Category: Школьные сочинения

Глубоко национальный русский писатель Федор Михайлович Достоевский обладал особой способностью видеть душу человека, постигать его психику, улавливать тончайшие оттенки внутренней жизни человека. Как художник-психолог Достоевский представлял собой редчайшее, исключительное явление.

Ему была присуща поразительная чуткость к самым сокровенным и потаенным движениям души, способность проникать в самые отдаленные уголки сознания и чувства, наблюдать и анализировать тончайшие колебания психики.

Такими свойствами обладает и наш современник художник Илья Глазунов, который очень приближен к пониманию творчества Достоевского. Сопереживание художника с писателем глубочайшее.

Для Ильи Глазунова Достоевский – любимый писатель. Вот, например, описание портрета Достоевского работы Глазунова: “Большой лоб с могучими, как у новгородских соборов, сводами надбровных дуг, из-под которых смотрят глубоко сидящие глаза, исполненные доброты и скорби, глубокого раздумья и пристального волевого напряжения. Болезненный цвет лица, сжатый рот, скрытый усами и бородой. Его трудно представить смеющимся”. По словам художника, Достоевский – единственный писатель, “которого не затронули масонские внушения мнимого освободительного движения. Он верил и утверждал всем своим бытием нравственное здоровье, провидя пути процветания России”. Это одна из точек соприкосновения Достоевского и Глазунова.

Писателя и художника объединяет ясно и четко выраженная гражданская позиция. Идентичны монологи Достоевского и Глазунова, обращенные к России, борьба с духом стяжательства, цинизма, одичания, разрозненности людей. Оба они своим творчеством приносят огромную духовную пользу России.

Своим гением Достоевский оказал огромное влияние на изобразительное искусство России.

В своей книге “Россия распятая” И. Глазунов говорит о трудности и ответственности работы художника-иллюстратора. Особенно иллюстратора произведений Достоевского.

Глазунов, считая Достоевского “самым оптимистичным и светлым писателем мира”, такими же изображает и его героев. Особенно ярко “светоносная проповедь” Достоевского проявляется в иллюстрациях Глазунова к роману “Идиот”.

Еще в юности И. Глазунов был пронзен образами петербургского мечтателя князя Мышкина, Настасьи Филипповны, Рогожина. Мятущиеся герои романа “Идиот” поразили душу художника. Глубокое восприятие образов великого Достоевского дало импульс работе над их воплощением.

Герои Достоевского – герои -“идееносцы, люди, душа и совесть которых находится в постоянной битве за овладевшую ими социальную, философскую, но прежде нравственную идею”, завладели сознанием художника, выпестовали его желание “взяться за воплощение образов “неудавшейся идеи христианства” князя Мышкина и Настасьи Филипповны”.

Глазунову было двадцать пять лет, когда он создал три волнующих его образа: князя Мышкина, Настасьи Филипповны и Рогожина.

Ключ к образу князя Мышкина дала Глазунову старая фотография его дяди Константина Прилуцкого, которого в семье называли князем Мышкиным. “Каким аккомпанементом к основной идее “неудавшегося христианства” вплетается в действие романа реально дошедшая до нас историческая правда событий, разворачивающихся не только в Петербурге, но и в столь любимом мною Павловске!”

Купец Рогожин – сложнейший образ романа – в представлении Глазунова могучий контраст князю Мышкину: “…бешенный в своей страсти, по-русски беззаветный, до смертной черты любящий женщину”.

“Настасья Филипповна… Она загадочна, как загадочна вообще душа женщины. В ней переплетается образ “красоты страшной силы” с мистическим реализмом чувства любви, преданности, своеволия, истерического накала – словом, все, что было свойственно женщинам, которых любил Достоевский. Это его тип женщины…” Этот “образ вечной женственности” и изображает Глазунов в атмосфере Петербурга. Именно в атмосфере Петербурга, “умышленного” города, живущего своей напряженной внутренней жизнью, и может быть понят, по Глазунову, образ Настасьи Филипповны – образ сложный и волнующий, не имеющий себе равных в мировой литературе. “Она, как больная птица, не могущая смотреть; она и жертва и насильница”.

Говоря об иллюстрациях И. Глазунова к роману Достоевского “Идиот”, отметим верность художника великим реалистическим традициям русского искусства; редчайшую глубину изображения характеров; умение прочувствовать и передать средствами живописи и графики душу русского человека, мучающегося мировыми вопросами, желающего внести в мир хоть какой-то свет.

По Глазунову, Достоевский с его любящим, за всех на земле страдающим, отзывчивым сердцем, с его неподкупной совестью для всех нас – загадка, мучение, утешение.

Вместе с великим русским писателем художник своими иллюстрациями утверждает веру в возрождение души человека, славит небесный купол совести, стремление к победе добра над злом, к познанию высшего назначения на земле; говорит о Боге в душе. “Верую, Боже, – помоги моему неверию” .

Русский писатель XIX в. Достоевский Ф. М. и наш современник художник Глазунов И. С. преданы России, несущей миру высокую духовность.

“Горе от ума” – это благороднейшее гуманическое

Произведение…, протест против гнусной расейской

Действительности, против чиновников, взяточников,

Бар-развратников… против невежества,

Добровольного холопства.

В. Г. Белинский

Отношение к человеческой личности, к ее достоинству, к труду, к чести и бесчестью, к правде и лжи, к любви и дружбе – это проблемы, актуальные во все времена.

Люди и сегодня задумываются над вопросами: как жить? что значит иметь человеческое достоинство? кто заслуживает доверия, любви, дружбы? как воспитать достойных членов общества?

Ответы дает сама жизнь. Дают их и книги, в которых жизненным опытом делятся с нами мудрые люди – писатели. “Поэт в России больше, чем поэт”,-через полтора века после Грибоедова сказал Е. Евтушенко, но как будто сказал и о нем, мудром учителе, наставнике и друге.

А. С. Грибоедов был декабристом по убеждениям. Существующий строй он считал не только несправедливым, но и глубоко безнравственным, разрушающим человеческую личность. Отсюда то огромное внимание, которое он уделил нравственным проблемам в комедии “Горе от ума”. Эти уроки мы постигаем, анализируя поведение, взаимоотношения героев комедии и приходя к выводу, что нравственность человека во многом определяется обществом, в котором он живет и интересы которого защищает. Войдем в дом чиновного барина Павла Афанасьевича Фамусова, окунемся в уже далекую от нас жизнь. Вот пожилой хозяин дома заигрывает с молоденькой служанкой, вот он вспоминает о своих только двоим известных отношениях с вдовой-докторшей и тут же хвалится, что “монашеским известен поведеньем”. Вскоре мы подробнее познакомимся с его “кодексом чести”. Фамусов откровенно признается, что на службе любит “порадеть родному человеку”, не думая о пользе дела, к своим обязанностям относится формально. Безнравствен он во всем: безразлично относится к воспитанию дочери, боится просвещения, уверен, что от него все зло, а “чтобы зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь”.

Крепостных Фамусов не считает людьми, срывает на них злость. И при этом он считает себя безгрешным, ставит в пример дочери: “Не надобно другого образца, когда в глазах пример отца”.

Людей Фамусов оценивает по богатству, чину и по тому, насколько они ему удобны. Поэтому он держит в доме лицемера и подхалима Молчалина, стараясь не замечать его фальши, лжи, угодничества. Поэтому заискивает перед Скалозубом.

Скалозуб настолько примитивен, что даже не понимает, что говорит, когда признается, что “счастлив в товарищах” своих, потому что те “перебиты” и, следовательно, путь к повышению расчищен. Тем не менее он почетный гость в доме Фамусова! Под стать ему и чванливая, влиятельная Хлестова. Страшна мораль Тугоуховских, для которых в человеке важно только одно – богатство.

В этом обществе и не помышляют о человеческом достоинстве, дружбе, любви. Для достижения корыстных, низменных целей не считается зазорным лгать, лицемерить, притворяться. “Путь наверх” прекрасно показан на примере Молчалина, который, живя, как “завещал отец”, то есть угождая “всем людям без изъятья”, уничтожил в себе человека. Он уверен, что в его лета “не должно сметь свое суждение иметь”, что “надобно зависеть от других” и т. д.

Возникает вопрос, не безнравственна ли Софья, полюбившая такого человека. Неужели ей по душе “мораль” Молчалина? Как могла она, читающая, любящая музыку, неглупая, предпочесть это ничтожество Чацкому? Я не могу осуждать Софью: мне ее жаль. Девушка очень молода и неопытна. В доме своего отца она получила уродливое воспитание. Начитавшись сентиментальных французских романов, возомнила себя спасительницей, покровительницей бедного молодого человека, такого тихого, такого скромного… Знать бы ей, что это волк в овечьей шкуре. Но Софья еще не научилась разбираться в людях: всем хорош Молчалин, вздыхает, боится на нее глаза поднять… А Чацкий колок, резок, язвителен, всех вышучивает и при этом ищет понимания у нее, Софьи. Она уверена: Чацкий в ней не нуждается, да ей и дела до него нет. Софья не безнравственна. Ее любовь, в отличие от “чувства” Молчалина, настоящая. Вот если бы она могла увидеть своего избранника глазами постороннего наблюдателя! Поведение Софьи – результат влияния среды, общества, для которого молчалинские “умеренность и аккуратность” – ключ к успеху и карьере. Безнравственность не мешает, а помогает продвигаться по служебной лестнице, способствует расположению “сильных мира сего”.

Рассказывая о личной драме Чацкого и Софьи, писатель убеждает, что и в проблемах нравственности фамусовское общество безнадежно отстало от требований жизни. Политическая и нравственная несостоятельность этого общества взаимосвязаны. Защитники крепостничества не могут уважать человеческую личность. Многочисленные фамусовы, хлестовы, скалозубы презирают русскую культуру, народные обычаи, родной язык, как огня боятся просвещения.

Но больше всего пугают их передовые взгляды. “Он вольность хочет проповедать!” – “Да он властей не признает!” – такие обвинения в их устах звучат как приговор. В борьбе против вольнодумия для них хороши самые безнравственные средства. Сплетни, ложь, клевета без зазрения совести пускаются в ход, когда становится очевидной угроза их спокойствию, которую несет с собой Чацкий. Чацкий выступает не только как носитель новых идей, но и как человек новой нравственности; его моральные устои так же противоположны морали старой барской Москвы, как и его убеждения.

Мысль о необходимости общественных перемен очень убедительно раскрыта в комедии через противопоставление морали двух противоборствующих лагерей: в отсталом, изжившем себя обществе не может быть высокой нравственности – такой вывод делал для себя читатель “Горя от ума” накануне восстания декабристов. Этот вывод не стареет и сегодня: справедливая общественная мораль возможна только в справедливом обществе.

Путь в литературу Байрон начал с Лирических стихотворений. В годы обучения в кембриджском университете Байрон издал поэтические сборники: “Стихи на случай” (1806), “Часы досуга” (1807). Первый сборник был издан анонимно, а второй с фамилией автора, которая была снесена критикой напрочь. В ответ Байрон создал сатиру под названием “Английские барды и шотландские обозреватели” (1809) в которой не только саркастически высмеивал своих критиков и вступил в полемику с представителями первого поколения волынских поэтов романтиков принадлежавших так называемой “Озорной школы”, относительно принципов, по которым современная литература должна отображать жизнь. Между прочим, критики много в чем были правы: ранняя лирика поэта была незрелой и непоследовательной, хотя и не избавлена от блеска поэтического гения.

К художественно совершенным образам Байронической лирики относятся; цикла любовных стихов адресованных Мэри Чаворт, в которую поэт был влюблен в студенческие годы: стихи обращены к сводной сестры Августы (от первого брака его отца); цикл стихов посвященных исторической фигуре Наполеона, которого поэт, как и много других европейцев сначала боготворил, и в котором впоследствии разочаровался, возмущенный его захватнической политикой; поэтический цикл “Еврейские мелодии” содержащий 23 стихотворения, написанных на библейские мотивы и одновременно полных отголосков современности.

Лирика Байрона уже стала и для его современников ярким воплощением новой, определенно романтической поэзии. Едва ли не основным художественным открытием Байрона стало то, что главным героем своей повести он сделал собственную душу. Его душевная открытость и искренность поражает. В лирике определяются и главные идейно-художественные приоритеты поэта: с одной стороны это мотив усталости, разочарования, одиночества, который начинает пафос “мировой скорби” а с другой стороны это пропитанные свободолюбивым пафосом богоборческие и бунтарские мотивы, которые наилучшим образом находят свое отражение и продолжение в образе байронического героя.

Одними из выдающихся лирических стихотворений поэта стали “Мой дух как ночь” и стихотворение основное на древнегреческом мифе “Прометей” . В последнем стихотворение Байрон подчеркивает не только страдания и предательство главного героя, но и поднимает патриотический дух.

Иван Сергеевич Тургенев стал достойным преемником лучших гуманистических традиций русской литературы, заложенных А. С. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым и Н. В. Гоголем. Очерчивая место, занимаемое этим художником на русском литературном олимпе, известный писатель М. Е. Салтыков-Щедрин отмечал: “Литературная деятельность Тургенева имела для нашего общества руководящее значение… Тургенев был человек высокоразвитый, убежденный и никогда не покидавший почвы общечеловеческих идеалов. Идеалы эти он проводил в русскую жизнь с тем сознательным постоянством, которое составляет его главную и неоцененную заслугу перед русским обществом. В этом смысле он явился прямым продолжателем Пушкина и других соперников в русской литературе не знает. Так что ежели Пушкин имел полное основание сказать о себе, что он пробуждал “добрые чувства”, то же самое и с такою же справедливостью мог сказать о себе Тургенев. Это были не какие-нибудь условные “добрые чувства”, согласные с тем или другим преходящим веянием, но те простые, всем доступные, общечеловеческие “добрые чувства”, в основе которых лежит глубокая вера в торжество света, добра и нравственной красоты”.

Этими “добрыми чувствами” И. С. Тургенев измерял и оценивал общественную жизнь России. Наделенный необычайной чуткостью к ее недугам и прогрессивным течениям, он в своих романах, повестях и рассказах затрагивал острые социальные проблемы. В том числе – проблему общественного неравенства, узаконенного крепостным правом, с которым писатель смолоду поклялся “бороться до конца”. Не принимая идеи революции, популярной в кругах передовой интеллигенции его эпохи, Тургенев в то же время признавал необходимость обновления общественного устройства страны, его преобразования на основе принципов разума, справедливости и гуманности. Стремление к такому обновлению отчетливо проявляется во многих его произведениях. И так же отчетливо проступают в них антикрепостнические настроения писателя. Они выражаются и в критике бесчеловечного произвола “сильных мира сего”, и в проникновенно-человечном отношении к угнетенным людям из народа. Противопоставляя расхожим представлениям о мужике как о “низшем”, “темном” и “необразованном” существе образы крестьян, исполненные нравственного значения и внутренней красоты, Тургенев открывал читателям России и Запада бесценные сокровища русской души.

Основа для глубокого знания народной жизни и столь же глубокой любви к русскому крестьянству в сознании писателя была заложена с детских лет. Они прошли в имении Спасское-Лутовиново, принадлежавшем матери И. С. Тургенева Варваре Петровне. Имение было расположено в живописном уголке Орловской губернии. Трепетные пейзажи родного края навсегда запечатлелись в душе будущего художника слова, став для него одним из символов России. Неотъемлемой частью этого символа был образ русского крестьянина – труженика, тесно связанного с природой, наделенного громадными духовными силами и загадочной душой. С ранних лет Тургенев, бывший свидетелем жестоких расправ и издевательств, которые учинялись над крепостными по прихоти деспотичной Варвары Петровны, проникся острым состраданием к участи подневольного народа. Это чувство со временем побудило Тургенева – человека мягкосердечного, деликатного и уступчивого – вступить в непримиримое единоборство с матерью, защищая от ее гнева крестьян и дворовых. “Никто, – пишет в своих воспоминаниях друг Тургенева П. В. Анненков, – не мог равняться с нею в искусстве оскорблять, унижать, сделать несчастным человека, сохраняя приличие, спокойствие и свое достоинство. Она не затруднилась произнести смертный приговор несчастной собачонке своего дворника Герасима, зная, что приговором сим наносит смертельную рану сердцу ее хозяина. И что же? Одно появление Тургенева в деревне водворяло тишину, вселяло уверенность в наступлении спокойной годины существования, облегчало жизнь всем – и это несмотря на его натянутые отношения к матери и в силу только нравственного его влияния, которому подчинялась даже и необузданная, уверенная в себе ее власть”.

Отвращение к насилию, порождаемому помещичьим своеволием, сочувствие подневольному крестьянству, восхищение лучшими чертами народа, вера в ценность человеческой личности – таковы были нравственные уроки детства, определившие главное направление духовного развития Тургенева – писателя и человека. Важным этапом этого развития стало обучение в университетах Москвы, Петербурга и Берлина. К тридцати годам И. С. Тургенев уже был признан в России талантливым автором поэм, повестей и драм, с успехом ставившихся на сцене. И все же настоящая известность пришла к нему с появлением в печати рассказов, составивших впоследствии сборник “Записки охотника”. Они покорили современников естественной, безыскусной манерой изложения, создававшей впечатление, будто перед глазами читателя разворачиваются картины самой действительности, в которых лица людей разных сословий, природа и быт, случайные встречи и будничные происшествия сливаются в многокрасочный, многоголосый хоровод русской жизни.

В драматургии 1970-х годов легко было провести проблемно-тематическую классификацию. Существовали пьесы производственные, политические, на международную тематику и т. д. Производственная пьеса рубежа 1970-80-х годов обозначила многие экономические и социальные проблемы, хотя не касалась основ системы. К середине 1980-х годов характер производственной пьесы изменился. Производственные конфликты приобретают нравственную наполненность, происходит сращение личной жизни человека с его трудовой деятельностью, причем домашняя, семейная жизнь героя становится продолжением его производственной жизни. Это выражается даже в выборе места действия: квартира, дача. Сферы производственной, общественной, личной жизни тесно переплетаются, герой познается на скрещении разных координат.

Наметившаяся к концу 1970-х годов тенденция к постижению духовной сути современника оттеснила производственные проблемы. Общественная ценность человека начинает измеряться не только деловыми качествами, но в первую очередь уровнем нравственных понятий. Это приводит к тому, что чисто “производственная драма” в 1980-е годы уже не встречается. Пьесы “Зинуля” А. Гельмана, “Серебряная свадьба” А. Мишарина при том, что их сюжетообразующей основой являются конфликты производственные, – это уже публицистический разговор о совести, о личной ответственности, о соотношении слова и дела.

В начале 1980-х годов появились пьесы драматургов, схожие творческие принципы которых позволили объединить их в драматургию “новой волны” или поствампиловскую драматургию. В пьесах “новой волны” отразилась двойственность жизни, шел разговор об искажении человека как следствии социальных причин. В них герои испытывали трагедию безверия и неприкаянности, разрушающую тоску по тому, что сами были не в состоянии определить. Л. Петрушевская, В. Славкин, А. Галин, Л. Разумовская погружали героев в быт, в повседневность, в какие-то “коммунальные” ссоры. Бытовые неурядицы разъединяли людей, делали ущербными их характеры. Драматургов “новой волны” объединяло и то, что в их пьесах никогда четко не выражалась авторская позиция, отсутствовал положительный идеал. Атмосфера пьес не давала надежд на перспективы. Общее в поствампиловской драматургии и отношение к театру Чехова. “Три девушки в голубом” Л. Петрушевской вызывали ассоциации с “Тремя сестрами”, мотивы “Вишневого сада” трансформировались в пьесе

В. Арро “Смотрите, кто пришел!” и Л. Разумовской “Сад без земли”, “Родненькие мои” А. Смирнова вели к “Дачникам”. Но при сюжетном сходстве пьесы “новой волны” отличались от чеховских отсутствием той высокодуховной атмосферы, которая поднимала быт в драмах Чехова на уровень бытия, позволяла за внешней бессобытийностью увидеть напряженную работу души.

В начале 1980-х годов драматурги обратились к поиску истинных причин жизненных драм целого поколения. Н. Семенова, А. Дударев, М. Ворфоломеев показывали разъедающую атмосферу лжи, лицемерия, возведенных в государственный масштаб. Герой конца 1980-х бездеятелен, предается рефлексии, не совершает никаких поступков. В психологической драме появляется непривычный конфликт, в котором не один персонаж противостоит другому, а герой противостоит жизни.

Стремление найти аналогии современной жизни в истории, философски осмыслить некоторые вечные проблемы вызывают развитие философской драмы. Один из талантливых ее представителей – Э. Радзинский. Его пьесы – построенные на разном материале психологические драмы, в которых используется прием “игра в игре” или “пьеса в пьесе” . Так, в философской пьесе “Театр времен Нерона и Сенеки” в самом действии разыгрывается пьеса, поставленная Нероном. Жизнь и игра переплетаются, создавая напряженное поле действия.

Драматургия 1980-х годов настолько разнообразна, что свести ее к нескольким направлениям довольно трудно. Ведь только в жанре психологической драмы наряду с “новой волной” продолжали творческие поиски драматурги старшего поколения – В. Розов, А. Арбузов. Написанные в этот период пьесы “Хозяин”, “Кабанчик” В. Розова, “Победительница”, “Виноватые” А. Арбузова выявляли неожиданные грани их творчества. Они открывали наполненные настоящим драматизмом стороны жизни, где социальное и личное переплелись воедино, где сломанные судьбы молодых были наказанием за нравственные преступления отцов.

В 1990-е годы из пьес постепенно уходит “чернуха”, меньше занимает писателей бытовая сторона жизни. Снова начинают звучать вечные вопросы: жизнь и смерть, Бог и дьявол, концы и начала, естественность и искусственность. Эти проблемы на несколько непривычном материале ставит в пьесах “Рогатка”, “Канотье”, “Уйди-уйди” Н. Коляда. В них драматург обращается к подсознательному, тайному, к борению человеческой души и плоти.

С середины 1980-х годов в русской драматургии возрождаются традиции театра абсурда, заложенные обэриутами. К парадоксальному театру обращаются А. Казанцев “Сны Евгении”, А. Демьяненко “Я тоже хочу на бал, возьмите меня с собой”.

В конце 1980-х годов в русской драматургии реализуется эстетика постмодернизма. Постмодернистская драма построена на деконструкции знаков и символов культуры социалистического реализма. Сюда можно отнести пьесы В. Сорокина “В землянке”, “Пельмени”, М. Угарова “Газета “Русский инвалидъ” за 18 июля”, А. Шипенко “Сад осьминогов”.

В драматургии конца XX века идет процесс поиска новых форм и развития старых жанров в традиционной и постмодернистской системах.

Стихотворение А. С. Пушкина “Памятник” было написано 21 августа 1836 года, то есть незадолго до смерти автора. В нем он подводит итог своей поэтической деятельности.

Тема поэзии и роли поэта в жизни стала традиционной еще со времен древнеримского поэта Горация. Он является автором “Сатир” и целого ряда стихотворений, прославивших его имя. В конце своего творческого пути Гораций создал послание

“К Мельпомене”. Мельпомена в древнегреческой мифологии – одна из девяти муз, покровительница трагедии, символ сценического искусства. В этом послании Гораций оценивает свои заслуги в поэзии.

В дальнейшем создание такого рода стихотворений в жанре своеобразного литературного “памятника” стало общеевропейской традицией. Не обошла ее и русская литература.

Первый перевод послания Горация на русский язык принадлежит М. В. Ломоносову. Затем вольный перевод стихотворения с оценкой своих заслуг в поэзии сделал Г. Р. Державин, назвав его “Памятник”.

А. С. Пушкин, создавая свой “Памятник”, знал эту литературную традицию, но непосредственно отталкивался от стихотворения Державина. А потому вполне правомерно сопоставление стихотворений этих двух поэтов.

Как и у Державина, у Пушкина “Памятник” состоит из пяти строф, близких к державинским по форме и размеру. Но основной смысл стихотворения у того и другого поэта глубоко различен, различна оценка их авторами своего творчества.

В стихотворении Пушкина указывается, что его поэзия в большей мере обращена к широкому читателю. Это видно уже из первых строчек. “…К нему не зарастет народная тропа”, – говорит он о своем литературном “памятнике”. В то же время его “Памятник” отмечен свободолюбием: “Поднялся выше он главою непокорной Александрийского столпа”.

Внешне вторые строфы стихотворений похожи, но в конце их есть одно существенное различие. Державин пишет:

И слава возрастет моя, не увядая,

Доколь славянов род вселенна будет жить.

У Пушкина же мы читаем:

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Тем самым Пушкин говорит, что его произведения найдут более широкий отклик в сердцах людей, близких ему по духовному складу, поэтов, причем поэтов всего мира. Державин же говорит лишь о признании на родине.

Третьи строфы очень близки и по форме и по содержанию. Основную смысловую нагрузку несут в обоих стихотворениях, несомненно, четвертые строфы. Именно в них мы ясно видим, что считали основным в своем творчестве Державин и Пушкин.

… Первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о боге

И истину царям с улыбкой говорить, –

Пишет Державин. Пушкин же говорит о себе иначе. Он, утверждая свое право на признание и любовь читателей, отмечает:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

В этих строках Пушкин обращает внимание читателя на человечность, гуманизм своих произведений, на их свободолюбие. Интересно, что в начальном варианте Пушкин вместо слов “в мой жестокий век” написал “вслед Радищеву”, то есть прямо назвал себя последователем русского просветителя-революционера.

Последние строфы обоих стихотворений сходны по содержанию. В них и Державин, и Пушкин обращаются к своей музе и зовут ее следовать собственному призванию, презирая и хвалу, и клевету:

Веленью божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца, –

Пишет Пушкин.

Оба стихотворения написаны в жанре оды, поэтому интонация и лексика в них очень торжественны. Ритм стихотворений медленный, величественный. Оба стихотворения написаны ямбом с перрихием, который придает их звучанию особую торжественность.

Созданию высокого стиля способствует и подбор лексических средств. Так оба автора широко употребляют возвышенные эпитеты

В обоих стихотворениях присутствует много славянизмов, что также подчеркивает их торжественность. Причем в стихотворении Державина архаизмов больше, чем у Пушкина, и они древнее. Вероятно, это объясняется и тем, что “Памятник” Пушкина был создан на тридцать лет позже, когда литературный язык заметно сблизился с разговорным.

Можно сказать, что оба стихотворения являются гимнами поэзии. Ведь главная тема их – прославление истинной поэзии и утверждение высокого назначения поэта в жизни общества.

В то же время Пушкин в своем “Памятнике” по-новому определяет роль поэта и назначение поэзии. Он опирается не только на литературную традицию и на стихотворение своего непосредственного предшественника Державина, но и на свои творческие открытия, проложившие новые пути в русской литературе.

И каждый раз поэты последующих эпох, в том числе и наши современники, осмысливая свой вклад в поэзию и свои взаимоотношения с обществом, вновь и вновь обращаются к Пушкину, ведя с ним живой диалог.

Творчество Чехова завершает классический период русской литературы и в то же время открывает новые пути развития, подхваченные уже литературой XX века. Вот почему относительно творчества Чехова так остро стоит вопрос о традициях и новаторстве, что карается как прозы, так и драматургии писателя. Начав работать почти одновременно в прозе и драматургии, Чехов впервые предстает перед русским читателем как прозаик, автор небольших юмористических рассказов, которые печатаются в популярных в 1880-е годы журналах “Осколки”, “Стрекоза”, “Будильник”. Чехов еще учится в это время на медицинском факультете Московского университета и не считает свои занятия литературой серьезным делом, хотя довольно скоро становится весьма популярным писателем. Он печатается под различными псевдонимами – Антоша Чехонте, Брат моего брата, Человек без селезенки и др. В это время писатель создает серию комических рассказов, сценок, пародий, юморесок, среди которых появляются подлинные шедевры -“Смерть чиновника”, “Толстый и тонкий”, “Хамелеон”, “Унтер Пришибеев”, “Злоумышленник”, “Тоска”. Итогом первого раннего юмористического периода стали сборники “Сказки Мельпомены” и “Пестрые рассказы” .

С середины 1880-х годов Чехов печатается реже, его рассказы становятся глубже и серьезнее, определяется его писательская манера. В это время создаются такие произведения, как “Без заглавия”, “Свирель”, “Почта”, “Горе”, “Счастье”, “Спать хочется”, которые входят в сборники “В сумерках” и “Хмурые люди” . Этапным произведением этого периода является повесть “Степь” , которая подводит итог идейно-художественным исканиям писателя и окончательно определяет его дальнейший путь в литературе.

В 1990 году писатель предпринял поездку на Сахалин, который был в то время местом пребывания каторжников, результатом чего стала книга “Остров Сахалин” . В это же время в печати появляются все наиболее значительные произведения писателя зрелой поры: “Ионыч”, “Дама с собачкой”, “О любви”, “Крыжовник”, “Человек в футляре”, “Дом с мезонином”, “Студент”, “Палата № 6″, “Черный монах”, “Мужики” и другие. Одним из последних чеховских произведений стал рассказ “Невеста” .

Сюжетную основу “Слова о полку Игореве” составляют подлинные исторические события: неудачный поход Новгород-Северского князя Игоря Святославовича против степных кочевников половцев весной 1185 года, который закончился страшным поражением русских войск и пленением князя Игоря.

Открывает “Слово” вступление, в котором автор определяет свою задачу: в отличие от легендарного древнерусского певца-сказителя Бояна, он не собирается восхвалять подвиги князей, а хочет “по былинам сего времени”, то есть следуя исторической правде, рассказать о подлинных событиях недавнего прошлого. Для того чтобы установить, насколько точно автор отражает исторические факты, рассмотрим, что нам известно из исторических источников об этом событии.

Сохранилось два летописных рассказа о походе князя Игоря. Один из них – более подробный – включен в Ипатьевскую летопись. Другой, рассказывающий в краткой форме о трагических событиях похода на половцев князя Игоря, содержится в Лаврентьевской летописи. На основании этих двух источников ученым удалось достаточно точно реконструировать подлинные исторические факты

Походу князя Игоря предшествовал другой, в котором объединенные силы русского войска возглавил Киевский князь Святослав Всеволодович. Он состоялся в 1184 году оказался очень успешным: половцы, объединенные ханом Кобяком, были разбиты, сам хан, как и многие его воины, был взят в плен, также были захвачены военные машины, а пленные русские князья освобождены. Но Новгород-Северский князь Игорь, находившийся в феодальном подчинении у своего двоюродного брата князя Святослава Киевского, не принял участия в этом походе. Причиной тому явились погодные условия: поход начался весной, когда вокруг еще лежал лед, и конница князя Игоря не успела вовремя присоединиться к объединенному войск) русских. Честолюбивый князь Игорь тяжело переживал свою неудачу и хотел доказать всем, что он сам и его воины – это тоже “храбрые русичи”, как их называет автор “Слова”. Тогда у него созрел дерзкий план: единолично “поискать славы” и отправиться в поход на половцев. Таковы исторические факты, предшествовавшие походу героя “Слова”.

Благодаря указанию на то, что во время похода князя Игоря произошло солнечное затмение, мы можем абсолютно точно датировать момент выступления русской дружины: 23 апреля 1185 года, во вторник. Насчет союзников князя Игоря в этом походе у исследователей нет такого единодушия. Точно известно, что вместе с князем Игорем вышли войска его сына Владимира Путивльского, племянника князя Святослава Ольговича Рыльского и дружины, присланные от Ярослава Всеволодовича Черниговского во главе с Ольстином Олексичем, присоединившиеся по дороге. Солнечное затмение застигло их у берегов Донца 1 мая, что считалось плохим предзнаменованием. Еще два дня у реки Оскола Игорь ждал своего брата Всеволода, который шел с войском из Курска.

Известный исследователь и переводчик “Слова” А. К. Югов утверждает, что в походе приняли участие галицкие дружины, комментируя строку “…не буря соколы занесе через поля широкая, галиции стады бежать к Дону Великому…”. Выступая против ошибочного перевода “слетаются галки к Дону Великому” Югов ссылается на данные летописей. В Лаврентьевской летописи под 1185 годом отмечен поход с галицкой помощью, а в Ипатьевской летописи указывается, что участие галицких полков князя Ярослава, отца молодой жены князя Игоря Ефросинии Ярославны, в походах против половцев было обычным делом. Судя по данным летописей, на протяжении десятилетия, предшествующего походу князя Игоря, войска Ярослава Осмомысла, влиятельного князя богатых Галицких земель, непременно участвовали в походах, организованных против половцев Киевским князем. Историки установили также, что могущественный тесть князя Игоря посылал свои галицкие полки и для участия в Крестовых походах. в частности в третьем крестовом походе против гурок султана Саладина. Галич в XII-XIII веках переживал пору экономического расцвета, а князь галицкий Ярослав Владимирович был признан всеми окружающими его странами. Не случайно именно он принимал у себя, по данным Ипатьевской летописи, византийского императора Андроника Комнина, а богатство и влиятельность этого князя выразительно характеризуются автором “Слова”: “Высоко сидишь на своем златокованом столе”. Прозвище Осмомысл, данное галицкому князю Ярославу, свидетельствует о его мудрости. На основании приведенных сведении Югов делает вывод: “Учтя все это, можно ли сомневаться, что и в походе его зятя Игоря участвовали галицкие полки Ярослава!”.

От Оскола объединенные русские войска под предводительством князя Игоря пошли к реке Сальнице, но расчет на неожиданное нападение не оправдался Русские “сторожа” донесли, что половцы готовы к бою, а потому князю Игорю пришлось поторопиться: он не стал останавливаться на ночлег, а вел войско всю ночь. На следующий день состоялась первая, победная для русских битва с половцами у реки Сюурлия. По свидетельству Ипатьевской летописи, русские захватили богатую добычу, в которой особую ценность представляли дорогие ткани – паволоки и оксамиты.

Там же сообщается, что на следующий день половецкие полки объединенными силами под предводительством ханов Гзака и Кончака двинулись на русское войско. Кончак Отрокович, постоянный противник русских, не раз ходивший походами на русские земли, шел навстречу войску князя Игоря впереди Гзака, указывая ему путь. Так оказалось, что против небольшого русского войска выступило намного превосходящее по численности половецкое. Кроме того, половцы имели преимущество в расположении: битва обычно начиналась издалека перестрелкой идущих впереди строя стрельцов, а попутный ветер со стороны Азовского моря позволял стрелам половцев точнее достигать цели. Косвенно об этом говорится в “Слове”, когда Ярославна в своем плаче упрекает ветер.

Согласно Ипатьевской летописи, битва началась утром в пятницу, длилась всю субботу и закончилась лишь в воскресенье, то есть она шла без перерыва больше двух суток! “И тако, во день святого воскресения шведе на ны плачь и во веселие место желю, на реце Каяты” . Автор “Слова” неоднократно упоминает место битвы – на реке Каяле. Но ученые не смогли точно установить какая река в XII веке так называлась. Есть предположение, что это река Макатиха, которая находится недалеко от Торских озер. Но ход сражения и его страшные для русского войска последствия описанные автором “Слова”, точно согласуются с данными летописей.

Русские были окружены половцами плотным кольцом. Чтобы пробиться к Донцу, не разбивая войско, а двигаясь вместе, Игорь приказал конным спешиться. Воины были уставшие, они страдали от жажды, многие кони пали, а среди бойцов было не только много убитых, по и раненых, которым трудно было передвигаться. Сам князь Игорь был ранен в руку, но оставался в строю. На рассвете в воскресенье дрогнули и обратились в бегство черниговские воины. Тогда князь Игорь смял шлем, чтобы они могли его узнать, но остановить бегство не смог. На обратном пути к твоему полку, изнемогая от раны, он был взят в плен половцами. Ипатьевская летопись описывает то, что во время своего пленения Игорь, уже связанный, видел, как отчаянно бьется его брат Всеволод, и хотел умереть, чтобы не видеть его гибели: “…проси души своей смерти, яко да бы не видел падения брата своего”. Известно, что из всего русского войска спаслось только 15 человек, многие утонули. В плен попали, кроме князя Игоря, его сын Владимир и тяжело ращенный в бою Всеволод.

Князя Игоря взял на поруки хан Кончак – ранее бывший союзником русского князя. Такие союзы между русскими князьями и кочевниками в ходе междоусобном борьбы были не редкостью. Не случайно в “Слове” хан Кончак и его воины названы “сватами”. Из исторических источников известно, что дочь хана Кончака еще до похода 1185 года была просватана за сына князя Игоря. Уже в плену Владимир действительно женился на Кончаковне, а потом в 1187 году вернулся из плена с молодой женой и ребенком и здесь был обвенчан по церковному обряду. Положение князя Игоря в плену тоже было не самым тяжелым: он пользовался относительной свободой, мог, например, ездить на ястребиную охоту, ему оказывали почет и уважение, но тем не менее, его охраняли двадцать стражников, которые, впрочем, должны были исполнять поручения князя и слушаться его.

В то же время князь Игорь не мог не понимать, насколько тяжелы для Руси в целом оказались последствия поражения его войска. Задолго до этого в 1106 году дед хана Кончака Шарукан потерпел жестокое поражение от Владимира Мономаха, и теперь Кончак наконец мог отомстить за это бесславие. Половцы отправились в поход на Русь но среди них не было согласия: Кончак хотел идти на Киев, а его союзник Гзак предлагал идти на реку Сейм. В результате войско разделилось, Гзак осадил Путивль, по не смог взять город, зато его войско разгромило Посемье. Кончак отправился к Переяславлю-Южному, осадил город, но затем был отбит. На обратном пути он захватил Римов, один из линии укрепленных русских городов на пограничной с Половецкой степью реке Суле.

Но на этом нашествия степных кочевников на русские земли не прекратились. В памятнике древнерусской литературы нашло отражение в “золотом слове” Святослава реальное отношение Киевского князя к походу князя Игоря и его последствиям для Руси. Автор “Слова” вкладывает в уста Киевского князя упрек Игорю и Всеволоду в том, что они рано выступили против половцев. Летописные источники помогают уточнить этот важнейший эпизод. Сам князь Святослав планировал летом идти в поход на половцев на Дон, и занимался сбором своих воинов из северных владений. Он узнал о несогласованном с ним походе князя Игоря, когда направлялся в Новгород-Северский, что вызвало закономерное неудовольствие Киевского князя. Весть о поражении русского войска дошла до Святослава, когда он подходил к Чернигову. Летопись свидетельствует, что Святослав при этом “глубоко вздохнул”, “утер слезы” и сказал: “Дал ми Бог притомили поганыя, но не воздержавше юности отвориша ворота па Русьскую землю…”. Действительно, в результате поражения князь Игорь “отворил ворота” половцам на Русь, перечеркнув тем самым достигнутые за год до того в 1184 году успехи объединенных русских войск под предводительством Киевского князя Святослава.

Осознание этого сделало для князя Игоря пребывание в плену особенно мучительным, но он не сразу согласился на предложение о побеге, что значило в те времена бесславие. Обстоятельства сложились так, что Игорь все же был вынужден бежать: до него дошли сведения о том, что половцы возвращающиеся от Переяславля, собираются убить всех русских пленных. Помощником Игоря стал один из половцев по имени Овлур, которого в летописи называют Лавр или Лавор. Русский историк XVIII века В. Н. Татищев установил, что мать Лавра была русской, причем из мест, где правил князь Игорь. Видимо, такое происхождение вызывало подозрения со стороны половцев, хотя Овлур слыл храбрым воином. Но и князь Игорь не сразу стал доверять ему, хотя потом вынужден был принять его помощь. Известно, что, вернувшись из плена, князь щедро отблагодарил своего помощника, сделав Лавра одним из своих приближенных и выдав за него дочь тысяцкого Рагуила.

Время для побега было выбрано не случайно вечером, на заходе солнца. Стражи, охранявшие князя Игоря, веселились и развлекались, думая, что пленник спит. Он же отправил своего конюшего к Лавру, передав чтобы тот ждал беглеца с конем на другой стороне реки. Так Игорю удалось незаметно уйти и, переплыв через реку, бежать. Именно так описывается побег князя Игоря в “Слове”, при этом соответствие историческим фактам сочетается там с народно-поэтической образностью, характерной для сказок. Исторические источники свидетельствуют, что путь князя Игоря до пограничного города Донца занял 11 дней. Затем, побывав в своем Новгороде-Северском, князь отправляется в Чернигов и Киев, где его радостно встречают.

Автор “Слова”, следуя основной художественной идее произведения о необходимости единения русских сил, несколько изменяет этот путь: у него князь Игорь сразу направляется в Киев, где ему и его соратникам весь народ поет славу. Но, как мы убедились, рассматривая исторические источники и свидетельства о походе князя Игоря, в главном автор “Слова” точно следует своему принципу: писать “по былинам сего времени”.

В ряду первых рассказов М. Горький показал ужасающие картины русской действительности, пороки капиталистического строя, бесчеловечные условия буржуазной России, “свинцовые мерзости жизни”. А пьеса “На дне” явилась наиболее сильным произведением о “бывших людях”, ибо такой суровой, беспощадной правды о жизни социальных низов, об их беспросветной и безысходной участи мировая литература не знала. В сыром подвале, “похожем на пещеру”, в страшной грязи и вони ютятся люди, выброшенные из жизни в силу условий, царящих в обществе. Горький не дает биографий героев пьесы, но по их отдельным репликам мы понимаем весь трагизм их существования. Чахоточная Анна говорит о том, что “всю жизнь над каждым кусочком хлеба тряслась… мучилась… Всю жизнь в отрепьях ходила”. У этих несчастных “обитателей дна” отнято все: честь, человеческое достоинство, возможность любви и материнства, семьи, всякая надежда, все стерто, втоптано в грязь. Недаром рабочий Клещ безнадежно говорит: “Работы нет… Силы нет. Вот – правда! Пристанища, пристанища нету! Издыхать надо… Вот она правда! ” И даже здесь, в этом странном мире отверженных, где заживо погребены ценные по своим задаткам люди, достойные сострадания, продолжают действовать волчьи капиталистического мира. Почти все жители костылевской ночлежки доведены до отчаяния, тянутся к каким-то призракам, иллюзиям. Мечтает вырваться отсюда Клещ, полагая, что честный труд поможет стать ему человеком: “Кожу сдеру, а вылезу”, хочет начать новую, здоровую жизнь Васька Пепел, искренно верит в чистую любовь Настя. Все пытаются выпрямиться, стать полноценными людьми. Общую мысль о свободном человеке высказывает Сатин. Он разоблачает утешительную ложь старца Луки, который, видя муки обездоленных, бескорыстно старается помочь им, облегчить страдания, умиротворить. Спившемуся Актеру он внушает надежду на излечение в бесплатной лечебнице, умирающей Анне он советует не бояться смерти: она ведь несет покой; вору Пеплу советует уехать в богатую счастливую Сибирь. И это-то в то время! Обманщик Лука по-своему гуманен, но его гуманизм пассивно сострадательный. Он основан на том, что Лука не верит в возможности человека: для него все люди ничтожны, слабы, мелки, нуждаются лишь в сострадании и утешении. “Мне – все равно! Я и жуликов уважаю, по-моему, ни одна блоха не плоха”, – говорит он. Втайне он уверен в том, что реальное положение человека изменить нельзя, поэтому ко всем и подходит с утешительной ложью. Против вредоносной лжи и философии рабской покорности и долготерпения выступает Сатин: “Кто слаб душой… и кто живет чужими соками, тем ложь нужна… Одних она поддерживает, другие прикрываются ей… Ложь – религия рабов и хозяев. Правда бог свободного человека”. В монологе Сатина в полный голос звучит требование свободы и гуманного отношения к человеку: “Надо уважать человека! Не жалеть,… не унижать его жалостью,… уважать надо! ” Он убежден в том, что следует не примирять человека с действительностью, а заставить саму действительность служить человеку, поэтому он поднимает знамя борьбы за Человека с большой буквы! “Человек свободен. Человек – вот правда. Все в человеке, все для человека. Существует только человек, все же остальное – дело его рук, его мозга. Человек! Это звучит гордо! ” Пьеса имела огромный успех, потому что “принималась как пьеса-буревестник, которая предвещала грядущую бурю и к буре звала”.

Сопоставьте стихотворения И. А. Бунина, К. Д. Бальмонта, Е. М. Винокурова. Какие чувства выразили поэты, обратившись к былинным мотивам и сюжетам? Почему эти чувства столь различны? Что объединяет эти стихотворения?

Три поэта, представленные в этом разделе стихотворениями, посвященными былинным богатырям, относятся к своим героям с чувством глубокой симпатии, и в то же время каждого автора волнуют какие-то особые стороны облика и поступков богатырей. Для Бунина особенно важна трагическая мощь богатырей, их непростая судьба, гибель старшего поколения, для Бальмонта -“живая вода” их духовного воздействия на читателя, для Винокурова – духовная близость богатырей к обычному простому человеку.

Какими предстают в стихотворениях, навеянных былинами, прошлое и современная поэтам действительность?

В стихотворениях Бунина поэт с уважением и любовью смотрит в прошлое, ценя и стремясь понять его. Это взгляд наблюдателя, который не смеет хотя бы как-то изменить этот мир и готов принять его таким, какой он есть: с его трагедией и величием. У Бальмонта мы видим лишь поэтическую стихию мира богатырей, которая влияет на духовный мир всех последующих поколений. В стихотворении Винокурова – умелое и доброжелательное приспособление мира древних сказок, былин и преданий к духовному миру не богатыря, а совсем простого и добродушного человека.

Мир былинных богатырей, оказывается, богат и многообразен, и каждый автор смотрит на него своим взглядом, предъявляет свои требования, дает свою оценку. Это похоже на наше проникновение в мир былин: мы тоже, каждый по-своему, выбираем, оцениваем далекие былинные сказания.

Какое из стихотворений произвело на вас наиболее яркое впечатление? Почему? Выучите это произведение наизусть.

Выбор стихотворения может быть различным. Так, “Святогор” И. Бунина выбирают потому, что это стихотворение невелико по объему, и потому, что производит сильное трагическое впечатление. Иногда ученикам интересно сопоставить одни и те же события в стихотворениях “На распутье” И. Бунина и “Богатырь” Е. Винокурова. Трагический и шуточный варианты решения проблемы при сравнении дают возможность оценить диапазон охвата событий и ситуаций в цикле богатырских былин, связанных с ними произведений.