Category: Сочинения по литературе

Самобытность древнерусской литературы, ее основные особенности: анонимность, поучительность, фактографичность, гражданственность. Богатство жанров литературы Древней Руси: поучение, повесть, слово, хождение, житие, летопись. Летопись как историческое повествование, изложенное в хронологической последовательности. Жанр жития. Его особенности: ведущая задача жития – дать образ святого, который будет соответствовать представлению об идеале. Цель житийной литературы – поучительное воздействие на читателей.

Тексты: “Поучение” Владимира Мономаха, Повесть о Петре и Февронии Муромских, Хождение Афанасия Никитина за три моря, Житие протопопа Аввакума (фрагменты по выбору).

Произведения И. С. Тургенева – одни из самых лиричных и поэтичных произведений в русской литературе. Особенное очарование им придают женские образы. “Тургеневская женщина” – это какое-то особое измерение, некий идеал, воплощающий в себе красоту как внешнюю, так и внутреннюю. “Тургеневским женщинам” присущи и поэтичность, и цельность натуры, и невероятная сила духа. Таковы Елена (“Накануне”), Наталья (“Рудин”), Лиза (“Дворянское гнездо”).

В романе “Отцы и дети” представлена целая галерея женских образов – от простой крестьянки Фенечки до великосветской дамы Анны Сергеевны Одинцовой.

Мне хочется начать свое сочинение именно с рассказа о Фенечке, потому что из всех героинь романа она мне милее всех. Первое же появление Фенечки оставляет в душе ощущение чего-то мягкого, теплого и очень естественного: “Это была молодая женщина лет двадцати трех, вся беленькая и мягкая, с темными волосами и глазами, с красными, детски пухлявыми губками и нежными ручками. На ней было опрятное ситцевое платье; голубая новая косынка легко лежала на ее круглых плечах”. Надо отметить, что Фенечка появилась перед Аркадием и Базаровым не в первый день их приезда. В тот день она сказалась больной, хотя, конечно, была здорова. Причина же очень проста: она страшно стеснялась. Двойственность ее положения очевидна: крестьянка, которой барин разрешил жить в доме, и сам же этого стеснялся. Николай Петрович совершил поступок, казалось бы, благородный. Он поселил у себя женщину, родившую от него ребенка, то есть как бы признал определенные ее права и не скрывал, что Митя – его сын. Но вел он себя при этом так, что Фенечка не могла чувствовать себя свободно и справлялась со своим положением только благодаря природной естественности и достоинству. Вот как Николай Петрович говорит о ней Аркадию: “Не называй ее, пожалуйста, громко… Ну да… она теперь живет у меня. Я поместил ее в доме… там были две небольшие комнатки. Впрочем, это все можно переменить”. Про маленького сына он и вовсе не сказал – до того ему было неловко. Но вот Фенечка появилась перед гостями: “Она опустила глаза и остановилась у стола, слегка опираясь на самые кончики пальцев. Казалось, ей и совестно было, что она пришла, и в то же время она как будто чувствовала, что имела право прийти”. Мне кажется, что Тургенев сочувствует Фенечке и любуется ею. Он как будто хочет защитить ее и показать, что она в своем материнстве не только прекрасна, но еще и выше всяких толков и предрассудков: “И в самом деле, есть ли на свете что-нибудь пленительнее молодой красивой матери со здоровым ребенком на руках?” Базаров, живя у Кирсановых, с удовольствием общался только с Фенечкой: “Даже лицо его изменялось, когда он с ней разговаривал: оно принимало выражение ясное, почти доброе, и к обычной его небрежности примешивалась какая-то шутливая внимательность”. Я думаю, дело тут не только в красоте Фенечки, а именно в ее естественности, отсутствии какого бы то ни было жеманства и попыток строить из себя барыню. Образ Фенечки подобен нежному цветку, имеющему, однако, необычайно крепкие корни. Мне кажется, что из всех героинь романа она наиболее близка к “тургеневским женщинам”.

Прямой противоположностью Фенечки является Евдоксия, а точнее Авдотья, Никитична Кукшина. Образ достаточно проходной и, скорее, карикатурный, но не случайный. Вероятно, в середине XIX века эмансипированные женщины появлялись все чаще, и это явление не просто раздражало Тургенева, но вызывало у него жгучую ненависть. Подтверждением тому является описание быта Кукшиной (“Бумаги, письма, толстые номера русских журналов, большей частью неразрезанные, валялись по запыленный столам; везде белели разбросанные окурки папирос”), а также ее внешности и манер (“В маленькой и невзрачной фигурке эмансипированной женщины не было ничего безобразного; но выражение ее лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: “Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?”). И чтобы подчеркнуть полную ее противоположность Фенечке, я приведу следующую цитату: “…что бы она ни делала, вам постоянно казалось, что именно это-то она и не хотела сделать; все у ней выходило, как дети говорят – нарочно, то есть не просто, не естественно”). Реакция Базарова на Кукшину тоже была совершенно иной, нежели на Фенечку: увидев ее, ой поморщился. Околесица, которую несла Кукшина, вполне соответствовала ее внешнему облику и манерам. Пожалуй, встреча Базарова с Кукшиной знаменательна лишь тем, что в их разговоре впервые прозвучало имя Анны Сергеевны Одинцовой – женщины, которая впоследствии ввергла Базарова в пучину страстей и терзаний.

Они встретились с Базаровым на балу у губернатора, и Одинцова сразу произвела на него неизгладимое впечатление: “Это что за фигура? – проговорил он. – На остальных баб не похожа”. Надо сказать, что в устах Базарова (то есть этого человека, каким он был на момент их встречи) это высшая похвала. Каждый штрих в портрете Одинцовой указывает на то, что это дама из высшего общества: “достоинствоу осанки”, спокойный взгляд, чуть заметная улыбка: “Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица”. Спокойными были не только ее движения и взгляд. Когда Базаров с Аркадием приехали к ней в усадьбу, они увидели, насколько размеренной и однообразной была вся ее жизнь. Все здесь оказалось “поставлено на рельсы”. Комфорт и безмятежность составляли основу существования Одинцовой. Она достаточно перенесла в жизни (“тертый калач”) и теперь как будто хотела только отдыхать от своего прошлого. Не раз в разговоре с Базаровым она называла себя старой. Когда я читала роман, то сначала думала, что она таким образом кокетничает – ведь ей всего 28 лет! Но потом я поняла: у этой молодой женщины душа старухи. Иначе как объяснить ее стремление всеми силами заглушить в себе возникшую влюбленность, только чтобы она не помешала размеренному образу жизни. У Одинцовой сильный характер, и она даже в чем-то подавила свою младшую сестру Катю. Катя – славная девушка, и, хотя в первый момент она воспринимается как бледная тень Одинцовой, у нее все-таки тоже есть характер. Постепенно раскрывается ее индивидуальность, и становится ясно, что в союзе с Аркадием она будет главной.

Мне трудно однозначно ответить на вопрос: как Тургенев относится к Одинцовой? Может быть, мне мешает мое личное восприятие – Одинцова мне не очень симпатична. Но одно очевидно: Тургенев нигде не допускает иронии в отношении этой героини. Он считает ее достаточно умной женщиной (“Баба с мозгом”, – по словам Базарова), но я не думаю, что он сильно ею очарован.

“Тургеневские женщины” – сильные женщины. Пожалуй, они гораздо сильнее духом окружающих их мужчин. Может быть, заслуга Одинцовой заключается в том, что она, сама того не желая, помогла Базарову сбросить маску, которая так мешала ему, и способствовала становлению личности этого незаурядного человека. Кто же из этих женщин оказывается милее и ближе сердцу писателя? Конечно, Фенечка. Именно ее Тургенев одарил счастьем любви и материнства. А эмансипированные женщины, в их худших проявлениях, ему глубоко несимпатичны. Одинцова отталкивает своей холодностью и эгоизмом. Тургеневский же идеал женщины заключается в умении любить и жертвовать собой ради любимого.

Настоящие писатели – совесть человечества.

Л. Фейербах

В русской литературе особенно сильны традиции гуманизма. Наши писатели всегда призывали “милость к падшим”. Наверное, не случайно Достоевский и Толстой, Чехов и Короленко с таким глубоким человеческим чувством писали о заключенных и ссыльных. В советской литературе эти традиции были забыты. Безвинные гибли в сталинских лагерях. Оплакать их, заклеймить позором палачей, разбудить души людей, чтобы такие преступления никогда не повторились, – такую благородную задачу взяли на себя писатели 60-80-х годов. Некоторые произведения, написанные после XX съезда, были опубликованы только сегодня.

В романе “Новое назначение” А. Бек пишет о “трагических парадоксах” времени, порожденных сталинизмом. Один из них – возведение строек коммунизма руками заключенных. О стройках полагалось трубить повсеместно, об армиях зеков на них – молчать. И что самое страшное – оправдание этих преступлений. Так, герой романа председатель госкомитета Онисимов, у которого погиб в лагерях брат, твердо убежден в государственной целесообразности системы лагерей как организованной армии строителей нового мира. И для каждого из зеков лишняя порция овса, сваренного на воде, – предел желаний.

За годы, прошедшие после XX съезда, а особенно в последние несколько лет вышло множество книг, правдиво рассказывающих о Сталине. По-разному изображают его Рыбаков, Домбровский, другие писатели. Но мы ясно видим властолюбца, одержимого идеей безмерного могущества. Люди для него – только материал для достижения чудовищных целей.

В “Детях Арбата” А. Рыбаков пытается раскрыть психологию сталинизма. Мы ясно видим те объяснения и оправдания, которые позволяли с легкой душой обрекать на страдания и смерть миллионы людей. Сталин – герой романа – считает, что только страдания вызывают величайшую энергию. А значит, можно заставить народ голодать, трудиться. Народ надо заставить пойти на жертвы. Для этого необходима сильная власть, способная внушить страх. А страх нужно поддерживать любыми средствами. Особенно хороша для этого теория незатухающей классовой борьбы. Так рассуждает в романе “величайший вождь всех народов”. Но мы видим, что эта людоедская идея лишь прикрывает главное – желание беспредельной власти.

У М. Горького в “Моих университетах” есть эпизод, когда агент охранки объясняет Алеше устройство государства. Вот император. Из него как бы идет невидимая паутина к министрам, от них – к чиновникам, и так “паутина” оплетает всю страну. В сталинской же системе из сердца Сталина выходит невидимая колючая проволока, которая идет к его ближайшим подручным: Ежову, Берии, Кагановичу, Жданову и другим, спускается к руководителям областей, республик и ведомств, генералам и офицерам НКВД и так далее, опутывая всех. В романе Рыбакова мы видим и ближайших помощников палача Сталина: Ягоду, Ежова, с которыми тот обсуждает свои планы. Особое внимание образам ближайших советников-палачей Сталина писатель уделил в романе “Тридцать пятый и другие годы”.

В стране возникает целая пирамида насилия. Главной же фигурой становится следователь. В “Детях Арбата” показан следователь Дьяков, который “верил не в действительную виновность, а в общую версию виновности”. Он запутывает Сашу Панкратова, играет на его честности, то запугивает, то сулит освобождение. Ведь “хорош” тот следователь, который уговорами, пытками, угрозами расправы над близкими, чем угодно заставит подписать признание в несуществующих преступлениях. У Рыбакова на примере одноклассника Саши Юрия Шарова видим, как люди становятся такими палачами.

Очень четко выписаны образы следователей у В. Гроссмана в романе “Жизнь и судьба” и у Ю. Домбровского в “Факультете ненужных вещей”. Играя на преданности партии, прикрываясь высокими интересами, они используют признания, обращая их против невинных. А затем жертвами становятся и свидетели. Нередко и бывшие палачи превращаются в жертв. Это описано у В. Гроссмана. Внутренний мир этих извергов чернее ночи. Ни. разу не возникает у них мысль о том, что люди, которых они терзают, лучше их, имеют право быть свободными и счастливыми. Напротив, чем хуже жертвам, тем быстрее палачи продвинутся по службе. Один из таких мучителей, описанных Домбровским, со злобной тоской думает о том, что из-за голодовки арестованного и его упорства полмесяца будет “в простое” и получит выговор.

Вершителями судеб были и неправедные судьи, и прокуроры. В романе В. Дудинцева “Не хлебом единым” показан процесс над изобретателем Лопаткиным, обвиненным в разглашении государственной тайны. Судьи заранее не хотели верить ни одному слову обвиняемого. Да и как верить, если на вынесение приговора отводилось 20-30 минут!

Особый тип палачей – это люди, облеченные властью, которые расправляются со своими соперниками. В названном романе В. Дудинцева это профессор Авдиев и его помощники, которым изобретение Лопаткина – кость в горле. В другом романе В. Дудинцева “Белые одежды” эта тема развита и углублена. Мы видим академика Рядно, лжеученого, который все силы направляет на то, чтобы физически истребить биологов-генетиков. Интересы науки или государства карьеристов ничуть не волнуют.

А как изображены жертвы? Их много, и они очень разные. Всех их, однако, объединяет то, что их не считают за людей, стремятся превратить в “лагерную пыль”. Их невиновность никого не интересует, она, быть может, и есть их главная вина. Саша Панкратов тоже не был преступником, напротив, он искренне предан интересам революции. Но его погубило, как и тысячи других честных людей, что он был самостоятельным человеком, высказывал смелые суждения, имел собственное мнение.

В лагерях и тюрьмах, описанных писателями, сидят меньшевики и троцкисты, “вредители” и верующие, “уклонисты” и беспартийные – все те, кому не удалось укрыться от страшной системы НКВД. По-разному ведут себя люди. Одни сломались сразу, другие готовы погубить других, дать любые показания. Третьи сами стремятся стать на место палачей, подсказывая изощренные способы эксплуатации заключенных. Но есть и такие, которых не сломишь, Мы восхищаемся арестованным Зыбиным из романа Домбровского, перед которым, казалось, спасовала система насилия. Арестант пошел на “смертельную голодовку”, и, как пишет автор, здесь власть всей системы кончилась, “потому что ничего более страшного для этого зека выдумать она не в состоянии”.

Среди жертв есть люди, как герои романа “Белые одежды”, которые сознательно идут против течения. Но большинство ведь и не думало спорить с властью. И это особенно страшно! Страшно читать о том, как заключенные гибли тысячами от непосильной работы и ужасных условий. О том, как родственники репрессированных месяцами ждали сообщения о том, где их близкие, живы ли они.

Но если бы жертвы были только в лагерях! Нет! И в колхозах, и в штрафных ротах, и в детских домах – везде. В повести А. Приставкина “Ночевала тучка золотая” дети-жертвы проходят все круги ада. Там же говорится и о судьбе целого народа-жертвы, о чеченцах, высланных с родины по приказу Сталина. А в повести “Заулки” В. Смирнова герой вспоминает о жертвах-крестьянах, которые настолько были задавлены налогами, что губили фруктовые деревья.

Неисчислимы преступления сталинизма. Эта эпоха еще долго будет занимать умы, потому что она острее, чем какая-либо другая, выявила проблему жестокости и гуманизма, добра и зла, палачей и жертв.

Судьба Лермонтова похожа на легенду. Все необыкновенно в этой короткой,

стремительной, вдохновенной и блистательной жизни. Вглядимся в портреты

Лермонтова, в это неулыбчивое, сожженное внутренней тревогой лицо, в эти громадные,

бездонные глаза. В них запечатлена тайна душевной жизни, и мы, как ни стараемся, не

можем проникнуть в нее до конца. И лишь читая его произведения, мы можем узнать

историю его души, понять его как поэта и человека.

Раннее творчество Лермонтова еще не самостоятельно. Он увлекался Пушкиным и

ученически подражал ему в своих стихах и поэмах. Вскоре его покорил Байрон, он

влюбился в байроновских неукротимых героев с их бурными, мятежными страстями, с их

пламенной жаждой свободы и подвига. Лермонтов находил сходство между собой и

британским поэтом, и под впечатлением прочитанной биографии Байрона он писал:

“Я молод; но кипят на сердце звуки,

И Байрона достигнуть я б хотел;

У нас одна душа, одни и те же муки,-

О, если б одинаков был удел!..”

Но вместе с тем, в юном Лермонтове уже просыпался могучий самобытный поэт. Многие из юношеских стихотворений Лермонтова поражают глубиной содержания и той силой, с

которой удалось ему выразить свои мысли и настроения. Так, например, еще в пансионе

была задумана и набросана поэма “Демон”. Он осознает, что у него свой путь:

“Нет, я не Байрон, я другой,

Еще неведомый избранник,

Как он, гонимый миром странник,

Но только с русскою душой”.

Тревожит молодого Лермонтова судьба родины. Бесправие и нищета народа, томившегося в крепостной неволе, казарменно – по лицейский режим, насаждавшийся самодержавием, посягательство на любое проявление независимой мысли, паразитизм верхушки дворянского общества – все это вызывало в Лермонтове чувство страстного негодования.

Стихи его все больше проникаются вольнолюбивыми настроениями, бунтарским духом. Поэт называет себя “другом свободы” и пишет стихотворение “Жалобы турка”, в

котором под Турцией подразумевается николаевская Россия:

“…Там рано жизнь тяжка бывает для людей,

Там за утехами несется укоризна,

Там стонет человек от рабства и цепей!..

Друг! Этот край… моя отчизна!”

Но особенно ярко выразился гений Лермонтова в его стихотворении “Смерть поэта”.

Убит Пушкин! Эта мысль жжет и мучит поэта, заставляет его ясно и резко показать изнанку высшего общества, осветить все его темные углы. Миссия Пушкина, этого неповторимого гения, восставшего пророка, который призван “глаголом жечь сердца людей”, легла на плечи Лермонтова. Теперь он должен выступить как обличитель, как

пророк.

Но не только скорбь слышится в этом стихотворении. Это обличение, пощечина

светскому обществу.

“…Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!”, –

Так Лермонтов бросает вызов приверженцам николаевской России, так начинает он свою

открытую борьбу против них. Лермонтов все больше тяготится окружавшим его пустым,

тщеславным и лживым светским обществом. На новогоднем балу в Благородном собрании в ночь на первое января 1840 года он дерзко обошелся с дочерьми Николая I, якобы не

узнав их под масками. В одном из самых сильных своих стихотворений, написанных

под впечатлением этого происшествия, поэт с полной откровенностью выразил владевшие им гневные чувства:

“…Как часто, пестрою толпою окружен,

Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,

При шуме музыки и пляски,

При диком шепоте затверженных речей

Мелькают образы бездушные людей,

Приличьем стянутые маски…

О, как мне хочется смутить веселость их

И бросить им в глаза железный стих,

Облитый горечью и злостью!”

Лермонтов обличал не только людей “завистливого и душного света”, но и часть дворянской интеллигенции, неспособной служить обществу. Оценку ей он дал в своем

стихотворении “Думы” – поэтической, чистосердечной и печальной исповеди. В этом

стихотворении он осуждает поколение 30-х годов:

“Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее – иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомненья,

В бездействии состарится оно”

Встречаясь с ссыльными декабристами, поэт видел, что многие из них отказались от дальнейшей борьбы и примирились с действительностью о Лермонтов называет отказ от борьбы “поздним умом”. С грустью он замечает, что его современники, усвоив этот “поздний ум”, живут и старятся в бездействии, без всякой цели:

“К добру и злу постыдно равнодушны,

В начале поприща мы вянем без борьбы,

Перед опасностью позорно малодушны,

И перед властию – презренные рабы”

Заканчивает он свое стихотворение убийственным выводом, беспристрастной оценкой жизни его поколения:

“Толпой угрюмою и скоро позабытой

Над миром мы пройдем без шума и следа,

Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

Ни гением начатого труда”

Видя свое поколение в истинном свете, Лермонтов определяет свое предназначение в обществе:

“Провозглашать я стал любви

И правды чистые ученья…”

Но на эти ученья свет ответил выстрелом в сердце поэта. Пуля светского прощелыги оборвала жизнь Лермонтова на самом подъеме: неполных двадцать семь лет – это трагически мало даже для гения!

Но и за эти двадцать семь лет Лермонтов, подобно Пушкину, стал “вечным спутником” для каждого, кому дорога родина, ее история, ее язык, ее будущее. Как все великое,

благородное и прекрасное, поэзия Лермонтова бессмертна.

Произведение “Отцы пустынники и жены непорочны…” написано 22 июля 1836 года, в период творческой зрелости поэта, когда до его трагиче-ской гибели фактически осталось полгода. При жизни Пушкина стихотворе-ние не было напечатано. Оно входит в цикл, дошедший до нас не полностью, и обозначено под номером II. Произведение перелагает великопостную молитву Ефрема Сирина, святого, прошедшего тернистый путь познания бога.

Случайно ли то, что именно незадолго до смерти Пушкин обратился к библейским молитвам, создав стихотворение “Отцы пустынники…”? Предчувствовал ли он смерть, или это было просто желание зрелого поэта еще раз обратиться к богу. Пушкина из всех молитв “умиляет” одна. И ею стала молитва, которую читают “Во дни печальные Великого поста”. Пост требует от человека смирения, послушания, отказа от многих благ жизни, милосердия и сострадания к ближнему. Это своего рода очищение перед всевидящим господним оком.

Разговор человека с богом – святое таинство, подобно тайне любви, рождения и смерти, и Пушкин произносит свое откровение-молитву искренне, с большим чувством. О чем просит бога поэт? Не благ, не злата и серебра. Он беспокоится о своей душе, о том, чтоб в ней не было “духа праздности”, “любоначалия”, “празднословия”.

И даже Пушкин произносит слово: “Дай!”. Потом проникновенно, с волнением взывает ко всевышнему:

Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья

Да, рассмотреть и признать свои грехи дано не каждому. Чаще человек склонен видеть грехи других.

Заключительные строки стихотворения можно поставить лейтмотивом всего творчества А. С. Пушкина:

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрие мне в сердце оживи.

За этими словами – целый мир, такие емкие понятия раскрываются перед читателем из мира поэзии Пушкина. Что такое, к примеру, смирение? В словаре С. И. Ожегова есть толкование этого слова. Мы читаем: “отсутствие гордости, готовность подчиниться чужой воле”. Но я сомневаюсь, что именно о таком смирении пишет поэт. Здесь речь идет о смирении только перед богом.

А слову “терпение” дано четыре толкования, из которых, по моему мнению, подходит только одно. Это – переносить страдание, боль. От себя хочу добавить – ради высокой, благородной цели.

Почему слово “целомудрие” Пушкин оставляет в самой последней строке? Да потому, что оно стоит многих других. Понятие “строгая нравственная чистота” заключает все то, о чем поэт пишет ранее.

Тон повествования стихотворения размеренный, молитвенный. Размеренность повествования достигается за счет стихотворного размера и четко организованной рифмы. Пушкин прибегает к любимому своему строению стиха, пишет ямбом, располагая рифму в смежном порядке. Произведение обладает целым рядом художественных особенностей.

К примеру, лексика весьма своеобразна. Мы увидим обилие старославянизмов: “взлетать, дальних, уста, владыко, сокрыто”. Эти слова усиливают торжественность общего фона. Читая стихотворение “Отцы пустынники…”, делаешь для себя маленькие “открытия”. Вот, к примеру, сравним два слова: “любоначалие” и “любовь”. Они однокоренные, а значит, являются близкими по значению. Но при глубоком анализе их, найдя исторические истоки, убеждаешься, насколько разные эти слова. “Любоначалие” несет отрицательный смысл, а “любовь” – положительный. Да, русский язык поистине достоин удивления, как достойно удивления умение Пушкина так виртуозно владеть им.

Стихотворение можно разделить на две смысловые части. Первая – рассуждение поэта о том, что есть много молитв, с которыми люди обращаются к богу.

Вторая часть – молитва, избранная поэтом. Но и в ней можно выделить два начала. Поэт взывает к богу с просьбой избавить его душу от “грехов”, а затем умоляет о “благодати” для своего сердца.

Что касается синтаксической стороны произведения, то нужно отметить одну особенность. Мы увидим всего два предложения в составе стиха. Если заглянуть в любую молитву “Молитвослова”, можно отметить, что они составлены в основном из сложных предложений. И в этом автор сохраняет древнюю традицию, о творчестве А. С. Пушкина сказано очень много громких фраз и высоких слов. Но я считаю, что ценность стихов великого поэта в том, что для каждого человека они остаются постоянным спутником жизни. К творчеству Пушкина никогда не поздно обратиться, чтоб найти мудрый и добрый совет друга, поучиться “смирению, терпению, любви…”

Главное для меня – патриотическая идея.

В. Пикуль.

Есть русская поговорка: “Иван, не помнящий родства”. К сожалению, в смысле знания истории очень многие люди стали такими “Иванами”. А ведь без истории не может быть образованного человека. Настоящее можно понять только через прошлое, а сейчас важно понять наше настоящее. Литература, учительница жизни, должна прививать интерес и любовь к прошлому нашей и других стран. В отношении Валентин Саввич Пикуль (родился в 1928г.) для широкой публики часто выступает первооткрывателем.

Ведь некоторые его романы освещают те страницы, которые были знакомы, в основном, лишь узким специалистам. Известный историк академик Б. А. Рыбаков отмечал, что романы сыграли немалую роль в нынешнем усилении тяги к истории.

Я давно знакома с творчеством Пикуля. Это и отличный учебник жизни, и увлекательный, захватывающий сюжет. Произведения писателя помогли мне полюбить историю России. Мне нравится масштабность его взглядов, стремление вобрать в повествование как можно больше событий, мест, героев. Читая романы Пикуля, не только погружаешься в прошлое, но и задумываешься над настоящим.

В истории нашей страны много славных и бесславных войн, немало и дипломатических интриг. Одним из напряженных периодов была Семилетняя война в 18 веке. Писатель обращается к этому эпизоду в романе “Пером и шпагой”. Сюжет построен вокруг истории одного французского дипломата. Но его любопытная фигура дает писателю возможность показать тугой узел интересов и противоречий ведущих европейских стран. Мы видим корыстолюбие и глупость, а порой и трусость ряда русских сановников и наряду

с этим подлинных патриотов. Один из них – генерал Салтыков.

Автор описывает его как тихого старичка, который вперед никогда не лез и около престола не отирался. Но именно он оказался истинным победителем прусского короля Фридриха 2, героем всей европейской войны. Он был прекрасным полководцем, понимавшим солдата. Завистники не простили ему самостоятельности. К сожалению, война не принесла пользы России, хотя славы и уважения ей добавила.

На смену “дщери Петровой” Елизавете пришла немка Екатерина 2. Ее царствование описано в романе “Фаворит”. Это был “золотой век” русского дворянства.

Главный художественный принцип Пикуля – показывать эпоху через конкретных исторических лиц. Их много в романе. Но центральные образы – Екатерина и Потемкин. Царица предстает перед нами волевой и умной женщиной, знакомой с видными философами

Европы. Она умеет расположить к себе людей, понять чужую страну и служить ей. Но в то же время это хитрая, порой коварная и жестокая правительница, слишком любвеобильная женщина, стремившаяся нравиться до самой смерти.

Противоречива и фигура “светлейшего” князя Потемкина. Он ловкий, хитрый человек и царедворец, часто беспринципный, иногда очень грубый. Но писатель выделяет одну очень важную черту, которая, наверно, и сделала его заметной личностью в нашей истории. Она роднит его с Волынским в “Слове и деле”, Салтыковым, с Горчаковым в “Битве железных канцлеров”, нашими полководцами и флотоводцами в “Фаворите”. Это патриотизм. Диапазон исторических эпох, описываемых романистом, велик, с 18 по 20 века. В 1987 году он завершил цикл романов о русско – японской войне 1904-05 годов. Эти события уже нашли отражение в советской литературе: в “Порт-Артуре” А. Степанова

и “Цусиме” А. Новикова – Прибоя. Но Пикуль рассказывает о войне по-своему. Писатель считает, что история не терпит шаблонов, с которыми у нас подходят к тем или иным событиям и личностям. Он напоминает о том, что хотя мы привыкли считать Цусимское

сражение поражением царского флота, но забываем о высоком патриотизме моряков, когда матросы и офицеры заведомо знали, что погибнут. Но честь России для них была дороже жизни! В последнем романе своей эпопеи “Каторга” Пикуль рассказывает о катор-

жанах на Сахалине. Раскрывается неизвестная страница истории. Когда на остров пришли японцы, ссыльные стали защищать свою страшную, жестокую тюрьму! С большим мастерством исследует писатель истоки патриотизма у этих преступников. Несмотря на все пороки их характера и воспитания, они остаются русскими и сражаются, погибают за свою Родину.

Большое впечатление на читателей произвел роман “У последней черты” об авантюристе Гришке Распутине и последних годах царского дома Романовых. Романист прекрасно показал нравственное и духовное убожество власть имущих перед революцией. Люди, у которых в руках была судьба страны, сами оказались чуть не игрушкой в руках темного мужика и мистика Распутина.

Романы Пикуля построены на контрастах, на противопоставлении патриотов и предателей, честных, преданных людей и карьеристов, хапуг; смелых и трусов. Перед нами встает такая галерея интересных и значительных, роковых и ничтожных фигур, без

знания о которых наша духовная жизнь была бы беднее. Но в то же время не всегда оправдано копание писателя в интимных подробностях, выпячивание и смакование их. Возможно, это одна из причин того, что некоторые считают романы Пикуля бульварными.

Но надо ценить то, что Валентин Пикуль открыл для нас эпизоды истории, сделал их живыми, заполнил интересными лицами, помог многим полюбить историю. Спасибо писателю!

Нам, конечно, надо помнить, что в русской и советской литературе очень сильны традиции исторической прозы и поэзии. Пушкин и Лермонтов, М. Загоскин и А. К. Толстой, Л. Н. Толстой и Д. Мережковский, С. Есенин и А. Н. Толстой, С. Сергеев-Ценский и

А. Борщаговский, Ю. Тынянов и В. Ян, многие другие написали блестящие произведения о прошлом нашей страны. Пусть же будет больше таких писателей!

Страстей игру мы знали оба;

Томила жизнь обоих нас;

В обоих сердца жар угас…

Он был гением, великим человеком, писателем с большой буквы. Его произведения бессмертны, его имя – вечно. Он прожил бурную жизнь, полную печали и радости, смеха и слез, поэзии и прозы. Он оставил потомкам огромное количество произведений, в которые вложил душу. Его имя – А. С. Пушкин.

Его знает каждый ребенок. Но знает поверхностно. Полностью же его можно узнать, только прочитав “Онегина” – бесценное произведение, которым всегда гордился русский народ. В этом “в высшей степени народном произведении”, как назвал роман великий критик В. Г. Белинский, Пушкин предстает перед читателем таким, каким был на самом деле. Он описывает себя откровенно, не скрывая своих недостатков, но и не стесняясь показывать свои достоинства. Но все познается в сравнении. И на первый взгляд незаметно, что Пушкин на протяжении всей поэмы сравнивает себя с Онегиным. В чем-то они очень похожи, в чем-то совершенно разные.

И автор, и герой, воспитанные в благородных семьях, получившие хорошее образование, в молодости вели разгульный образ жизни: обожали балы, вечеринки, женщин. В них кипела кровь, страсть. Они оба разбивали сердца и оставляли надежды, говорили слова любви и ревновали, возвращались и уходили навсегда. Но этот бурный образ жизни оказался невечным. Пушкин и Онегин как будто оба повзрослели. Им стали безразличны балы и даже те кокетки, от которых раньше они были без ума.

В обоих сердца жар угас;

Обоих ожидала злоба

Слепой Фортуны и людей…

После такого переломного момента в судьбе очень важно найти себя, найти то, чему посвятить оставшуюся жизнь. Пушкин это понял. Он начал писать великолепные произведения, тем самым обеспечив себе вечную жизнь и долгую память. А что Онегин? Он так и не смог найти себе занятие по душе, не смог самоутвердиться, научиться приносить пользу людям, как тот, кто его создал. Онегин обрек себя на душевную погибель, на вечные муки.

Еще одной общей чертой для Онегина и Пушкина была огромная любовь к свободе и путешествиям. Им хотелось дышать полной грудью. Для героя и для создателя были невыносимы те оковы, которые на них надело светское общество, не понимающее, что такое настоящая жизнь. В кругу этих людей царили интриги, жестокость и ненависть. Стоило сделать один неправильный шаг – и ты враг народа. Сплетни погубили Ленского (именно из-за боязни сплетен Ленский не отступил в последний момент перед дуэлью), они душили Онегина и не давали спокойно жить Пушкину.

И вот общественное мненье!

Пружина чести, наш кумир!

И вот на чем вертится мир!

Да, Пушкин и Онегин похожи. Это лишний раз подтверждает их любовь к Татьяне. Пушкин любил в ней тот идеал женщины, который создал сам. Для Онегина же Татьяна была тем человеком, без которого он не мог жить. Он нашел ее и сразу же потерял. Он не знал, что, отвергая Татьяну, плюет в колодец, из которого ему еще не раз придется напиться. Он не знал, что тогда, когда у него откроются глаза на то прекрасное, что было в этой женщине, будет уже поздно. И опять Пушкин оказался умней. Он-то сразу оценил Татьяну по достоинству, ценил ее и дорожил ей.

“Евгений Онегин” – своеобразная пушкинская биография. В этом романе – его душа, мысли и чувства. В нем он создал себе подобного – человека, судьба которого будет волновать еще не одно поколение и через которого можно лучше узнать того гения, чьи произведения бессмертны и чье имя вечно…

“Звучал, как колокол на башне вечевой…” – этими словами М. Ю. Лермонтова о стихах своего предшественника хотелось бы начать рассуждения о политической лирике А. С. Пушкина.

Молодой А. С. Пушкин, только что окончивший Царскосельский лицей, оказался перед прозой жизни, столкнулся с несправедливостью крепостнического строя. Россия после славных побед над Наполеоном начинала поддаваться губительному гниению изнутри. Не выдерживая испытания временем, рушились вековые устои самодержавия, Захватническая внешняя политика царя хоть в какой-то мере должна была затушевать классовые противоречия, отвести взгляд здравомыслящего человека от проблем внутренних, разжечь в каждом чувство национализма…

Россия превращалась в “жандарма Европы”, сама задыхаясь под властью тирана.

Увы! куда ни брошу взор –

Везде бичи, везде железы,

Законов гибельный позор,

Неволи немощные слезы.

Это – ода “Вольность” А. С. Пушкина. Но не только пессимизмом веет от этого произведения поэта. Оно призывает и к борьбе: “Восстаньте, падшие рабы!” Стихотворение “К Чаадаеву”: – философские раздумья молодого человека, который должен сделать выбор в жизни. Выбор этот приходилось делать каждому, избирая дорогу “народного заступника” или дорогу “раба”. Рылеев, Пестель, Кюхельбекер, Чаадаев, Пушкин выбрали первый путь: Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман… А. С. Пушкин утверждает и проповедует не уход от борьбы, не пассивную романтику со стонами, вздохами, а битву за светлое будущее Отчизны:

Но в нас горит еще желанье,

Под гнетом власти роковой

Нетерпеливою душой

Отчизны внемлем призыванье.

Мы ждем с томленьем упованья

Минуты вольности святой,

Как ждет любовник молодой

Минуты верного свиданья.

“Минута вольности святой” – разве ради этого не стоит жить?! Верой в грядущее счастье народов России пронизаны последние строки этого послания:

Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья.

Россия вспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

Гимн свободе, прозвучавший здесь, утверждает еще и необходимость посвятить всего себя борьбе. Когда все люди осознают эту необходимость, только тогда они сумеют искоренить “барство дикое”, которое “без чувства, без закона присвоило себе насильственной лозой и труд, и собственность, и время земледельца”.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

– призывает поэт. В стихотворении “Деревня” поэт использует антитезу, с помощью которой он противопоставляет красоту русской природы суровой правде жизни. Этим он добивается такого реального изображения “невежества”, что становится страшно и горько видеть язвы на теле Родины:

Здесь девы юные цветут

Для прихоти бесчувственной злодея…

Злые языки обвиняли поэта в отсутствии патриотизма. Да, действительно, патриотизм поэта – это не восхваление самодержавия и царской семьи, не восхваление внешнеполитической деятельности царизма, не преклонение перед “либерализмом” бюрократического аппарата государства. Он бичует и обличает все это. Это патриотизм, который разовьет М. Ю. Лермонтов в своих произведениях “Прощай, немытая Россия!”, “Родина” и других.

А. С. Пушкин никогда не боялся высказывать такие мысли, от которых у царя и его сановников “ползали мурашки по телу”:

Мы добрых граждан позабавим,

И у позорного столпа

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим.

На вопрос Николая I, где был бы поэт 14 декабря 1825 года, если бы находился в Петербурге, Пушкин ответил: “С друзьями”, то есть с декабристами, на Сенатской площади.

Служение Отчизне – эту идею поэт пронес через всю жизнь. В эпоху махровой реакции, последовавшей за разгромом восстания 1825 года, он находит в себе силы заявить: “Я гимны прежние пою…” В послании “В Сибирь” поэт пишет о благородном поприще своих товарищей:

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье

Поэт верит, что одиночество его не вечно, справедливость восторжествует и он снова увидит своих друзей на свободе.

Поэт всегда вольно или невольно соприкасается с государственной властью. Из этого, как показала история, не получается ничего хорошего для поэта и ничего полезного для власти.

Однако надежда на просвещенного правителя никогда не покидала людей искусства. Поэтому Александр Пушкин обращается к Николаю I, только что – взошедшему на престол, со своеобразной интерпретацией “Фелицы”, адресованной в свое время Г. Державиным Екатерине II.

Нужно обладать смелостью и огромным талантом, чтобы поучать монарха. Но все же Пушкин идет и на некоторый моральный компромисс, проводя параллель между “мятежами и казнями” “начала славных дней Петра” и кровавым завершением восстания декабристов, где большинство пострадавших были близкими поэту людьми.

Как объяснить этот компромисс? Во-первых, А. С. Пушкин был истинным сыном своей монархической эпохи. Он верит в “рабство, падшее по манию царя”.

Во-вторых, поэт, ставя столь высокую планку Николаю I, желает смягчить участь своих друзей, внушив монарху, что можно “правдой привлечь сердца” и “нравы укротить наукой”. Александр Пушкин мечтает видеть на троне мудрого царя. Образованный и совестливый самодержец – идеал русского народа.

Однако продолжались гонения на свободомыслящих людей. И не все выдерживали. Некоторые гнули спины под все ожесточающимся напором реакции, другие, замаливая “грехи молодости”, переходили в лагерь царизма. Но неколебимо высилась фигура гиганта – фигура Пушкина. Он был одним из немногих, кто продолжал петь песнь Свободе, Равенству и Братству.

ЖИТИЕ ПРОТОПОПА АВВАКУМА, ИМ САМИМ НАПИСАННОЕ

Аввакум родился в семье священника, который, однако, любил приложиться к рюмочке. А вот мать много молилась и постилась, чему научила и сына. После смерти отца мать женила сына на бедной и богомольной сироте Анастасии, которая была очень предана Аввакуму.

Мать его стала монашкой и умерла в монастыре.

Когда Аввакуму исполнился двадцать один год, он был посвящен в диаконы, а через десять лет стал протопопом. Служение Богу было для него главным и единственным делом. Многие люди верили ему безоговорочно, и было у протопопа около шестисот духовных детей.

Были у этого непростого человека и искушения: однажды пришла на исповедь некая грешница и стала каяться “в блудных грехах”. Соблазн овладел протопопом при этой исповеди – и он возложил руку на пламя свечи. Боль отвела искушение. Возвратившись домой, Аввакум молился и плакал. И явилось ему видение: три корабля плывут по Волге. Два золотых – его духовных учеников, а один разноцветный – самогоАввакума. Это было знаком высокого предназначения.

Неспокойный характер был у протопопа: он всегда бросался на защиту справедливости, не боясь знатности и высокого положения тех людей, против которых ополчался. За это яростный протопоп был неоднократно бит. Однажды одно важное лицо дало распоряжение выгнать протопопа с семьей из дому – и Аввакум с женой и новорожденным

Младенцем побрел в Москву. Младенца крестили по дороге. В Москве церковные власти дали протопопу грамоту с повелением вернуться на прежнее место.

Неукротим дух протопопа: бичует и обличает он все, что кажется ему недостойным Господа. Скоморохи, как он думает, своим непристойным кривляньем оскорбляют церковь – вот и отбирает он медведей у бродячих артистов и самим им велит убраться прочь.

А вот важный воевода Василий Петрович Шереметев берет протопопа на свой корабль, что плывет в Казань. Воевода просит благословить его сына Матфея. Но протопоп впадает в гнев: “Не могу благословить! Матфей бороду бреет! Грех это!” Воевода был так возмущен вздорностью и неблагодарностью протопопа, что чуть не бросил его в реку.

Государь поставил Аввакума протопопом в Юрьевец-Поволжский. С неиссякаемым воодушевлением обличает гневный протопоп всяческие грехи – за это его бьют и попы, и мужики, и даже бабы.

Новым патриархом церкви становится Никон, он вводит реформы: велит креститься тремя перстами и уменьшить количество земных поклонов при молитве. “Никонианская ересь” обличается протопопом с единомышленниками в письмах о вере. За это единомышленников протопопа ссылают, а самого Аввакума садят в темницу на цепь. Трое суток не приносят ему никакой пищи, но потом является некто, кого протопоп полагает ангелом, и дает ему тарелку щей.

Протопопа ссылают в Сибирь. Отдан он был под начало жестокого енисейского воеводы Афанасия Пашкова. Не боится протопоп противоречить грозному воеводе, за что бит нещадно кнутом. Заключают непримиримого протопопа в Братский острог, семья живет за двадцать верст от него, сыну Ивану и в Рождество не позволяют свидания.

Тащит зимою протопоп свои нарты по снегу, летом бредет по воде. Поддерживает его протопопица, кроткая, но стойкая духом. Один раз только спросила:

– Долго ли еще нам скитаться?

– До самыя смерти, матушка, до самыя смерти.

– Ничего, – смиренно отвечает матушка, – ино еще побредем.

Трогательная подробность: из всего имущества осталась в несчастной

Семье одна только чудесная курочка, что несла в день по два яичка, да и ту нечаянно в нартах придавили.

Повествование это – автобиографическое. Аввакум неоднократно рассказывает о том, как исцелял он словом Божиим больных и бесноватых, лечил младенцев от грыжи, как спасает его праведная молитва разных людей от гибели.

Мученик за веру, протопоп неоднократно описывает в “Житии” совершенные им чудеса, что подчеркивает его уверенность в собственной святости. Во всем поддержка ему – жена Анастасия Марковна, которая не укоряет его за несчастную скитальческую и нищую жизнь семьи, но призывает обличать “блудню еретическую”. За борьбу с Никоном Аввакума неоднократно заточают в различные темницы (в последний раз – в Пустозерском монастыре), в земляную тюрьму заключают и его жену с двумя сыновьями, но дух протопопа остается непоколебим.

В 1859 году А. Н. Островский пишет драму “Гроза”. В этом произведении значительное место вновь отводится женским образам, которые так привлекали драматурга. В своих пьесах писатель впервые в русской литературе выводит героиню, существенно отличающуюся от окружающих ее людей. Жизнь идеальной русской женщины для Островского характеризуется близостью к Богу, бессознательным ощущением изначальной обреченности человека. В драме “Гроза” воплощением такого типа персонажей является Катерина, жена Тихона Кабанова.

Драматург противопоставляет ей девушку, которая является частью провинциального мира, трезво смотрит на жизнь. Ее душа лишена чего-то возвышенного, не так глубока и сложна, как у Катерины. Это Варвара Кабанова.

Две героини пьесы различаются между собой, но их объединяет реалистичность изображения, которая придает обоим образам особую значимость.

На фоне жителей города Катерина выделяется своими душевными свойствами. Ее непохожесть бросается в глаза. Кудряш в разговоре с Борисом легко узнает героиню по двум-трем фразам, когда племянник Дикого восхищается Катериной, выделяет характерные для нее черты: “…у нее на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится”. Так, через оценку окружающих мы узнаем об ангелоподобности молодой Кабановой, ее родстве с небом, которое объясняет чувствительность Катерины к грозе, ее болезненную реакцию на электрические разряды, будто бы проходящие сквозь нее. Героине Островского кажется, что она птица, ей снятся пейзажи, “как на обра – зах”. Жена Тихона связывает горний и дальний мир, как ангел являясь посредником между небом и землей.

В рассказе Катерины о детстве проявляется младенческая чистота ее души. Девушка безвинна и ангелоподобна, как любой ребенок. В детстве она очень близка Богу. Это проявляется и в том, что она способна видеть ангелов, и в ее снах. Но такая близость сродни душевному состоянию юродивого. Катерина не знает мира, ее не коснулся грех, в ее жизни нет места христианскому подвигу. Дом матери был для девушки раем, который сделал героиню беззаботным “ангелом”, чуждым жестокой обыденности.

Необычность Катерины подчеркивается и тем, что она живет вне времени. Ее существование вечно и не ограничено какими-либо рамками. Девушка рассказывает о церкви: “…и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно, как все это в одну секунду было”. Такое безвременное существование – предел мечтаний уже замужней Катерины: “…засядем шить с Варварой и не увидим, как время пройдет…” Сестру Тихона такие тонкости не волнуют. Она целиком и полностью связана с вяло текущим временем города Калинова и землей. Это подчеркивается даже фамилией. Кабан, одно из самых приземленных животных, – тотем семьи Марфы Игнатьевны, а значит, и Варвары. Детство не смогло заронить в девушку частицу того света и тепла, которые излучает Катерина. Варвара была вынуждена хитрить и ловчить. Ее задача – найти способ, чтобы, не вступая в открытый конфликт с матерью, не повиноваться ей.

Сестра Тихона замечает странность Катерины, она жалеет увядающую девушку, но не может объяснить ее поведения и слов. Для Варвары жизнь молодой жены в детстве мало чем отличается от быта в доме Кабанихи. “Да ведь и у нас то же самое”, – говорит она. Катерина же физически ощущает. тяжесть порядков в новом для нее доме, с переселением в который появляется основное противоречие между героиней и городом. Жена Тихона должна подчинить свою волю “Домострою” и самодурству Кабанихи. Но уже в первой сцене с участием Катерины мы видим, что ей это не удается. Во время “сетований” Кабанихи сноха удерживается от ответных реплик так долго, как может. Только крайняя несправедливость заставляет Катерину вступить в диалог с “маменькой”. Первые же фразы героини дают нам понять, что та совсем не похожа на безвольного мужа. “Да хоть и к слову, за что ж ты меня обижаешь?” – говорит она Кабанихе.

В этой сцене открытая и свободолюбивая Катерина четко противопоставлена всей ее новой семье: бесхарактерному Тихону, ревнующей сына Марфе Игнатьевне, хитрой Варваре, характер которой раскрывается здесь достаточно полно. Все реплики сестры Тихона идут под ремаркой “в сторону”. Она

имеет свое мнение, но предпочитает не вмешиваться, не идти на конфликт. “Шито да крыто” – ее основной принцип, о котором Варвара скажет позже. Это правило помогает выжить девушке. В городе Калинове начинается настоящая, не изолированная от проблем жизнь Катерины. Вследствие этого к героине Островского приходит осознание неизбежности смерти. Гибель – это плата за жизнь. Вот почему молодая Кабанова, следуя только ей понятной логике, так быстро переходит от воспоминаний о детстве к смерти, а затем к новой жизни: “Я умру скоро… что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то!.. Точно я снова жить начинаю…”

Катерина слишком хорошо понимает неразрывную связь между жизнью и смертью. Омут для нее оказывается неизбежной реальностью. Катерина предвидит свое будущее, потому-то и пугается заклинаний барыни, в словах которой слышит лишь подтверждение собственных предчувствий.

В новом доме прерывается беспрепятственная связь Катерины с Богом. Героиня говорит о своих волшебных снах: “И теперь иногда снится, да редко, да и не то”. Молодая Кабанова подсознательно чувствует потребность восстановить утраченное. Средством возвращения к Богу становится любовь к Борису, греховная, по традиционным понятиям, страсть. Катерина полностью отдается этому чувству. В таком поведении героини заключена огромная сила, несмотря на то что молодая Кабанова говорит: “Нет у меня воли”. Катерина сама принимает решение отдать свою судьбу в руки любимого человека, и это добровольное “рабство” не имеет ничего общего с безволием и униженностью других персонажей. Но для самой Катерины ее поступок – грех, поэтому героиня, осознав неизбежность собственной гибели, добровольно выбирает бездну: “… я бы все шла… и не оглянулась бы “. У Катерины нет другого выхода, жить так, чтобы все было “шито да крыто”, она не хочет, уехать – не может: Борис отказывается взять Катерину с собой, потому что живет “не по своей воле”. Да и есть ли такие края, где могла бы утешиться вольнолюбивая душа Катерины? Если уж в “праведной” земле, где “красота в природе разлита”, молодая женщина не находит себе места, то что же ей делать там, где “салтаны землей правят” и “люди с песьими головами”. Остается одна дорога – в омут. Но в то же время это – дорога в среду света и воздуха, пути к Богу. “В могилу… в землю”.

Не выносит жизни у “маменьки” и Варвара. Она бежит с Кудряшом. Только протестует сестра Тихона всего лишь против неприятного, надоедливого ворчания. Ее побег не уход в лучший мир, а избавление от мелких неприятностей. Так, даже отчасти схожие действия Варвары и Катерины еще лучше выявляют противоречия между ними. Ни одна из героинь, безусловно, не может вызвать у нас резкого отрицательного отношения, но и ни одна не станет идеалом. Такой, как Катерина, можно только родиться; посредником нельзя стать. Это призвание определяет характер молодой жены Тихона. Жизнь приземленной Варвары, на мой взгляд, слишком прозаична, слишком просты ее стремления и мировосприятия.

Таким образом, моя жизненная позиция не может совпадать с позициями героинь Островского. Мне остается восхищаться избранной Богом Катериной.