались большевиками в Петрограде из рабочего люда, были призваны стать силой пролетарской революции. Как правило, в Красную гвардию отбирались “проверенные” люди, цвет рабочего класса. Но в поэме перед нами вовсе не авангард, а голытьба, которой “на спину б надо бубновый туз” – отличительный знак каторжников. Эти люди вихрем истории подняты с самых низов. И они взяли на себя всю тяжесть исторического возмездия, все бремя платы за искупление грехов.

Некоторые критики считают, что Блок изначально пытался показать “кошмарно-убийственный характер революции”. Но нельзя проигнорировать и строки: “Товарищ, гляди в оба!”, “Революцьонный держите шаг!”, “Вперед, вперед, / Рабочий народ”. В душах “двенадцати” смешаны и забубенная удаль, и чувство революционного долга. Причем оба эти начала не просто совмещаются, но противоборствуют в героях, что вполне отвечает человеческой и социальной природе героев:

Как пошли наши ребята

В красной гвардии служить –

В красной гвардии служить –

Буйну голову сложить!

…

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба –

Гуляет нынче голытьба!

С одной стороны, кажется, что красноармейцы, впереди которых Исус Христос, сравнимы с двенадцатью апостолами. Однако многими критиками подмечается, что образ “двенадцати”, рассматриваемый в контексте мотива бесовства, никак не может символизировать библейских героев, несущих всему миру благую весть о возрождении человека к новой жизни. Они творят лишь разрушения на своем пути, потешаясь над христианской святостью:

Товарищ, винтовку держи, не трусь!

Пальнем-ка пулей в Святую Русь –

В кондовую,

В избяную,

В толстозадую!

Эх, эх, без креста!

Неоднозначной оказывается мораль красногвардейцев и там, где дело касается любви и ненависти, своеобразных “параллелей” святости и греху. После совершенного в ревности убийства Петька восклицает: “Ох, пурга какая, спасе!” Здесь впервые появляется фигура, которая затем получит имя Христа. Но товарищи призывают его не вспоминать “золотой иконостас”:

– Петька! Эй, не завирайся!

От чего тебя упас

Золотой иконостас?

Бессознательный ты, право,

Рассуди, подумай здраво –

Али руки не в крови

Из-за Катькиной любви?

– Шаг держи революцьонный!

Близок враг неугомонный!

Герои поэмы не разделяют дело революции и Катькину пролитую кровь, говорят обо всем подряд или вперемежку. Петька продолжает идти с ними вместе, уже не оступаясь. Его личная драма разрешается окончательно и бесповоротно, автор больше к этому не возвращается. Однако ощущение трагизма происходящего так и остается с читателем. Продолжает в душе звучать: “Загубил я, бестолковый, / Загубил я сгоряча… ах!” И стоном отдается: “Упокой, господи, душу рабы твоея…/ Скучно!” Мы чувствуем, что грубые утешения товарищей лишь внешне помогают Петрухе справиться с собой и восстановить державный шаг: “И Петруха замедляет / Торопливые шаги… / Он головку вскидавает, / Он опять повеселел…”. Веселье это напускное. Неслучайно следующую главу начинают строки, пронизанные всечеловеческой тоской: “Ох ты, горе-горькое! / Скука, скучная, Смертная!”

Так и образ Христа получает двойное истолкование. С кем он? Кого призван защитить? Некоторые обвиняли Блока в кощунственном святотатстве, свидетельствующем о том, что поэт “продался” новой власти, поставив Спасителя во главе революционеров. Другие увидели в Исусе вождя двенадцати красногвардейцев – “апостолов”, который ведет их революционным путем. Они считали, что Блок воспевал величие и правоту “революции-бури”, несущей возмездие старому миру. Несмотря на то, что герои поэмы идут в бой “без имени святого”, “эх, эх, без креста!”, дело, которое они вершат ради будущего всего человечества, право и свято. То есть Блок “освящает” именем Исуса революцию. Христос не напрасно идет “в белом венчике из роз”, являющемся символом чистоты, святости, непорочности. Если “старый мир” являет собой зло, мрак, то силы, ему противостоящие, не могут не быть добрыми, светлыми, святыми. И это даже притом, что поэт не идеализирует своих героев. Коллективный портрет “двенадцати”, этого отчаянного сброда, содержит в себе все крайности народной стихии – неуправляемость, бессмысленную жестокость. Однако за “гримасами” революции Блок видел ее величие. В статье “Интеллигенция и революция” читаем: “Что же вы думали? Что революция – идиллия? Что народ – паинька? что так “бескровно” и так “безболезненно” разрешится вековая распря между “черной” и “белой” костью?..”. Христос в поэме становится заступником всех угнетенных и обездоленных, воплощением справедливости, символом революции. Доказательством данной мысли могут послужить строки из стихотворения Блока 1906 года “Ангел-Хранитель”, в котором Христос шел “отмстить неразумным, кто жил без огня”, кто унижал народ.

Поэт стремился отразить короткую переломную эпоху в жизни русского общества, когда размываются понятия святости и греха. Двенадцать красногвардейцев проходят путь от стихийного разгула к дисциплинированности и собранности. Герои в финале поэмы уже не грозят старому миру полоснуть ножичком, не поют анархически-разбойных частушек, а действуют более осознанно. В последних главах неоднократно повторяется призыв: “Вперед, вперед, вперед, / Рабочий народ!” Вместе с тем в поэме показано, насколько жестоко творится история. Нет оправдания невинно пролитой крови. И как у Пушкина “бессмысленный и беспощадный” бунт почти так же беспощадно и кроваво карается властью, так и у Блока стихию народного бунта неотвратимо сменяет “державный шаг” новой власти. Ведь страшнее самой жестокой тирании безвластие, анархия.