Category: Сочинения по литературе

М. А. Булгаков (1891-1940) родился в Киеве (отец – профессор Киевской духовной академии); учился в Киевской гимназии. Уже в детстве страстно увлекался театром. В 1916 году окончил медицинский факультет Киевского университета, после чего полтора года служил в земской больнице села Никольского Смоленской губернии (повесть “Записки юного врача” рассказывает об этом периоде жизни Булгакова). Отношение к Февральской революции и Октябрьскому перевороту – резко отрицательное. В 1919 году в составе Добровольческой армии (в качестве врача) был командирован на Северный Кавказ. Во Владикавказе появились первые газетные публикации. С 1921 года Булгаков в Москве, заведует литературным отделом Главполитпросвета, сотрудничает с газетами и журналами и активно пишет, но мало публикуется. Пьеса “Бег” (1926-1928 гг.) не была допущена к постановке, роман “Белая гвардия” впервые был опубликован в Москве в 1966 году. Сатирические произведения Булгакова откровенно критиковали советскую власть и по этой причине тоже не могли быть опубликованы (“Дьяволиада”, “Роковые яйца”, “Собачье сердце”).

В 1936 году пьеса “Иван Васильевич” была снята накануне премьеры (предполагаемая причина – Булгаков осмеял Ивана Грозного, а учитывая тот факт, что Сталин идеализировал этот образ, учитывая период особенно жестоких сталинских репрессий в конце 30-х годов, сатира писателя воспринималась двусмысленно. Например, Милославский у Булгакова произносит: “Простите, ваше величество, за откровенность, но опричники ваши просто бандиты”), В результате Булгаков оказывается отрезанным от литературного процесса, выключенным из театральной жизни. Его произведения не публикуются, пьесы не ставятся. Помимо нравственных мучений, это означало для писателя также потерю средств к существованию. Известно, что Булгаков написал письмо правительству с просьбой предоставить ему любую работу в театре: режиссером, статистом, хотя бы рабочим сцены. Булгаков был принят во МХАТ ассистентом режиссера, но доступ его произведениям к публике (читающей и театральной) был закрыт. Судьба Булгакова-писателя трагична.

Умер в 1940 году.

А. П. Чехов – один из величайших мастеров короткого рассказа. Никто не мог так искусно, как он, продолжить тему “маленького человека”, его мелких проблем, быта, показать глобальную проблему человеческого бытия.

Серость, мелочность, мещанство, “футлярная жизнь” – все то, что так ненавидел Чехов, непримиримым врагом чего являлся, поглотили общество конца XIX века, проникли во все стороны человеческой жизни. Именно этому посвящена трилогия, состоящая из рассказов “Человек в футляре”, “Крыжовник”, “О любви”.

В последнем рассказе Чеховым ставится вечный вопрос: что важнее для человека – личное счастье или устоявшаяся, привычная, порой бессмысленная жизнь. Выбор, сделанный героями рассказа Алехиным и Анной Алексеевной, их отказ от любви ради повседневной жизни, характеризуют взгляды всего общества того времени.

То, что Алехин и Анна Алексеевна полюбили друг друга, не вызывает удивления. Два образованных добрых человека, одинаково неудовлетворенных сложившейся жизнью, не могли не увидеть друг в друге близкого человека. Но ни у Алехина, ни у Анны Алексеевны не хватило мужества отказаться от привычного уклада, что-то изменить в себе. Алехин, человек городской, привычный к общению с образованными людьми, к умственному труду, живет в деревне, занимается сельским хозяйством работает в поле вместе с мужиками, у него не остается времени даже на чтение газет. Сначала он вынужден заниматься имением, чтобы расплатиться с долгами отца, но потом такая жизнь становится для него привычной и Алехин не хочет ее менять. Поэтому он отказывается от любви Анны Алексеевны, и в то же время оправдывает этот отказ своей рутинной жизнью: “Она пошла бы за мной, но куда? Куда бы я мог увести ее? Другое дело, если бы у меня была красивая, интересная жизнь, если б я, например, боролся за освобождение родины или был знаменитым ученым, артистом, художником, а то ведь из одной обычной будничной обстановки пришлось бы увлечь ее в другую такую же или еще более будничную”. Но никаких попыток изменить свою “футлярную жизнь” Алехин не предпринимает.

Анна Алексеевна несчастна по-своему: нелюбимый, духовно неразвитый муж, серая будничная жизнь, которая не оставляет никаких впечатлений, угасающая, никем не признанная красота. В лице Алехина она находит духовно близкое, понимающее ее существо, но признаться ему в любви, а тем более быть с ним, она не может: ее так же не пускает “футляр”.

О ничтожности человека перед условностями общества Алехин говорит еще в начале рассказа, когда передает историю любви повара Никанора и Пелагеи.

Пелагея любит Никанора, но не хочет выходить за него замуж, потому что он пьяница и “буйного нрава”, она предпочитает “жить так”. Но Никанор, ссылаясь на “набожность” и “религиозные убеждения”, хочет жениться на Пелагее. На самом деле он боится идти против устоев общества и “набожность” его – это страх не перед Богом, а перед людским судом.

Человек загнан обществом в “футляр”. И особенно хорошо Чехов демонстрирует это на примере Алехина, который, казалось бы, хочет изменить свою однообразную жизнь, вырваться из “футляра”, но в то же время не решается расстаться со спокойствием и удобствами устоявшейся жизни.

Анна Алексеевна тоже предпочитает “футлярное” существование и не решается на перемены. Она хочет любви, но серая, привычная жизнь с мужем и детьми ближе и понятнее ей, чем новая, в которой, скорее всего, она будет отвергнута обществом, не прощающим любых попыток разрушить существующие порядки. Анна Алексеевна злиться из-за нерешительности и на себя и на Алехина. Она становится раздражительной и, наконец, вынуждена лечиться от нервной болезни. Лишь предстоящая разлука заставляет Анну Алексеевну и Алехина признаться друг другу в любви, но делают они это, понимая, что их признания уже не смогут ничего изменить.

После отъезда Анны Алексеевны Алехин продолжает жить по-прежнему, и ему остается лишь сожалеть о несостоявшемся счастье.

Герои Чехова часто вызывают у читателей двоякое чувство: негодования и жалости. В этом раскрывается умение писателя изображать человека во всех его проявлениях. Алехина и Анну Алексеевну нельзя однозначно определить как положительных или отрицательных героев. Сложность характеров свойственна почти всем чеховским персонажам.

Тема “футлярной жизни” является одной из основных в творчестве А. П. Чехова.

Рассказы А” П. Чехова до сих пор не потеряли своей остроты и актуальности. Многие из нас живут в своем “футляре” и редко пытаются что-то изменить. Произведения А. П. Чехова заставляют задуматься: правильно ли мы живем и действительно ли нам нужна такая жизнь.

В настоящее время трудно встретить человека, который не был бы знаком с героями книги Н. В. Гоголя “Вечера на хуторе близ Диканьки” и особенно повести “Ночь перед Рождеством”. Они стали неотъемлемой частью нашей жизни, они помогают нам лучше узнать и понять прошлое и настоящее. Основной темой творчества Н. В. Гоголя была тема народа. Эту же тему он любовно отразил и в повести “Ночь перед Рождеством”, живописно воссоздал в своем произведении образ жизни украинцев, их быт, традиции и обычаи.

В повести описан Сочельник – вечер накануне Рождества. Согласно Библии, Рождество знаменует появление на свет Иисуса Христа. В народе с давних времен Сочельник считался магическим временем. В это время происходило зарождение иной, неведомой жизни, а всему новому и неизвестному люди всегда приписывают необычайные свойства. Так и ночи перед Рождеством приписывается способность наделять обычные предметы волшебной силой. Кроме того, считалось, что в этот вечер с наибольшей полнотой проявляет себя всякая нечистая сила. Не случайно и Гоголь изображает именно в эту ночь появление ведьмы и черта на небе, кражу чертом месяца.

Гоголь, хорошо знавший традиции украинского народа, очень достоверно, со всеми деталями, описывает празднование Рождества. С давних пор это событие сопровождалось различными народными обрядами, такими как гадания, колядование и другие. Люди верили, что если в этот вечер загадать желание, то оно непременно сбудется. В каждой семье накрывался праздничный стол, где всегда присутствовала кутья – знак богатого урожая, а также рыба, борщ, вареники, всевозможные пироги, “варенуха, перегонная на шафран водка и много всякого съестного”.

В повести “Ночь перед Рождеством” мы видим молодых парней и девушек, которые ходят с колядками из дома в дом. “Толпы парубков и девушек показались с мешками. Песни зазвенели, и под редкою хатою не толпились колядующие”. Колядки представляют собой веселые песни, шутки, пожелания счастья и благополучия хозяевам дома. В награду из окон то и дело высовывается рука хозяйки “с колбасою в руках или куском пирога”. Еще до наступления утра все село собирается в церкви: здесь и пожилые женщины “в белых суконных свитках”, и дворянки “в зеленых и желтых кофтах, а иные даже в синих кунтушах с золотыми назади усами”, и девчата, “у которых на головах была целая лавка лент, а на шее монист, крестов и дукатов”, а впереди всех – дворяне и простые мужики с усами и чубами, “в кобеняках, из-под которых выказывалась белая, а у иных и синяя свитка”. И на лицах у всех – ощущение праздника.

Вся повесть наполнена радостной, светлой атмосферой праздника. Великий мастер слова, Н. В. Гоголь так ярко изобразил рождественские обычаи народа, что, читая его произведение, мы сами словно окунаемся в атмосферу народного праздника, становимся его участниками. Повесть “Ночь перед Рождеством” позволяет лучше узнать народные традиции, весь уклад жизни украинского крестьянства.

А. А. Блок – трагическая фигура в нашей национальной истории, как писала о нем 3. Гиппиус, – “потерянное дитя”. Он трагичен своей ролью романтика в революции, гения, захваченного стихией и видевшего своими глазами “слепой и беспощадный русский бунт”, трагичен и своим поздним пониманием той цены, которую заплатила русская интеллигенция и вся Россия за бесовское наваждение – веру, что к “солнечному краю непочатому” (Маяковский) можно прийти через кровь, разрушение, новую “пугачевщину”. Свидетель “страшных лет России” стал гениальным исследователем и того, что мы называем “русская революция”, ибо поэзия – своеобразная художественная лаборатория, в которой поэт исследует какое-то явление.

“Двенадцать” – самое важное и, я бы сказал, самое бессмертное блоковское творение, потому что подводит итог безумному увлечению русской интеллигенции идеей революции. Поэма бессмертна и потому, что является настоящим художественным шедевром. Но что сделало с ним время! Оно окрасило “Двенадцать” в красный цвет кумача, замутило смысл, извратило суть, сделав политическим манифестом в руках тех, кому нужно было как-то оправдать национальную трагедию 1917 года. Блок, хотя и приветствовал революцию в статье “Интеллигенция и революция” (“Слушайте, слушайте музыку революции!”), не был политиком.

Поэма начинается поэтической запевкой: “Черный вечер, белый снег…” “Ветер, ветер на всем белом свете!” В реальный и символический город ворвалась стихия, ветер космический, вселенский, мировой. Пока нет ничего страшного – просто весело противостоять ему и стараться удержаться на ногах… Но ветер крепчает, сливается с вьюгой, “смеющейся в очи” человеку, и вместе они накрывают город живых людей. А в этом городе обычная вроде бы жизнь: сугробы, на улицах лихачи, распахнуты двери кабаков, плакаты, кто-то кого-то убил, идут двенадцать солдатиков… Читатель ловит себя на мысли о сюжетной бедности поэмы. Но как только он овладевает ее художественным шифром, он начинает в ней жить и понимать, что в этом городе происходит сейчас что-то очень важное: борются не на жизнь, а на смерть хаос и гармония, свет и тьма.

Нет, не двенадцать воплощают в себе идею гармонии, света… Он где-то есть, он брезжит, но где? В чем? А пока перед нами предстает ночная душа города. Скачущий, лихорадочный, меняющийся от марша к городскому романсу, от романса к частушке ритм поэмы как бы собирает всех жителей, все классы и сословия на огромную площадь, где решается их историческая судьба.

Вот мимо прошли двенадцать. Какой странный у них вид: картуз, в зубах цигарка! Кто они – люмпены, дети подвалов и чердаков, куда и зачем они идут? Почему радостно скандируют: “Свобода, эх, эх, без креста!” Как к ним относится поэт, сказавший о них: “…на спину б надо бубновый туз!”, т. е. видевший в них потенциальных преступников. Но не будем спешить с выводами, ибо сам поэт, прошедший путь “вочеловечения”, дает шанс и своим героям преодолеть злобу, снять накипь с души, очиститься в процессе революции. Блок, как романтик, был убежден, что из стихии должна родиться гармония, а перевести на обычный язык это можно так: вот идут люди, почти звери, готовые к разрушению и насилию, “выпить кровушку за зазнобушку”, им позабавиться не грех… Но должно же быть в них что-то человеческое? Ведь два начала есть в человеке: бесовское (черное) и Христово (белое). А как эта мысль реализуется в художественном тексте? По-блоковски.

Группу из двенадцати “апостолов” революции замыкает пес (не просто бездомная собачонка, а символ дикого, необузданного, злого, лающего, что может быть в каждом из нас в минуты раздражения и гнева), впереди их, за снежной завесой, где-то очень далеко, идет тот, от кого они отказались, сняв с себя крест, т. е. освободившись от обязанности быть людьми, – Христос. И память о нем, по Блоку, в душе есть, но они об этом не знают. “Эка тьма!” – говорит один из них. Тьма и вокруг них и в душах – тьма безверия и слепоты. А доказательством этому является центральный эпизод поэмы – убийство Катьки. Убийство из-за ревности, из-за этой душевной “тьмы” и “дозволения” революции делать что хочешь. Сначала Петька и Катька на минуту заставляют забыть “страшный мир” и своей бедовой удалью, и хмельным разгулом, восторженным упоением, в которых “для Блока была самая сущность России” (Чуковский). Но когда мы видим девчонку убитой, лежащей на снегу, нам становится не по себе. В чем вина ее? Гетры носила, с юнкерами гуляла, шоколад “Миньон” жрала? Пролита кровь невинной жертвы. А сколько таких “катек” и “ванек” убьют эти солдатушки на своем историческом пути! Блок и для себя делает открытие: “ветер, ветер на всем Божьем свете” – это романтично и красиво, но кровь на снегу – это трагедия, которой нет оправдания.

Но почему блоковскому убийце стало стыдно (“голову повесил”, “что, Петруша, что с тобой?”)? Блок считает, что память о Боге, называемая совестью, живет даже в атеисте, поэтому тот так свирепо защищает свою идею безбожия.

Совесть убийцы оборачивается страхом. Тут-то и появляется Христос в белом венчике из роз, с кровавым флагом… Каков смысл этого символа? Гумилев говорил Блоку, что “это место в поэме кажется ему искусственно приклеенным”. Блок ответил: “Мне тоже не нравится конец… Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос. Но чем более я вглядывался, тем яснее видел Христа”. Интуиция гения, позднее прозрение и для самого Блока, который хотел оправдать революцию и не сумел. Осталось одно – предупредить Россию, нацию, что путь преодоления прошлого лежит не через братоубийственную войну и разжигание темных, слепых инстинктов в человеке, пускай в благородной форме: “Вся власть Советам!”, а через движение к Учителю Добра, Красоты, Истины, Любви, воплощенных в его бессмертном учении. Не надо перестраивать мир, не надо целиться в “неугомонного, незримого врага”, не надо кричать: “Запирайте етажи, нынче будут грабежи!”, не надо чеканить революционный шаг. Нужна духовная революция, преображение нашего “внутреннего человека”, необходимо до конца осознать трагические уроки безумной революции под руководством лжепророков.

Блок совершил нравственный подвиг всем своим творчеством, и в первую очередь поэмой “Двенадцать” – честной и бескомпромиссной оценкой революции. Слово К. Чуковскому: “Я назвал эту поэтому гениальной. Его темы огромны: Любовь, Бог, Россия. Его тоска вселенская: не о случайных, легко поправимых изъянах иного случайного быта, но о вечной и непоправимой беде бытия”. Чуковский не развивает свою мысль, а зря. Что это за “непоправимая беда бытия”? Безбожие, отсутствие нравственного закона, незнание, откуда идет свет.

Светлое, святое будет вытравляться в нашей стране всеми возможными и невозможными способами: заставят детей в 20-30-х годах публично отказаться от родителей, взорвут и дороги к храму и сами храмы. А в конце XX века изгонят с родной земли Солженицына, ускорят смерть Сахарова, убьют А. Меня.

Блок предвидел развитие бесовства в России, но верил, что Иисус Христос вернется на благодатную русскую землю, которая не сняла еще “плат узорный до броывей” и не разучилась каяться.

Иван Александрович Гончаров – последовательный и честный художник; в своих произведениях он разоблачает пороки современного ему общества. Следуя традициям русской классики, Гончаров считает, что литература должна активно вмешиваться в жизнь, делать ее лучше, справедливее. Его романы: “Обыкновенная история”, “Обломов”, “Обрыв” – относятся к тем произведениям, которые отражали реальную жизнь, старались воздействовать на общественные отношения, могли помочь читателям разобраться в окружающей обстановке.

Роман “Обломов” – лучшее творение писателя. Это произведение привлекает к себе внимание читателей прежде всего необычностью героя. Только потом, читая роман, начинаешь понимать, почему Илья Ильич постоянно лежит на диване, почему мирится со всем тем беспорядком, который окружает его в комнате. “По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью, зеркала, вместо того чтобы отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память, ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки”.

Так кто же такой Илья Ильич Обломов? Образованный, русский барин, выросший на деревенском приволье, привыкший к неге и неторопливому течению жизни. В домашней обстановке Обломова все подчинено одной цели – не утруждать хозяина. Даже одежда – рабыня его. Он когда-то служил, но потом оставил это обременительное занятие из-за того, что он не нуждается в деньгах, а ходить в учреждение, где все заняты бессмысленным перекладыванием бумаг, “игрой дурных страстишек”, сплетнями и “перебиваньем друг у друга дороги” он не желает. В жизни деловых людей Обломов не видит высоких помыслов, желания служить для блага и процветания России. Одни корыстные цели и страстишки преследуют эти люди. Обломову с ними не по пути.

И мы постепенно проникаемся симпатией к этому доброму и бескорыстному увальню. Говоря о карьеристах и стяжателях, Обломов отмечает мелочность их помыслов и душонок. “А выйдет в люди, будет со временем ворочать делами и чинов нахватает. А как мало тут человека-то нужно: ума, его воли, чувства – зачем это?”

Обломов не видит в окружающем его мире достойной деятельности, а суетиться и подличать ради наживы не желает. Он не хочет растерять свое нравственное достоинство, разменять его на медяки да гроши. Кратковременное увлечение Ольгой Ильинской не вывело Обломова из “сонного состояния”. Ольга слишком прагматична для Ильи Ильича. Она любит не его, а свою идею: возродить в нем деятельного человека. Искренне влюбленный в Ильинскую, Обломов понимает подсознательно всю комичность и несерьезность ситуации, в которую попал. Тут та же ложь, что и везде. Постепенно любовь угасает. Ольга слишком благоразумна, чтобы отдаться любви беззаветно, бездумно.

В Обломове мне нравится самокритичность, он лишен самодовольства и прекрасно понимает свое душевное падение. “Начал гаснуть я над писанием бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразнивания… Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится, а лучшего я ничего не знал, не видел, никто не указал мне этого… Да, я дряблый, ветхий, изношенный кафтан… во мне был заперт свет, но только сжег свою тюрьму, не вырвался на волю и угас”. Какое глубокое философское понимание своей сути! Обломов лучше всех окружающих понимает свою никчемность и жалкость существования.

Штольц, Ольга и другие действующие лица романа хуже Обломова, так как не осознают своей мелочности, бездуховности и самодовольства.

Роман Гончарова “Обломов” – сложное многоплановое произведение. Каждое поколение находит в нем мысли, созвучные своему времени, в этом я вижу неувядающую прелесть и силу этого произведения.

Сюжет повести – господин Н. Н. рассказывает историю своей любви к девушке Асе много лет спустя после произошедших событий. Н. Н. и Ася противопоставлены: Ася – необычная девушка, она погружена в свой внутренний мир, способна отдаваться чувствам и побуждениям, душа и устремления ее возвышенны (тема полета – диалог Аси иН. Н. о крыльях: “Если бы мы с вами были птицы, – как бы мы взвились, как бы полетели…” и т. д.). Героя смущает и одновременно притягивает быстрая смена настроений девушки, необычность ее поступков. Она была и до конца жизни осталась для него загадкой. Возможно, именно это стало причиной их разрыва – Н. Н., обычный молодой человек, не романтик и не “герой”, не смог взять на себя ответственность за судьбу Аси. Читая эпилог повести, мы понимаем, что жизнь так и не предложила И. Н. ничего взамен этой любви, ничего, что бы более соответствовало его натуре. “… я… нашел, что судьба хорошо распорядилась, не соединив меня с Асей… я, вероятно, не был бы счастлив с такой женой. Я был тогда молод – и будущее… казалось мне беспредельным. Разве не может повториться то, что было, думал я, и еще лучше, еще прекраснее?.. Я знавал других женщин, – но чувство, возбужденное во мне Асей, … уже не повторилось. Нет! ни одни глаза не заменили мне тех…” Так судьба наказывает Н. Н. одиночеством за то, что он побоялся удержать свою любовь.

Большое влияние на творчество Ивана Бунин оказал А. П. Чехов. Именно он, одним из первых предсказал неординарную литературную судьбу будущего писателя. Видимо поэтому в рассказах Бунина нередко звучат отголоски чеховских мотивов.

Рассказ Бунина “Цифры” показывает читателю непростые взаимоотношения ребенка и взрослых людей. Взрослым часто бывает трудно поставить себя на место малыша. И поэтому недоразумения и ссоры случаются намного чаще, чем этого хотелось бы. Мальчик, о котором говорится в рассказе, – “большой шалун”. Ребенок, взрослея, познает мир и очень хочет, чтобы дядя показал ему цифры. Но перед тем как это простое желание исполнилось, ребенку приходится перенести немало обид. “Сердце тихо говорило мне, что я совершаю в эту минуту великий грех – лишаю тебя счастья, радости…” Дядя прекрасно понимает, что капризы ребенка вызваны его нежеланием пойти в магазин и купить обещанные мальчику книги, карандаши, бумагу. Неосторожно данное обещание вызвало целую бурю эмоций.

Малыш придумал новую игру и начал шуметь. За это дядя его сильно шлепнул. Взрослый, как всегда, оказался сильнее. Но стало ли легче ему от этого?

Обида, которую нанес дядя ребенку, была слишком сильна. Малыш долго и безутешно плакал, звал на помощь маму и бабушку. Взрослые считают, что такое поведение вызвано, прежде всего, нежеланием ребенка вести себя “правильно”. И они, следуя принципам строгого воспитания, оставались равнодушными. В рассказе автор говорит, что сердце дяди больно сжималось, когда он слышал крики племянника: “Было невмоготу и мне. Хотелось встать с места, распахнуть дверь в детскую и сразу, каким-нибудь одним горячим словом, пресечь твои страдания. Но разве это согласуется с правилами разумного воспитания и с достоинством справедливого, хотя и строгого дяди”.

Взрослым легко судить с высоты прожитых лет. Они ведут себя так, будто знают все на свете. А на самом деле все их правила воспитания совершенно не оправдывают слез невинного ребенка. В рассказе взрослые, наконец, поняли, как страдает малыш. Дядя решает взглянуть, чем занят его племянник. А малыш смотрит на него “злыми, полными презрения глазами” и говорит: “Теперь я никогда больше не буду любить тебя”.

В этой фразе на самом деле таится огромный смысл. Ребенок не просто угрожает дяде, который сильно его обидел. Малыш горько разочаровался во взрослом и сильном человеке, которого недавно любил. И малыш уже не может больше относиться к своему дяде по-прежнему. Бабушка пытается исправить положение. И ребенка начинают уговаривать, чтобы он немедленно попросил прощения у дяди. На самом деле это дядя должен просить прощения у малыша за то, что так сильно его обидел. Но взрослые снова берут верх над ребенком. “Ну, я умру, – говорила бабушка еще печальнее, совсем не думая о том, к какому жестокому средству прибегает она, – чтобы заставить тебя переломить свою гордость”.

Под влиянием угроз и уговоров ребенок чувствует себя совершенно подавленным. Но самое сильное впечатление на него производит факт, что теперь дядя не покажет ему цифры. А мальчик так давно мечтал об этом. В результате он все-таки просит прощения, а дядя показывает ему цифры. Примирение между ребенком и взрослым все же произошло. “Зато я не знаю ничего трогательнее тебя, когда ты, насладившись своим буйством, притихнешь, побродишь по комнатам и наконец подойдешь и сиротливо прижмешься к моему плечу!” Можно осудить ребенка за его капризы. Но все же не стоит забывать, что он совсем маленький. Поэтому не ребенок, а взрослые должны особенно тщательно контролировать свои поступки. Детские обиды намного тяжелее, чем это может показаться на первый взгляд. Не случайно у дяди на сердце было так тяжело после того, как он наказал ребенка. Взрослый в глубине души понимает, что не прав. Но гордость не позволяет признать это. Именно поэтому детям приходится очень нелегко в жестоком мире взрослых. “Ты открыл утром глаза, переполненный жаждою счастья. И с детской доверчивостью, с открытым сердцем кинулся к жизни : скорее, скорее! Но жизнь ответила: “Потерпи”.

Очерк жизни и творчества А. Т. Твардовского: социальное происхождение; начало творческой деятельности {середина 30-х годов). Твардовский – участник двух войн – финской и Великой Отечественной. Общественная роль поэта как главы “Нового мира”, издателя и редактора. Основные темы лирики А. Т. Твардовского: тема Родины, войны и мира, труда человека.

История создания.

Начальный замысел “Василия Теркина” возник в редакции газеты “На страже Родины” в 19391940 гг. в период финской кампании. Замысел состоял в следующем – в шутливом раешнике создать образ неунывающего балагура, который выходит невредимым из любых передряг. Раешный стих, раек – древнейшая форма русского народного стиха со смежными рифмами. Методика и жанры были самые разнообразные: от злободневной сатиры до веселого балагурства. Видные поэты обращались к этой форме стиха, например, А. С. Пушкин в “Сказке о попе и о работнике его Балде”. Цель была – хоть немного поднять дух измученного народа, развлечь его. Персонаж назвали Васей Теркиным. Приключения его были изложены не в виде поэмы, а в виде забавных строк, иллюстрированных шаржами; они имели успех.

Весной 1942 года поэт вернулся к образу, правда, из Васи (который “врагов на штык берет, как снопы на вилы” – так было сказано о газетном герое) он превратился в простого бойца Василия, перемещенного из обстановки финской кампании в обстановку Великой Отечественной войны. Сама же поэзия из лубочной превратилась в высокую. Лубок, лубочная литература – в первоначальном значении прозаические или стихотворные подписи к картинкам, напечатанным с “лубка”, то есть с липовой гравировальной доски, которой пользовались печатники в XVII – начале XVIII века. Подписи были нравоучительного или сатирического характера. Впоследствии печатание гравюр производилось с медных гравировальных досок, но название “лубка” за подобными печатными произведениями осталось надолго.

Композиционные особенности.

Принцип композиции и стиля – каждая отдельная часть, глава кажется достаточно законченной, так как читатель мог быть и незнаком с предыдущими главами, мог и не дождаться следующей главы; он был там, где и герой, – на войне. Главы поэмы показывают разные грани войны: “Перед боем”, “На привале”, “Переправа”.

Художественные особенности.

Жанр – свободное повествование-хроника, “книга про бойца, без начала, без конца”. Охватывает весь период Великой Отечественной войны. Подвиги Теркина и сами боевые действия изображаются очень скупо, уступая место бытовым сценкам и разговорам. Подвиг рядового солдата на войне – это не просто моменты героизма, это тяжелый ежедневный труд. Влияние фольклора на язык поэмы.

Национальный характер в литературе. Тарас Бульба, Левша и другие (вспомнить героев прочитанных произведений). Каждый из писателей выделял определенный набор черт – из них и складывался образ национального героя. Черты национального героя у Твардовского (личное восприятие).

Общеизвестен особый характер таланта М. Е. Салтыкова-Щедрина: все произведения писателя – сатира, доведенная до сарказма. Но зачем же смеяться над тем, над чем плакать хочется? Издревле повелось, что смех – сильнейшее оружие разрушения гнилого, обнаружения подлого и бессмысленного. Осмеять что-либо означает уже подняться над этим. В своих сказках Салтыков-Щедрин не отступает от природы своего дарования: сказки писателя – далеко не тот радостный, уютный мир, где добро всегда побеждает зло, – мир, привычный нам с детства, – нет, и в сказках мы слышим гневный, обличительный смех автора “Истории одного города”.

На что же направлены сатирические стрелы в сказках Салтыкова-Щедрина?

Вот сказка “Премудрый пескарь”, повествующая о пескаре, который всю жизнь прожил в страхе, который ни о ком не думал, кроме себя. Перед смертью ему дается запоздалое прозрение: он понимает, как недостойно и мелко прожил свою жизнь (“Какие были у него радости? Кого он утешил? Кому добрый совет подал? Кому доброе слово сказал? Кого приютил, обогрел, защитил? И на все эти вопросы ему пришлось отвечать: никому, никто”.) Разумеется, дело тут не в пугливой маленькой рыбке, осторожность которой выработана тысячелетиями борьбы за выживание. У Салтыкова-Щедрина пескарь – символ обывателя, мещанина (в духовном смысле), человека, способного жить только заботой о себе. Почувствовать сатирическую направленность своей сказки писатель помогает разными приемами. Так, он осторожно колеблет грань между миром животных и людей: с одной стороны, пескарь живет в реке, под камнем, а с другой – он мечтает “что у него выигрышный билет и он на него двести тысяч выиграл”. Для сбережения своей жизни пескарь “в карты не играет, вина не пьет, табаку не курит, за красными девушками не гоняется”. Так и видишь при этих словах какого-нибудь “маленького человека”, Акакия Акакиевича, который не мог позволить себе этих маленьких радостей. Но ведь и Гоголь не мог позволить себе сатирического отношения в своему герою…Таким образом, сказка “Премудрый пескарь” клеймит людей, “маленькую” жизнь которых можно исчерпать формулой: “…жил – дрожал, умирал – дрожал”.

Другой пример щедринской сатиры – сказка “Дикий помещик”, в которой высмеивается брезгливо-высокомерное отношение помещиков к крестьянам. Помещик, скорбевший, что “очень уж много развелось в нашем царстве мужика”, после исчезновения крестьян все больше и больше опускается и, наконец, превращается в животное. Здесь мы встречаемся с другим сатирическим приемом Салтыкова-Щедрина – гротеском: чтобы сильнее показать паразитирующий характер дворянского сословия, писатель доводит до фантастического преувеличения неспособность помещика самостоятельно заботиться о себе. С исчезновением крестьян помещик дичает.

Одна из наиболее известных сказок Салтыкова-Щедрина – “Как один мужик двух генералов прокормил”. Здесь высмеиваются два генерала, оказавшиеся на необитаемом острове и обнаружившие там свою почти детскую беспомощность в быту и недетскую пронырливость в деле закрепощения мужика. На благословенном острове полно еды: на деревьях растут фрукты, в лесу полно дичи. Но генералы уже органически неспособны трудиться, да и к тому же в их представлении физический труд – некая унизительная для “их превосходительств” подробность жизни, для которой надо поскорее сыскать “мужика”. Однако объектом сатиры в этой сказке оказываются не только тунеядцы-генералы, но и сам мужик, принимающий как должное свою рабскую зависимость от ничтожных генералов. “Довольны ли вы, господа генералы?” – этот вопрос являет собой главную заботу мужика, убежденного, что важнейшая цель его жизни – всячески угождать своим господам. Символическая деталь – веревочка, которую мужик сам свил и сам себя привязал по приказанию генералов, чтобы убежать невозможно было.

Сатире Салтыкова-Щедрина часто приписывают социальную направленность: обличение помещиков, чиновников, мещан, лишенных гражданской позиции. Однако за сто с лишним лет сказки писателя, к сожалению, не потеряли своей злободневности. Видимо, за утраченными ныне социальными характеристиками у писателя оказываются вещи более глубокие: духовное рабство, желание жить за чужой счет, эгоцентризм, презрение к личности.

Демон не пугал Лермонтова: он был его певцом. “Гордая вражда с небом, презрение рока и предчувствие его неизбежности” – вот что характерно для его поэзии. Это самые верные слова из всех, которые когда-либо были сказаны про историческое значение Лермонтова; они указывают на ту внутреннюю интимную связь, которая существует между творчеством поэта и всей последующей русской художественной мыслью, главным образом в лице Достоевского, Толстого и их школ.

Местом действия у Лермонтова очень часто является монастырь – воплощение аскетизма, законов духа, в корне отвергающих грешную землю. Против монастырской святости, против небесного начала направлены горячие протесты любимых детей его фантазии, в защиту иных законов – законов сердца, они же законы человеческой крови и плоти. Кощунственные речи раздаются в “Исповеди”; они же перенесены в точности, целиком, и в “Боярина Оршу”, и в “Любовь мертвеца” и явственно еще слышатся потом и в “Мцыри”, правда, в более смягченном виде. То же отрицательное отношение к монастырю и во всех очерках “Демона”, не исключая даже последних: в стенах святой обители он заставляет демона соблазнить свою возлюбленную. Так намечается все глубже и глубже эта изначальная антитеза: земля и небо.

Неминуема борьба между ними, полем битвы является человеческая душа. Демон ближе, родственнее Лермонтову, чем ангел; земные мотивы в его поэзии кажутся более существенными, более органическими, чем небесные. С ангелами, и в самые возвышенные мгновения, он только встречается; с демоном же Лермонтов отождествляет себя с самого начала, даже тогда, когда образ его еще колеблется и он кажется порой активным избранником зла.

Появление этого образа – один из серьезнейших моментов в иной психологии Лермонтова. Он сразу как бы узнал в нем себя и так быстро овладел им, что сейчас же стал по-своему перестраивать его мифологию, применяя ее к себе. Поэт слышит иногда небесные звуки; это звуки верные и глубокие, потому что исходят из его же души, соответствуя одной из ее сторон, но стороне более слабой: она часто заглушается бурными голосами другой, противоположной стихии. Здесь причина его трагедии, которую он не властен устранить, – таким создал его творец. В этом именно направлении идет у Лермонтова прояснение образа демона. Нужно было порвать прежде всего с традиционным представлением о нем как об абсолютном воплощении исконно грешного начала; с таким демоном у Лермонтова было бы очень мало общего.

Уж в первом очерке 1829 года Демон назван печальным; он тяготится своим изгнанием и весь во власти сладостных воспоминаний, когда он не был еще злым и “глядел на славу Бога, не отверзаясь от него, когда сердечная тревога чуждалася души его, как дня боится мрак могилы”. Препятствие устранено: Демон – такой же мученик, такой же страдалец душевных контрастов, как и сам Лермонтов, и мыслимо стало слияние обоих образов. С годами зреет душа поэта, обогащается его жизненный опыт; вместе с этим обостряется и основная проблема о назначении человека, о его отношении к Богу на почве все той же непримиримости обоих начал – и все это находит свое отражение в концепции “Демона”, в его пяти очерках и в таких подготовительных этюдах, как “Азраил”.

Но основные черты все-таки остаются одни и те же. Демон не однороден; угрюмый, непокорный, он бродит всегда “один среди миров, не смешиваясь с толпою грозной злых духов”. Он равно далек как от света, так и от тьмы, не потому, что он не свет и не тьма, а потому, что в нем не все свет и не все тьма; в нем, как во всяком человеке – и прежде всего как в душе самого Лермонтова, – “встретилось священное с порочным”, и порочное победило, но не окончательно, ибо “забвенья (о священном) не дал Бог, да он и не взял бы забвенья”. В тех четырех очерках “Демона”, которые относятся к первому периоду творчества Лермонтова, сюжет построен всецело на идее возможного возрождения через любовь. Жительница кельи, святая дева – все же не ангел, и она не противостоит ему, как непримиримая противоположность. Она скорее поймет его душевные муки и, быть может, исцелит его, даст ему часть своих сил для победы над злом, не отрекаясь при этом окончательно от земного начала. Демон нарушает “клятвы роковые”, любит чистой любовью, отказывается “от мщения, ненависти и злобы” – он уже хотел “на путь спасенья возвратиться, забыть толпу недобрых дел”.

Но одно начальный ангел, стоявший на страже абсолютной чистоты, не поняв его, снова возбудил в нем его мрачные, холодные мысли, вызвал к действию его злобу. Любовь, по вине ангела, не спасла демона, и он, неискупленный, остался со своими прежними затемненными страданиями. В горькой улыбке, которой демон “упрекнул посла потерянного рая”, Лермонтов лишний раз отражает свой протест против пассивности совершенства, против абсолютного признания первенства за законами духа. Демон не раскаялся, не смирился перед Богом; для этого он был слишком горд, слишком считал себя правым. Не его вина, что душа его такая двойственная; Творец его создал таким и обрек тем самым на неодолимые мучения. К Нему надо взывать, Его вопрошать о смысле этой душевной пытки.

Веяния грозного рока должен был ощущать Лермонтов в безнадежности своих стремлений к цельности, к слиянию обоих начал. Отсюда мотив богоборчества, титанизм, “гордая вражда с небом”, не прекращающаяся в продолжение всего первого периода и захватывающая часть второго.

Литератор 40-х годов, В. П. Боткин, сразу понял эту силу стоического отчаяния, протеста и отрицания: “Какое хладнокровное, спокойное презрение всяческой патриархальности, авторитетных, привычных условий, обратившихся в рутину… Дух анализа, сомнения и отрицания, составляющих теперь характер современного движения, есть не что иное, как тот диавол, демон… Лермонтов смело взглянул ему прямо в глаза, сдружился с ним и сделал его царем своей фантазии, которая, как древний понтийский царь, питалась ядами”.

Однако если бы поэзия Лермонтова этим образом исчерпывалась бы и объяснялась, то мы имели бы русского Гейне или очередного Мефистофеля, не более того. Гений Лермонтова несравненно выше и богаче. Да, поэт говорил: “Мной овладел демон поэзии”. Но в лирике его нет мрачного демонизма, есть образ надежды – “луч зари, прекрасный, чистый и живой, как счастье жизни молодой”. Такие лучи поэтической памяти о близком, но невозможном счастье пронизывают любую тьму, этим светом, воспоминанием о небесной лазури и райских звуках живет вечно молодая лермонтовская лирика. Она все время стремится вверх, движимая небывалой по силе творческой энергией и жаждой жизненной деятельности.

Другое дело, что в холодном мире обыденной жестокости, где человек с умом и сердцем унижен и раздавлен, оказался в жизненном тупике, лирический герой запоздалой романтической поэзии не может быть ангелом, он постоянно ощущает давление “общего зла” и тьмы, отсюда его стоическое отчаяние и спокойная тоска, разуверение во всем, гордое презрение и сознательный демонизм всеобщего отрицания. И потому в стихотворении “Мой демон” сказано со значением: “Собранье зол его стихия”.

Чувство правды было подавлено и оскорблено в сердце целого поколения. Люди эти остались одни, без ангелов и надежды, им открылось “море зла”, в душе их родились разуверение и “сердечная пустота”. Стоит ли удивляться явлению демонов… Но именно Лермонтов и его поэзия – великолепное доказательство того очевидного обстоятельства, что “потерянное” поколение послепушкинской молодежи не пожелало быть таковым, не отступило, не смирилось с навязываемой ему жизненной ролью вечных неудачников, мелких бесов и “шалунов”. За “Демоном” у него неизбежно следует “Ангел”. Иначе поэт не стал бы судьей этого поколения. Иначе не появилось бы великое и вечное “Бородино”, поэма истинно народная по языку и мысли, которую каждый русский начинает именно “учить” в школе и помнит потом, хотя иногда и весьма смутно, всю жизнь.

“Настоящее кажется жалким и ничтожным, – верно сказал Лермонтов и добавил: – В грядущем счастия так мало”. Он стал выразителем и главным поэтом этого поколения и этой эпохи. Именно Лермонтов написал о языке поэзии: “Как дикарь, свободе лишь послушный, не гнется гордый наш язык”. Таков сам поэт, таков его лирический герой, выразивший душу и мысли “потерянного” поколения молодежи.