Category: Сочинения по литературе

  • ЗИМНЯЯ ДОРОГА

    А. С. ПУШКИН

    ЗИМНЯЯ ДОРОГА

    (В сокращении)

    Сквозь волнистые туманы

    Пробирается луна,

    На печальные поляны

    Льет печально свет она.

    По дороге зимней, скучной

    Тройка борзая бежит,

    Колокольчик однозвучный

    Утомительно гремит.

    Что-то слышится родное

    В долгих песнях ямщика:

    То разгулье удалое,

    То сердечная тоска…

    Ни огня, ни черной хаты…

    Глушь и снег… Навстречу мне

    Только версты полосаты

    Попадаются одне…

    Комментарий. А. С. Пушкин любил, понимал и тонко чувствовал русскую природу. Многие его стихотворения посвящены этой теме. Но поэт никогда не изображал пейзаж отдельно от человека: состояние его души всегда находится в гармонии с природой.

    Стихотворение “Зимняя дорога”, написанное в 1826 году, никого не может оставить равнодушным.

    Перед читателем предстает картина зимней ночи, дорога, освещаемая печальной луной, и одиноко мчащаяся тройка. Так же одиноко чувствует себя и путешественник. Куда он мчится? Что гонит его в ночь?

    Стихотворение проникнуто грустью, которая подчеркивается словами: дорога “скучная”, луна льет свет “печально”, колокольчик “однозвучный”, гремит “утомительно”, тоска “сердечная”.

  • “Роман “Петр первый” как произведение социалистического реализма”

    Петр – первый в нашей литературе

    настоящий исторический

    роман. Книга – надолго.

    М. Горький

    Особое место в советской литературе занял исторический роман Алексея Николаевича Толстого “Петр Первый”, названный Горьким превосходным.

    В произведении воссоздана широкая картина русской жизни на рубеже XVII-XVIII веков. Самые разные слои общества выведены автором на страницах книги: придворные и бояре, купцы и посадские люди, крестьяне и стрельцы.

    Роман состоит из трех книг. Каждая часть отражает отдельный период Петровской эпохи, дает характеристику деятельности царя в эти годы. Первая книга рассказывает о борьбе Петра с боярами, с косностью и отсталостью старой Руси. Нововведения царя тормошили устоявшийся уклад, вносили недовольство и сумятицу в умы бояр. Ярким представителем консервативного лагеря является Буйносов, который внешне вынужден подчиняться напористости царя, но всей натурой своей сопротивляется Петру, не понимая, что наступили новые времена и нужно меняться самому или время сметет тебя, как сор и пену, сильным потоком новых идей.

    Первая книга заканчивается пророческими словами: “Ужасом была охвачена вся страна. Старое забилось по темным углам. Кончалась византийская Русь. В мартовском ветре чудились за балтийскими побережьями призраки торговых кораблей”.

    Во второй книге рассказывается о первых победах русских над шведами, о выходе их к Балтийскому морю и о строительстве нового города – Санкт-Петербурга.

    Толстой правдиво показывает неимоверные трудности, которые приходилось преодолевать русским в решении военных задач и при строительстве города на диких невских берегах. Но, поставив перед собой цель, царь неукоснительно требовал выполнения своих замыслов, чего бы это ни стоило. Третья книга посвящена борьбе за Нарву. Роман остался незаконченным. Он обрывается на описании захвата русскими крепости Нарва и входа царя в побежденную крепость.

    Смерть помешала писателю закончить свой замысел. А. Н. Толстой хотел завершить роман событиями Полтавской битвы или Прусским походом Петра. Но, несмотря на незавершенность работы, произведение является одним из лучших в жанре исторического романа.

    В произведении “Петр Первый” А. Толстой сумел исторически достоверно изобразить прошлое, опираясь на подлинные документы эпохи. В его романе вымысел связан с историей, вытекает из объективных фактов. Вместе с тем “Петр Первый” является советским историческим романом, отражающим диалектику развития исторического процесса Петровской эпохи.

  • Степанов Н. Л. ЛИРИКА ПУШКИНА

    ЛИРИКА ПУШКИНА

    Стихотворение “Осень” написано Пушкиным в болдинскую осень 1833 г., когда он, возвращаясь из поездки в Оренбург, прожил в Болдине с 1 октября до середины ноября.

    Стихотворение “Осень”, при жизни поэта неопубликованное, – наглядный пример реализма пушкинской лирики. По реалистической насыщенности стиха оно особенно близко к “Евгению Онегину”, как бы объединяя лирическое и эпическое начала, перенося принципы прозы в поэзию.

    “Осень” – один из сравнительно немногих образцов пейзажной лирики Пушкина. Простой и скромный пейзаж средней России передан здесь во всей его поэтичности. Следует внимательно отнестись к эпиграфу: “Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?”, взятому из стихотворения Державина “Евгению. Жизнь Зван-

    Ская”. Этим эпиграфом Пушкин утверждает тесную связь своего стихотворения со знаменитым посланием Державина, в котором прославились покой и уединение на лоне сельской природы.

    У Пушкина мотив уединения, отказ от сует светской жизни также имеется, хотя и не играет такой большой роли, как у Державина. Пушкин восторгается видом русской природы, ее осенней пышностью и красотой, воспринимаемой им как знамение вечного обновления жизни:

    Унылая пора! Очей очарованье!

    Приятна мне твоя прощальная краса –

    Люблю я пышное природы увяданье,

    В багрец и в золото одетые леса.

    Ощущение здоровья, душевной бодрости, полноты жизни, творческой силы наполняет это стихотворение Пушкина, придает ему оптимистическое, жизнеутверждающее звучание:

    И с каждой осенью я расцветаю вновь;

    Здоровью моему полезен русский холод;

    К привычкам бытия вновь чувствую любовь…

    Желания кипят – я снова счастлив, молод…

    Жизнеутверждающий пафос определяет и пластическую ясность стихотворения, отрывки из которого давно стали достоянием хрестоматий. Да, это великолепная картина русской осени, созданная художником-реалистом, проникновенно чувствующим краски родной природы, умиротворяющую прелесть сельского пейзажа.

    В пушкинском пейзаже нет натурфилософской символики, характерной для пейзажей Тютчева. Это очень земной, очень конкретный пейзаж, за которым не стоит ряд символов и соответствий. В нем нет и импрессионистической зыбкости, субъективного восприятия природы, столь характерного для пейзажей романтиков, в частности для фетовского пейзажа. Здесь все точно и ясно очерчено.

    Сила пушкинского пейзажа в том, что поэту удалось в резко индивидуальных, конкретных образах передать типический, обобщенный характер русской природы. Он видит природу взглядом художника, точно отмечая ее наиболее типические и в то же время своеобразные и яркие черты. Его пейзаж предельно точен, его нельзя перенести в другую местность, и в то же время он не фактографичен, а обобщен, увиден зорким поэтическим зрением в своей необычайной красоте:

    Октябрь уж наступил – уж роща отряхает

    Последние листы с нагих своих ветвей;

    Дохнул осенний хлад – дорога промерзает.

    Журча еще бежит за мельницу ручей,

    Но пруд уже застыл…

    Эмоциональная окрашенность предметов не нарушает точной и наглядной картины, словно запечатленной на полотне кистью художника: последние листы, осыпающиеся с дерев, промерзшая дорога, застывший пруд – скупые детали, отмечающие лишь главные перемены в природе.

    По манере письма “Осень” во многом близка к “Евгению Онегину”. Здесь та же разговорная интонация, непринужденная беседа автора с читателем, многочисленные отступления от темы, иронические замечания, необычная для лирики свобода повествования. Автор разговаривает с читателем. Он не только рисует картину осени, но и рассказывает о деревенской жизни, о себе самом. Как и в “Евгении Онегине”, автор здесь не лирический герой, не эмоциональный центр стихотворения, а повествователь, рассказывающий обо всем с эпической обстоятельностью и объективностью.

    Красота осени показана Пушкиным в сравнении ее с другими временами года. Внутренняя структура стихотворения необычайно сложна, так как она основана на смысловых “контрфорсах” – иронии и скрытой патетике. Авторская ирония как бы снимает всякую условность, поэтизацию, оттеняя в то же время подлинно поэтическое. “Прозаизм” здесь не только словарный элемент, а и тот аспект зрения, который позволяет показать действительность так, как она есть. Это не означает, однако, что Пушкин отдал здесь дань натурализму.

    В “Осени” осуществлен своеобразный синтез “прозы” и поэзии. Пушкин находит поэзию, прекрасное в самых, казалось бы, повседневных проявлениях жизни, сельского быта, в деталях зимнего пейзажа. Он заставляет чувствовать красоту “легкого бега саней” “суровою зимой”, “промерзлого льда”, который звенит под копытом коня, “пышного природы увяданья” осенью.

    Перед читателем проходит весь цикл времен года – весна, лето, осень, зима, точно и кратко охарактеризованные Пушкиным. Противопоставляя любимой им осени весну, он пишет о ней с явной иронией и задором:

    Теперь моя пора: я не люблю весны;

    Скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен;

    Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.

    Суровою зимой я более доволен…

    В “Осени” Пушкин широко прибегает к метафоре и метафорическим сравнениям. Даже очеловечивая природу, наделяя ее качествами живого существа, Пушкин делает это с оттенком иронии, показывая тем самым, что это лишь простая метафора, сравнение, а не философское воззрение на природу. Рисуя живописное полотно осеннего пейзажа, говоря об осени как о любимой им поре года, Пушкин вместе с тем прибегает к сравнению осени с чахоточной девой.

    В этом сравнении, разросшемся в самостоятельное лирическое отступление, Пушкин не столько “очеловечивает” осенний пейзаж, сколько выражает свое к нему отношение, создает лирический подтекст. Но даже в ироническом тоне, в насмешливых жалобах на природу явственно просвечивает неизменная любовь к ней Пушкина, его влюбленность именно в простую, русскую природу. Поэтому и все комические жалобы на зной, на пыль, на мух, отравляющих существование поэта летом, лишь снимают ореол искусственной литературной красивости, традиционно-поэтического восприятия во имя утверждения ее подлинной красоты, ее целомудренной и скромной прелести, ее широкого простора и раздолья.

    “Осень” – это стихотворение о русской природе, о сельском уединении, о жизнелюбии поэта, о процессе творчества. В нем одновременно и высокая лирическая патетика, и авторская ирония, и удивительная живописность описаний, и эпиграмматическая краткость характеристик. Эта поэтическая свобода, естественность живой речи, освобожденность от всяких литературных канонов особенно замечательны.

    В чем же реализм “Осени”? Конечно, не в тех “прозаизмах”, за которые иронически извиняется сам Пушкин, хотя и они входят в систему его реализма. Реализм Пушкина в том, что он с предельной правдивостью показывает как внешний, так и внутренний мир, отбрасывая всякую условность. Но не только в этом. Явления жизни Пушкин передает в их единичной конкретности и в то же время в их типической обобщенности. В этом его преимущество перед поэзией классицизма и романтизма, в поэтике которых выдвигалось или общее, отвлеченное (классицизм), или, наоборот, слишком субъективное, индивидуализированное (романтизм). Будет ли это живописно-щедрое описание осенней рощи, отряхивающей последние листы, или ироническое описание весны и лета, творческого акта – Пушкин всюду озабочен значимостью своих образов. Отсюда и та пластичность, осязаемость его образов, смелость его метафорической живописи, на деле очень конкретной и точной.

  • “Король поэтов”

    Я, гений Игорь Северянин,

    Своей победой упоен:

    Я повсеградно озкранен!

    Я повсесердно утвержден!

    И. Северянин

    Игорь Васильевич Лотарев (псевдоним Северянин) вошел в историю классической русской литературы как поэт-новатор. С первого же сборника стихов “Зарницы мысли” проявил себя склонным к словотворчеству и лирической иронии, которая в последующих стихах развивалась и обогащалась новыми впечатлениями. В 1911 году возглавил движение эгофутуристов, потом разошелся с ними во взглядах на поэзию.

    В шумном платье муаровом, в шумном, платье муаровом

    По аллее олуненной Вы проходите морево…

    Ваше платье изысканно. Ваша тальма лазорева,

    А дорожка песочная от листвы разузорена –

    Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.

    Выходят подряд его сборники стихов: “Громокипящий кубок” (1918 г.), “Златолира”, “Ананасы в шампанском”… Огромным успехом пользовались концерты Игоря Северянина, на которых он нараспев читал свои поэзы. Он смело вводил в свои стихи новые ритмы, каламбурные неологизмы, вводил небывалые в русской словесности жанры: гирлянды триолетов, квадраты квадратов, мильонеты:

    Это было у моря, где ажурная пена,

    Где встречается редко городской экипаж…

    Королева играла – в башне замка – Шопена,

    И внимая Шопену, полюбил ее паж.

    Было все очень просто, было все очень мило:

    Королева просила перерезать гранат,

    И дала половину, и пажа истомила,

    И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.

    А потом отдавалась, отдавалась грозово,

    До восхода рабыней проспала госпожа…

    Это было у моря, где волна бирюзова.

    Где ажурная пена и соната пажа.

    Валерий Брюсов отмечал у Игоря Северянина отсутствие строгого вкуса и глубоких знаний, но не отрицал, что он тонкий лирик, пришедший со своим видением мира и особым взглядом на задачи поэта.

    Я выполнил свою задачу,

    Литературу покорив.

    Бросаю сильным на удачу

    Завоевателя порыв.

    Но даровав толпе холопов

    Значенье собственного “я”,

    От пыли отряхаю обувь,

    И вновь в простор – стезя моя.

    На вечере в Политехническом музее в 1918 году Игорь Северянин был избран “Королем поэтов”. Его поэтике были присущи экспериментаторство, сочная звукопись, игра словами и сложными ритмами и рифмами.

    Январь, старик в державном сане,

    Садится в ветровые сани, –

    И устремляется олень,

    Бездушней вальсовых касаний

    И упоительней, чем лель.

    Его разбег направлен к дебрям,

    Где режет он дорогу вепрям,

    Где глухо бродит пегий лось,

    Где быть поэту довелось…

    Гумилев в статье “Из. писем о русской поэзии” писал, что Северянин свои неологизмы заимствовал у таких известных поэтов, как Жуковский и Державин, Языков и Карамзин. “То, что считается заслугой поэтов признанных, всегда вменяется в вину начинающим”, – отмечал далее Гумилев. Благодаря ; своим исканиям Северянин добивается в поэзии прекрасной > выразительности и музыкальности стиха,

    Леса сосновые. Дорога палевая.

    Сижу я в ельнике, костер распаливая.

    Сижу до вечера, дрова обтесывая…

    Шуршит зеленая листва березовая…

    Пчела сердитая над муравейниками,

    Над мухоморами и над репейниками

    Жужжит и кружится, злом обессиленная-

    Деревья хвойные. Дорога глиняная,

    Неологизмы Северянина позволяют ему с замечательной остротой выразить главное содержание его поэзии: чувство современности. Необычные слова обороты создают для читателя неожиданную иллюзию: ему кажется, что творчество происходит на их глазах.

    Валентина, сколько счастья!

    Валентина, сколько

    Сколько чары!

    Валентина, отчего же ты грустишь?

    Это было на концерте в медицинском институте,

    Ты сидела в вестибюле за продажею афиш.

    Выскочив из ландолета, девушками окруженный,

    Я стремился на эстраду, но, меня остановив.

    Предложила мне программу, и, тобой завороженный,

    На мгновенье задержался, созерцая твой извив.

    Живя в Эстонии, Северянин оказывается отрезанным от Родины, в его стихах главенствует ностальгическая нота. Умер поэт в забвении и бедности. Но в истории поэзии “серебряного века” Северянин остался как талантливый новатор, ищущий в области языка и форм.

    В группе девушек нервных, в остром обществе дамском

    Я трагедию жизни претворю в грезофарс

    Ананасы в шампанском.

    Ананасы в шампанском!

    Из Москвы – в Нагасаки!

    Из Нью-Йорка – на Марс!

  • Баллада “Ивиковы журавли”

    Вы, журавли под небесами,

    Я вас в свидетели зову!

    Да грянет, привлеченный вами,

    Зевесов гром на их главу.

    В. Жуковский

    Василий Андреевич Жуковский – замечательный русский поэт, одним из первых отечественных лириков стал развивать в своем творчестве жанр баллады. Пожалуй, при жизни Жуковский-балладник пользовался большей известностью, чем лирик. Его баллады – это своеобразный “театр страстей”, в котором все эмоции и страсти доведены до предела, поступки героев непредсказуемы, а их чувства изменчивы. “Ивиковы журавли” – перевод баллады Шиллера. В основу ее положена легенда, согласно которой странствующий древнегреческий певец Ивик, живший в VI веке до нашей эры в Южной Италии, был убит разбойниками по дороге на общегреческий праздник – состязание. По преданию, убийство было раскрыто благодаря появлению свидетелей – журавлей. Для легенды, которая дошла до нас, характерна идея неотвратимого возмездия. Шиллер ввел новый мотив – убийца невольно выдает себя под впечатлением искусства, глубоко воздействующего на человеческую душу.

    Жуковский устранил важную для Шиллера психологическую мотивировку, но зато усилил идею мощного воздействия искусства на человека. У Шиллера убийца разоблачает себя при виде журавлей, тогда как у Жуковского – услышав приближение птиц. Начало баллады Жуковского обычно, почти повседневно:

    На Посейдонов пир веселый.

    Куда стекались чады Гелы

    Зреть бег коней и бой певцов,

    Шел Ивик, скромный друг богов.

    Баллады Жуковского познакомили Россию с европейскими народными преданиями. Поэт расширял идейный и художественный кругозор русского общества, “усваивая отечественной литературе еще не обжитый ею художественный мир”.

    Многие переводы и переложения Жуковского стали классическими, хотя поэт не стремился к точной передаче смысла подлинника.

    О спутники, ваш рой крылатый,

    Досель мой верный провожатый,

    Будь добрым знамением мне.

    Сказав: прости! родной стране,

    Чужого брега посетитель.

    Ищу приюта, как и вы;

    Да отвратит Зевес-хранитель

    Беду от странничьей главы.

    Жуковский прежде всего улавливал тон и дух образца, переживая драматические ситуации, проникаясь чувствами героев. Он решался отступать от подлинника или дополнять его; так это случилось и с балладой “Ивиковы журавли”. Поэт чувствовал себя полноправным творцом, он как бы сочинял балладу на заданную тему, и уверенная рука мастера оставляла на них печать самобытного дарования, в чем поэт отдавал себе полный отчет. В одном из писем Гоголю он писал: “Я часто замечал, что у меня наиболее светлых мыслей тогда, как их надо импровизировать в выражение или дополнение чужих мыслей”. Да, действительно, это скорее не переводы, а импровизации на тему, талантливые, самобытные, интересные.

    И все, и все еще в молчанье…

    Вдруг на ступенях восклицанье:

    “Парфений, слышишь?.. Крик вдали –

    То Ивиковы журавли!

    И небо вдруг покрылось тьмою;

    И воздух весь от крыл шумит;

    И видят, черной полосою

    Станица журавлей летит.

    Рано или поздно, по убеждению Жуковского, гуманность предъявит свой строгий счет, тайное становится явным, и всем воздастся по заслугам. Таков общий благой и мудрый закон, управляющий миром. Всевидящая судьба всегда защищает невинных. Древнегреческий певец Ивик убежден, что жизнь разумна, что законы Зевса святы и нарушивший их будет наказан. И хотя убийство Ивика свершилось без свидетелей, наказание все же настигло преступников.

    И бледен, трепетен, смятенный,

    Внезапной речью обличенный,

    Исторгнут из толпы злодей:

    Перед седалище судей

    Он привлечен с своим клевретом;

    Смущенный вид, склоненный взор

    И тщетный плач был их ответом;

    И смерть была им приговор.

    Наперекор жестокому веку Жуковский в балладах строит свою особую Вселенную, где все совершается по справедливости, как в сказке. И если зло неотвратимо, как в сюжете баллады “Ивиковы журавли”, то, по крайней мере, оно будет наказано. В его поэтическом мире царит принцип высокой человечности.

    Блажен, кто незнаком с виною.

    Кто чист младенчески душою!

    Мы не дерзнем ему вослед;

    Ему чужда дорога бед…

    Но вам, убийцы, горе, горе!

    Как тень, за вами всюду мы,

    С грозою мщения во взоре.

    Ужасные созданья тьмы.

  • ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

    Жизнь, творчество и общественная деятельность великого русского сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1826- 1889) глубокими корнями связаны с Подмосковьем. Современник Тургенева и Толстого, сподвижник Некрасова и Чернышевского, страстный борец против крепостного права и буржуазно-помещичьего произвола М. Е. Салтыков-Щедрин оставил огромное литературное наследство.

    М. Е. Салтыков родился в селе Спас-Угол бывшего Калязинского уезда Тверской губернии в семье помещика-крепостника. Многие деревни и села округи были ему хорошо известны: Ермолино, Никитское, Жизнеево, Ширятино. Крепостничество стало той атмосферой, в которой рос и формировался будущий писатель. “Я вырос, – писал он, – на лоне крепостного права”.

    Во времена Салтыковых к усадьбе вплотную подходил лес, рядом лежало поросшее кустарником Никитское болото. “Равнина, покрытая еловым лесом и болотами, – таков был общий вид нашего захолустья”, – вспоминал писатель. Дом, в котором родился будущий сатирик, был просторный, двухэтажный, с мезонином. Примечательно, что у жестоких крепостников была комната-часовня, завешенная иконами, в которой проводились богослужения. Подобно владельцам Головлева – героям романа Щедрина “Господа Головлевы” – Салтыковы были полны лицемерия и ханжества, вероятно, именно в силу этого с детства у будущего писателя вырабатывалась в писателе величайшая нетерпимость к двоедушию и фальши.

    Позже Салтыков-Щедрин писал о том, что его детство и молодые годы “были свидетелями самого разгара крепостного права”. И крепостное право проникало “…не только в отношения между поместным дворянством и подневольной массой к ним, но и во все формы общежития, одинаково втягивая все сословия (привилегированные и непривилегированные) в омут унизительного бесправия, всевозможных изворотов лукавства и страха перед перспективою быть ежечасно раздавленным”. С недоумением и гневом писатель в зрелые годы спрашивал себя: как могли жить люди, не имея ни в настоящем, ни в будущем иных воспоминаний и перспектив, кроме мучительного бесправия, бесконечных терзаний поруганного и незащищенного существования.

    Воспитанный на статьях В. Г. Белинского, Салтыков выступил в литературе с повестями “Противоречие” (1847), “Запутанное дело” (1848), изложив в них мысли о необходимости преобразовать общественный строй России. За эти повести царское правительство сослало молодого писателя в Вятку, где ему пришлось прожить с 1843 по 1855 год. В 1853 году Салтыкову удалось получить кратковременный отпуск, и он провел его в родных местах, в новом имении своей матери.

    В Ермолинской усадьбе не раз бывал Михаил Евграфович и в поздние годы; впечатления от “своего захолустья”, глубокое знание помещичьей и крестьянской жизни легли в основу многих произведений великого сатирика, прежде всего в основу “Господ Головлевых” и “Пошехонской старины”.

    На страницах романа “Господа Головлевы” фигурируют художественно перевоплощенные члены семьи Салтыковых – отец и мать писателя, их дети – “постылые” и “любимчики”; многими чертами характера старший брат Дмитрий напоминает кляузника и ханжу Порфирия. Некоторые события, изображенные в “Пошехонской старине”, происходили на родине писателя.

    В 1862 году, выйдя в отставку и получив заем от матери, Михаил Евграфович купил небольшое имение в нескольких верстах от станции Пушкино близ Москвы – Витенево. В Витиневе он работал над многими известными сатирическими произведениями: “Помпадуры и помпадурши”, “История одного города”, “Письма из провинции”, “Дневник провинциала в Петербурге”; наконец, здесь была создана глава “Выморочный”, вошедшая в роман “Господа Головлевы”,

    Бедственное положение “освобожденного” крестьянина объединило все лучшее, что было в русской культуре XIX века. Среди страстных борцов за обновление общественного строя царской России М. Е. Салтыков-Щедрин занимает одно из самых почетных мест.

  • Становление русского исторического романа

    “Исторический роман, помимо того, что он должен быть исторически точен и увлекательно написан, прежде всего должен быть учителем героики, “правды и добродетели”,- сказано Василием Яном (1875-1954) в статье “Проблема исторического романа”. В 1931 году В. Ян пришел в большую литературу со своей исторической темой. Первые его рассказы: “Письмо из скифского стана”, “Трюм и палуба”, повесть “Финикийский корабль”. Тогда же была начата работа над романом “Чингиз-хан”. Весной 1939 года появилась новая прекрасная книга “Чингиз-хан”, через несколько месяцев началась Вторая мировая война, возвестившая о появлении современного (тогда) “бронированного Чингиз-хана” – Гитлера, и книга В. Яна, рассказывающая о событиях 700-летней давности, стала необычайно актуальной, популярнейшей, читающейся нарасхват. Фадеев писал, что роман “Чингиз-хан” по широте охвата событий, по обилию материала, по зрелому мастерству – одно из наиболее выдающихся и своеобразных явлений советской литературы последних лет…” “Чингиз-хан” В. Яна оказался одним из первых романов, которыми советская литература отвечала на неотложный социальный заказ эпохи, настоятельную духовную потребность времени. Осознание писателем было тем тревожнее и острее, что грозного приближения недалекой войны вплотную к советским границам не видели лишь те, кто не хотел видеть,- “шапкозакидатели” разных рангов и уровней. И роман “Чингиз-хан” и последовавшие за ним книги трилогии – “Батый” (1940), “К последнему морю” (1951) писатель назвал “главным трудом” своей жизни. К трилогии в большей мере, чем к какому-либо другому произведению В. Яна, приложимо ключевое понятие философии истории. Не всякое повествование о прошлом превращается в эпопею, но только такое произведение и такой роман, в идеях и образах которого философия ис – тории обретает решающее содержательное и формообразующее значение. Постепенно кристаллизуясь в предыдущих произведениях В. Яна, философия истории получила в трилогии наиболее полное и цельное выражение, соединив историзм мысли научной и художественной. Писатель показал, что ни в одном регионе мира завоеватели не встретили такого массового, общенародного, героического сопротивления, как в русской земле. Даже незначительные города монголам приходилось брать силой. Так, маленький Козельск задержал громадную рать Батыя под своими стенами на несколько недель. Защитники его нанесли татарам такой ущерб, что Батый назвал его “злым городом”, запретив именовать Козельском. “…Все гибло и обращалось в пустыню там, где проходили монголы”. В первом романе это и обезлюдевшие караванные пути, и пепелища Отрара, Бухары, Самарканда, напоминающие о “скорбных днях, пережитых народами Хорезма”. Во втором-“мертвое поле” под Рязанью, где лишь “волки и вороны продолжали свой кровавый пир” после битвы, “груды золы и каменных обломков” на месте шумного, людного Козельска, “багровое зарево пожара” над Угличем. Ян показал, что “хищническая”, насильственная политика Чингиз-хана обречена на гибель, как противная высшим идеалам человечества. В страстном утверждении бесплодности тирании, бездуховности деспотизма, обреченности человеконенавистничества заключен важнейший творческий урок трилогии – урок действительного оптимизма и гуманизма художественной мысли, которая выдерживает сопоставление с мыслью научной. Еще Белинский писал, что “татарам поддались мы совсем не от смирения (что было бы для нас не честью, а бесчестием, как и для всякого другого народа), по бессилию, вследствие разделения наших сил родовым, кровным началом, положенным в основание правительственной системой того времени”. Выстраивая трилогию как эпическое повествование о монго-ло-татарских завоеваниях, Ян соотносит ее композицию с их хроникой. Собственно сюжет трилогии задан историей и географией завоевательных походов Чингиз-хана и Батыя. Но это и художественное произведение, поэтому не лишено и приключенческой беллетристики. “К последнему морю” несколько слабее двух первых романов. Здесь писатель не очень удачно эксплуатирует художественный прием, ему мешает переизбыток исторического материала, не включенного в сюжет. В целом же трилогия в доступной форме раскрыла русскому читателю богатейшую собственную историю, так созвучную новому времени. Поистине этот колоссальный труд имеет не только историческую, но и художественную ценность.

  • Отношение к жизни и к природе героев романа “Война и мир”

    Толстой – мастер слова. Одна его фраза, и мы можем ясно представить себе именно то, что желает показать автор: “…князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне…”

    Совсем, казалось бы, мало сказано: подумаешь, два года, проведенные в глуши, вдали от людей. Но именно это и настораживает читателя. Как такой энергичный человек, как князь Андрей, мог прожить в совершенном отдалении от мира целых два года? Ведь вспомним князя Андрея на войне:

    “… В эту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал к армии…

    …В четвертом часу вечера князь Андрей приехал в Грунт и явился к Багратиону”.

    Князь Андрей все время находится в центре событий. Его интересует исключительно все, и везде он успевает. Война полностью охватывает князя Андрея, поглотив его совершенно. В бою же он совсем воодушевляется.

    “- Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним”.

    Именно на войне жизнь обретает для него истинный смысл. Вернувшись же домой, князь Андрей совершенно меняется. Но не будем торопить события’, а лучше посмотрим, каков же он сейчас, весной 1809 года. “Пригретый весенним солнцем, он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам”.

    Но почему же бессмысленно? Кругом весна. Такая красота кругом: “…Береза, вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась, и из-под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала, зеленея, первая трава и лиловые цветы”. Читая эти строки, невольно забываешь о том, что есть на свете еще что-то, кроме войны, солнца и этого просыпающегося леса. И кажется, так мало нужно ему для счастья – совсем немного! И вместе с тем как его не хватает людям. Только в единстве с природой – истинное человеческое счастье. Она сама укажет вам единственно верный путь. Нужно только уметь увидеть и почувствовать эту весну, и тог да чувства станут воплощением мира, тепла, света и радости. А в душе человеческой родятся поразительно верные слова, такие простые, что кажется, как раньше не мог додуматься, что все вокруг так просто и вместе с тем величественно.

    “- Ваше сиятельство, легко как…”

    И вдруг среди этой ясной картины пробуждающейся к свету новой жизни возникают совершенно иные мысли, навеянные появлением старого, уродливого дуба. “Весна, и любовь, и счастье! – как будто говорил этот дуб. – И как не надоест вам все один и тот же глупый, бессмысленный обман! Все одно и то же, и все обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастья!”

    Но как же нет! Вот же она! Только оглянись вокруг – сколько вокруг тепла и радости. Но ничего этого не видит хмурый и упрямый дуб. И не он один. “…Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, – думает князь Андрей, – пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!” Но как же можно в такую весну думать о смерти, когда вокруг столько жизни! Однако ничего этого не видит князь Андрей. Ему непонятны и чужды радость и любовь. Безнадежность и какое-то “грустно-приятное” упрямство овладели им. Он успокоился и ничего уже не ждет от жизни, а лишь доживает своей век. “не делая зла, не тревожась и ничего не желая”.

    Но что же это? Где он, прежний князь Андрей? Куда делась его безудержная решимость? Ничего этого не говорит нам Толстой, а лишь предлагает дальше путешествовать со своим героем в поместье Ростовых Отрадное, где царит весна и молодость.

    “- Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну, как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть!

    Ночь была свежая и неподвижно-светлая.

    – …Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки – туже, как можно туже, натужиться надо, – и полетела бы…”

    Гармония с природой – это то естественное состояние души, в котором пребывают Ростовы в лучшие минуты своей жизни. Вспомним сцену охоты, когда морозное утро и возбужденное состояние Наташи и Николая сливаются в одно целое, вызывая прилив чувств и бодрости. Именно этот взлет души так поразил князя Андрея в ту ночь у Ростовых, вызвав непонятные мысли и надежды. Что-то как будто перевернулось в нем. Не было уже тех безысходных мыслей, той тоски, печали и бессмысленного существования. И хотя все тот же дуб, все такой же упрямо-хмурый стоял насупившись у дороги, уже совсем иные чувства возникли в душе князя Андрея при виде его. “Нет, жизнь не кончена в 31 год, – вдруг окончательно, беспременно решил князь Андрей”. Он вновь почувствовал прилив сил, жажда деятельности опять овладела им, и князь Андрей решил ехать в Петербург. Что это? Минутная страсть, мимолетный порыв, или?… Обновление жизни, любовь, молодость, весна – все слилось в одно – надежду. И эту надежду подала ему Наташа, та Наташа, которая так любила и понимала красоту и могущество вечно юной природы!

    Но природа бывает не только бодрящая и не только свежая, но и коварство порой проявляет она в самой высшей мере. Вспомним Аустерлиц кое сражение. С самого начала природа противилась этому готовящемуся кровопролитию. И она приготовила свое оружие – туман: “Туман стал так силен, что, несмотря на то что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собой…” И казалось, туман этот был не только на земле, но и в умах людей, не понимающих, куда и зачем они идут… Утром же, когда туман рассеялся, измученные русские войска оказались прямо под прицелом неприятеля. Началась великая путаница: люди не понимали, куда бежать. Где наши? Где “проклятые французы”? Исход дела решила оружейная пальба французов. Русские побежали: “Войска бежали такою густою толпою, что раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться”. Это была месть, жестокая месть природы за то, что с ней не пожелали считаться русские военачальники.

    Может быть, тогда природа благосклонна к французам? К Наполеону? Совсем нет. Она смеется над ним. Что значит его власть, его слава по сравнению с властью и могуществом природы: “Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), Наполеон… дал приказание начинать дело”.

    По мнению Толстого, природа – это все живое, а живое живет по законам добра, света и любви. Она протестует против всякого насилия, и потому после сурового дня Аустерлицкого сражения она дарует людям чистое, свежее утро.

  • Портрет А. С. Пушкина кисти О. Кипренского

    Орест Кипренский считается одним из лучших портретистов России начала XIX века. Этот художник, как никто другой, умел отразить душевный мир человека. Кисти Кипренского принадлежит целый ряд портретов, которые дают нам представление о людях той эпохи. История знаменитого портрета Пушкина, написанного Орестом Кипренским, очень интересна. Он был заказан художнику другом великого поэта – Антоном Дельвигом. Кипренскому удалось создать образ поэта, по отзывам современников, очень близкий к реальному. Пушкин изображен в сюртуке и плаще, накинутом на одно плечо, то есть одетым по моде того времени. Художник подобрал такое освещение, при котором особенно четко видна голова поэта. На смуглом лице Пушкина лежит печать вдохновения. Можно подумать, что поэт обдумывает очередное стихотворение. Обращает на себя внимание то, что поэт невесел. В его взгляде читается настороженность, губы напряженно сжаты, и их излом свидетельствует о богатом жизненном опыте Пушкина. Однако изящные руки поэта спокойно сложены на груди, словно Пушкин в торжественном спокойствии грусти ждет исполнения своей судьбы. В правом верхнем углу полотна изображена бронзовая фигура музы с лирой в руках. Именно эта деталь подчеркивает главное, что хотел выразить художник, – Пушкин и вдохновение неразделимы, а муза, которую поэт нередко упоминал в своих произведениях, – неразлучная спутница автора гениальных стихов и великой прозы. Портрет А. С. Пушкина кисти Ореста Кипренского признан одним из лучших, созданных при жизни поэта. Поэт высоко оценил работу художника, однако считал, что Кипренский приукрасил его внешность. Сегодня мы можем составить впечатление о внешности Александра Сергеевича Пушкина только по существующим Портретам поэта. Мне кажется, Орест Кипренский ближе других художников подошел к решению, казалось бы, неразре. шимой проблемы – показать душу великого русского поэта средствами живописи.

  • Базаров – предмет подражания и ненависти героев романа И. С. Тургенева

    В романе “Отцы и дети” воссоздана эпоха, предшествовавшая отмене крепостного права. В обстановке кризиса резко обострились споры разных поколений о народе, общественном строе, искусстве, религии…

    Образ Евгения Базарова получился очень сложным и противоречивым, но, безусловно, очень интересным. Есть все основания сколь угодно долго восхищаться его умом, твердостью, умением отстаивать свои идеалы и добиваться желаемого. Жизненный путь Базарова типичен для разночинца: учеба в медико-хирургической академии, увлечение естественными науками и вульгарным материализмом, “самоломанность”. Обстановка “передовой жизни” оказала решающее влияние на героя. Атеизм сочетается в Базарове с верой в возможность познания мира силами человеческого разума.

    Несмотря на желание “возиться с людьми”, Базаров бесконечно одинок. Зато мы встретили его мнимых учеников. Это прежде всего Аркадий, а также Ситников и Кукшина. Евгений Базаров хотел перевоспитать Аркадия, но очень скоро убедился, что не в силах этого сделать. “Э-э! да ты, я вижу, точно намерен пойти по стопам дядюшки, – прозорливо замечает Базаров. – Ты нежная душа. Размазня, где тебе ненавидеть!..” Но, несмотря на это, Базарову тяжело расставаться с Аркадием, к которому он искренне привязался. Аркадий самого начала не был истинным учеником Базарова. Он лишь подстраивался под него. Но когда Аркадий оказался в обстановке, близкой ему по духу, с людьми, близкими ему по духу (отец, Катя – сестра Одинцовой), он становится самим собой, настоящим представителем лагеря отцов.

    Одинок Базаров не только в дружбе, но и в любви. Любовь играет важную роль в его судьбе, хотя он и считает ее “белибердой, непростительной дурью”. Так, Фенечка очаровывает его молодостью, чистотой, непосредственностью. Дуэль же с Павлом Петровичем происходит в тот момент, когда Базаров выведен из душевного равновесия страстью к Одинцовой. Остается добавить, что речь не идет о подлинной любви героя к миловидной Фенечке, и иное дело – отношения с Одинцовой.

    Чувство Базарова – это не только физическая страсть, “голос крови”, это – любовь. Любовь Базарова весьма отличается от любви Павла Петровича Кирсанова к княгине Р. В Анне Сергеевне героя привлекают глубокий ум (“баба с мозгом”), независимость суждений, внутренняя свобода. Борьба Базарова со своим чувством обречена. Ведь для Базарова любовь – не рядовое чувство. Это событие, которое потрясает основы его убеждений, ставит под сомнение его философскую систему. Как он – естественник, нигилист, отрицающий любовь, сам полюбил?! А ведь все дело в том, что в Базарове всегда жили романтизм, способность любит и желание быть любимым. Любовь, природа, искусство – не просто высокие слова, это фундаментальные понятия, лежащие в основе человеческой нравственности.

    Базаров не оставил после себя учеников, не изменил окружающего мира, у него нет детей, то есть у Базарова нет будущего. Какой же смысл имела судьба героя? Ответ заключается в философском конце романа “Отцы и дети”. Слова о “вечном примирении и о жизни бесконечной” говорят нам о том, что через Базарова “воскресает сама жизнь”.

    Именно в этом заключается подлинность, “революционность” взглядов тургеневского героя, его нравственное превосходство над Павлом Петровичем Кирсановым. “Нужен ли я России?” – вопрошает Базаров. Нужен, таков ответ. Кроме того, Базаров был представителем только-только зарождающейся революционной демократии, он был первым, а первым быть всегда нелегко.

    В спорах Базарова с Павлом Петровичем раскрываются самые замечательные черты главного героя: зрелость ума, глубина суждений. Даже в смерти Базарова присутствует некая спорная ситуация. Как человек с такими надеждами на будущее, с чувством собственного достоинства мог так нелепо погибнуть из-за собственной беспечности?

    Трагический смысл образа воссоздает Тургенев в Базарове: его одиночество, непринятие окружающего мира, душевный разлад – все это сочетает в себе один герой. Это тяжелая ноша, которую не каждому дано нести с тем чувством собственного достоинства, какое присуще Базарову. Тургенев считал, что время Базаровых еще не пришло. Но в то же время он преклонялся перед мужеством Базарова, его душевной стойкостью.