Category: Сочинения по литературе

  • Идеи декабризма в комедии Грибоедова “Горе от ума”. Чацкий и декабристы

    “Горе от ума” – социально-политическая комедия. Грибоедов дал в ней правдивую картину русской жизни после Отечественной войны 1812 года. В комедии поставлены злободневные общественные вопросы того времени: о государственной службе, крепостном праве, просвещении, воспитании, о рабском подражании дворян всему иностранному и презрении ко всему национальному, народному.

    Комедия Грибоедова показала причины возникновения декабризма, кроме того, поставленные в “Горе от ума” общественные вопросы разрешаются автором так же, как решали их декабристы.

    В комедии Грибоедова “Горе от ума”, как в зеркале, отразились этические и эстетические воззрения декабристов.

    Эстетика декабристов возникла на стыке классицизма дворянского Просвещения восемнадцатого века и романтизма и получила название “Гражданский романтизм”. Этика, то есть нравственные законы, обязывали героев произведений декабристов воспринимать общественное как свое личное, занимать, как мы сейчас говорим, активную гражданскую позицию. Таков, например, герой одноименной поэмы Рылеева Войнаровский. Таков лирический герой “Послания Приклонскому” Раевского, который восклицает: “Для пользы ближнего жить – сладкая мечта”.

    В один ряд с ними можно поставить и Чацкого, героя комедии “Горе от ума”. Остроумный, красноречивый Чацкий зло высмеивает пороки общества, в котором он вращается. Его неутомимый ум, богатый и образный язык находят для этого обильный материал, а направленность речей во многом схожа с идеями произведений поэтов-декабристов. Вспомним знаменитый монолог Чацкого “А судьи кто”. В этом монологе Чацкий, а вместе с ним и автор, высмеивает дворян, живущих по канонам 18 века, черпающих знания из “забытых газет времен очаковских и покоренья Крыма”. Чацкий обличает и крепостников, продающих и меняющих людей на псов. Очень показателен здесь образ дворянина, который выменял на двух борзых преданных слуг, которые в трудную минуту “и жизнь и честь его спасали”.

    В другом монологе (“Французик из Бордо…”) Чацкий обрушивается на галломанов, поклоняющихся всему иноземному, иностранному.

    В своих речах Чацкий постоянно употребляет местоимение “мы”. И это не случайно, так как Чацкий не одинок в своем стремлении к переменам. На страницах комедии упоминается ряд внесценических персонажей, которых можно отнести к союзникам главного героя. Это двоюродный брат Скалозуба, который оставил службу, “в деревне книги стал читать”, это профессора Петербургского педагогического института, это племянник княгини Тугоуховской князь Федор – химик и ботаник.

    Чацкий как герой произведения не только воплощает этику и эстетику декабристов, но имеет много общего и с реальными историческими лицами.

    Чацкий оставил службу, как и Никита Муравьев, Николай Тургенев, Рылеев, Чаадаев.

    Особенно много общего у Чацкого с Чаадаевым, написавшим “Философические письма”, за которые был сурово наказан – объявлен сумасшедшим. Первоначально фамилия Чацкий писалась как Чадский. Комедия “Горе от ума” была написана за год до восстания декабристов. События в ней как бы предвосхитили события на Сенатской площади. Комедия “Горе от ума” внесла огромный вклад в развитие русской литературы. Наследуя традиции Фонвизина, Грибоедов придал комедии гражданственное звучание, поднял резонера Чацкого до трагедийного героя уровня Гамлета, нарушив тем самым классический закон несмешения жанров. Можно сказать, что вместе с комедией “Горе от ума” родилась русская драма. И традиции русской драматургии, включая пьесы Гоголя, Островского, Чехова, во многом опираются на эту комедию.

  • Сюжет, образы, проблематика одной из поэм В. Маяковского

    “Облако в штанах” – это вершина дореволюционного творчества Владимира Маяковского.

    Поэма вышла отдельным изданием в 1915г. Ее первоначальное название – “Тринадцатый апостол”. Толчком к написанию была любовь Маяковского к девушке, с которой он встретился в Одессе. Развитая, не чуждая новых общественных и художественных

    веяний, она, тем не менее, была напугана темпераментом молодого Маяковского, тем “пожаром сердца”, о котором он написал в своей поэме. Однако содержание поэмы переросло историю непонятой любви. В “Облаке в штанах” соединились все основные

    темы раннего Маяковского. Любовная линия заставила их звучать по-другому-резче, сильнее, надрывнее…

    “Облако в штанах” не просто писалась, но “вышагивалась” Маяковским во время пребывания в Финляндии, где он, не имея денег, попеременно обедал у знакомых, назвав это “семипольной системой”: “Установил семь обедающих знакомств. В воскресенье “ем” Чуковского, Понедельник – Евреинова и т. д.” “Вечера шатаюсь пляжем. Пишу “Облако”…” (“Я сам”.)

    В поэме отразилась главная мировоззренческая тема раннего Маяковского – его богоборчество. Это роднит его с М. Горьким, с которым он встречается в это время в Муста-мяки: “Читал ему части “Облака”. Расчувствовавшийся Горький обплакал мне

    весь жилет. Расстроил стихами. Я чуть загордился. Скоро выяснилось, что Горький рыдает на каждом поэтическом жилете.

    Все же храню. Могу кому-нибудь уступить для провинциального музея”.

    Ерничество Маяковского, однако, не снимает вопроса о близости бунтарства раннего Горького и богоборчества Маяковского. В глазах обоих мир создан Богом не таким, каким его нужно было создать:

    Я думал – ты всесильный божище,

    а ты недоучка, крохотный божик.

    Видишь, я нагибаюсь,

    из-за голенища

    достаю сапожный ножик…

    Эй, вы! Небо!

    Снимите шляпу! Я иду!

    Горький мог вполне искренно расплакаться над этими строками. Это и его сокровенная идея: протест Человека против несовершенства Божьего мира. Только горьковский Человек либо абстрактен (собирательный образ всего человечества, выраженный в словах Сатина в “На дне”: “Это не ты, не я, не они… нет! – это ты, я, они, старик, Наполеон, Магомет… в одном!”), либо его сущность отражают различные горьковские персонажи, но не сама личность писателя. Маяковский сам вступает в поединок с Богом. Через интимный сюжет (любовь к Марии) он устраняет последний зазор между поэтом и

    лирическим героем. Непонятая любовь – только следствие общего неприятия Поэта миром. Образ Марии приобретает евангельский смысл. Евангельская Мария и ее сестра Марфа встретили и приютили Иисуса. Грешница Мария Магдалина стала Его последовательницей. Наконец, дева Мария была родительницей Иисуса по велению Бога. Все эти образы так или иначе задействованы в поэме Маяковского, но “вывернуты” по-своему. Поэт – новый Иисус, несущий миру свою истину. Это истина не божественная, но земная. И ее отрицательная часть – страшна и неприятна людям. Мир обветшал, мир

    распадается. В нем нарушены все человеческие отношения, царит полное взаимонепонимание. Это грозит неизбежной катастрофой. Но люди не желают в это поверить и прячутся в уютные социальные ниши:

    Вашу мысль,

    мечтающую на размягченном мозгу,

    как выжиревший лакей на замасленной кушетке,

    буду дразнить об окровавленный сердца лоскут;

    досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

    У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! Мир огрбмив мощью голоса, Иду – красивый, двадцатидвухлетний…

    Поэт недаром подчеркивает свой возраст (моложе Иисуса, когда тот стал Учителем) и пишет об отсутствии в своей душе “седого волоса”. Ему важно доказать, что он представитель молодого мира, который идет на смену старому, ветхому – миру

    Бога-отца. Однако визит нового мессии ничем не оправдан свыше. Он весь целиком – из этого мира. И оттого его образ постоянно колеблется, раздваивается:

    В дряхлую спину хохочут и ржут канделябры.

    Меня сейчас узнать не могли бы:

    жилистая громадина стонет,

    корчится.

    Что может хотеться этакой глыбе?

    А глыбе многое хочется! Поэт-мессия сам не выдерживает собственной миссии, стремится спрятаться под теплое крыло, впадает в “старческую нежность”:

    Ведь для себя не важно

    и то, что бронзовый,

    и то, что сердце – холодной железкою.

    Ночью хочется звон свой

    спрятать в мягкое,

    в женское…

    Но старый мир отторгает Поэта. Он слишком велик для этого мира, к которому принадлежит и Мария. Трагедия в том, что некуда деться. Вся поэма напоминает корчи, хрипы мятущегося существа, замечательно переданные ритмом и звукописью:

    Улица муку молча перла. Крик торчком стоял из глотки. Топорщились, застрявшие поперек горла, пухлые taxi и костлявые пролетки. Грудь испешеходили. Чахотки площе.

    Город дорогу мраком запер.

    И когда – все-таки! –

    выхаркнула давку на площадь,

    спихнув наступившую на горло паперть,

    думалось:

    в хорах архангелова хорала бог, ограбленный, идет карать!

    Нескончаемый парад шипящих, свистящих, рыкающих и каркающих звуков… Поэт как бы сливается со своим голосом, и вся

    поэма написана не столько смыслом, сколько звуком.

    Не найдя выхода, он начинает кощунствовать:

    А в рае опять поселим Евочек:

    прикажи,- сегодня ночью ж

    со всех бульваров красивейших девочек

    я натащу тебе.

    Хочешь? Не хочешь?

    Но как раз в этих местах поэма “пробуксовывает”. Бунт превращается в брань, тем более беспомощную, что Бог не дает

    ответа:

    Глухо.

    Вселенная спит,

    положив на лапу

    с клещами звезд огромное ухо.

    Парадоксально, но именно Маяковский талантливей многих отразил кризис богоборческой идеи, которая разбивается через

    собственное противоречие. Если мир, созданный Богом, несовершенен, а ты часть этого мира, то бунт против мира

    оказывается бунтом против самого себя. Если “Бог умер”, всякий бунт бессмыслен. Мир становится “глухим”. Некому слышать

    Поэта.

  • ОСНОВНЫЕ МОТИВЫ ЛИРИКИ Ф. И. ТЮТЧЕВА

    Наверное, нет человека, который, прочитав хоть один раз стихи Тютчева, останется к ним равнодушным. Поэзия Тютчева дышит свежестью и чистотой, земной красотой и космическим совершенством. Тютчев умеет описать то простое, что мы видим в мире, такими необычными словами, что оно предстает перед нами совсем в другом свете. Только Тютчев может сравнить “кроткую улыбку увяданья” со “стыдливостью страданья” разумного существа (стихотворение “Осенний вечер”), дождевые капли с людскими слезами (стихотворение “Слезы людские, о слезы людские…”).

    Лирика Тютчева разнообразна и неповторима, но вся она проникнута философским смыслом. Эту философскую мысль мы видим в описании природы, в темах родины и любви. Природа в лирике Тютчева живая и неповторимая, она имеет свои образы. Весна – время пробуждения, время новой жизни и новых надежд. На эту тему написаны стихотворения “Весенняя гроза”, “Вешние воды”. Весна всегда чиста и прекрасна:

    Весенней негой утомлен,

    Я впал в невольное забвенье;

    Не знаю, долог ли был сон,

    Но странно было пробужденье.

    Осень – время покоя, время ухода и прощания, время размышлений:

    Есть в светлости осенних вечеров

    Умильная, таинственная прелесть:

    Зловещий блеск и пестрота дерев,

    Багряных листьев томный, легкий шелест…

    Недаром именно осенью Тютчев пишет свое знаменитое стихотворение “Умом Россию не понять…”.

    Весна у Тютчева – это не только настоящее. Она имеет протяженность: бегут вешние воды, проясняются небеса; муза весны напрямую связана с будущим. Осень наполнена пустотой и земным мотивом. Осень – это вечность:

    А там, в торжественном покое,

    Разоблаченная с утра,

    Сияет Белая гора,

    Как откровенье неземное.

    Природа у Тютчева всегда прекрасна. Поэт всматривается в нее, прислушивается к ее звукам и пытается понять и постичь все ее душевные тайны. И тогда можно почувствовать слияние человека и природы (стихотворение “Так, в жизни есть мгновенья…”).

    Как и всякий русский поэт, Тютчев много стихов посвятил родине. Признавая величие живой души в природе, он подобным образом видел ее и в России. Тютчев считает, что Россия призвана внутренне и внешним образом обновить человечество. Поэт не только любил Россию, он верил в нее: “…в Россию можно только верить”. Вера в Россию была сознательно выработанным убеждением (стихотворение “На взятие Варшавы”). В своей борьбе с братским народом Россия руководствовалась прежде всего необходимостью “державы цельность соблюсти”, для того чтобы:

    Славян родные поколенья

    Под знамя русское собрать

    И весть на подвиг просвещенья

    Единомысленную рать.

    Тютчев полагал, что Россия должна держаться единства, основанного на духовных началах:

    Над этой темною толпой

    Непробужденного народа

    Взойдешь ли ты когда, Свобода,

    Блеснет ли луч твой золотой?..

    Растленье душ и пустота.

    Что гложет ум и сердце ноет, –

    Кто их излечит, кто прикроет?..

    Ты, риза чистая Христа…

    Судьба России зависит не от исхода внутренней нравственной борьбы светлого и темного начал в ней самой. Условия для исполнения ее космической миссии есть внутренняя победа добра над злом.

    Тютчев – современник Пушкина, но взгляды этих двух поэтов на поэзию совершенно разные. В поэзии Пушкина преобладают эмоции, чувства, впечатления. Тютчев же постигает начала и основания бытия, философские начала мира. Но тютчевская поэзия имеет религиозный характер, корни которого исходят из христианских сюжетов. Вот как рисует поэт сценарий окончания мира:

    Когда пробьет последний час природы,

    Состав частей разрушится земных:

    Все зримое опять покроют воды,

    И Божий лик изобразится в них!

    Тютчев не только стремится познать бытие, он одновременно отвечает на его вопросы. Бытие для Тютчева – это вечность, Бог, и этот Бог наблюдает за нами. Его глаза – звезды, его сила велика:

    Он милосердый, всемогущий,

    Он; греющий своим лучом

    И пышный цвет, на воздухе цветущий,

    И чистый перл на дне морском.

    Поэзия – это не просто чистая философия. У нее есть свои образы и категории. Эти категории Тютчев рисует в виде символов, знаков:

    Есть близнецы – для земнородных

    Два божества – то Смерть и Сон,

    Как брат с сестрою дивно сходных –

    Она угрюмей, кротче он…

    Философские начала связаны с христианским мотивами в лирике. Эти христианские начала часто выливаются в любовь к Богу:

    Все отнял у меня казнящий Бог:

    Здоровье, силу воли, воздух, сон,

    Одну тебя при мне оставил он,

    Чтоб я ему еще молиться мог.

    Это стихотворение написано под впечатлением любви к Денисьевой. Замечательным стихотворением на христианский мотив является “И в Божьем мире то ж бывает…”. Оно проникнуто светлой надеждой. Именно “в Божьем мире” Тютчев обретает успокоение. Он ищет и находит свою дорогу к Богу.

    Уже говорилось, что Тютчев мыслит образами. Это как земные, нам понятные образы, так и образ Вечности – хаос. Тютчев представляет хаос как землю и противопоставляет ее небу, космосу. Образ хаоса проявляется в виде тьмы, океана, души, бездны, ночи. Критик Лаврецкий отозвался об образе тютчевского хаоса: “Хаос, по Тютчеву, бесформенная и безличная, темная, слепая, неорганизованная и зыбкая, как библейские воды, кипящая дурная основа Мира. Из этой грубой ткани созидается риза Богов, красочный, многообразный мир форм…” Мотив хаоса присутствует в стихотворении “Последний катаклизм”. В стихотворении “Безумие” хаос способен принимать различную форму, в стихотворении “29-е января” он выражается “в безвременной тьме”. Хаос может принимать форму моря:

    И бунтует и клокочет,

    Хлещет, свищет и ревет.

    При этом Тютчев противопоставляет хаос – море состоянию покоя, где покой – утес:

    Волн неистовых прибоем

    Беспрерывно вал морской

    С ревом, свистом, визгом, воем

    Бьет в утес береговой,

    Но, спокойный и надменный…

    Во всех этих стихах хаос подразумевается. В стихотворении “Сон на море” поэт называет его своим именем:

    ..Я в хаосе звуков лежал оглушен,

    Но над хаосом звуков носился мой сон…

    О Тютчеве как о поэте мы не будем иметь полное представление, если не скажем еще об одной его теме – теме любви. Любовь Тютчева – это не чувства, переживания или состояние души. Любовь показана во взаимосвязи с космосом и хаосом. В стихотворении “Предопределение” Тютчев говорит о любви как о “поединке роковом”:

    Любовь, любовь – гласит преданье –

    Союз души с душой родной –

    Их сьединенье, сочетанье,

    И роковое их слиянье,

    И поединок роковой…

    В стихотворении “Близнецы”, любви противопоставляется самоубийство. Любовь бывает разной: взаимной и неразделенной. И не всегда любовь приносит радость и счастье.

    Бывает как раз наоборот. Самоубийство и Любовь здесь такие же образы, как Смерть и Сон:

    И кто в избытке ощущений,

    Когда кипит и стынет кровь,

    Не ведал ваших искушений –

    Самоубийство и Любовь!.

    Говоря о тематике произведений Тютчева, надо помнить, что в его лирике трудно выделить какие-то самостоятельные темы. И любовь, и поэзия, и философия – все слито воедино и существует в неразрывном виде. Среди стихотворений о любви выделяются те, в которых отражена любовь самого поэта к Денисьевой. Одно из таких автобиографических стихотворений – “О, как убийственно мы любим…”. Здесь поэт как бы подводит итог всей любви: это великое чувство, но оно, к сожалению, не вечно. Любовь нужно беречь и охранять, иначе она погибнет: “Год не прошел – спроси и сведай, что уцелело от нея?”

    Тютчевская поэзия – это сильный порыв к истине, душевное человеческое устремление, состояние души самого поэта. Она прекрасна и незабываема.

  • Стихотворение В. В. Маяковского “Послушайте!”. (Восприятие, истолкование, оценка.)

    Огромный, здоровенный Маяковский, со всей своей бескомпромиссной смелостью, которую не остановить никакой силищей, такой чуткий внутри Обнаженными нервами цепляется, задевает он за окружающую его жизнь. Не может жить спокойно. Даже лирика Маяковского – это не чудная и гладкая песнь о любви, где все возвышенно и прекрасно, а, напротив, ершистая, сверлящая до глубины души. Точность фразы и передаваемого образа поражает своим совершенством. Слово находится в полном подчинении поэта. Метко и хлестко может он в двух-трех словах полностью вычертить образ внешний, моральный и социальный одновременно. С одного размаха. А размах поэта больше, чем “великий океан, чем крохотное небо”. Стихотворение “Послушайте!” – это всплеск, неожиданный порыв, причем неожиданный и для самого поэта. От спокойного размышления:

    Ведь, если звезды зажигают –

    значит – это кому-нибудь нужно? –

    вдруг такой вскрик, переживание, “чтоб обязательно была звезда!”. Это не просто каприз. При взгляде в ночное звездное небо часто приходят мысли о бренности мира, о том, что когда-то не будет ни этого неба, ни того, что нас окружает. И вот поэт со своей огромной “любовищей” к миру врывается к Богу, боится, что опоздал,

    плачет,

    целует ему жилистую руку,

    просит –

    чтоб обязательно была звезда! –

    клянется –

    не перенесет эту беззвездную муку!

    Маяковский весь в этом, такой “громадный” и такой трепетно-чувствительный. А потом, отмолив, откричав, “ходит тревожный, но спокойный наружно”. И уже спокойно, раздумчиво – вновь: “Послушайте! Ведь, если звезды…”

    Почему-то в школьных сочинениях принято, рассказывая о Маяковском, обязательно упоминать его политические стихи о “паспорте”, “о пароходе-человеке”, “о портрете Ильича на белой стене”. Нелепая привычка. “Агитки”, как бы мастерски они ни были сделаны, останутся нарочитыми и бездуховными. Да и о “дедушке Ленине” как-то странно в наше время говорить восторженно. Другое дело – поэзия “души и сердца”, такая, как ранние стихи, как великолепная поэма “Облако в штанах”.

    Маяковский часто и откровенно переживал из-за того, что он “ассенизатор и водовоз”. Он смирял себя, так как искренне верил в идеи большевизма. Но для этого приходилось вставать “на горло собственной песне”. А его читатели в большинстве своем вели себя потребительски: “Все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош”. Может, поэтому и поднес поэт дуло браунинга к виску, ведь иначе “не выскочишь из сердца!”…

  • Тема: Чацкий и Онегин “Горе от ума”

    Пушкина – произведения, посвященные одному периоду жизни России. Эта эпоха была знаменательной для страны. После войны 1812 года глубоко изменилось мнение интеллигенции о народе, который поднялся на вершину славы и могущества, освободив Европу от тирании Наполеона, но остался по-прежнему бесправным, темным. Главные герои этих произведений Чацкий и Онегин – представители передовой дворянской интеллигенции. Авторы рассматривают их характеры, судьбы в неразрывной связи со временем, с общественным движением. Судьбы Чацкого и Онегина во многом схожи. Онегин – сын “промотавшегося” дворянина. Чацкий воспитывался в доме богатого дяди. Легко представить, какое образование они получили. Чацкий с усмешкой вспоминает указательный перст учителя, внушавшего своим ученикам, что для русских без немцев нет счастья. ирония слышится в его вопросе :Что нынче, так же, как издревле, Хлопочут набирать учителей полки, Числом поболее, ценою подешевле? Пушкин, говоря о воспитании Онегина, справедливо замечает: Мы все учились понемногу Чему-нибудь и как-нибудь. Чацкого и Онегина еще более сближает их отношение к обществу, к “свету”. Онегин, устав от балов, светских обедов, бежит из столицы в деревню. Но и здесь его ждет “вечный разговор про дождь, про лен, про скотный двор”. Его привычки, поведение, “души тоскующая лень” вызывают у соседей недоумение и недовольство. Чацкий, горячо любя Софью, не смог остаться в доме ее отца. Ему все казалось там безжизненно. В Москве “вчера был бал, а завтра будет два”. Молодому, пытливому уму нужна пища, нужны новые впечатления. Чацкий надолго уезжает из столицы. “Хотел объехать целый свет”, – говорит он о себе. Онегин, живя в деревне, тоже почувствовал свою никчемность, свою бесполезность, неспособность быть другом (отношения с Ленским), любить (отношения с Татьяной). “Им овладело беспокойство, охота к перемене мест”. “Перемена мест”, наблюдения, раздумья, вызванные этим, не проходят для героев бесследно. Пушкин называет своего Онегина, возвращающегося из путешествия, “очень охлажденным и тем, что видел, насыщенным”. Таким образом окончательно складываются мировоззрения Чацкого и Онегина. Это уже не юнцы, а взрослые люди, с богатым жизненным опытом за плечами. И вот теперь начинают сказываться коренные различия этих литературных типов. Онегин видит пустоту окружающей жизни, праздное барство, ложь и фальшь, царящие вокруг, но он и не думает активно с ними бороться. Он слишком воспитан, слишком хладнокровен, чтобы произносить в гостиных Петербурга обвинительные речи перед толпой хохочущих глупцов. Его протест выражается в другом. Он всем своим обликом являет молчаливый укор. Пушкин так описывает Онегина: Но кто это в толпе избранной Стоит безмолвный и туманный?.. Мелькают лица перед ним, Как ряд докучных привидений. Совсем иначе ведет себя Чацкий. Он легко раздражается, личная драма делает его особенно уязвимым. Появившись на балу у Фамусова, он устраивает, по выражению И. А. Гончарова, такую “кутерьму”, что его принимают за сумасшедшего. В его действиях нет холодного расчета, эгоизма, которые свойственны Онегину. Оружие Чацкого – карающее слово. Он требует “службы делу”. Он тяготится среди пустой праздной толпы “мучителей, зловещих старух, вздорных стариков”. Чацкий требует места и свободы своему веку. Он возвещает, что на смену “веку минувшему” идет новый, несущий идеал “свободной жизни”. Гончаров в статье “Мильон терзаний” говорит о типичности Чацкого и Онегина. Эти типы неизменно будут возникать в переломную эпоху. Онегины – “лишние” в своей среде люди, их появление всегда свидетельствует о неблагополучии, о назревающем крахе общественного устройства. Эти люди на голову выше своих современников, их отмечает прозорливость и “резкий, охлажденный ум”. Чацкие продолжают, развивают начатое “лишними” людьми, они не только молчаливо осуждают, презирают. Чацкие открыто ненавидят, обличают, высмеивают. “Чацкий – искренний и горячий деятель”, – говорит И. А. Гончаров

  • “Величайшие истины – самые простые”. Л. Н. Толстой. (По одному из произведений русской литературы. – Н. Г. Чернышевский. “Что делать?”)

    Говорят, что шкала гениальности имеет две риски, отмечающие эту гениальность, – в самом начале и в самом конце линейки. Действительно, наскальные рисунки наших далеких пращуров по-своему выразительны, как выразительны статуи острова Пасхи. “Девочка на шаре” Пикассо написана с предельной простотой, как и голубь этого же художника. И даже если бы он не создал Тернику” и множество других картин в самой разнообразной стилистике исполнения, эти простые работы принесли бы ему славу.

    Сравним его “Любительницу абсента” и “Демона” Врубеля. Поставим в этот ряд “Мыслителя” Родена и Будду старинноголитья из Даосского храма, каменную бабу с надгробия скифского воина и скульптуру Нефертити из египетской гробницы. Приплюсуем простые, но несущие мощный философский заряд рубай О. Хайяма и бессмертные строки “Слова о полку Игореве”, прозрачную пушкинскую прозу и стихи Тютчева, которые можно петь…

    Наше перечисление может затянуться, а рамки заданной темы вынуждают ограничить свое личное восприятие цитаты, заменяя живые жизненные впечатления опорой на конкретный литературный материал. Поэтому обратимся к роману Чернышевского “Что делать?”, в котором простые истины переданы с безыскусной простотой.

    Подлинный герой эпохи, перед которым преклоняется автор, – это Рахметов, революционер с его “пламенной любовью к добру”.

    Образ Рахметова и вся та чистая, возвышенная атмосфера уважения и признания, которой он окружен, с несомненностью свидетельствуют, что стержневая тема романа не в изображении любви и новых семейных отношений “обыкновенных порядочных людей”, а в прославлении революционной энергии и подвига “особенного человека” – Рахметова. С образом Рахметова прежде всего соотнесено название романа “Что делать?”.

    “Рахметов выведен, – говорил автор, – для исполнения главнейшего, самого коренного требования художественности”. А оно состоит в том, чтобы читатель представлял себе предметы в “истинном их виде”. Иначе говоря, читатель должен понять, что хотя Рахметов, по цензурным условиям, и не является “вовсе никаким действующим лицом” в романе, но зато он главное действующее лицо в жизни. Это и есть та истина, та правда, которая составляет художественную реалистическую силу романа. Мало Рахметовых, писал Чернышевский, “но ими расцветает жизнь всех, без них она заглохла бы, прокисла бы; мало их, но они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Велика масса честных и добрых людей, а таких людей мало; но они в ней – теин в чаю, букет в благородном вине, от них ее сила и аромат, это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли”.

    Показательно, что в “Записках” III отделения, содержащих оценки журналов 60-х годов, этот знаменитый роман цитировался по “Современнику” полностью, слово в слово. Анонимный автор “Записок” свидетельствовал о “восторженном” приеме, оказанном читателями роману “Что делать?”. Он горько досадовал на то, что последователи Чернышевского, “нигилисты наши составили такую плотную и самовластную корпорацию, что действуют в литературном мире совершенно деспотически”.

    Никто еще до Чернышевского в русской да и мировой художественной литературе не сказал таких поэтически проникновенных слов о революционере, о социалисте. В заключительной главе романа высказана уверенность в близости революционного переворота. Всем существом своим опальный автор “Что делать?” ждал революцию в России, приветствовал ее, прославлял ее деятелей.

    Чутьем большого художника-реалиста и мыслителя Чернышевский понял, что только рельефный образ с наибольшей полнотой выразит сущность русского революционера – тогда еще “экземпляра… редкой породы” – и окажет сильное воспитательное воздействие на читателя. По терминологии автора, он рисовал Рахметовых “забавными”.

    “В них было много забавного, – писал Чернышевский, – все главное в них и было забавно, все то, почему они были людьми особой породы”. Находившийся под судебным следствием Чернышевский вынужден был часто прибегать к эзоповому языку, больше всего на тех страницах, где появляется Рахметов. Слово “революционер” заменяется здесь терминами – понятиями “ригорист”, “особенный человек”, “высшая натура”; революционная деятельность – “дело”, революционные убеждения и взгляды – “оригинальные принципы и в материальной, и в нравственной, и в умственной жизни”; революционная пропаганда – “огненные речи Рахметова, конечно, не о любви”; царизм, помещичий строй – “обстоятельства”, “старый порядок”, “то, что должно погибнуть”; социализм – “золотой век”, “новый порядок”, “то, что должно жить”, и т. д. Искусными намеками автор давал понять, что его герой ведет революционную работу. Сообщив о том, что у Рахметова бездна всяких “дел, не касавшихся лично до него”, Чернышевский заключает рассказ словами, из которых становится ясно, каким опасным конспиративным занятиям предается его герой: “Но часто по нескольку дней его не бывало дома. Тогда, вместо него, сидел у него и принимал посетителей один из его приятелей, преданный ему душой и телом и молчаливый, как могила”.

    В окружении этих и тому подобных намеков, раскрывающих политическое лицо Рахметова как революционера и социалиста, Чернышевский предельно заостренно, подчеркнуто выделил главные стороны его характера, необычность жизненной биофафии своего героя.

    Рахметов – потомок древнейшей аристократической фамилии, сын богатого помещика-ультраконсерватора. Протестующие мысли стали бродить в голове юноше еще в доме отца-деспота, причинившего много зла и горя матери, любимой девушке, крепостному люду. В студенческие годы Рахметов сошелся с Кирсановым, и “началось его перерождение в особенного человека”.

    Уже этой необыкновенной биографией Рахметова (здоровый колос на “крошечном клочке” гнилого дворянского болота) заявлена могучая покоряющая сила новых революционных идей. При этом писатель не фантазировал, он знал, как знали и его читатели, что революционеры – выходцы из дворянской среды – явление в русской истории не исключительное (Радищев, декабристы, многие из петрашевцев, Огарев, Герцен и другие).

    Фигура Рахметова свидетельствовала, как далеко зашел процесс разложения внутри старого общества, внутри господствующего класса, если честные, здоровые люди отрекаются от него и примыкают к народу и революции.

    Рахметов закаляет себя физической работой, ведет самый суровый образ жизни, под стать простому народу. Больше того, Рахметов не со стороны наблюдает быт и жизнь людей. Герой Чернышевского сам работает пахарем, плотником, перевозчиком, бурлаком. Рахметов гордится тем, что товарищи по лямке окрестили его Никитушкой Ломовым, славным и дорогим для простонародья именем волжского бурлака-богатыря. Так необычайно выпукло, заостренно представлен в романе демократизм революционера, принесший ему доверие, уважение и любовь простых людей.

    Чтобы подчеркнуть глубокую преданность Рахметова революционному делу; Чернышевский сознательно преувеличивает спартанские, аскетические начала в поведении своего героя. Натура кипучая, живая, страстная, Рахметов отказывается от любви, от жизненных удовольствий. “Мы требуем для людей полного наслаждения жизнью, – говорит он, – мы должны своею жизнью свидетельствовать, что мы требуем этого не для удовлетворения своим личным страстям, не для себя лично, а для человека вообще”.

    Свою готовность выдержать самые тяжелые испытания, любые страдания, даже пытки во имя революционных убеждений Рахметов проверяет тем, что однажды хладнокровно укладывается на войпок, утыканный гвоздями, и, окровавленный, проводит таким образом всю ночь. “Проба. Нужно… – говорит Рахметов, – на всякий случай нужно. Вижу, могу”.

    Рахметов суров, неразговорчив, “феноменально груб”, “страшно резок”, а в сущности он деликатный, милый, веселый, нежный и добрый человек. “Вредные обстоятельства” не позволяют ему забыть “свои тоскливые думы, свою жгучую скорбь”, и он редко шутит, чаще выглядит “мрачным чудовищем”. Честные люди не оскорбляются его резкостью. Они любят его, верят ему. Писатель восхищается своим “забавным” героем.

    В образе Рахметова запечатлены наиболее существенные стороны характера зарождавшегося в России типа профессионального революционера, с его непреклонной волей к борьбе, высоким нравственным благородством, безграничной преданностью народу и родине. Ожесточенная общественная борьба вокруг “Что делать?”, вокруг созданных Чернышевским образов “новых людей”, злобные нападки врагов на автора революционного романа и искренняя признательность сторонников и союзников отчетливо выявляют политическое существо типа Рахметова, который, как и его создатель, ищет истину в преобразовании общественного строя.

  • Поэзия А. Ахматовой

    Час мужества пробил на наших часах, Анна Андреевна Ахматова (Горенко) вошла в русскую поэзию в те годы, когда жесточайшая политическая реакция, наступившая после поражения первой русской революции, сменилась новым подъемом революционного рабочего движения. Среди временных попутчиков революции было широко распространено ренегатство. Все виды религиозного, философского и литературного мракобесия расцвели махровым цветом. Наиболее влиятельная школа русской буржуазной поэзии – символизм – пережила тогда жесточайший кризис и распадалась.

    Первые сборники Анны Ахматовой “Вечер” и “Четки” (1912 и 1914 гг.) принесли ей быструю и громкую всероссийскую известность. Она выступила как представительница акмеистического течения в поэзии, декларировавшего свою преемственность от символизма, но противопоставлявшего символическому стремлению к непознаваемому “мир звучащий, красочный, имеющий формы, вес и время”.

    На этой общей платформе объединились разные по характеру и темпераменту дарования поэты. Общим для них было равнодушие к животрепещущим общественным вопросам времени, фетишизация мертвого мира вещей, ограничение лирики тесным миром интимных переживаний.

    Чертами всего этого отмечены стихи первых двух сборников Ахматовой:

    Так беспомоина грудь холодела.

    Но шаги мои были легки.

    Я на правую руку надела

    Перчатку с левой руки.

    Показалось, что много ступеней,

    А я знала – их только три!

    Между кленов шепот осенний

    Попросил: “Со мною умри!

    Я обманут моей унычой,

    Переменчивой, злой судьбой”.

    Я ответила:

    “Милый, милый! И я тоже. Умру с тобой…”

    Это песня последней встречи.

    Я взглянула на темный дом.

    Только в спальне горели свечи

    Равнодушно-желтым огнем.

    Стихи Ахматовой, представленные в этих сборниках, лишены какого бы то ни было словесного украшательства, свойственного некоторым акмеистам. Они афористически кратки, ясны, выразительны. В них Анна Ахматова предстает как поэт с большой поэтической индивидуальностью и сильным лирическим талантом.

    Одновременно читателя поражает непропорциональная по силе таланта и темперамента замкнутость духовного мира поэта – “женские” интимно-лирические переживания, отделенные от внешнего мира:

    Настоящую нежность не спутаешь

    Ни с чем, и она тиха.

    Ты напрасно бережно кутаешь

    Мне плечи и грудь в меха.

    И напрасно слова покорные

    Говоришь о первой любви.

    Как я знаю эти упорные,

    Несытые взгляды твои!

    Сильный и самобытный талант Ахматовой спасал стихи этих сборников от скуки, вызываемой бесконечным варьированием одних и тех же тем влюбленности, разочарования, разрыва и разлуки.

    Любовь – чувство, которое определяет для героини смысл жизни. Оно – естественное состояние человека, роковое слияние душ. боль и мука, для описания которых поэт прибегает к почти натуралистическим деталям:

    От любви твоей загадочной,

    Как от боли, в крик кричу.

    Стала желтой и припадочной,

    Еле ноги волочу.

    Ее произведения наполнены внутренней энергией, позволяющей только предположить подлинную силу и глубину страсти. С темой любви неразрывно связана тема женской гордости и независимости. Несмотря на всепоглощающую силу чувств, героиня отстаивает свое право на внутреннюю свободу, индивидуальность:

    Есть в близости людей заветная черта.

    Ее не перейти влюбленности и страсти…

    Герой ахматовской лирики (не героиня) сложен и многолик. Это – любовник, брат, друг, представший в бесконечном разнообразии ситуаций: коварный и великодушный, убивающий и воскрешающий, первый и последний.

    …И нужнее насущного хлеба

    Мне единое слово о нем.

    Ты, росой окропляющий травы,

    Вестью душу мою оживи,-

    Не для страсти, не для забавы.

    Для великой земной любви.

    “Великая земная любовь” – вот движущее начало всей лирики Ахматовой. Ахматова назвала любовь “пятым временем года”. Из этого-то необычного, пятого, времени увидены ею ос тальные четыре, обычные. В состоянии любви мир видится заново. Обострены и напряжены все чувства. И открывается необычность обычного. Человек начинает воспринимать мир с удесятеренной силой, действительно достигая в ощущении жизни вершин. Мир открывается в дополнительной реальности: “Ведь звезды были крупнее, ведь пахли иначе травы”. Поэтому стих Ахматовой так предметен: он возвращает вещам первозданный смысл, он останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать.

    Начиная уже с “Белой стаи”, но особенно в “Подорожнике”, “Anno Domini” и в позднейших циклах любовное чувство приобретает у Ахматовой более широкий и более духовный характер. От этого оно не сделалось менее сильным. Наоборот, стихи 20-30-х годов, посвященные любви, идут по самым вершинам человеческого духа. Они не подчиняют себе всю жизнь, все существование, как это было прежде, но зато все существование, вся жизнь вносят в любовные переживания все многообразие присущих им оттенков. Наполнившись этим огромным содержанием, любовь стала не только несравненно более богатой и многоцветной, но и по-настоящему трагедийной. Библейская торжественная приподнятость ахматовских любовных стихов этого периода объясняется подлинной высотой, торжественностью и патетичностью заключенного в них чувства.

    В лирической героине стихов Ахматовой, в душе самой поэтессы постоянно жила жгучая, требовательная мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной. Любовь у Ахматовой – грозное, повелительное, нравственно чистое, всепоглощающее чувство, заставляющее вспомнить библейскую строку: “Сильна, как смерть, любовь – и стрелы ее – стрелы огненные”. И этим Ахматова всегда будет близка читателю даже через многие и многие годы.

    У Ахматовой встречаются стихи, которые “сделаны” буквально из обихода, из житейского немудреного быта – вплоть до позеленевшего рукомойника, на котором играет бледный вечерний луч. Невольно вспоминаются слова, сказанные Ахматовой в старости, о том, что стихи “растут из сора”, что предметом поэтического воодушевления и изображения может стать даже пятно плесени на сырой стене, и лопухи, и крапива, и сырой забор, и одуванчик:

    Когда б вы знали, из какого сора

    Растут стили, не ведая стыда,

    Как желтый одуванчик у забора,

    Как лопухи и лебеда.

    Самое важное в ее ремесле – жизненность и реалистичность, способность увидеть поэзию в обычной жизни – уже было заложено в ее таланте самой природой.

    Стихи первых трех сборников написаны в 1911-1917 годах. Но, читая их, невозможно представить себе, что именно в это время Россия переживала огненную волну нового революционного подъема, что шла трагическая эпопея первой мировой войны, закончившаяся в 1917 году гигантскими революционными взрывами, опрокинувшими все прежние устои жизни русского общества. Все эти великие события почти никак не отражены в лирике Ахматовой. Она не поняла и не приняла Октябрьскую революцию, горько и безнадежно тоскуя по разрушенному прошлому, дорогому ее сердцу. По логике этих настроений и переживаний Ахматова могла бы оказаться в первые пооктябрьские годы там, где оказались Иван Бунин, Константин Бальмонт, Владислав Ходасевич и некоторые поэты-акмеисты второго поколения. Но этого не случилось. Не мог оказаться в эмиграции автор таких строк, датированных 1917 годом (сборник “Подорожник”):

    Мне голос быч. Он звал утешно,

    Он говорил: “Иди сюда,

    Оставь свой край глухой и грешный,

    Оставь Россию навсегда.

    Я кровь от рук твоих отмою,

    Из сердца выну черный стыд,

    Я новым именем покрою

    Боль поражений и обид”.

    Но равнодушно и спокойно

    Руками я замкнула слух,

    Чтоб этой речью недостойной

    Не осквернился скорбный дух.

    Эти строки, так неожиданно для Ахматовой написанные в исповедально-некрасовской тональности, говорят очень о многом.

    Не сразу лирическая муза Анны Ахматовой освоилась с новой действительностью. Два первых послеоктябрьских сборника стихов выразительно показывают, как трудно было своеобразному и глубоко органичному поэту разорвать связи с прошлым, преодолеть инерцию привычных интонаций, вырваться из узкого мира интимных переживаний на широкий простор новой исторической действительности.

    Гражданские мотивы органично входят в творчество поэта, их наличие вытекает из представления Ахматовой о высоком предназначении поэзии. Поэзия не только сладкий дар песнопе ния, но и веление небес, тяжелый крест, который нужно нести достойно. И потому поэт всегда обречен быть в гуще жизни, в центре событий, какими бы трагическими они ни казались

    “Реквием” – одно из крупнейших произведений Ахматовой – был написан в 1935-1940 годах. Муж Ахматовой был обвинен в участии в антиправительственном заговоре и расстрелян по приговору недалеко от Петрограда в 1921 году. В “Реквиеме” отражены те чувства, которые пережила Ахматова, потеряв любимого человека. И хотя события, описанные в “Реквиеме”, относятся к 30-м годам, в них звучат боль и горе, пережитые самой поэтессой.

    По композиции “Реквием” скорее всего поэма. Отдельные стихотворения объединены одной идеей — протестом против насилия. В “Реквиеме” отразились не только чувства и переживания самой Ахматовой, не только горе тех, кто был оторван от своих близких и заключен в тюремные камеры, но и боль тех женщин, тех жен и матерей, которых видела Ахматова в страшных тюремных очередях. Именно к этим женщинам-страдалицам обращено посвящение. В нем звучит тоска от внезапной разлуки, когда сраженная горем женщина чувствует себя оторванной, отрезанной от всего мира с его радостями и заботами.

    Во вступлении поэмы дана яркая безжалостная характеристика времени. В первых главах нашла свое отражение безграничная, глубокая бездна человеческого горя. Кажется, что эти строки перекликаются с плачем Ярославны, скорбящей и по своему любимому, и по всем русским воинам.

    А. Ахматова встраивает свои переживания в контекст эпохи. Недаром поэма начинается так:

    Нет, и не под чуждым небосводом,

    И не под защитой чуждых крыч –

    Я была тогда с моим народом,

    Там, где мой народ, к несчастью, был.

    Таков был окончательный выбор поэтессы.

    Великая Отечественная война застала Ахматову в Ленинграде. Находясь среди героических граждан замыкаемого в железное кольцо блокады Ленинграда, Ахматова новыми глазами взглянула на окружающую ее жизнь.

    Как резко контрастирует с содержанием прежней лирики Ахматовой сосредоточенная сила коротенького стихотворения “Клятва”, датированного июлем 1941 года:

    И та, что сегодня прощается с милым,-

    Пусть боль свою в силу она переплавит.

    Мы детям клянемся, клянемся могилам,

    Что нас покориться никто не заставит!

    В сентябре 1941 года она была эвакуирована из блокированного Ленинграда сначала в Москву, потом в Ташкент: И вот в феврале 1942 года на страницах “Правды” рядом с военными сводками и фронтовыми корреспонденциями появилось подписанное Анной Ахматовой стихотворение “Мужество”:

    Мы знаем, что ныне лежит на весах

    И что совершается ныне.

    И мужество нас не покинет.

    Не страшно под пулями мертвыми лечь,

    Не горько остаться без крова,-

    И мы сохраним тебя, русская речь,

    Великое русское слово.

    Свободным и чистым тебя пронесем,

    И внукам дадим, и от плена спасем Навеки!

    Любовь к России спасла Ахматову от эмиграции; любовь к родной земле, попираемой пятой чужеземцев, ввела русскую поэтессу Анну Ахматову в круг советских поэтов. Замкнутый индивидуализм интимно-лирической темы стушевался в военные годы перед горячей патриотической взволнованностью, уступил место благородному гуманизму человека, охваченного тревогой за судьбу Родины, судьбу всего человечества.

    Много глубокой, горючей скорби в стихах, написанных Ахматовой в трудные дни войны. Однако нетв этих стихах ни безнадежности, ни отчаяния. В них звучат гнев и уверенность в неизбежном возмездии и вера в будущее, олицетворенное в детях, спасенных от смерти:

    Победа у наших стоит дверей…

    Как гостью желанную встретим?

    Пусть женщины выше поднимут детей.

    Спасенных от тысячи тысяч смертей, –

    Так мы долгожданной ответим.

    В послевоенные годы сердце поэтессы продолжает быть восприимчивым к большой общественной теме, волнующей миллионы людей на земле:

    Качаясь на волнах эфира,

    Минуя горы и моря,

    Лети, лети голубкой мира,

    О песня звонкая моя!

    Лети в закат багрово-алый.

    В удушливый фабричный дым,

    И в негритянские кварталы,

    И к водам Ганга голубым.

    Стихами, написанными за последние годы, Анна Ахматова заняла свое, особое, не купленное ценой каких-либо моральных или творческих компромиссов место в современной поэзии. Путь к этим стихам был труден и сложен. И решающую роль на этом пути сыграло то, о чем написала поэтесса в строках автобиографии, открывающей один из последних сборников ее стихов: “… я не переставала писать стихи. Для меня в них – связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных”.

  • Рецензия на роман В. С. Гроссмана “Жизнь и судьба” (3)

    (III вариант)

    Роман Василия Гроссмана “Жизнь и судьба” – одно из тех произведений, путь к читателю которых складывался непросто. Роман писался почти три десятилетия назад, но не был напечатан. Как и многие, он увидел свет уже после смерти автора. Можно сказать, что это одно из самых ярких и значительных произведений послевоенной русской литературы. “Жизнь и судьба” охватывает события военных и предвоенных лет, захватывает важнейшие события нашего бытия. Через весь роман проходит мысль о том, что во всех жизненных ситуациях главное – судьба человека, что каждый человек – это целый мир, который нельзя ущемить, не ущемляя одновременно интересов всего народа. Эта мысль глубоко гуманистична.

    Утверждая высокий гуманистический идеал любви и уважение к человеку, В. Гроссман разоблачает все то, что направлено против человека, что уничтожает его неповторимую личность. В романе сопоставляются два режима – гитлеровский и сталинский. По-моему, В. Гроссман одним из первых наших писателей, критикуя то, что мы сегодня смело называем “сталинщиной”, пытается определить корни, причины этого явления. Как гитлеризм, так и сталинизм уничтожают в человеке главное – его достоинство. Вот почему роман, воюя со сталинизмом, защищает, отстаивает достоинство личности, рассматривая ее в самом центре всех поставленных вопросов. Личная судьба человека, живущего в тоталитарном государстве, может сложиться благополучно или драматически, но она всегда трагична, так как человек не может исполнить свое жизненное предназначение иначе, как став деталью машины. Если маши на совершает преступление, человек не может отказаться быть ее соучастником. Он им станет – хотя бы в качестве жертвы. Жертва может сгнить в лагере или счастливо умереть в кругу семьи.

    Трагедия народа, по В. Гроссману, заключается в том, что, ведя освободительную войну, он, по сути дела, ведет войну на два фронта. Во главе народа-освободителя стоит тиран и преступник, который усматривает в победе народа свою победу, победу своей личной власти.

    На войне человек получает право стать личностью, он получает возможность выбора. В доме “шесть дробь один” Греков совершает один выбор, а Крымов, пишущий на него донос, – другой. И в этом выборе выражается суть данного человека.

    Идея романа, мне кажется, заключается в том, что война у В. Гроссмана – огромная беда и в то же время огромное очищение. Война точно определяет, кто есть кто и кто чего стоит. Есть Новиков, и есть Гетманов. Есть майор Ершов, и есть те, кто даже на краю смерти шарахаются от его смелости и свободы.

    Новиков – умный, совестливый комкор, который не может относиться к солдатам как к живой силе и побеждает врага военным умением на поле боя. Рядом с ним бригадный комиссар Гетманов – человек номенклатуры. На первый взгляд он кажется обаятельным и простым, но на самом деле он живет по классовым законам: к себе он применяет одни мерки, а к другим – иные.

    И побеждает только совесть, правда, человечность, проходящая жестокое испытание. Ни соображения Сталина, ни его лозунги и призывы не были победоносны. Дрались за другое, что-то светлое и необходимое, даже если оно прикрывалось звонким лозунгом. Деление на категории, навешиванье ярлыков “врагов народа” – все это ушло, как навязанная фальшь. Открылось главное: во имя чего и ради чего должен жить человек, ценящий себя и свободу духа. Очень ярким в этом смысле мне кажется образ Грекова, один из самых привлекательных в романе. Греков не боится никого – ни немцев, ни начальства, ни комиссара Крымова. Это смелый, внутренне свободный, независимый человек.

    Дискуссии о свободе, о добре и доброте, о дружбе, о причинах полной покорности человека перед лицом тотального насилия развертываются у В. Гроссмана под пулями, на пороге газовой камеры, на квартирах ученых в Казани и в камерах Лубянки. В. Гроссман погружается в самые низы бесчеловечной войны и бросает взгляд на ее верхи: в штаб Еременко и в штаб Паулюса. Писатель наблюдает воронку, в которой одновременно прячутся от смерти русские и немец, видит физический страх и духовное благородство, святой порыв и предательство, грубость, нежность, слезы. Греков уже недвусмысленно поглядывает на радистку Катю, желая урвать от жизни хоть что-то, пока он жив. Но и это циничное чувство в конце концов растворяется в самоотрешении, и он отсылает Катю и ее возлюбленного Сережу прочь из дома, спасая их самих и их любовь.

    Вместе с тем В. Гроссман показывает и античеловеческую сущность войны: осажденный Сталинград воюет на последней кромке берега, героически сопротивляются защитники города. А рядом – будничные заботы, борьба зависти, тщеславия и настоящей любви.

    Впервые писатель показывает не сюжет, а философствует о войне. Широкомасштабность охвата явлений роднит роман В. Гроссмана с толстовской эпопеей “Война и мир”. У В. Гроссмана тот же размах, то же сплетение линий жизни, судеб в один узел, их схождение в одно историческое действо.

  • Роман “Мастер и Маргарита” – итоговое произведение М. А. Булгакова

    Талант М. А. Булгакова дал русской литературе замечательные произведения, ставшие отражением не только современной писателю эпохи, но и настоящей энциклопедией человеческих душ. В начале 20-х годов им был задуман роман “Инженер с копытом”, но с 1937 года автор дает ему другое название – “Мастер и Маргарита”. Роман оказался последней книгой М. А. Булгакова. И написан он так, словно автор, заранее чувствуя, что это его последнее произведение, хотел вложить в него без остатка всю свою безудержность фантазии, все свои самые главные мысли и открытия, всю свою душу. “Мастер и Маргарита” – творение необыкновенное, невиданное доселе в русской литературе. Это невероятный, безумно талантливый сплав гоголевской сатиры и дантовской поэзии, сплав высокого и низкого, смешного и лирического.

    М. А. Булгаков писал “Мастера и Маргариту” как исторически и психологически достоверную книгу о своем времени и о людях, и потому роман стал своего рода уникальным человеческим “документом” той примечательной эпохи. И в то же время это глубоко философское повествование, обращенное в будущее, является книгой на все времена, чему способствует ее высочайшая художественность. При этом имеются все основания предполагать, что автор мало рассчитывал на понимание и признание его романа современниками.

    В романе “Мастер и Маргарита” царит счастливая свобода творческой фантазии при всей строгости композиционного замысла. Сатана правит великий бал, а вдохновенный Мастер, современник Булгакова, творит свой бессмертный роман – труд всей своей жизни. Там прокуратор Иудеи отправляет на казнь Христа, а рядом суетятся, подличают, приспосабливаются, предают близких вполне земные граждане, населяющие Садовые и Бронные улицы 20-30-х годов нашего века. Смех и печаль, радость и боль перемешаны там воедино, как в жизни, но в той высокой степени концентрации, которая Доступна лишь сказке, поэме. “Мастер и Маргарита” и есть лирико-философская поэма в прозе о любви и нравственном долге, о человечности зла, об истинности творчества, которое всегда является преодолением бесчеловечности, порывом к свету и добру.

    События в “Мастере и Маргарите” начинаются “однажды весной, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах”. В столице появляются Сатана и его свита.

    Дьяволиада, один из любимых авторских мотивов, здесь, в “Мастере и Маргарите”, настолько реалистична, что может служить блистательным примером гротескно-сатирического обнажения противоречий живой действительности, окружающей персонажей романа. Воланд грозой проносится над булгаковской Москвой, жестоко карая низость, ложь, подлость, алчность. Особую правдоподобность событиям автор придает, заканчивая роман эпилогом, в котором рассказывает о жизни своих героев в течение нескольких последующих лет. И мы, читая его, отчетливо представляем себе сидящего под липами на Патриарших прудах сотрудника Института истории и философии профессора Ивана Николаевича Понырева, охваченного непреодолимым беспокойством во время весеннего полнолуния. Однако почему-то, после того как будет перевернута последняя страница романа, возникает непреодолимое чувство легкой грусти, которое всегда остается после общения с Великим, не важно, будь это книга, фильм или спектакль.

    Сама идея поместить в Москву 30-х годов князя тьмы и его свиту, олицетворяющие те силы, которые не поддаются никаким законам логики, была глубоко новаторской. Воланд появляется в Москве, чтобы “испытать” героев романа, воздать должное Мастеру и Маргарите, сохранившим любовь и верность друг другу, покарать взяточников, лихоимцев, предателей. Суд над ними вершится не по законам добра, они предстанут не перед людским судом. Судьей им будет время, как стало оно судьей для жестокого пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата. По мысли М. А. Булгакова, в сложившейся ситуации со злом бороться следует силами зла, чтобы восстановить справедливость. В этом – трагический гротеск романа. Воланд возвращает Мастеру его роман о Понтии Пилате, который Мастер сжег в приступе отчаяния и страха. Миф о Пилате и Иешуа, воссозданный в книге Мастера, переносит читателя в начальную эру духовной цивилизации человечества, утверждая мысль о том, что противоборство добра со злом – вечно, оно кроется в самих обстоятельствах жизни, в душе человека, способной на возвышенные порывы и порабощенной ложными, преходящими интересами сегодняшнего дня.

    Фантастический поворот сюжета позволяет писателю развернуть перед нами целую галерею персонажей весьма неприглядного вида. Внезапная встреча с нечистой силой сдирает маски лицемерия со всех этих берлиозов, латунских, майгелей, никаноров Ивановичей и прочих. Сеанс черной магии, который Воланд со своими помощниками дает в столичном варьете, в буквальном и переносном смысле “обнажает” некоторых зрителей.

    Не дьявол страшен автору и его любимым героям. Дьявола, пожалуй, для М. А. Булгакова действительно не существует, – как не существует богочеловека. В его романе живет иная, глубокая вера в человека и человечность, непреложные нравственные законы. Для М. А. Булгакова нравственный закон является частью души человека и не должен зависеть от религиозного ужаса перед грядущим возмездием, проявление которого можно легко усмотреть в бесславной гибели начитанного, но бессовестного атеиста, возглавлявшего МАССОЛИТ.

    И Мастер, главный герой булгаковской книги, создавший роман о Христе и Пилате, тоже далек от религиозности в христианском, каноническом смысле этого слова. Им написана на историческом материале книга огромной психологической выразительности. Этот роман о романе как бы сконцентрировал в себе противоречия, которые обречены решать и подтверждать правоту своих решений всей своей жизнью последующие поколения, каждая мыслящая и страдающая личность.

    Мастер в романе не смог одержать победу. Сделав его победителем, М. А. Булгаков нарушил бы законы художественной правды, изменил бы своему чувству реализма. Но разве пессимизмом веет от финальных страниц книги? Не забудем: на земле у Мастера остался ученик, прозревший Иван Понырев, бывший Бездомный; на земле у Мастера остался роман, которому суждена долгая жизнь.

    “Мастер и Маргарита” – сложное произведение. О романе уже сказано много, а будет сказано еще больше. Существует множество толкований знаменитого романа. О “Мастере и Маргарите” еще много будут думать, много писать.

    “Рукописи не горят”, – произносит один из героев романа. М. А. Булгаков и в самом деле пытался сжечь свою рукопись, но это не принесло ему облегчения. Роман продолжал жить. Мастер помнил его наизусть. Рукопись была восстановлена. После смерти писателя она пришла к нам и скоро обрела читателей во многих странах мира.

    Ныне творчество Михаила Афанасьевича Булгакова получило заслуженное признание, стало неотъемлемой частью нашей культуры. Однако далеко не все осмыслено и освоено. Читателям его романов, повестей, пьес суждено по-своему понять его творения и открыть новые ценности, таящиеся в глубинах авторского замысла.

  • Образ Базарова (по роману Тургенева “Отцы и дети”)

    Написанный в переломный момент исторического развития России роман “Отцы и дети” показал острые проблемы современности, которые еще долго после появления этого произведения волновали российское общество. Этот роман И. С. Тургенева – отражение общественного конфликта 60-х годов XIX века, глубина которого показана на примере вечного конфликта отцов и детей. В романе мы видим типичного представителя разночинцев, для которых при всех их различиях в общественно-политических взглядах, был характерным глубокий демократизм. Основной конфликт романа держится на противопоставлении и столкновении демократизма и аристократизма и состоит в проблеме отцов и детей.

    Базаров – демократ-разночинец. Эти люди, чаще недворянского происхождения, трудом пробивали себе дорогу в жизнь и не признавали сословного деления общества. Стремясь к знанию, они ценили человека не по знатности и богатству, а по его делам, пользе для окружающих людей. “Мой дед землю пахал”, – говорит Базаров о своем происхождении. При этом он умалчивает о предке со стороны матери, показывая тем самым отсутствие всякого интереса к деду-дворянину.

    Демократизм свойствен не только убеждениям Базарова, но и его внешности. Появление героя романа в дворянской среде в “балахоне” уже само по себе – вызов условностям, умышленное пренебрежение ими. Мы обращаем внимание и на “обнаженную красную руку” Базарова – это рука человека, не чуждого физическому труду. Она слишком отличается от холеной руки дворянина, чтобы ее можно было не заметить. В целом во внешности Базарова Тургенев подчеркивает его интеллектуальное начало: ум и самоуважение.

    Мы видим, что жизнь праздного аристократического общества проходит в безделье, чего нельзя сказать о Базарове. Непрерывный труд является содержанием его жизни. Тургенев раскрывает характер его работы: “Базаров привез с собой микроскоп и по целым часам с ним возился”, он проводит “физические и химические опыты”, то есть продолжает в Марьине свои естественнонаучные занятия.

    Каково же отношение к Базарову основных героев романа? Николай Петрович – добрый и мягкий человек, поэтому он относится к Базарову несколько отчужденно, с непониманием и даже боязнью: “Николай Петрович побаивался молодого “нигилиста” и сомневался в пользе его влияния на Аркадия”. Чувства Павла Петровича сильнее и определеннее: “…Павел Петрович всеми силами души своей возненавидел Базарова: он считал его гордецом, нахалом, циником, плебеем”. Окончательно утвердился в своей неприязни к Базарову и “по-своему… аристократ не хуже Павла Петровича” старик Прокофьич. Он называл его живодером и прощелыгой и уверял, что он “с своими бакенбардами – настоящая свинья в кусте”.

    Зато простые люди всей душой тянутся к Базарову. Застенчивая и робкая Фенечка “до того с ним освоилась, что однажды ночью велела разбудить его”, когда заболел ее сын. А “дворовые мальчишки бегали за “дохтуром”, как собачонки”. Симпатизируют ему и горничная Дуняша, и Петр, они чувствовали, что он “все-таки свой брат, не барин”.

    Столкновение Базарова и Павла Петровича как представителей не только разных поколений, но и людей разных убеждений, было неизбежным. Павел Петрович “ждал только предлога, чтобы накинуться на врага”. Базаров же считал бесполезным тратить порох на словесные битвы, но уклониться от схватки не мог. Страшные слова о том, что он все отрицает, Базаров говорит с “невыразимым спокойствием”. Душевная сила, уверенность в своей правоте, глубокая убежденность звучат в самом голосе его, в кратких, отрывочных репликах.

    Образ Евгения Базарова более полно раскрывается именно в сравнении с Павлом Петровичем. В словах последнего чувствуется аристократизм. Он постоянно употребляет выражения, подчеркивающие благовоспитанность истинного аристократа (“чувствительно вам обязан”, “честь имею кланяться”…). Обилие в речи этого героя иностранных выражений раздражает Базарова: “Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы… подумаешь, сколько иностранных и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны”. Речь же самого Базарова отличают остроумие, находчивость, великолепное знание народного языка и умение владеть им. В речи Базарова проявляется свойственный ему склад ума – трезвый, здравый и ясный.

    В частых спорах “господина нигилиста” Базарова и “феодала” Кирсанова затронуты почти все основные вопросы, по которым расходились во взглядах демократы-разночинцы и либералы: о путях дальнейшего развития страны, о материализме и идеализме, о знании науки, понимании искусства и об отношении к народу. Мы видим, что все принципы Павла Петровича сводятся в сущности к тому, чтобы защитить старый порядок, а взгляды Базарова – к обличению этого порядка.

    Когда спор зашел о народе, они будто бы сошлись во взглядах. Базаров согласен с Павлом Петровичем, что народ “свято чтит преданья, он патриархальный, он не может жить без веры”. Но если Кирсанов убежден в ценности этих качеств, то Базаров готов всю жизнь посвятить тому, чтобы это было не так. Главный герой романа, казалось бы, пренебрежительно говорит о русских мужиках. Но он выступает не против них самих, а против умиления перед их отсталостью, суеверием, невежеством.

    Порой позиция Базарова, “который ко всему относится с критической точки зрения”, отличается крайностью. Это можно сказать о его эстетических взглядах. Так, Базаров насмешливо относится к Пушкину, отрицает живопись, поэзию. Он не замечает красоты окружающей природы, хотя по-своему любит ее, считая, что в ней – огромные ресурсы, которые можно использовать на благо человека (“природа – не храм, а мастерская”).

    Когда пишешь о Евгении Базарове, нельзя не сказать главного – того, что этот человек крайне одинок. В Марьине Базаров – гость, резко отличающийся от хозяев-помещиков. И для слуг, и для хозяев там он свой. В деревне же своего отца Базаров в глазах крепостных – барин. На деле он далек и от помещиков, и от простых людей. Он одинок.

    Он одинок еще и потому, что в романе мы не видим ни одного единомышленника Базарова. Есть только его мнимые ученики. Это прежде всего “маленький либеральный барин” Аркадий. Однако его увлечение Базаровым – не более чем дань молодости. При этом он все-таки лучший из изображенных в романе учеников Базарова. Другие его “последователи” изображены сатирически. Ситников и Кукшина видят в нигилизме отрицание всех старых нравственных норм и с восторгом следуют этой “моде”. Базаров одинок не только в дружбе, но и в любви. В своем горьком чувстве к Одинцовой он раскрывается как глубокая сильная натура.

    Сам Тургенев признавал, что этот герой “все-таки стоит еще в преддверии будущего”. Автор “Отцов и детей” признается: “Я хотел сделать из него лицо трагическое… Мне мечталась фигура сумрачная, дикая, большая, наполовину выросшая из почвы, сильная, злобная, честная, – и все-таки обреченная на погибель”. Мне кажется, что Тургеневу удалось создать именно такой образ. И он занял свое достойное место в ряду литературных героев XIX века. Д. И. Писарев дал такую оценку главному герою “Отцов и детей”: “…у Печориных есть воля без знания, у Рудиных – знание без воли; у Базаровых есть и знание и воля, мысль и дело сливаются в одно твердое целое”.