Пьесы А. Островского насыщены разнообразной символикой. Прежде всего это символы, связанные с миром природы: лес, гроза, река, птица, полет. Очень важную роль играют в пьесах и имена героев, чаше всего имена античного происхождения: древнегреческие и римские. Мотивы античного театра в пьесах Островского еще недостаточно исследованы, поэтому учесть все смысловые обертоны греческих и римских имен в пьесах Островского трудно. Ясно, однако, что имена эти вовсе не случайно выбраны автором, очень важен их звуковой состав, образность и их значение в русском языке. На этих моментах мы и остановимся подробнее.
Ю. Олеша восхищался фамилиями героев Островского. Паратов – это и парад, и пират. К наблюдениям Олеши можно добавить и, безусловно, напрашивающееся сопоставление Паратова с “паратым” зверем, то есть мощным, хищным, сильным и беспощадным. Матерым вожаком, например. Хищническое поведение его в пьесе как нельзя лучше характеризуется этой фамилией.
Фамилии Дикой и Кабанова не надо комментировать. Но не забудем, что Дикой – не только всесильный Савел Прокофьевич, а и племянник его, Борис. Ведь мать Бориса “не могла ужиться с родней”, “уж очень ей дико казалось”. Значит, Борис – Дикой по отцу. Что это означает? Да то и означает, что он не сумеет отстоять свою любовь и защитить Катерину. Ведь он – плоть от плоти своих предков и знает, что целиком во власти “темного царства”. Да и Тихон – Кабанов, как ни “тих” он. Вот и мечется Катерина в этом темном лесу среди звероподобных существ. Бориса же она выбрала едва ли не бессознательно, только и отличия у него от Тихона, что имя (Борис по-болгарски “борец”).
Дикие, своевольные персонажи, кроме Дикого, представлены в пьесе Варварой (она язычница, “варварка”, не христианка и ведет себя соответствующим образом) да Кудряшом, на которого находится соответствующий Шапкин, урезонивающий его. Кулигин же, помимо известных ассоциаций с Кулибиньш, вызывает и впечатление чего-то маленького, беззащитного: в этом страшном болоте он – кулик – птичка и больше ничего. Он хвалит Калинов, как кулик – свое болото.
Женские имена в пьесах Островского весьма причудливы, но имя главной героини почти всегда чрезвычайно точно характеризует ее роль в сюжете и судьбу. Лариса – “чайка” по-гречески, Катерина – “чистая”. Лариса – жертва торговых пиратских сделок Паратова: он продает “птиц” – “Ласточку” (пароход) и потом Ларису – чайку. Катерина – жертва своей чистоты, своей религиозности, она не вынесла раздвоения своей души, ведь любила – не мужа, и жестоко наказала себя за это. Интересно, что Харита и Марфа (в “Бесприданнице” и в “Грозе”) обе Игнатьевны, то есть “незнающие” или, по-научному, “игнорирующие”. Они и стоят как бы в стороне от трагедии Ларисы и Катерины, хотя та и другая, безусловно, виноваты (не прямо, но косвенно) в гибели дочери и снохи.
Ларису в “Бесприданнице” окружают не “звери”. Но это люди с огромными амбициями, играющие ею, как вещью. Мокий – “кощунствующий”, Василий – “царь”, Юлий – это, конечно, Юлий Цезарь, да еще и Капитоныч, то есть живущий головой (капут – голова), а может быть, стремящийся быть главным. И каждый смотрит на Ларису как на стильную, модную, роскошную вещь. Как на пароход небывало скоростной, как на виллу шикарную. Кто из них, выражаясь современным языком, “круче”? А что там Лариса себе думает или чувствует – это дело десятое, вовсе их не интересующее. И избранник Ларисы, Паратов, Сергей Сергеевич – “высокочтимый”, из рода надменных римских патрициев, вызывает ассоциации с таким известным в истории тираном, как Луций Сергий Катилина.
Ну и наконец, Харита – мать троих дочерей – ассоциируется с харитами, богинями юности и красоты, которых было трое, но она же их и губит (вспомним страшную судьбу двух других сестер – одна вышла замуж за шулера, другую зарезал муж-кавказец).
В пьесе “Лес” Аксюша и вовсе чужая этому миру нечистой силы. Лес можно понять как новое “темное царство”. Только живут тут не купцы, а кикиморы вроде Гурмыжской и Улиты. Аксюша чужая потому уже, что имя ее и означает по-гречески “чужеземка”, “иностранка”. В свете этого примечательны вопросы, которые задают друг другу Аксюша и Петр: “Своя ты или чужая?” – “Ты-то чей? Свой ли?”
Зато имя Гурмыжской (Раиса – по-гречески “беспечная”, “легкомысленная”) для нее весьма подходит, только кажется еще излишне деликатной характеристикой для этой ведьмы. Улита (Юлия) опять-таки имеет отношение к роду Юлиев, знаменитых в Риме, но это имя может намекать и более непосредственно на ее развратную натуру. Ведь в древнерусской повести “О начале Москвы” Улитой зовут преступную жену князя Даниила, изменницу и обманщицу.
Имена актеров Счастливцева и Несчастливцева (Аркадий и Геннадий) оправдывают их псевдонимы и поведение. Аркадий и значит счастливый, а Геннадий – благородный. Милонов, конечно, перекликается с Манилов и с Молчалин, а Бодаев и по фамилии, и по манерам – наследник Собакевича.
Итак, раскрытие значения имен и фамилий в пьесах Островского помогает осмыслить и сюжет, и основные образы. Хотя фамилии и имена нельзя в данном случае назвать “говорящими”, так как это черта пьес классицизма, но они являются говорящими в широком – символическом – смысле слова.