Category: Школьные сочинения

В течение всей жизни интерес Пушкина к истории не иссякал, он изучал труды, посвященные различным ее периодам: от античной эпохи од современного поэту правления Николая I. Эти исследования нашли свое отражение во многих стихотворениях, таких как “Лицинию”, “Стансы”, “Пир Петра Великого”; им была создана историческая драма “Борис Годунов”, он начал работу и над более крупным, прозаическим произведением “Арап Петра Великого”, из-под его пера вышел значительный труд – исследование “История пугачевского бунта”, впоследствии переименованное в “Историю Пугачева”.

На стыке 20-30-х годов XIX в. русское образованное общество было увлечено чтением романов Вальтера Скотта, следствием чего стало появление первых русских романов в духе В. Скотта. В 1836 г., в некоторой степени отдавая дань моде, написал свой роман и Пушкин. Легко можно заметить сходство образов, ситуаций, описанных русским и английским авторами: центральный в произведениях является любовная история, существует “треугольник”, в котором благородному герою противостоит некий “злодей”; главный герой теряет свою возлюбленную, но в конце произведения происходит их счастливая встреча; иерархия образов тоже аналогична: главные герои являются вымышленными, а исторические лица появляются редко, выполняют функции раскрытия характеров главных героев и сюжетообразующую.

С другой стороны, несмотря на внешнюю “копированность” “Капитанской дочки”, этот роман превзошел романы В. Скотта, которые в наше время рассматриваются в качестве детских произведений, и остается предназначенным для “взрослого”, серьезного чтения.

Заметным отличием было и то, что роман написан в форме мемуаров. Надев маску “издателя”, Пушкин тем самым подчеркнул минимальность своей причастности к роману. Но глубокое изучение произведения позволяет читателю увидеть в нем и авторскую позицию. Казалось бы, воспоминания Петра Андреевича Гринева о своей молодости, на которую пришлось такое историческое событие, как восстание Пугачева, – как может автор выразить свое мнение? Однако пушкинская позиция проявилась в том, что он выбрал именно этот период, в том, как описал бунт и его непосредственного участника, зачинщика – Емельяна Пугачева. Изображение предводителя восставших подвергалось значительной метаморфозе со времени первого обращения Пушкина к этому событию – в “Истории Пугачева”. Произведение поражает изобилием кровавых сцен расправы с отказавшимися присягнуть новоиспеченному царю. В “Капитанской дочке” они присутствуют, но не в таком количестве, Пушкин сознательно “забывает” о них, ставя целью изображение его положительных качеств. В романе Пугачев с легкой руки Пушкина предстает прообразом его идеала милостивого правителя – “человека на троне” . Пугачев – мужицкий царь, он обладает властью, но пользуется ей мудро. Можно сказать, он благороден, для него существует чувство долга: он помнит совершенное по отношению к нему добро и не может не отплатить тем же. Кроме того, “злодей” способен и к простому человеческому пониманию, сочувствию – Гринев обращается к нему с просьбой выручить из беды невесту – Машу Миронову. Пушкин красочно изобразил реакцию Пугачева: девушка-сирота в руках злодея?! Недопустимо! Нужно обязательно ее вызволить! Предводитель ценит искренность, и даже известие о том, что ему солгали и Марья Ивановна – вовсе не племянница попадьи, не вызывает его гнева: Гринев объяснил ситуацию, и Пугачев нашел его действия правильными. Как не назвать такого человека благородным? Довершает картину “положительности” Пугачева сказка, рассказанная им в XI главе. “Чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью…”, – эти слова заставляют читателя создать в своем воображении новый, опоэтизированный образ самозванца. Пушкин сравнивает Пугачева с орлом, а орел всегда был для него символом свободы, могущества – таким образом, рассказывая эту сказку, Пугачев проповедует заключенную в ней идею яркой вольной жизни и приобретает уважение и, в некоторой степени, восхищение читателя, становится немного загадочным.

Подобная ситуация и с Екатериной II. Императрица, по закону обязанная заключить Гринева в тюрьму за измену присяге, вняла объяснениям Маши Мироновой и освободила его из-под стражи.

Изображение в таком свете власть имущих – императрицы и мужицкого царя – указывает на позицию автора по отношению к тому, какими они должны быть.

Пушкин неоднократно подчеркивает важность чувства долга и чести, причем не только в правителе, но и в каждом человеке. Авторская точка зрения может быть прослежена по ситуациям, в которые попадают его герои и где им приходится решать серьезные нравственные вопросы, и по решениям, которые они выбирают. Примером следования принципам чести и долга служит Гринев. Именно он всегда делает правильный, по мнению автора, выбор: предпочитает бесчестной жизни честную смерть; он между долгом офицера и долгом благородного человека выбирает последнее, презирая формальное отношение к людям оренбургского генерала, отказавшего ему в помощи; наконец, честь невесты для него важнее его собственной. Гринев за свой выбор неоднократно ставил под угрозу свою жизнь или честь, но Пушкин не дал ему умереть или опозориться, тем самым подчеркнув правильность его действий. Пушкин выражает свою позицию косвенно, через создание образа честного человека.

Таким образом, в “Капитанская дочка” – произведении, где, на первый взгляд, присутствие автора ничем не выражено и сам он максимально отдаляет себя от какого-либо участия в сюжете, – взгляд Пушкина на некоторые вопросы все же можно увидеть в исторических событиях, выбранных для изображения, в том, какие проблемы приходится решать героям и как они это делают. Каждое произведение Пушкина содержит хотя бы маленькую частицу его самого – либо он сам является героем, либо герою принадлежат некоторые черты автора, либо он незримо присутствует, оценивая поступки, характеры героев; “Капитанская дочка” не является исключением.

В своих многочисленных Балладах Шиллер восхищается такими человеческими качествами, как: мужество, самоотверженность, героизм, свободомыслие, братство. В таких сюжетах баллад встречаются мифологические и легендарные события.

К этим произведениям относятся такие известные работы, как: “Кубок”, “Перчатка”, “Поликратов перстень” , “Поручительство” и др. Эти произведения наполнены испытаниями и трагичностью, чтобы герой мог с честью и достоинством себя продемонстрировать и доказать, что недаром зовется героем.

Поэт создал целый цикл произведений, которые имели гуманистическое направление и относились к темам, касающиеся связи культуры и истории. Среди них можно выделить такие произведения: “Торжество победителей”, “Жалобы Цереры”, “Элевзинский праздник”. Произведения Шиллера наполнены не столько эмоциональной непосредственностью, сколько глубиной и страстью бесконечной поэтической мысли. Ей вместе с тем присуща яркая, рельефная живописность.

В балладе “Кубок” неустанные воды бескрайнего синего моря, что так и не могут найти свой покой, потому что со всей своей силой то поднимаются вверх, то стремительно падают вниз, будто и не было ничего, то совсем затихают.

В балладе “Перчатка” его Величество, гордый и бесстрашный царь зверей – лев, ставит перед собой на колени и тигра и барса, подчиняя их своей справедливой воли. В “Торжества победителей” изображены утомленные горем и печалью троянские женщины, взятые в плен ахейцами, идут берегом моря, не поднимая глаз.

После написания этих Баллад Шиллер где-то на 10 лет занялся историей и эстетикой, позже посвятил себя написанию еще ряда драматических произведений. Название их было “Штюрмерские драмы”. Но эти драмы уже были написаны в какой-то хаотичной последовательности, четко становится понятно, что что-то не дает автору покоя, что-то его гнетет. Это достаточно четко показывает эмоциональность и возвышенность в стихотворных строках.

Маяковский впервые вошел в литературу с появлением манифеста “Пощечина общественному вкусу”, в котором была изложена программа футуристов. Он не просто входит в литературу, а врывается, вносит в нее коренные изменения. В манифесте он называет футуристов “лицом нашего времени”, излагает их предложение “сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и прочих с парохода современности”. Говорит о том, что они объявляют “непреодолимую ненависть к существующему до них языку”. Требует “увеличение словаря в его объеме произвольными и непроизвольными словами”, создавая тем самым “словоновшество”.

Футуризм оказал большое влияние на раннее творчество В. Маяковского. Как “словоновшество” поэт, используя традиционные способы образования слов, создает свои, новые формы: изъиздеваюсь, декабрый вечер, любеночек, наслезненные глаза, дождь обрыдал и другие. Коренное изменение внес Маяковский в технику русского стиха. Он установил новые методы рифмовки, которые близки к ораторскому слову. В своей статье “Как делать стихи?” Маяковский писал, что самое характерное слово он ставит в конец строки и подбирает к нему рифму. Маяковский нарушает так называемый силлабо-тонический стих, установленный реформой В. Тредиаковского в начале ХVШ века, и создает тоническое стихосложение, в котором длина стиха определяется количеством полноударных слов.

Маяковский использует лестничное строение стиха, где каждое слово – “ступенька” – имеет логическое ударение и несет определенную смысловую нагрузку. Употребляя, на первый взгляд, обычные лексические единицы, иногда с новыми формами образования, Маяковский сумел создать ошеломляющие метафоры: “грудь испешеходили”, то есть исходили взад и вперед, вдоль и поперек. Часто ошеломляющая метафора разворачивается во всю строфу:

Вот – я, весь боль и ушиб.

Вам завещаю я сад фруктовый

Моей великой души.

Практически в каждом произведении Маяковского в большом количестве содержатся метафоры – ошеломляющие, овеществляющие, развернутые; различные сравнения – “На цепочке Папомона поведу, как мопса” и другие, неологизмы, гиперболы, реже – прием контактного повтора В тематике всех ранних произведений В. Маяковского есть нечто общее: человек большой любви, страсти, человек “для сердца” оказывается ненужным, неуместным, осмеянным. В них – крик боли, отчаяния, проклятия из-за лжи и подлости окружающего мира. Поэт в ожидании появления настоящего человека: “Опять, тоскою к людям ведомый, иду…”. У поэта “тоска к людям”, тяга к человеку; но вот, оглядываясь по сторонам, он видит, что перед ним вместо человека – какое-то странное существо, лишенное человеческого облика:

Два аршина безликого розоватого теста:

Хоть бы метка была в уголке вышита.

Нет лиц, нет людей – такова основная мысль многих стихотворений раннего Маяковского.

Через час отсюда в чистый переулок

Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…

Жирные, лоснящиеся существа составляют массу окружающих. Если Блок в “Плясках смерти” писал: “Как тяжко мертвецу среди людей…”, то о традиции молодого Маяковского можно сказать: как тяжело средь мертвецов живому. Экстраверт Маяковский обращается к людям, но не находит понимания. В этот период доля поэта – характерно обостренное чувство одиночества, близкое к лермонтовскому или есенинскому. Все чаще в ранней лирике проступают тюремные очертания, обозначается образ “жизнь – тюрьма”, возникают ассоциации, несущие мысль о несвободе: бог, пойманный арканом в небе; городовые, распятые перекрестком. В стихотворении “Ко всему” этот образ разрастается до огромных размеров:

… вся земля – каторжник с наполовину

Выбритой солнцем головой!

Жизнь в ранних стихотворениях Маяковского – несвободная, закованная, перечеркнутая тюремной решеткой.

Полжизни прошло, теперь не вырвешься…

… я в плену. Нет мне выкупа.

Оковала земля, окаянная.

Я бы всех в любви моей выкупал,

Да в дома обнесен океан ее!

Жизнь заточена, “океан любви” обнесен в дома – такой предстает действительность в ранней поэзии Маяковского. Вместе с образом тюрьмы, “загона”, закованной земли развивается в творчестве Маяковского другой образ, сначала трагически окрашенный, – образ солнца. Солнце у раннего Маяковского часто предстает в мрачном свете. Солнце – мучитель, проливающий кровь людей; солнце, едва просочившись в крохотную щелку, “как маленькая гноящаяся ранка”, тут же прячется, тускнеет, побежденное мраком, теснотой. Солнце – “неб самодержец”, жирный и рыжий, выезжающий “по тропам крыш”. Раннему Маяковскому мерещились “косые скулы океана”, он мечтал о необъятных просторах жизни. Образ океана, как и образ солнца в ранние годы творчества, внутренне скован, несвободен. Как солнце заслонено решеткой, так и океан зажат в тиски.

Любовь громадины, “сфинкса” Маяковского – грандиозная, великая:

Любовь мою,

Как апостол во время оно,

По тысячи тысяч разнесу дорог.

Поэт “прекрасно болен”, у него “пожар сердца”. В поэме “Облако в штанах” любовь необходима, она прекрасна, даже если приносит боль:

…сквозь жизнь я тащу

Миллионы огромных чистых Любовей

И миллион маленьких грязных любят.

Во “Флейте-позвоночнике” звучат ноты отчаяния; разрушение направлено на самого себя: “Все равно я знаю, я скоро сдохну”. В стихотворении “Ко всему” Маяковский, называя себя “величайшим Дон-Кихотом” говорит:

Любовь!

Только в моем воспаленном мозгу была ты!

Была… Любовь уходит.

И в поэме “Война и мир” поэт боится оступиться, потерять оставшееся:

Оступлюсь – и последней любовишки кроха

Навеки канет в дымный омут

В поэме “Человек” Маяковский – в пламени любви.

… только боль моя острей – стою огнем обвеет,

На несгорающем костре немыслимой любви.

Костер несгорающий, но любовь немыслима, а боль – все острей… И Маяковского бросает в другую стихию. Он переходит к теме искусства поэта, его творчества. Здесь поэт превозносит необузданность, свободу творческой фантазии. Во весь голос заявляет, что он не такой, как все, а фантазия его способна перевернуть весь мир:

Ноктюрн сыграть могли бы

На флейте водосточных труб?

Он – “бесценных слов мот и транжир”. Поэт не защищен от грязи окружающего мира, которая взгромоздилась “на бабочку поэтиного сердца”. В стихотворении “Эй” ясно видно, что фантазия поэта действительно не знает границ:

Эй! Человек, землю саму

Зови на вальс!

Маяковский, в стихотворении “Поэт-рабочий”, доказывает, что работа поэта такая же, как и работа токаря, нет разницы между техником и поэтом. Они равны.

Сердца – такие ж моторы.

Душа – такой же хитрый двигатель.

Главная, ведущая тема для молодого Маяковского – поэзия.

Я хочу одной отравы –

Пить и пить стихи.

Поэзия поэта неразрывно связана с его жизнью.

Видите – гвоздями слов

Прибит к бумаге я.

Оценивая свое творчество как что-то высшее, нечеловеческое, поэт пишет:

Забуду год, день, число.

Запрусь одинокий с листом бумаги я,

Творись, просветленных страданием

Слов нечеловечья магия.

Поэзия Маяковского – “нечеловечья магия”.

“И вдруг стихи ворвались в жизнь, чужие, как свои…”

Г. Горбовский

В собеседники выбирают тех, с кем интересно и много общего. То же происходит и с книгами. Когда заходит речь об А. Блоке, невольно всплывают в памяти строки:

“Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет…”

Это стихотворение – первое знакомство с поэтом, оно поразило меня тем, что я поняла: есть стихи, которые могут затронуть мою душу, быть созвучными моему настроению. С тех пор я потянулась к Блоку.

Чем взяли меня за живое стихи Блока? Думаю, сложно объяснить. Блок очень тонкий лирик, открытый и загадочный одновременно. Его стихи, окутанные ореолом таинственности, по сути своей исповеди, которые воспринимаются только душой и сердцем:

“Небесное умом неизмеримо”.

Душе подвластно уловить и почувствовать недосказанность, глубину. Сквозь личный мир, его растерзанное сердце прошли все бури переломного периода. Отсюда в стихах чувствуется некая напряженность, отчаянье, боль, попытка уйти от реальности, но нигде нет озлобленности, грубости. Нередко сочувствуешь и сострадаешь автору стихов:

“И тихая тоска сожмет так нежно горло…”

Время, в котором я живу, созвучно с блоковским. Здесь совпадение в психологическом настрое, проблемах, вопросах. В чем он, смысл жизни? Что такое жизнь? Может быть, просто

“Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века, – Все будет так. Исхода нет”.

Все лирические стихи наполнены процессом поиска смысла жизни. Интересно сознавать то, что во мне находилось на подсознательном уровне и я не могла сформулировать, я нашла в стихах Блока. Что же делать, когда

“…растет тревога к ночи! Тихо, холодно, темно. Совесть мучит, жизнь хлопочет”.

Может быть, уйти в мечтах далеко-далеко от навязчивых проблем, неразрешенных вопросов

“И вижу берег очарованный И очарованную даль”.

Стихи Блока торжественны, строги, возвышенны, как церковное песнопение. Они вызывают светлую грусть, меланхолическое настроение и в то же время приподнятость и надежду:

“Девушка пела в церковном хоре”.

Да, стихи его веселыми не назовешь, но несмотря на какую-то безысходность в них чувствуется сильный характер, вера, нежелание безропотно покориться судьбе. Грустно, но не безнадежно. Это вызывает восхищение, зная, какая нелегкая судьба досталась их автору.

“Простит угрюмство – разве это Сокрытый двигатель его? Он весь дитя добра и света, Он весь свободы торжество”.

Живя “средь пошлости таинственной”, стихи оказывают такое действие, как посещение церкви: успокаивают, дают душе очиститься и возвыситься над земной суетой. Завуалированность и недосказанность мысли при полной обнаженности чувств завораживают и обезоруживают. Погрузившись в томительный мир блоковских стихов, ощущаешь какую-то загадочную энергию, благодаря которой долго находишься под впечатлением.

“Я знаю, что такое Блок для всех и для меня но Блок и мне, как Правды знак, мир полюбить помог”.

Лучше, чем сказал Глеб Горбовский, мне сказать трудно.

Сатирическое изображение господствующих классов и различных социальных типов ярко выразилось в сказочной форме в произведении “Медведь на воеводстве”.

Уже в начале сказки писатель уведомляет читателя, что речь пойдет о злодействах. Далее вводится герой произведения – Топтыгин 1-й. Уже сам порядковый номер служит намеком на первое лицо в государстве. Этот намек подчеркивается и в дальнейшем рассказе о Топтыгине 1-м, когда автор подчеркивает, что герой желает попасть “на скрижали Истории” и всему прочему предполагает блеск кровопролитий.

Однако уже во втором абзаце, видимо, из-за стремления пройти цензурные препоны М. Е. Салтыков-Щедрин отмечает: “За это Лев произвел его в майорский чин и, в виде временной меры, послал в дальнейший лес, вроде как воеводой, внутренних супостатов усмирять”. Социальный аспект повествования подчеркнут лексическим строем: “майорский чин”, “торговля”, “промышленность”, “челядь”, “вольница”. Насущные общественные проблемы также выражены в сказке иносказательно. “Звери – рыскали, птицы – летали, насекомые – ползали; а в ногу никто маршировать не хотел”. Назначенный воеводой Топтыгин, однако же, стоит всего своего хозяйства. Вместо того, чтобы навести в лесу порядок, он напился пьяным и лег спать на полянку.

Осторожно, будто бы просто к слову пришлось, автор спешит обмолвиться, что у Льва, который теперь уже становится прообразом главы государства, в советниках состоит Осел: мудрее никого в сказочном государстве не нашлось.

В то же время на арене событий появляется новый персонаж – чижик. Его и считают все птицы, то есть народ, общественность, настоящим мудрецом. Возмущенный тем, что чижик сел петь прямо на него, воевода сгреб его в лапу и съел с похмелья. А потом только и спохватился, понимает, что глупое дело сделал. Поговорки и крылатые фразы привносят с атмосферу произведения необходимое для жанра сказки дидактическое начало.

М. Е. Салтыков-Щедрин продолжает использовать как средство сатирическою обличения лексическую игру: от традиционных для сказки синтаксических конструкций, придающих повествованию разговорный оттенок, он переходит к сниженной лексике, то к официально-деловой. Данный контраст подчеркивает, что на ответственных государственных постах находятся люди бездеятельные, безответственные, не способные проводить правильную политику.

Топтыгин утешает себя лишь одной мыслью: мыслью о том, что его никто не видел. Однако нашелся скворушка, который и закричал на весь лес о том. что медведь наделал. В отдельно прописанных репликах персонажей-птиц также содержится искрометная сатира на правящие круги. “Дурак! его прислали нас к одному знаменателю приводить, а он чижика съел!” – восклицает скворец. Глядя на него, осмеливается поддерживать его и ворона.

Скворец, в отличие от доверчивого чижика не стал для медведя легкой добычей. Информация распространилась с огромной скоростью: через час уже весь лес знал о том, что натворил Топтыгин: “Всякий куст, всякое дерево, всякая кочка, словно живые, дразнятся. А он слушай!” Чтобы подчеркнуть, как ползут слухи и расширяется информационное поле для сплетен, М. Е. Салтыков-Щедрин вводит в текст повествования все новых и новых героев. Это и филин, и воробьи, и еж, и лягушки, комары, мухи. Постепенно о глупости Топтыгина узнает все болото, весь лес.

Возникает парадоксальная ситуация: стремясь попасть в историю, Топтыгин не учел, что “история только отменнейшие кровопролития ценит, а о малых упоминает с оплеванием”. В контексте повествования чижик становится символом расправы над свободомыслящей интеллигенцией. Не случайно образ его ассоциируется с образом безвременно ушедшего из жизни в результате навязанной ему дуэли поэта А. С. Пушкина. это сопоставление напрашивается после прочтения фразы: “И дикий тунгуз, и сын степей калмык – все будут говорить: “Майора Топтыгина послали супостата покорить, а он, вместо того, чижика съел!” В ней содержится прямая отсылка к тексту знаменитого пушкинского стихотворения “Я памятник себе воздвиг нерукотворный…”: “Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык”.

Параллельно с этим М. Е. Салтыков-Щедрин рисует гневно обличающую картину того, что, собственно, ожидает простой народ от царского наместника. Идеи стадо коров перерезать, целую деревню воровством обездолить, избу у полесовщика по бревну раскатать – все это выступает в произведении как типичные шаги и методы тех, кто наделен государственной властью. Кульминацией нарастающего чувства авторского возмущения сложившейся политической ситуацией в стране является основанное на гиперболе восклицание: “Сколько потребуется генеральных кровопролитий учинить, чтоб экую пакость загладить! Сколько народу ограбить, разорить, загубить!” Здесь вновь вспоминается ключевая для произведения фраза о том, что история только “отменнейшие” кровопролития ценит.

Тонкой иронией пронизано в сказке упоминание о том, что вместе с рапортом отослал Медведь Ослу кадочку с медом в презент. За эту услугу получил он особый ценный совет: загладить ту мелкую пакость, которую учинил, крупным злодеянием.

В перечне дальнейших подвигов Михаила Иваныча перемежаются события, достойные традиционных сказочных сюжетов. Таким образом, Топтыгин 1-й проходит путь от единичной расправы над свободолюбивым поэтом до масштабной реакционной политики. Едко звучат финальные строки первой части сказки: “Так и остался Топтыгин 1-й майором навек. А если б он прямо с типографий начал – быть бы ему теперь генералом”.

Во второй главе рисуется параллельный сюжет: в другую трущобу посылает Лев Топтыгина 2-го с тем же заданием. В этом фрагменте сказки М. Е. Салтыков-Щедрин критикует политику правительства по отношению к учебным заведениям и науке. Оказалось, что в этой трущобе все пребывают окутанные мраком времен, “не зная ни прошедшего, ни настоящего и не заглядывая в будущее”. Топтыгин 2-й приезжает с желанием начать с какого-либо масштабного злодеяния. Однако тут выясняется, что уже при М. Л. Магницком – попечитель Казанского университета в последние годы царствования Александра I) был сожжен печатный станок, университет в полном составе поверстан в линейные батальоны, а академиков в дупла заточили, где они в летаргическом сне пребывают. Сатирически звучит наукообразная афористичная фраза по латыни в контексте следующего высказывания: “Рассердился Топтыгин и потребовал, чтобы к нему привели Магницкого, дабы его растерзать, но получил в ответ, что Магницкий, волею божией, помре”. Во второй главе произведения возникает образ стихийного народного протеста, итогом которого становится расправа над воеводой: “сбежались на рев мужики, кто с колом, кто с. .., а кто и с рогатиной. Куда ни обернутся – кругом, везде погром. Загородки поломаны, двор раскрыт, в хлевах лужи крови стоят. А посреди двора и сам ворог висит”. Эта сцена служит своеобразным предупреждением властям о грядущей эпохе народных революций. По отношению к будущему она звучит провидчески.

Как известно, для русской сказки характерен в композиционном отношении троекратный повтор. В этой связи в произведении закономерным представляется появление Топтыгина 3-го. Этот герой выбирает средние злодеяния: его правление не привносит в общественную жизнь особых перемен, а сам он напоминает “пустое место”. Во вверенном ему сказочном пространстве в это время процветает обычная, устоявшаяся в обществе социальная иерархия: “Ежели исстари повелось, что волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают, то, хотя в таком “порядке” ничего благополучного нет, но так как это все-таки “порядок” – стало быть, и следует признать его за таковой. А ежели при этом ни зайцы, ни вороны не только не ропщут, но продолжают плодиться и населять землю, то это значит, что “порядок” не выходит из определенных ему искони границ”.

Политика социальных контрастов воплощена у М. Е. Салтыкова-Щедрина в полярных образах: крик одних представляет собой агонизирующий вопль, а крик других – победный клик. Эта реалистическая ситуация оформляется у Топтыгина в теорию неблагополучного благополучия. Здесь М. Е. Салтыков-Щедрин вновь прибегает к стилистическому контрасту как обличительному средству: “Главное в нашем ремесле – это: laisser passer, laisser faire! , предоставление со стороны государства полной свободы действий частному предпринимательству!)]. Или, по-русски выражаясь: “Дурак на дураке сидит и дураком погоняет)”. Однако в финале Топтыгина 3-го постигает та же участь, что и Топтыгина 2-го. Сказка М. Е. Салтыкова-Щедрина является ярким воплощением стихийного социального протеста передовой части русской интеллигенции против гнета и порабощения народа и свободомыслия в России.

Чернышевский создавал свой роман “Что делать?” в эпоху подъема революционного движения в России. Герой романа Рахметов, как никто другой, подходил для революционной деятельности. Рахметов отличается жесткостью, аскетизмом, железной волей, ненавистью к народным угнетателям. Недаром вождь большевиков В. И. Ленин ставил этого литературного героя в пример своим соратникам, говоря, что только с такими людьми возможен революционный переворот в России. Что же это за особенный человек, привлекающий и в наши дни внимание тех, кто жаждет социальных потрясений ради общего блага? По происхождению Рахметов – дворянин. Его отец был очень богатым человеком. Но привольная жизнь не удержала Рахметова в имении отца. Он уехал из провинции и поступил на естественный факультет в Петербурге. Без труда Рахметов сблизился в столице с прогрессивно мыслящими людьми. Случай свел его с Кирсановым, от которого он узнал много нового и передового в политическом отношении. Он стал запоем читать книги. Создается впечатление, что он отмерил себе временной отрезок и точно в него уложился. Уже через полгода Рахметов отложил книги и сказал: “Теперь чтение стало для меня делом второстепенным; я с этой стороны готов для жизни”. В этих словах героя можно разглядеть нечто выходящее за рамки нормально развивающегося человека. Рахметов начал приучать свою физическую сущность подчиняться духовной, то есть стал приказывать сам себе и эти приказы выполнять точно и в срок. Далее он стал закалять организм. Брался за самую тяжелую работу. Был даже бурлаком.

Все это он проделывал, готовясь к великим революционным делам. Ему блестяще удалось создать себя мощным физически и твердым духовно человеком. Рахметов фанатично следовал выбранным раз и навсегда путем. Он ел только то, что ели простые люди, хотя имел возможность питаться лучше. Объяснял он это просто: “Так нужно – это дает уважение и любовь простых людей. Это полезно, может пригодиться”. Видимо, чтобы подчеркнуть его крайнюю революционность, Чернышевский принудил своего героя отказаться и от личного человеческого счастья ради идеалов революционной борьбы. Рахметов отказался от женитьбы на богатой молодой вдове. Объяснил он это так: “Я должен подавить в себе любовь; любовь к вам связала бы мне руки, они и так не скоро развяжутся у меня – уже связаны”. Писатель-демократ, Чернышевский в образе Рахметова изобразил революционного вождя, особенного человека. О таких людях автор писал: “Это цвет, лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли”. Но время показало несостоятельность большевистских идей. И теперь мне ясно, почему вожди Октябрьского переворота избрали Рахметова своим идеалом. Они развивали те рахметовские качества, с которыми им было удобно совершать жестокие дела: не жалели себя, а тем более других, исполняли приказы с леденящей бездумной четкостью железного двигателя, относились к инакомыслящим, как сверхчеловеки к недочеловекам. В результате Россия была залита кровью, а мир был потрясен жестокостью революционных действий. Наше общество вновь на пути к цивилизованному будущему. И лично я мечтаю о том, чтобы в этом нашем будущем было поменьше “особенных” людей, а побольше обычных: добрых, улыбчивых, живущих своей жизнью. Я хочу, чтобы такое будущее стало действительностью.

Житийный жанр занимает особое место в русской литературе. Жития – это жизнеописания людей, причисленных к лику святых. Как правило, жития писали близкие друзья святого с целью “поведать миру” о жизни и подвигах человека, прославить его память, сохранить для потомства воспоминание о необыкновенном человеке.

Составление жития требовало огромных знаний, строгого соблюдения правил и композиции.

Житию свойственна неторопливость, повествование в третьем лице; иногда с отступлениями, обращениями к читателю и похвалами святому.

Житие требует создания четких образов, проведения грани между добром и злом. Мы видим либо резко отрицательных героев, либо резко положительных. Середина отсутствует. Причем отрицательный герой, которого автор обычно именует не иначе как “злодей”, “окаянный”, “треклятый”, служит для контраста с “богоблаженным”, “святым”, подчеркивает безупречность того, о ком идет речь.

В отличие от биографии, в житиях отсутствует движение, рост героя. Святой уже с рождения – избранник божий. И автор иллюстрирует его святость, выбирая из реальности только те факты, которые бы ее подчеркивали. Остальная жизнь святого не принимается во внимание. Индивидуальность человека устранялась, в повествование вводились у “злодея” – только отрицательные качества, а у святого – только положительные. И вот святой становится обобщенным воплощением добра.

Поскольку все авторы житий писали по признанному ими шаблону, жития похожи по стилю речи, и их герои схожи друг с другом поведением, разговором, реакцией на происходящее.

Автор жития как бы создавал эталон для последующих поколений, являя пример для подражания, сводя многообразие действительности к абстрактному идеалу.

Начало XX в. характеризуется обогащением литературы критического реализма, появлением произведений социалистического реализма, развитием модернистских течений. Фоном литературных поисков было бурное развитие капиталистических отношений и революционного движения марксистского характера, а наряду с этим – глубокие религиозно-философские теории, возникающие в условиях тотального кризиса всех сторон жизни. В литературе усилилось стремление дойти до самых глубин человеческой души, понять не только социальную сущность личности, но и ее психологию и подсознание, т. е. усилилось антропологическое начало.

В реализме начала XX века переплетались различные тенденции, связанные с усвоением писателями традиций Л. Толстого, Ф. Достоевского. В творчество реалистических писателей органично вписывались импрессионистические, экспрессионистские стилевые черты, усиливалась роль жизнеощущений самого писателя в повествовании.

Поэзия начала XX в. переживает небывалый взлет. Недаром этот период назван “серебряным веком” русской поэзии. Наиболее яркими в это время были модернистские течения: символизм, акмеизм и футуризм.

Модернизм явился в определенной мере порождением глубокого кризиса в европейской культуре в конце XIX – начале XX в. Кризис характеризовался разочарованием в прежних общественных идеалах, пересмотром моральных ценностей, утратой веры в силу научного познания, вспышкой увлечения мистицизмом и идеалистически-религиозной философией; ощущение отчужденности мира от человека, враждебность действительности, неустойчивость и относительность всего выводили к метафизическим, надличностным основам и ценностям, к уходу в субъективный мир личности.

В сентябре зацветает гладиолус. Его название происходит от латинского слова “меч”. Листья растения длинные, напоминают шпагу. Оно высоко поднимается к небу. Особенно радуют глаз необычайное цветение. Цветы гладиолуса бывают разного цвета: синие, белые, красные, фиолетовые. Цветы большого размера и очень красивые.

Первого сентября я с радостью подарила учительнице свои любимые цветы хризантему.

Хризантема зацветает в сентябре. Она настоящая героиня, ведь ей не страшны холодные осенние дни. Хризантема радует наш взгляд своими разноцветными пушистыми цветами. Они белые, желтые, розовые, фиолетовые. Некоторые виды хризантем обладают лечебными свойствами и их используют в народной медицине.

Хризантемы являются украшением наших дворов и часто букет этих цветов мы используем как подарок или просто знак внимания. Для японцев они приходятся чем-то больше чем просто красивый цветок, ведь они имеют для них символическое значение.

С июня по октябрь долго цветут Бархатцы. Они попали к нам из Центральной Америки, там их родина. Эти неприхотливые цветы являются украшением наших грядок. Они имеют своеобразный аромат. На стеблях с бутонов расцветают желто-коричневые цветки. Хотя данные цветы были завезены издалека еще нашими прадедами, они неплохо прижились у нас и сегодня своей красотой радуют глаз.

Всегда источником знаний считалась книга. Современный мир компьютерных технологий значительно влияет на Значение книги в жизни человека. Бумажная книга стала лишней, носить ее неудобно, даже на телефон можно перенести больше информации. Хотя существуют люди, которые отдают предпочтение именно бумажным изданиям. Сегодня понятие книги как таковой трансформировалось. Книга перешла в другую форму существования, но не перестала существовать.

Неловкость книги еще не является руководством для ее не чтения. Популярность приобретает электронная книга, которую также нужно читать. Книга остается источником знаний просто она изменила свой внешний вид. Это своего рода эволюция, которую понять может не каждый, особенно поколение родителей. В процессе чтения человек приобретает не только информацию о сюжете произведения, она обращает внимание на написание слов, строение предложений и орфографические особенности текста.

Человек, который много читает, развивает свою культуру общения. Читатель не только увлекается сюжетом книги, он развивает свою фантазию и представление. Не зря существует мнение, что Книга часто лучше снятого фильма. Это выражение связано с чувственностью восприятия информации.

Визуальные эффекты кино, безусловно, впечатляют, и бескрайняя фантазия человека рисует более масштабные картины. Не всегда возможно эту фантазию превратить в реальный сюжет фильма с помощью обычных вещей. Представление сложно связать с материальным миром, а еще сложнее донести зрителю это представление с определенными эмоциями.

Существует ошибочное мнение, что в современном мире образованность человека потеряла свою потребность. Определенный уровень образованности просто необходим не только, чтобы получить материальные блага, а даже просто для общения между людьми. К сожалению, грамотность современной молодежи снизилась, потому что часто для проверки ошибок используют специальную компьютерную программу.

И ошибки можно увидеть не только в процессе написания текста, в процессе устной речи низкий уровень образованности можно определить очень легко. Регулярное Чтение книг помогает развитию интеллекта. Читающий человек иначе смотрит на мир, на свои проблемы и их решения.