Category: Школьные сочинения

Западноевропейская и американская литературы в течение первой половины ХХ века развивались под знаком двух мировых войн, связанного с ними кризиса культуры и моральных устоев западного общества. Предчувствие кризиса появилось уже в конце XIX века, который принято считать золотым веком литературы. О ней сигнализировали деградация буржуазного идеала, замена просветительской концепции культуры концепцией предпринимательской. На рубеже ХІХ-ХХ вв. в художественное писательство входит новый персонаж – “антигерой”, филистер, лишенный принципов мелкий “лавочник”, коммерсант. Все они далеки от романтического мировосприятия героев XIX века. Такими были герои английского драматурга Дж. Бы. Шоу, американского писателя Т. Драйзера, французского романиста Г. Роллана, немецкого – Т. Манна и многих других. “Антигерою” противостоят мечтатели: художник – художник, музыкант, скульптор, писатель; просто “маленький человек”, способен воспринимать мир утонченно-болезненно, сквозь призму самоанализа, который в основном делает его жертвой сильной, жестокой и беспринципной личности диктатора. Эта тема волновала Ф. Кафку, Г. Ибсена, Г. Гессе и многих других. Психологическая проза продолжала традиции Ф. Достоевского, которого считал своим учителем идеолог культуры упадка и войны Ф. Ницше. На вопрос Ф. Достоевского о существовании Господне Ф. Ницше вызывающе заявлял о “смерти Бога”, которая развязывает руки преступления, ведь если “Бог умер, значит, все позволено” (Ф. Достоевский). И если Бога нет, кто-то должен занять его место. На место Бога Ф. Ницше пытается поставить Человека, способного взять на себя все проблемы человечества, – Сверхчеловека.

В условиях советского тоталитаризма на протяжении многих десятилетий в литературоведении господствовал взгляд, согласно которому в мировом художественном писательстве наиболее важными и знаковыми были художники, которые разделяли социалистические убеждения или, по крайней мере, симпатизировали идеалам социализма, поддерживали коммунистическое движение. В последние годы на постсоветском пространстве превалирует диаметрально противоположная тенденция: наибольшую популярность имеют “антисоветские” писатели, авторы антисоциалистического толка.

Настоящие произведения искусства, в т. ч. и литературы, никогда не вкладывались в политико-идеологические категории. Литература обращена к человеку, в определенной степени и до вселенского бытия в его целостности. Воспринимать творчество “отцов модернизма” в зарубежной литературе – Н. Пруста, Д. Джойса или Ф. Кафки в рамках политико-идеологических категорий – значит, потерять самое существенное в ее произведениях. В таком случае стоит оперировать “вечными” категориями – Любви и Ненависти, Добра и Зла, Правды и Лжи и тому подобное.

Вместо искусства, реалистично воспроизводили действительность, в начале ХХ века появилось искусство, которое изучало и воспевало исключительно внутренний мир художника, его Я, которое становилось центром художественной вселенной.

В конце ХІХ – начале ХХ века. на Западе сформировалось новое направление в искусстве и литературе – Модернизм.

Бой идет святой и правый, Смертный бой яе ради славы – Ради жизни на земле.

А. Т. Твардовский

Александр Трифонович Твардовский написал выдающееся про­изведение о войне – поэму “Василий Теркин”. Книга очень полю­билась практически всем, кто ее прочитал, и это не случайно: ведь так о Великой Отечественной войне еще никто до Твардовского не писал.

Многие выдающиеся полководцы издавали свои книги, в кото­рых рассказывали о планах грандиозных сражений, о перемещени­ях армий, о тонкостях военного искусства. Военачальники знали и видели то, о чем писали, и они имели полное право освещать имен­но эту сторону войны,

Но была и другая жизнь, солдатская, о которой нужно знать не меньше, чем о стратегии и тактике. Очень важно понимать пробле­мы, переживания и радости рядовых. Наверное, трудно предста­вить человеку, не принимавшему участия в войне, жизнь простого солдата. Твардовский рассказывает нам о ней очень правдиво, без прикрас, ни о чем не умалчивая. Писатель сам был на фронте, уз­нал обо всем не понаслышке.

Понимал Твардовский, что победа над Германией складывалась из подвигов, совершенных обыкновенными людьми, простыми сол­датами, такими, как главный герой его поэмы – Василий Теркин.

Кем же был Василий Теркин? Простым бойцом, каких очень ча­сто можно встретить на войне. Не занимать ему было чувства юмо­ра, ведь

На войне Одной минутки Не прожить Без прибаутки, Шутки самой Немудрой.

Сам Твардовский говорит о нем:

Теркин – кто же он такой? Скажем откровенно: Просто парень сам собой. Он обыкновенный.

Впрочем, парень хоть Куда. Парень в этом Роде В каждой Роте есть всегда, Да и в Каждом Взводе.

В главе “Теркин – Теркин” мы встречаем еще одного бойца с такой же фамилией и таким же именем, и он тоже герой.

Теркин говорит сам о себе во множественном числе, показывая тем самым, что он – это собирательный образ:

И не Раз В пути привычном, У дорог, в пыли колонн, Был рассеян я частично, А частично истреблен…

Первый подвиг Теркина, о котором мы узнаем, – это побег из немецкого плена. В те времена его могли расстрелять за то, что он не покончил жизнь самоубийством. Именно к этому призывало ру­ководство страны всех пленных, находящихся в Германии. Но чем же виноват человек, попавший к врагам? Не по своей ведь воле он это сделал.

Думаю, что из-за такого отношения страны к попавшим в плен (кстати, очень многих взяли из-за просчетов руководителей, осо­бенно в первые месяцы войны) несчастные люди и переходили на

6-3959 161

Сторону фашистов. А Теркин не побоялся, бежал оттуда, чтобы сно­ва защищать Родину от врага.

Несмотря на это, он чувствовал себя виноватым:

Заходил в любую хату, Словно чем-то виноватый Перед ней. А что он мог!

Да, действительно, ничего он не мог поделать, так уж сложи­лись обстоятельства.

Мы видим, что часто на войне бойцы чувствуют себя виноваты­ми из-за того, что кто-то погиб. Когда во время переправы один из взводов остался на вражеском берегу, другие солдаты избегали го­ворить об этом:

И о нем молчат ребята В боевом Родном кругу, Словно чем-то Виноваты, Кто на левом берегу.

Бойцы уже и не надеялись увидеть товарищей живыми, мыс­ленно попрощались с ними, и вдруг дозорные увидели какую-то точку вдали. Конечно, они обсуждают увиденное, высказывают различные мнения, но даже не смеют думать о том, что кто-то мог доплыть живым с того берега.

Но в том-то и дело, что Теркин опять совершил героический по­ступок – добрался до своих по ледяной воде, которая “даже рыбам холодна”. Этим он спас жизнь не только себе, но и целому взводу, за которым были посланы люди.

Поступил Теркин очень мужественно, далеко не каждый решит­ся на такое. Попросил солдат у полковника вторую стопку водки: “так два ж конца”.

Теркин не может оставить друзей в неведении, поэтому плывет обратно на другой берег, чтобы обрадовать их благополучным исхо­дом своего путешествия. А опасность для него представляет не только холод, еще и “пушки бьют в кромешной Мгле”, Потому что

Бой идет святой и правый, Смертный бой не ради славы – Ради жизни на земле.

Защита жизни на земле – главное дело солдата, и иногда при­ходится для этого жертвовать собственной жизнью, здоровьем. На войне без ранений не обходится, не избежал этого и Теркин.

Он попал в “погребушку” К немцам, чтобы проверить, не оттуда ли бьет пушка. Сидевший там немец выстрелил и попал Теркину в плечо. Страшные сутки провел Теркин, “оглушенный тяжким гу­лом”, теряя кровь. По нему били свои же орудия, а погибнуть от своих – это еще ужаснее, чем от врагов.

Только через сутки нашли его, истекающего кровью, “с лицом землистым”. Надо ли говорить о том, что Теркин вполне мог бы и не ходить туда, ведь никто не принуждал его идти к врагу в оди­ночку.

Интересно отношение Теркина к награде:

– Нет, ребята, я не гордый, Не загадывая вдаль. Так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль.

Везде и всегда есть люди, которые стремятся к высоким награ­дам, это основная цель их жизни. Безусловно, и на войне таких бы­ло достаточно. Многие из кожи вон лезли, только бы получить ор­ден. Причем обычно это люди, которые не особо любят рисковать своей жизнью, а больше сидят в штабе, выслуживаются перед на­чальством.

Как мы понимаем Из слов самого героя, Даже медаль ему Нужна не для хвастовства, а как память о войне, и он ее Заслужил:

Обеспечь, раз я достоин. И понять вы все должны: Дело самое простое – Человек пришел с войны.

По-моему, отказ от ордена – тоже своеобразный подвиг.

У Теркина был страшный поединок с немцем:

Так сошлись, сцепились близко, Что уже обоймы, диски, Автоматы – к черту, прочь! Только б нож и мог помочь.

Они дерутся один на один, “как на древнем поле боя”. Твардов­ский прекрасно понимал, что такая борьба – это совсем другое, тут каждый полагается лишь на свои силы, это как бы возвраще­ние к истокам боевого искусства.

Исход любой битвы зависит не только от физической силы про­тивников, в конечном счете решают все чувства, эмоции. А в руко­пашной схватке эта зависимость итога борьбы от чувств проявляет­ся еще сильнее. В начале главы “Поединок” автор показывает фи­зическое превосходство немца, “дармовым добром кормленного”. По Теркина разозлило то, что кто-то смеет заявляться в российские дома, требовать себе еды, наводить в стране “свой порядок”. И еще больше подхлестнуло Теркина то, что немец замахнулся на него своей каской:

Ах, ты вон как! Драться каской? Ну не подлый ли народ!

И это действие немца решило все, исход борьбы был ясен. Тер­кин взял “языка” – добычу ночи”. Он снова совершил подвиг, вы­играв ужасный поединок.

Пожалуй, самое жуткое место “Книги про бойца” – это глава “Смерть и воин”. Она повествует о том, как смерть пришла к наше­му герою, который “неподобранный лежал”. Смерть уговаривала его сдаться ей, но Теркин мужественно отказывался, хотя ему сто­ило это очень больших усилий. Смерть не хочет так просто упус­кать свою добычу и не отходит от раненого. Наконец, когда Теркин стал понемногу уступать, он задал Смерти вопрос:

Я Не худший и не лучший, Что погибну на войне. Но в конце ее, Послушай. Дашь ты на день отпуск мне?

Из этих слов солдата мы понимаем, что уже даже и не жизнь боль­ше всего дорога ему, он готов расстаться с ней, но победу русских ему видеть необходимо, он в ней даже в самом начале войны нисколько не сомневался. Участие в войне против фашизма, этом страшнейшем и величайшем событии XX века, – главное дело его жизни.

Настоящие бойцы, Такие, Как Теркин, не боятся смерти, не бо­ятся риска. Они просто сражаются и совершают подвиги, не думая о награде, – подвиги человека на войне.

Блещешь гордою красой – такое выражение могло быть навеяно блеском морской воды под лучами солнца, но эпитет гордою выводит образ за пределы фотографически точного изображения увиденной картины и передает восприятие моря поэтом.

Ропот заунывный – существительное ропот происходит от глагола роптать в значении “выражать недовольство негромкой речью в неясной форме”. Эпитет заунывный означает “тоскливый”.

Шум призывный – шум, который звучит как призыв, зовет вернуться назад.

Предел желанный – место, к которому стремится лирический герой стихотворения.

Заветным умыслом томим: томим – краткое страдательное причастие настоящего времени, образованное от глагола томить, обозначает постоянное ощущение какого-то желания. Заветным умыслом – тайным, глубоко задушевным замыслом, идеей, желанием.

Своенравные порывы – здесь имеется в виду шторм на море с порывами ветра и неожиданными всплесками волн; порывы противопоставляются тишине, штилю: “Как я любил… И тишину в вечерний час, / И своенравные порывы!”

Смиренный парус – скромная лодка простых рыбаков; использована метонимия: лодка с парусом – парус.

Твою прихотью хранимый – поэт пишет, что море непредсказуемо: по нему может спокойно плавать даже скромная лодка, “хранимая прихотью”, но может потонуть “стая” кораблей.

Скользит отважно – скользит, плывет по воде смело, без страха.

Рвалась душа моя – стремилась душа.

Путь беспечный устремил: устремил путь – направился; беспечный – беззаботный.

Воспоминанья величавы – здесь: воспоминания о прежнем величии.

Неукротим – никому не подчиняющийся, абсолютно вольный.

Торжественная краса – величественная, вызывающая впечатление торжества и мощи красота.

Все тихо, просто было в ней…

А. С. Пушкин

На первый взгляд непонятно, почему Пушкин, всю жизнь влюблявшийся в блестящих светских красавиц, называет своим идеалом скромную и серьезную Татьяну Ларину. Наверное, как и всякому человеку, ему хотелось надежности, верности, преданности, которые легче было найти в неиспорченной деревенской девушке, ценившей книги и природу больше светских забав. Именно этого он напрасно ждал от Натальи Гончаровой, барышни из Полотняного Завода.

Присмотримся поближе к Татьяне. Вот какой предстает она перед Онегиным:

Итак, она звалась Татьяной. Ни красотой сестры своей, Ни свежестью ее румяной Не привлекла б она очей. Дика, печальна, молчалива, Как лань лесная, боязлива, Она в семье своей родной Казалась девочкой чужой.

Уже в детстве не игры с другими девочками, не куклы, а природа манила к себе ее:

Она любила на балконе Предупреждать зари восход, Когда на бледном небосклоне Звезд исчезает хоровод, И тихо край земли светлеет…

Татьяна раскрывается перед нами и как неповторимая индивидуальность, и как тип русской девушки, живущей в провинциальной дворянской семье. От матери она унаследовала пристрастие к французским романам:

Ей рано нравились романы; Они ей заменяли все; Она влюблялася в обманы И Ричардсона и Руссо.

При этом, как и многие другие русские барышни, Татьяна “верила преданьям простонародной старины”. “Это дивное соединение грубых, вульгарных предрассудков со страстию к французским книжкам. .. возможен только в русской женщине. Весь внутренний мир Татьяны заключался в жажде любви; ничто другое не говорило ее душе, ум ее спал”, – отмечал В. Г. Белинский. Воображение Татьяны рисовало романтического героя, стать которым не мог никто из дворян-соседей. Ее душа ждала чего-то более возвышенного:

Давно сердечное томленье Теснило ей младую грудь; Душа ждала… кого-нибудь, И дождалась… Открылись очи; Она сказала: это он!

Татьяна сумела почувствовать незаурядность Онегина. И эта девочка, воспитанная в духе “хороших манер”, совершает настоящий героический поступок – первая признается в любви. Пушкин восхищается ее открытой прямотой, сравнивая Татьяну с манерными и искушенными светскими дамами:

Кокетка судит хладнокровно, Татьяна любит не шутя И предается безусловно Любви, как милое дитя. Не говорит она: отложим – Любви мы цену тем умножим, Вернее в сети заведем…

Естественность и человечность, присущие Татьяне, при первом столкновении с жизнью пришли в движение, сделали ее смелой и самостоятельной. Она пишет письмо Онегину и ждет объяснения, надеясь на взаимность. Почему же Онегин не способен ответить на ее любовь? А любовь вообще – загадка, причины ее возникновения не в силах до конца понять никто. И дело не в пресыщенности и бесчувственности души Онегина. Он не любил – вот и весь ответ. Пушкин говорит о своем герое с явной симпатией:

Вы согласитесь, мой читатель, Что очень мило поступил С печальной Таней наш приятель; Не в первый раз он тут явил Души прямое благородство…

После дуэли и отъезда Онегина Татьяна надолго распрощалась с героем своего романа. Чтобы лучше понять его, она стала читать книги, оставшиеся в онегинском доме, пристально всматриваясь в пометки, оставленные Евгением на полях. Ее уязвленное сердце нашептывает:

Что ж он? Ужели подражанье, Ничтожный призрак, иль еще Москвич в Гарольдовом плаще, Чужих причуд истолкованье, Слов модных полный лексикон?.. Уж не пародия ли он?

Если не Онегин, то все равно, кому теперь быть ее избранником. Татьяну везут в Москву, “на ярмарку невест”, и выдают замуж за генерала, давнего друга Онегина. Ко времени случайной встречи на балу с Онегиным она успела превратиться из робкой деревенской барышни в светскую даму:

Как изменилася Татьяна! Как твердо в роль свою вошла! Как утеснительного сана Приемы скоро приняла! Кто б смел искать девчонки нежной В сей величавой, в сей небрежной Законодательнице зал?

Но в душе она осталась прежней, ценящей выше забав суетного света книги, “дикий сад” и могилу няни в своем старом имении. И тут случается еще одно чудо: влюбляется, тяжело, безнадежно, уже давно, казалось бы, не умеющей влюбляться Евгений. И пишет отчаянное письмо-признание. Но теперь Татьяна не верит ему, искренности его чувства, полагая, что внезапная любовь вызвана ее положением в свете. Но самое прекрасное в Татьяне – по-прежнему ее прямота и честность:

Я вас люблю, Но я другому отдана; Я буду век ему верна.

Так случается в жизни : два человека, созданные друг для друга, ошиблись, и теперь им никогда не быть вместе. И то, что эта история не окончилась пошлой светской интрижкой, – заслуга Татьяны. В ее характере есть внутренняя сила, чистота, надежность – качества, которые могут быть опорой мужу, семье. Такие женщины уезжали за мужьями в сибирскую ссылку, делили все тяготы и невзгоды. Это – настоящий русский характер, которым пленился сам Пушкин и навсегда пленил нас в своем романе.

В памяти нескольких поколений А. С. Грибоедов остался автором одного произведения. Столь необычная, редкая, хотя и повторяющаяся время от времени писательская судьба, всегда связана с выдающимся, из ряда вон выходящим успехом “единственного” произведения. Этим единственным произведением писателя является комедия “Горе от ума”.

Известно, что пьеса стала самым репертуарным спектаклем русского театра. И не смолкавшие на протяжении всей второй половины XIX века споры о том, в каких костюмах – современных или исторических – следует играть грибоедовских героев, доказывает актуальность пьесы. На протяжении XIX века сатирическое содержание “Горя от ума” не теряло своей злободневности, а герои Грибоедова впоследствии свободно перешагнули порог фамусовского особняка и продолжали жить по новым законам, старея с годами и возрождаясь в новых поколениях, в потомках Фамусовых, Скалозубов, Молчалиных и прочих представителей фамусовского общества. Чем же объясняется такое долгожительство комедии?

Ответ на этот вопрос прост. Грибоедову удалось показать нам не только всю тогдашнюю Москву, но и всю российскую действительность такой, какой она была после Отечественной войны 1812 года, наметив черты, определяющие будущее, дальнейшие судьбы Чацкого и его “антиподов”.

“Антиподы” Чацкого – это гости Фамусова, “тузы”, как они гордо себя зовут, “цвет” Москвы. Может быть, это уважаемые государственные мужи, которые только о том и думают, как бы принести побольше пользы своему Отечеству? Ничуть не бывало. Они славятся не своими заслугами на служебном поприще, не отличным выполнением гражданского долга, не орденами и ранами, полученными на полях сражений. Одной из самых уважаемых представительниц фамусовского общества является Татьяна Юрьевна,

Потому что она Балы дает нельзя богаче, От рождества и до поста, И летом праздники на даче. Рисуя себе идеал человека, у которого следует учиться жить, Фамусов говорит: Он не то на серебре, На золоте едал, сто человек к услугам; Весь в орденах; езжал-то вечно цугом. Богатство – это главный критерий, по которому они с распростертыми объятиями примут в свое общество: Будь плохонький, но если наберется Душ тысяч две родовых, Тот и жених.

Протекционизм тоже играет не последнюю роль в жизни этих людей. Связи помогают им вершить дела, делать карьеру. Здесь выругают только “родного человечка”, а в гости ездят к Татьяне Юрьевне потому, что

Чиновные и должностные все ей друзья и все родные.

Есть еще и другой способ сделать карьеру. Фамусов рассказывает с восторгом о Максиме Максимовиче, вельможе, который добился места при дворе, не проявив никаких талантов в работе, но угождая императрице. Полковник Скалозуб тоже получил орден и ждет производства в генералы, не свершив никаких подвигов на поле битвы, а потому, что

Вакансии как раз открыты; То старших выключат иных, Другие, смотришь, перебиты.

Понятно, что работа совершенно не занимает московских дворян. Тогда, может быть, они интересно проводят свой досуг? Зайдем в дом Фамусова или любой другой дом богатого вельможи. Здесь всегда много гостей. Но чем они занимаются? Ужин, игра в карты, разговоры о деньгах и нарядах, сплетни. Видимо, очень неинтересная и скучная у них жизнь, если они с таким удовольствием ухватились за выдумку Софьи о сумасшествии Чацкого! Слух мгновенно разнесся по всем комнатам, сплетню подхватили и разносят люди, которые даже не видели Чацкого.

Гости Фамусова не читают книг и газет, не ходят в театры, не спорят в своем кругу на злободневные темы. Для них новые идеи и явления жизни не только неприемлемы, но и непонятны. Особенно враждебно эти люди относятся к просвещению:

Ученье – вот чума, ученость – вот причина, Что нынче, пуще, чем когда, Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

Книги Фамусов считает главной причиной всех неприятностей, поэтому призывает уничтожить всю эту “заразу”. “…Уж коли зло пресечь: Забрать все книги бы, да сжечь”. Московские дворяне кичатся своим патриотизмом, своей любовью к родному городу, родной стране. На первый взгляд, они критически относятся ко всему иностранному:

А все Кузнецкий мост и вечные французы, Откуда моды к нам и авторы, и музы: Губители карманов и сердец! –

Говорит Фамусов. Но это только слова. На деле наш противник всего иностранного нанимает для дочери гувернантку-француженку, на балу в его доме мы замечаем “тоску и оханье, и стон” по Франции. Фамусов восторженно рассказывает Скалозубу об “особом отпе чатке на всех московских”. Да, этот отпечаток есть. Но он, помоему, с французским оттенком. Потому что девицы из окружения Фамусова поют французские романсы, читают французские книги, коверкают русские имена на иностранный лад. В их домах всегда

Дверь отперта для званых и незваных, Особенно для иностранных.

Зато русских людей ниже себя званием и богатством они презирают:

Ах! матушка, не довершай удара! Кто беден, тот тебе не пара.

Таковы нравы фамусовской Москвы. И мы видим резко отрицательное отношение Грибоедова к людям, постоянно собирающимся у Фамусова. Многие из них – Скалозуб, Тугоуховская, Молчалин, Хлестова – хотя и носят в духе старой комической трагедии нарочито подобранные фамилии, вовсе не карикатуры. Они отвратительны и смешны не потому, что их сделал такими автору, а потому что они таковы в самой действительности.

“Многоликость” внутреннего мира Чичикова.

Н. В. Гоголь принадлежит к числу величайших деятелей русской классической

литературы. Вершиной творчества писателя является поэма “Мертвые души” –

одно из выдающихся произведений мировой литературы, по определению

Белинского, “творение, выхваченное из тайника народной жизни”. В поэме

нашли свое выражение все основные особенности таланта автора. Чичиков –

центральный герой поэмы, вокруг него происходят все действия, с ним

связаны все действующие лица. Сам Гоголь писал: “Ибо что ни говори, не

прийди в голову Чичикову эта мысль, не явилась

бы на свет сия поэма”.

В своем произведении писатель типизирует образы русских помещиков,

чиновников и крестьян. Единственный человек явно выделяющийся из общей

картины российской жизни – это главный герой поэмы. Раскрывая его образ,

автор повествует о его происхождении и формировании его характера.

Чичиков – персонаж, история жизни которого дается во всех деталях. Из

одиннадцатой главы мы узнаем, что Павлуша принадлежал к бедной

дворянской семье. Отец главного героя оставил ему в наследство полтину

меди да завет старательно учиться, угождать учителям и начальникам и,

самое главное, – беречь и копить копейку. В отличие от пушкинского

Гринева, Чичиков быстро понял, что все высокие понятия только мешают

достижению заветной цели. Вот почему Павлуша пробивает себе дорогу в

жизни собственными усилиями, не опираясь ни на чье покровительство.

Благополучие свое он строит за счет других людей: оскорбление, обман,

взяточничество, казнокрадство, махинации на таможне – орудия главного

героя. Никакие неудачи не могут сломить его жажду наживы. И всякий раз,

совершая неблаговидные поступки, он легко находит себе оправдания.

Каждая глава расширяет наше представление о возможностях Чичикова и

приводит к мысли о поразительной его изменчивости: с Маниловым он

приторно-любезен, с Коробочкой – мелочно-настойчив и груб, с Ноздревым –

напорист и трусоват, с Собакевичем торгуется коварно и неотступно,

Плюшкина покоряет своим “великодушием”. В чем же секрет? Может быть,

главный герой – великолепный актер или дальновидный психолог? Пожалуй,

нет. Он обманулся в Ноздреве и не смог сыграть любезную ему роль,

разбудил скупую подозрительность Коробочки, спровоцировал ревность

губернских дам. Обратим особое внимание на те моменты поэмы, где

Чичикову нет необходимости маскироваться и изменять себя ради

приспособления, где он остается наедине с самим собой. При осмотре

города N наш герой “оторвал прибитую к столбу афишу, с тем, что бы,

пришедши домой, прочитать ее хорошенько”, а прочитав, “свернул опрятно и

положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все, что

попадалось”. Это собирание ненужных вещей, тщательное хранение хлама

напоминает привычки Плюшкина. С Маниловым Чичикова сближает

неопределенность, из-за которой все предположения на его счет

оказываются одинаково возможными. Ноздрев замечает, что главный герой

похож на Собакевича: “…никакого прямодушия, ни искренности! Совершенный

Собакевич”. А знаменитый ларчик! Все в нем разложено с мелочной

педантичностью, точь-в-точь как в комоде Натальи Петровны. В характере

Чичикова есть и маниловская любовь к фразе, к “благородному” жесту, и

мелочная скаредность Коробочки, и самовлюбленность Ноздрева, и грубая

прижимистость, холодный цинизм Собакевича, и скопидомство Плюшкина.

Чичикову легко оказаться зеркалом любого из этих собеседников, потому

что в нем есть все те качества, которые составляют основы их характеров.

Чичиков отличается от своих двойников в поместьях, он человек нового

времени, делец и приобретатель, и обладает всеми необходимыми

качествами: “…и приятность в оборотах и поступках, и бойкость в деловых

играх”, но он тоже “мертвая душа”, ибо ему недоступна “блистающая

радость” жизни. Наш герой усмиряет свою кровь, которая “играла сильно”,

избавляется от жизни человеческих чувств почти совершенно. Идея успеха,

предприимчивость, практицизм заслоняют в нем все человеческий

побуждения. Правда, Гоголь замечает, что в Чичикове нет тупого

автоматизма Плюшкина: “В нем не было привязанности собственно к деньгам

для денег, им не владели скряжничество и скупость. Нет, не они двигали

им, – ему мерещилась впереди жизнь во всех довольствах… Чтобы наконец,

потом, со временем, вкусить непременно все это, вот для чего береглась

копейка…”. “Самоотвержение”, терпение и сила характера главного героя

позволяют ему постоянно возрождаться и проявлять громадную энергию для

достижение поставленной цели.

Чичиков умеет приспосабливаться к любому микромиру, даже внешний облик

героя таков, что подойдет к любой ситуации: “не красавец, но и не дурной

наружности”, “не слишком толст, не слишком тонок”, “человек средних лет”

– все в нем неопределенно, ничто не выделяется. Как это ни странно, наш

герой – единственный персонаж, способный на проявление движений души.

“Видно, и Чичиковы на несколько минут обращаются в поэтов”, – говорит

автор, наблюдая как его герой останавливается, “будто оглушенный

ударом”, перед молоденькой шестнадцатилетней девушкой. В конечном счете,

не сомнительные покупки, не подозрительная ловкость Чичикова, а

“человеческое” движение души стало причиной краха его затеи. Так уж

устроена жизнь, говорит Гоголь, что именно душевность, искренность,

бескорыстие – самые опасные.

В финале поэмы автор намечает некоторые перспективы духовного

возрождения главного героя. Преодоления зла заключается, по мнению

писателя, не в социальном переустройстве, а в неисчерпаемом потенциале

русского народа. К сожалению, второй том “Мертвых душ” был сожжен, а

третий не написан, поэтому читатель не смог увидеть как Гоголь приводит

Чичикова через житейскую грязь к нравственному возрождению.

–

Василий Иванович Белов относится к так называемым писателям-деревенщикам. Его повесть “Привычное дело” явилось одним из первых произведений, рассказывающих о жизни деревни. Появившись в 1966 г. в малоизвестном журнале “Север” , повесть сразу же была перепечатана в “Новом мире”. Деревенской теме Белов остался верен и в последующих произведениях: “Плотницкие рассказы” , роман-хроника “Кануны” , продолжение “Год великого перелома” , “Лад” .

Главный герой повести “Привычное дело” – Иван Африканович Дрынов, колхозный возчик, землепашец и плотник. Перед читателями проходит жизнь и судьба простого деревенского труженика Ивана Африкановича и его жены Катерины. Автор не наделяет своего героя какими-то особенными качествами и талантами. И выпить-то он не дурак, как говорится, и до работы “злой”, и характер имеет покладистый. Его любят соседи и односельчане. Иван Африканович и на фронте побывал, имеет боевые награды. Он спорит с начальством и негодует, когда его несправедливо обирают. Он ищет новых путей для заработков, чтобы прокормить большую семью, хотя и безуспешно.

Иван Африканович никогда не бывает грустен без причины и весел просто так. Когда ему повезет, он рад и открыт всему окружающему его миру людей и природы. Поэтичный склад характера, жизнестойкость, цельность – вот главные качества этой личности. Но характер Ивана Африкановича раскрывается перед читателем постепенно, герой Белова более многоплановый и глубокий, чем кажется в начале повести. Описывая житейские будни деревни, автор показывает несправедливое и даже преступное отношение общества к труженику села. У героя и “документации” никакой нет, кроме “молочной книги”, где записывается, сколько он сдал молока от своей коровы. Но читателю автор предлагает внимательно вглядеться не в анкетные данные своего героя, а в душевные качества этого русского человека, коренного жителя деревни, поэтому такое большое место в повести занимает описание любви и согласной жизни Ивана Африкановича и Катерины. Автор во всех подробностях рисует жизнь современной ему деревни. Но это не просто бытописание, а выявление смысла жизни.

Крестьянин Иван Африканович Дрынов – человек простой и вместе с тем сложный. Он вроде бы как все на селе и в то же время очень от всех отличается. Показательно, что так воспринимают Ивана Африкановича и его земляки. Автор пытался создать образ идеального деревенского жителя того времени. Показать, что, несмотря на социальные и бытовые негативные условия, душа народа остается чиста. Не зря же к герою Белова не липнет никакая житейская грязь, даже когда он сам сплоховал в чем-нибудь. Например, смешно выглядит он в истории со сватовством Мишки, наутро об этом казусном случае судачат все деревенские бабы. Но смеются только над Мишкой, а Ивана Африкановича жалеют. Ясно, что

Иван Африканович является для своих земляков своего рода зеркалом, которое отражает их лучшие чувства и достоинства. Он радует их, подает пример добра. Сила его любви и преданности Катерине благотворно влияет и на остальных сельчан. Он по-житейски мудр и нравственно чист. Вот это и является главным в его образе.

Повесть Белова “Привычное дело” стала в свое время заметным литературно-общественным событием.

Я принадлежу к поколению, которому предстоит жить в XXI веке. И не будет никакого преувеличения, если я скажу, что именно от нас, от нашего поколения, зависит, какой станет будущая Россия. Пожалуй, нет ни одного человека, у которого не было бы недостатков. Есть они и в целых поколениях.

И наше поколение не является исключением. Можно сказать, что мы еще не жили самостоятельной жизнью и не успели наделать ошибок. И это будет совершенно верно. Но также совершенно верно и то, что мы – наследники наших предков. Мы не только внешне похожи на своих родителей. Мы во многом перенимаем их привычки, повадки, а порой даже вкусы. Они, в свою очередь, переняли их от своих родителей – наших бурановских бабушек и несовсем бурановских дедушек, а те от своих. А потому мы являемся не только генетическими, но и духовными наследниками своих предков. Значит, мы наследуем и ошибки, которые они, в свою очередь, тоже получили в наследство.

И мне кажется, что главной ошибкой моего поколения, унаследованной нами от наших предков, является безбожие. Точнее, неверие. Хотя почти все мои одноклассники и крещеные, и носят крестики на груди, но они не верят в Бога. Носить крестильный крестик и верить – это такие же разные состояния, как условия жизни на Земле и на Венере.

Я помню, как однажды на уроке русской литературы учитель поставил перед нами дилемму: как правильно жить – по совести, что проповедовал Л. Толстой, или по совести Христа, как то доказывал Ф. Достоевский? Возникла довольно острая дискуссия. Каждый из нас, приняв кто позицию Л. Толстого, кто позицию Ф. Достоевского, старался привести убедительные доказательства своей правоты.

Я принял позицию Ф. Достоевского и отстаивал свои убеждения наравне со всеми. Но из этого никак не следует, будто при этом я полностью отрицаю Л. Толстого, его творчество и нравственные постулаты. Я, например, до сих пор не могу понять, почему великого гения мировой литературы, отлученного от православной церкви в начале XX века, так и не реабилитировали.

Однако сейчас не об этом. Слава Богу, мне повезло, и мои родители отправили меня в воскресную православную школу. Сами же они никогда не посещали ни такой школы, ни церкви. Я даже помню, что когда умирала моя прабабушка, она строго-настрого приказала моей бабушке, чтобы на похоронах не было никаких священников. Она родилась в 1919 или 1920 году и принадлежала к поколению тех активных комсомольцев, которые знали лишь одного бога – Ленина.

Мы часто слышим с экрана телевизора, читаем на страницах газет и журналов, как люди задаются одним и тем же вопросом: почему мы так плохо живем? И каждый человек старается найти свой убедительный ответ. Но почти никто из этих людей не вспоминает о христианской православной вере, с которой русский народ проделал тысячелетний путь в истории.

А я уверен, что значительная часть наших проблем напрямую связана с нашим неверием. Те, кто носит крестильный крестик в качестве украшения, как многие из моих одноклассников, даже не подозревают, что в вере не это главное. В вере главное – принять “Господа в сердце свое”. В вере важное – помнить предупреждение: “Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные: по плодам их узнаете их”. Поколение, к которому принадлежала моя прабабушка, наверняка верило, что лжепророки – это классовые враги, которых нужно уничтожить.

Поставив перед собой задачу исследовать человеческую душу, Толстой и Достоевский пришли к разным выводам.

Толстой считал, что точкой опоры, делающей человека человеком, является совесть. Жить по чужой совести, пусть даже Христа, значит обманывать себя и других. Достоевский утверждал, что без Христа человек заблудится. Человек без Бога – прах, тлен, червь, ничтожество, а человеческая гуманность – всего лишь привычка. Истинная же суть человека – полное равнодушие к добру и злу.

Во время дискуссии на уроке литературы из всего нашего класса, где учится 23 человека, позицию Достоевского отстаивали лишь пятеро. Остальные были на стороне Толстого. Но вот что интересно. Когда возник вопрос о христианских заповедях, то даже те, кто отстаивал позицию Толстого, сказали, что принимают их. Да и как не согласиться, если сказано: “Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не лжесвидетельствуй. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего”. Но когда разговор зашел о конкретных ситуациях из реальной жизни, начались поиски “лазеек”.

Заповедь – это закон, а закон следует исполнять неукоснительно, без всяких отступлений и “лазеек”. Перед ним равны все и каждый. Это не тот закон, который человек придумал сам для себя, а тот, который заповедал людям Бог. Ведь если мы принимаем заповеди и одновременно делаем послабление для себя и снисхождение для своих друзей и близких, то тем самым допускаем грех. Иногда говорят: “Ну и что? Подумаешь, немножко согрешил. Так ведь не ошибается тот, кто ничего не делает”. Но все дело в том, что грех не может быть большой или маленький. Грех он и есть грех. А тот, кто так думает и говорит, изначально, пусть И несознательно, допускает возможность греха. Мы – люди, живущие в мире людей. И если, к примеру, я допускаю в отношении себя некоторое снисхождение, то точно так же поступает и другой. А в результате рождается грех, который начинает передаваться из поколения в поколение, трансформируясь в различные формы зла.

Сегодня мы восстанавливаем разрушенные и реставрируем сохранившиеся храмы. Многие люди становятся прихожанами. Но молодежи среди них очень мало. В основном это люди старшего поколения. Мне кажется, было очень хорошо, когда в прежние времена ученики в школе изучали Закон Божий. Я не говорю, что он должен быть в качестве обязательного предмета в средней школе. Однако хотя бы азы христианских понятий о добре и зле, любви и милосердии, сострадании и сочувствии человек должен получать в самом раннем детстве. Например, в детском саду.

Французский мыслитель Вольтер говорил: “Свобода состоит в том, чтобы зависеть только от законов”. В нашей ситуации можно было бы сказать несколько по-иному: исполняйте законы, и вы будете свободны. Это касается и Божьих, и людских законов.

Патриотизм, по мнению Л. Н. Толстого, не громкие слова, не шумная деятельность и суетливость, а простое и естественное чувство “потребности жертвы и сострадания при сознании общего несчастия”. Это чувство – общее у Наташи и Пьера, оно владело Петей Ростовым, когда он ликовал, что попал в Москву, где скоро будет сражение; то же чувство влекло толпу к дому обманувшего ее графа Растопчина, потому что люди из толпы хотели сражаться с Наполеоном. В основе всех этих поступков, при всей их разности, лежало одно чувство – патриотизм.

Никто не заставлял москвичей уезжать, наоборот, граф Растопчин уговаривал остаться и называл трусами тех, кто покидает город. Но они ехали, “потому что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве? Под французами нельзя было быть: это было хуже всего…”

Как выяснилось, пишет автор, при трагических обстоятельствах люди все-таки оказываются лучше, чем можно было бы подумать: “Наполеону не покорюсь”, – говорили те, от которых никто не ожидал такого поведения. И когда Наполеон 2 сентября 1812 года стоял на Поклонной горе, ожидая депутацию бояр с ключами от Москвы, он не мог себе представить, что она пуста.

Нет, не пошла Москва моя К нему с повинной головою. Не праздник, не приемный дар, Она готовила пожар Нетерпеливому герою…

Так писал А. С. Пушкин.

По дороге к Бородинскому полю, где готовилось решающее сражение, Пьер Безухов многое увидел и услышал. Слова были простые и понятные, их говорил ополченец: “Всем народом навалиться хотят…”

Толстой считает, что патриотизм – это естественное чувство людей, живущих жизнью своего народа. Поэтому он отказывает в нем Бергу, Курагиным, Растопчину.

Наташа не может и не хочет понять мать, которая “в такую минуту” думает об имуществе и запрещает разгружать подводы, на которых хочет вывезти из Москвы “оставшееся добро”. Дочь думает о раненых, которых нельзя оставить французам. Думать о себе было “дико и неестественно”. “Графиня поняла это и устыдилась”, – пишет Толстой.

Так отвечает автор на вопрос о том, что такое патриотизм, и хочет быть понятым читателями.

Описание Бородинского сражения, которое занимает двадцать глав третьего тома романа, это – центр произведения, решающий момент в жизни всей страны и многих героев книги. Здесь скрестятся все пути, здесь каждый характер раскроется по-новому и здесь появится громадная сила: народ, “мужики в белых рубахах” – сила, выигравшая войну. На лицах людей, которых видел Пьер, было “выражение сознания торжественности наступающей минуты”, была “скрытая теплота патриотизма… которая объясняла, зачем эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти”.

Что же решило эту победу? Толстой считает: не распоряжения командования, не планы, а множество простых, естественных поступков отдельных людей: то, что мужики Карп и Влас не везли сено в Москву за хорошие деньги, а жгли его, то, что партизаны уничтожали великую армию Наполеона по частям, что партизанских отрядов “различных величин и характеров были сотни…”

Толстой совершенно точно понял значение того чувства, под влиянием которого началась партизанская война: патриотизм народа. Выросшая из этого чувства “дубина народной войны поднялась со всей грозной и величественной силой и, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие”. Это ли не великое чувство патриотизма, проявленное народом в Отечественной войне 1812 года?

Л. Н. Толстой открыл читателям столько пружин человеческого поведения, в частности патриотизма, о котором сегодня просто не говорят или говорят стыдливо. А ведь это гордое чувство, которое позволяет человеку ощутить свою причастность ко времени, к событиям, жизни, определить свою позицию в ней.

Казалось бы, что общего между тем временем, о котором писал Л. Н. Толстой, и нашим, между войной 1812 года и 1941-го? В 1812 году не было ни бомб, ни самолетов, не было ужасов и зверств Майданека, Бухенвальда, Маутхаузена – лагерей смерти. Но почему же тогда в землянках и госпиталях сорок первого, при блокадных коптилках люди читали “Войну и мир” как самую “сегодняшнюю” для них книгу, почему любимым стихотворением – от первоклассника до генерала долгие четыре года войны было лермонтовское “Бородино”?

Л. Н. Толстой писал и о нас, потому что знал про человека такое, чего хватило на сто с лишним лет. И когда началась Великая Отечественная война, оказалось, что Толстой сказал о каждом человеке что-то очень важное, и люди бросились к нему. Нам еще черпать и черпать из неиссякаемого источника его книги душевные силы, стойкость и то сложное чувство, которое называется патриотизмом.

Нигилист – это глупое слово, Но когда ты под ним Разумел человека прямого, Кто не любит живиться чужим, Кто работает, истины ищет, Не без пользы старается жить, Прямо в нос негодяя освищет, А при случае рад и побить, Так, пожалуй, зови нигилистом. Н. А. Некрасов

Мое восприятие образа Базарова предопределено прежде всего тем, что И. С. Тургенев посвятил роман В. Г. Белинскому. За этим стоит уважение, признание личного авторитета Белинского. Как писал Н. А. Некрасов: “Учитель, перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени”. В характерах Онегина, Печорина, Обломова “отразился век”, в Рудине, Лаврецком, Базарове – умственные течения нескольких лет. Жизнь тургеневских героев подобна ярко вспыхивающей, но быстро угасающей искре. История в своем неумолимом движении отмеряет им напряженную, но слишком короткую жизнь, они превращались в “рыцарей на час” или погибали, как Рудин, Базаров.

Для понимания образа Базарова особенно важна десятая глава романа – кульминация полемики Базарова и Павла Петровича Кирсанова. Здесь Базаров углубляет понятие нигилизма: “Мы действуем в силу того, что признаем полезным… – говорит он. – В теперешнее время полезнее всего отрицание, – мы отрицаем”. Эти слова заставили Павла Петровича “возопить”: “Нам дорога цивилизация, ее плоды… Вам только в калмыцкой кибитке сидеть!..” Говорят они о разном: Базаров выступает против устаревших форм “барской” культуры, против словоизвержения, за разумные действия, разрушающие отжившие идеалы, у Кирсанова же свои взгляды: “без принципов” шагу ступить нельзя! Базаров трезво судит о людях, соединяющих в себе душевные и телесные потребности, а нравственные различия объясняет “безобразным состоянием общества”: “Исправьте общество – и болезней не будет”. В суждениях Базарова чувствуется смелая мысль, автор симпатизирует герою, но всегда ли симпатизируем ему мы?

Рассматривая альбом Саксонской Швейцарии, Базаров говорит Одинцовой: “Вы не представляете во мне художественного смысла, но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической”. Он как бы подводит итог своим пугающим Кирсановых афоризмам: “Рафаэль гроша ломаного не стоит”, “Природа не храм, а мастерская, человек в ней работник”.

Прекрасное, интуитивное, по Базарову, лишено материалистического объяснения, и поэтому он их отрицает. Тургенев уловил негативное отношение некоторой части разночинцев к искусству и передал это в Базарове. Другой пример: Николай Петрович читает Пушкина, кто-то играет “Ожидание” Шуберта, а Базаров ернически говорит: “Пойдем лучше смотреть жука”. Это, конечно, “перебор”, и это не может не возмутить! Прав Д. И. Писарев, писавший по этому поводу: “…изгоняя мечтательность, вместе с нею стали преследовать простые чувства и наслаждение музыкой”.

Отношение писателя и читателя к главному герою очень непростое. Принято считать, что в словесной схватке Павла Петровича и Базарова победа за последним. А между тем на долю победителя достается весьма относительное торжество. Как в античной трагедии: настоящие столкновения те, в которых обе стороны до известной степени правы. Мои симпатии в этом споре на стороне Базарова, потому что он значителен как личность, не реализовавшая, к сожалению, громадных возможностей, отпущенных ей природой. Трагичен базаровский “русский размах”, в который уходит вся сила, предназначенная для удара.

Бросая вызов отживающему строю жизни, ненавидя “барчуков проклятых”, Базаров заходит слишком далеко. Его отрицания перерастают в обобщенную форму отрицания всего: авторитетов, “сентиментальной” дворянской любви. Порывая с барчуками, Базаров бросает вызов непреходящим ценностям культуры, ставя себя в трагическую ситуацию. Читатель понимает, что Базаров очень много потерял, и сожалеет об этом… В споре с Базаровым Павел Петрович прав, утверждая, что жизнь с ее готовыми, исторически устоявшимися формами может быть умнее отдельного человека или группы лиц. Истина ускользает от спорящих сторон: Кирсанову не хватает “отеческой” любви, Базарову -“сыновьего” доверия к опыту и ценностям культуры. Мне кажется, что участниками спора движет не стремление к истине, а взаимная социальная неприязнь. Поэтому оба не вполне справедливы по отношению друг к другу.

Есть в поведении Базарова скрытая двойственность: в нем присутствует многое из того, что он отрицает: способность любить, умение ценить красоту, романтизм. Не случайно Ф. М. Достоевский высоко ценил роман И. С. Тургенева и трагическую фигуру Базарова, “беспокойного и тоскующего, несмотря на весь его нигилизм”.

Плебей Базаров держит в своих руках “богатырскую палицу” – естественнонаучные знания, которые он боготворит. Ему кажется, что с помощью естественных наук можно легко разрешить все вопросы общественной жизни, искусства, философии. Однако, кроме правды физических законов, есть правда человеческой одухотворенной природности. И мечта, оказывается, не простая забава. Разве не достойна восхищения изумительная по своей красоте картина летнего вечера, которой любуется нигилист Базаров? Так встают на пути Базарова могучие силы красоты и гармонии. Против Бюхнера – пушкинские “Цыганы” с их предупреждающим афоризмом: “…и всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет”. Но, как говорится, над чем посмеешься, тому и послужишь. Горькую чашу этой жизненной мудрости Базаров испил до дна. Он хочет вырваться, убежать от обступивших его вопросов, убежать от самого себя, но это ему не удается.

Любовь к женщине, любовь сыновняя сливается в сознании умирающего Базарова с любовью к Родине, к таинственной России, оставшейся для него не до конца разгаданной загадкой. Сколько бы раз ни приходилось читать, обсуждать роман Тургенева, думать над судьбой тургеневского героя, всегда испытываешь к нему уважение: при всех своих ошибках Базаров не сделал людей хуже, а мир мрачнее. Этот образ не может не вызывать восхищения и сочувствия. Но он же и предостерегает, ведь от просчетов и ошибок Базарова никто не застрахован.