Интересно проследить возникновение и вариации темы дороги в творчестве А. С. Пушкина. Для Пушкина “южного” периода мотив дороги связан с идеологией романтизма, одной из главных тем которого была тема изгнанничества или добровольного бегства. Традиционными для романтической поэзии причинами этого бегства были неудовлетворенность героя его отношениями с обществом или неразделенная любовь:
Людей и свет изведал он
И знал неверной жизни цену…
(“Кавказский пленник”, 1820)
..Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья…
(“Погасло дневное светило…”, 1820)
Лежала в сердце, как свинец,
Тоска любви без упованья.
(“Кавказский пленник”)
Романтический герой оставляет родные края и отправляется странствовать:
Покинул он родной предел
И в край далекий полетел
С веселым призраком свободы…
Лети, корабль, неси меня к пределам дальним
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей.
Романтический герой – вечный скиталец, вся его жизнь – дороги, и любая остановка означает для него потерю свободы. В романтической поэзии тема свободы с мотивом дороги связана очень тесно. Не случайно поэму “Цыганы” Пушкин начал с описания кочевого цыганского быта:
Цыганы шумною толпой
По Бессарабии кочуют.
Они сегодня над рекой
В шатрах изодранных ночуют.
Если же в романтическом произведении появлялась тема тюрьмы и узника, то она всегда связывалась с мотивом побега, со стремлением к свободе:
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я..
(“Узник”, 1822)
Упоминание ветра здесь не случайно: в романтической литературе он стал устойчивым символом свободы. Со стремлением к свободе мотив ветра прямо связан в стихотворении “Кто, волны, вас остановил…” (1823):
Взыграйте, ветры, взройте воды,
Разрушьте гибельный оплот.
Где ты, гроза – символ свободы?
Промчись поверх невольных вод.
Однако здесь мотив ветра получает новый по сравнению с “Узником” смысл. В 1823 году был разгромлен кишиневский кружок декабристов, с участниками которого Пушкин был знаком лично. Первую строфу стихотворения можно прочитать как отклик на это событие:
Кто, волны, вас остановил,
Кто оковал ваш бег могучий,
Кто в пруд безмолвный и дремучий
Поток мятежный обратил?
“Символом свободы” назван не просто ветер, как в “Узнике”, а именно гроза. Наряду с темой дороги Пушкин много раз возвращается к теме вольного ветра и разрушительной бури:
Вещали книжники, тревожились цари,
Толпа пред ними волновалась,
Разоблаченные пустели алтари,
Свободы буря подымалась.
И вдруг нагрянула…
Упали в прах и в кровь,
Разбились ветхие скрижали…
Здесь буря олицетворяет Французскую революцию, которая, уничтожив старые законы (“разбились ветхие скрижали”), должна была принести Франции свободу.
Однако в поэзии Пушкина мотив бури включался и в другой контекст. Так, например, мотив этот появляется в стихотворении “Зимний вечер” (1825). Здесь буря, стихия противопоставлена маленькому замкнутому пространству, “ветхой лачужке”. На антитезе дом – буря, в сущности, строится все стихотворение:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя…
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
На аналогичной антитезе дом – дорога построено стихотворение “Зимняя дорога” (1826). Мотив дороги здесь связывается с “волнистыми туманами”, “печальными полянами” и “однозвучным” колокольчиком, а сама дорога названа “скучной”. Этому долгому и утомительному пути противопоставлен домашний уют.
Если в романтической поэме мотив дороги связывался с постоянным движением, с кочевой жизнью и именно такая жизнь считалась наиболее приближенной к идеалу – полной свободе человека, то в 1826 году Пушкин осмысляет эту тему по-другому.
Отход от романтической традиции в разработке мотива дороги проявился в романе “Евгений Онегин”. Отчетливо стали заметны различия между путешествиями в романтических поэмах и в “Евгении Онегине”. В отличие от поэмы, в романе описание дороги лишено лирических отступлений и сдержанно по тону (за исключением “одесских” строф). Онегин проезжает исторические места, оказывается в Нижнем Новгороде. И что он видит?
Всяк суетится, лжет за двух,
И всюду меркантильный дух.
Контраст между героическим прошлым города и его настоящим подчеркивается эпитетами “поддельны”, “бракованные” и сочетаниями слов’ “горсть услужливых костей”, “прошлогодни моды “…
Такое же противопоставление проводилось в черновом варианте и в “московской” строфе:
Москва Онегина встречает
Своей спесивой суетой,
Своими девами прельщает,
Стерляжьей потчует ухой.
Таким образом, путешествие в романе получает новое по сравнению с “южными” поэмами значение.
Но мотив дороги в “Евгении Онегине” – это не только путешествие Онегина, но и путешествие Лариных из деревни в Москву. Здесь Пушкин использует подчеркнуто “низменную” лексику, недопустимую в романтической поэме:
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, сани, огороды…
И уж какую можно найти романтичность в описании российских дорог?
Теперь у нас дороги плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы да блохи
Заснуть минуты не дают;
Трактиров нет.
Эти онегинские строки писались одновременно с “Дорожными жалобами” (1829), и стихотворение, где поэт размышляет о возможной смерти на дороге, близко им по стилистике и по полушутливому тону:
Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?
Не в наследственной берлоге,
Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть Господь судил…
По тематике стихотворение близко “Зимней дороге”, присутствует то же противопоставление дорога – дом:
То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;
Толи дело, братцы, дома!..
Ну, пошел же, погоняй!..
Очевидно также сходство и с другим, еще более ранним стихотворением “Телега жизни”. В стихотворении 1825 года жизнь тоже сравнивается с длительным путем, скитаниями по дурным дорогам.
Философское значение тема дороги получает и в “Бесах” (1830). В этом стихотворении она связывается с мотивом вьюги, который тоже имеет символический смысл. Путника застает в “чистом поле” метель. Сбившись с дороги, путник полностью оказывается во власти темных, враждебных сил:
“Эй, пошел, ямщик!..” – “Нет мочи:
Коням, барин, тяжело;
Вьюга мне слипает очи;
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам”.
Человек оказывается беспомощным перед стихией, он не может справиться с этой жестокой силой:
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали…
Сходный мотив появляется в повести “Метель” (1830), где стихия резко меняет судьбы героев вопреки их воле. Из-за метели Марья Гавриловна навсегда разлучается с женихом. После неудавшегося побега она возвращается домой, и родители даже не подозревают о происшедших событиях. После роковой ночи Владимир отправляется в армию и погибает на войне 1812 года. Наконец, из-за метели в жадринскую церковь случайно попадает Бурмин и случайно же становится мужем Марьи Гавриловны.
Памятно описание метели и в повести “Капитанская дочка”. Здесь, как и в “Бесах”, застигнутый бураном путник теряет дорогу, и его кони останавливаются в “чистом поле”:
“Вдруг увидел я что-то черное.
– Эй, ямщик! – закричал я, – смотри: что там такое чернеется?
Ямщик стал всматриваться.
– А Бог знает, барин, – сказал он, садясь на свое место, – воз не воз, дерево не дерево, а кажется, что шевелится. Должно быть, или волк, или человек”.
То, что “чернелось” в поле, действительно оказалось человеком, и человек этот указал Петруше Гриневу дорогу. Таким образом, “дорога”, указанная Пугачевым, оказалась спасительной для Петруши. Глубоко символично то, что Пугачев появляется из бурана и спасает от него Гринева. Таким же “беспощадным”, как стихия, окажется поднятый Пугачевым бунт. И Пугачев не раз спасет от этой слепой силы Петрушу.
Мотив ветра, стихии связывается с темой бунта и в “Медном всаднике” (1833), над которым Пушкин работал одновременно с работой над “Историей Пугачева”.
Но вот, насытясь разрушеньем
И наглым буйством утомясь,
Нева обратно повлеклась,
Своим любуясь возмущеньем
И покидая с небреженьем
Свою добычу. Так злодей,
С свирепой шайкою своей
В село ворвавшись, ломит, режет,
Крушит и грабит; вопли, скрежет,
Насилье, брань, тревога, вой!..
И, грабежом отягощенны,
Боясь погони, утомленны,
Спешат разбойники домой,
Добычу на пути роняя.
Здесь, как и в “Капитанской дочке”, разбушевавшаяся стихия сравнивается со “свирепой шайкою” разбойников. И эти силы, мощные и беспощадные, противостоят государственной власти, самодержавию:
В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил. На балкон,
Печален, смутен, вышел он
И молвил: “С Божией стихией
Царям не совладеть.
Мотивы дороги и ветра включались Пушкиным в самые разные по тематике произведения и приобретали все новые символические значения.