Критик А. А. Измайлов называл стихотворения Осипа Эмильевича Мандельштама “сущей ерундой”, оказывал им в содержании. Однако Осип Мандельштам знал подлинную цену своему поэтическому дарованию. В письме Ю. Н. Тынянову от 21 января 1937 года он писал: “Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что, изменив в ее строении и составе”. Поэт в своих теоретических и поэтических работах постоянно говорил о необходимости “узды” для творца. Любое анархическое отношение к написанному слову в его глазах было нецеломудренным, то есть непоэтическим. Помимо поэзии, из всех других искусств Мандельштам наиболее ценил архитектуру. Осип Эмильевич нередко сравнивал поэзию и архитектуру, а стихотворение сопоставлял, например с собором. Мандельштам считал, что стихотворения необходимо строить, точно и продуманно возводя сооружение каждого стиха. Поэтому стихотворения Мандельштама требуют особого прочтения, сходного с тем, как сам поэт изучал твердыню Notre Dame, пытаясь перенести искусство постройки этого собора в мастерство стихостроения. Раннее творчество Мандельштама связывают с символизмом. На вечерах в “Башне” Вячеслава Иванова он читал собственные стихи, отношение к которым у слушателей было диаметрально противоположным: от восхищения до резкой критики. Но все отмечали особый завораживающий ритм лирических строк, который заставлял забыть о четкости содержания. Туманность, размытость образов лирики Мандельштама не сближала его с символистами, а, напротив, отталкивала от них. У символистов лирические образы были всегда перегружены мистическим смыслом, несли определенную смысловую нагрузку, содержали некий подтекст, у Мандельштама же конкретные вещи оставались просто вещами, не стремились к метафизическим высотам. Лирика Осипа Эмильевича близка импрессионизму. Свое место Мандельштам нашел среди акмеистов. Как художник, он считал главной задачей творчества отображение истинной реальности. “Поэт возводит явления в десятизначную степень, и скромная внешность произведения искусства нередко обманывает нас относительно чудовищно-уплотненной реальности, которой оно обладает”, – писал Мандельштам в статье “Утро акмеизма”. Образы поэзии Мандельштама при всей своей зыбкости оставались прочно связаны между собой настолько, что их невозможно разъединить, либо заменить один на другой. В этом случае стихотворение просто бы рухнуло, подобно архитектурному сооружению, в котором отсутствовала бы несущая балка. В памяти современников, тех, кто лично знал Мандельштама, он остался образцом человека, мужественно исполняющего свой долг и потому никогда не утратившего чувство собственного достоинства. В этом убеждают и его стихи, рожденные счастьем жить на земле, глубокими раздумьями о времени и человеке, трагическими метаниями в предчувствии настигающей его гибели. Они всегда глубоко человечны, одаривают читателя радостью встречи с подлинным искусством.