Литература нового времени почти не знает прологов, но произведения древней – античной и средневековой литературы обычно начинались с таких прологов-предварений, в которых авторы объясняли, о чем же пойдет речь. Введя пролог, Некрасов стремился сразу же обнажить главную, коренную мысль
– “идею” своей поэмы, указать на значительность ее, предупредить о грандиозности и долговременности событий, которые в поэме совершатся. Потому-то сама поэма росла год от года, являлись новые и новые части и главы. Прошло более десяти лет, и все же к моменту смерти автора она осталась неоконченной. Именно в прологе сформулировался рефрен – “Кому живется весело, вольготно на Руси”, который постоянным напоминанием пройдет через всю поэму.
Некрасов сказал однажды, что свою поэму он собирал двадцать лет “по словечку”. Некрасовские “словечки” таковы, что их действительно нужно было собирать, подслушать у народа. Это словечки со своей “биографией”. Почти каждое такое “словечко” значимо не только само по себе, но опирается на народную пословицу или песню, на поговорку или легенду, почти каждое впитало многовековой опыт народной жизни, так что поэма оказалась как бы произведением не одного поэта, но и народа в целом, не просто рассказывала о народе, но “говорила народом”. Недаром сам Некрасов называл ее “эпопеей крестьянской жизни”. Слово поэта становилось словом самого народа, подкреплялось всей его силой.
Потому-то перед нами не просто рассказ в стихах, а именно поэма-эпопея – о самом главном в жизни всего народа. Однако двинувшиеся в путь некрасовские странники – не традиционные странники-богомольцы. С подлинно мужицким стремлением докопаться до корня отправляются они в путешествие, бесконечно повторяя, варьируя и углубляя вопрос: кто счастлив на Руси? Они оказываются символом всей тронувшейся с места, ждущей перемен пореформенной народной России.
С прологом из поэмы, в сущности, уйдет сказка. Лишь поилица и кормилица мужиков – скатерть самобранная останется в оправдание и объяснение их странствий, не отвлекаемых житейскими заботами о хлебе насущном. Мы входим в мир реальной жизни. Но именно пролог ввел нас в этот мир как мир больших изменений – времени и пространства; человеческих судеб и народной судьбы – эпос.
Образ широкой дороженьки и открывает поэму, точнее, ее первую главу “Поп”. Крестьяне ведут беседу с попом в поле под открытым небом, и веселым праздничным фоном в образах народной поэзии рождается картина этого весеннего неба: и облака, и туча, и дождь, и солнце, смеющееся, как “девка красная”. Вообще в поэме все время возникают такие картины русской природы; очеловечиваясь по обычаю народной поэзии, они как бы вовлекаются в мужицкие дела, встречи и споры и в то же время придают им громадный размах, вселенский смысл. Некрасов не просто противопоставляет в своей поэме жизнь “счастливых” верхов “несчастливым” низам. Верхи – а попы в целом, конечно, принадлежали к ним – тоже по-своему несчастны в том смысле, что и они находятся в состоянии кризиса, когда старое рушится и новое еще не определилось. Это не значит, что симпатии и сочувствие поэта распределены, так сказать, равномерно. Но он видит и показывает несостоятельность, гнилость, бессилие и неблагополучие даже как будто бы благополучной жизни.
Именно желание изобразить всю народную Русь повлекло Некрасова к такой картине, где можно было бы собрать массу людей. Так появляется глава “Сельская ярмонка”.
Эта глава, как и две следующие, даже в этой народной поэме одна из самых народных. Почему нигде более, чем в этих главах, не предстанет так непосредственно, в такой широте и в многоцветий крестьянская масса. Ярмарка – это народное гульбище, массовый праздник. Характеры людей здесь раскрываются особенно раскованно и свободно, проявляются наиболее открыто и естественно.
В главе же “Пьяная ночь” поэт прямо открывает страницы для крестьянского многоголосья. Необычная, “пьяная” ночь развязывает языки:
Дорога стоголосая
Гудит! Что море синее,
Смолкает, подымается
Народная молва.
Народ – пьяная, невежественная толпа, но и народ-умница, народ-поэт предстает здесь. Народ – коллективный труженик. Поэт так дорожит этой другой стороной дела, так боится, чтобы она, самая важная в народной поэме, не заслонилась для читателя, что вводит целый монолог-приговор, ее выявляющий и закрепляющий, да еще и вводит в процессе спора. Если действительно истина рождается в споре, то в некрасовской поэме она, конечно, должна родиться, ибо поэма почти все время несет это начало спора, столкновения, диалога. Только что вынесен приговор, как будто бы подтвержденный всеми прошедшими сейчас перед нами картинами:
Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо,
Что пьют до одурения…
И приговор этот тут же опровергается. И опять – так и словом, в самом народе рожденным и от лица народа, крестьянства сказанным. Потому-то так важен герой, это слово произнесший, – Яким Нагой. И потому Некрасов долго и трудно шел к созданию этого образа. Характеры в поэме, как правило, традиционны, тесно связаны с фольклором, уходят в глубь истории, но они же и очень современны. Таков и Яким Нагой: символический образ крестьянина вообще, но и крестьянина нового типа, сельского пролетария.
Не только народ, но как бы сама кормилица-земля говорит голосом Якима Нагого. И как подтверждение его речей явилась песня:
Вдруг песня хором грянула
Удалая, согласная…
“Согласная”, “складная”. Песня – душа народа. И люди перестают быть толпой, становятся обществом, миром.
В этой главе сам сюжет поиска, подчиняясь замыслу народной поэмы, приобретает новый поворот. Странники уже пошли в народ, “в толпу – искать счастливого”.
Четвертая глава первой части так и названа “Счастливые”. Рассказ о народе продолжается. В главе “Счастливые” поэт сделал неожиданный сюжетный ход. Парадоксальная форма его необычайно все обостряет. Наше читательское восприятие настраивается на рассказ о счастье. Однако как рассказы о счастье предстают рассказы о несчастье несчастных людей. “Счастливые” названа глава о несчастных. Недаром рассказ каждого из “счастливцев” предварен авторской характеристикой, иногда в одно-два слова: “”дьячок – уволенный..”., “старуха старая, седая, одноглазая..”., “солдат… чуть жив..”., “разбитый на ноги дворовый человек”. Разговор идет со всей страной и про всю страну. Поэма действительно на наших глазах приобретает значение энциклопедии народной жизни. Говорит крестьянин-хлебороб, хвастается бывший лакей, жалуется старый солдат. Жизнь народа описана вдоль и поперек, на разных уровнях. Представлены все возрасты, положения и состояния несчастной мужицкой жизни:
… Эй, счастие мужицкое!
Дырявое с заплатами,
Горбатое с мозолями,
Проваливай домой!
Итак, итоги как будто бы подведены: о мужицком счастье не может быть и речи. Но не будем спешить с выводом. Глава ведь еще не окончена. Да и состоит она из двух разделов. Второй из них – рассказ тоже о мужике, об Ермиле Гирине. Повествуется о том, как купец Алтынников с помощью подьячих пытается перекупить у Ермила Гирина “сиротскую мельницу”.
Не в торгах здесь дело, а в способности народа выступить миром. “Чудо сотворилося”, – скажет поэт об этом коллективном действии, об этом общем мирском усилии, о “щедроте народной”. Ермил и выдвинут, по сути, самим крестьянским миром. Так, хотя в роли бурмистра его и утверждает князь, выбирает на нее Ермила Гирина сам народ.
Глава “Помещик” представляет рассказ барства в целом, хотя вложен он в уста конкретного помещика, со своим именем, отчеством и фамилией – двойной, “дворянской”. Портрет его предельно конкретен и обытовлен, что придает всему облику помещика мелкость. Да и определен Оболт сплошь презрительно-уменьшительными словами, которые не позволяют принимать его всерьез. И выхватывает он даже не пистолет, а “пистолетик”. Здесь рисуется общая картина барской помещичьей жизни в прошлом и в настоящем. И рассказ о ней очень многомерен. Он гораздо значительнее того, который мог бы представить реальный Гаврила Афанасьевич. Более того, герой здесь часто превращается в рупор автора поэмы.
Некрасов своей поэмы не закончил. К тому же последняя из написанных им частей “Пир на весь мир” не была напечатана при жизни поэта: ее не пропустила цензура.
В то же время части поэмы, кроме тесно связанных “Последыша” и “Пир на весь мир”, сохраняют известную самостоятельность, образуя своеобразные поэмы в поэме. Каждая из них имеет своих героев, которые (за исключением странников) обычно не переходят из одной части в другую. Такова и часть, названная “Крестьянка”.
Вообще этот образ занимает особое место во всей поэзии Некрасова. Русская женщина всегда была для Некрасова главной носительницей жизни, выражением ее полноты, как бы символом национального существования. Вот почему Некрасов с таким вниманием вглядывался в ее судьбу, художественно исследовал ее в поэме о народе. Ведь речь шла о самом корне жизни, об ее, может быть, главном залоге. Потому-то поэт уделил столько внимания, как, наверное, ни одному кандидату в счастливые, женщине-крестьянке Матрене Тимофеевне Корчагиной.
Матрена Тимофеевна – человек исключительный, “губернаторша”, но она человек из этой же трудовой толпы. Ей, умной и сильной, поэт доверил самой рассказать о своей судьбе: “Крестьянка” – единственная часть, вся написанная от первого лица. Однако это рассказ отнюдь не только о ее частной доле. Голос Матрены Тимофеевны – это голос самого народа. Потому-то она чаще поет, чем рассказывает, и поет песни, не изобретенные для нее Некрасовым. “Крестьянка” – самая фольклорная часть поэмы, она почти сплошь построена на народно-поэтических образах и мотивах.
Действительно, образ Матрены Тимофеевны создан так, что она как бы все испытала и побывала во всех состояниях, в каких могла побывать русская женщина. Некрасовская крестьянка – человек, не сломленный испытаниями, человек выстоявший. Когда она, начиная повествование о дедушке Савелии, говорит:
– Ну, то-то! речь особая.
Грех промолчать про дедушку,
Счастливец тоже был…
То слова эти вроде бы могут быть восприняты как горькая ирония и в адрес его, и в адрес ее счастья.
Только ли иронически, однако, назван Савелий счастливым? Вслед за этими горькими словами, последними словами второй главы, прямо следует уже совсем не ироническое название третьей – “Савелий, богатырь святорусский”. Даже одно только это название свело к себе разные и очень значимые и высокие начала народной жизни и народной поэзии.
В образе Савелия много такого, что объединяет его со всей крестьянской массой. Недаром уже сам он переадресовывает определение “святорусский богатырь” всему сермяжному люду. Но есть и то, что Савелий над этим людом возвышает как личность исключительной судьбы, как высший тип.
Савелий не только бунтарь. Он и своеобразный народный философ. Его раздумья о богатырском терпении всего народа трагичны. Он не просто осуждает способность народа терпеть и не просто его ободряет. Он видит сложную диалектику народной жизни и не берется давать последние ответы и выносить окончательные решения:
Не знаю я…
Не знаю, что придумаю,
Что будет? Богу ведомо!
Савелий не только богатырь-бунтарь. Он и богатырь духа, подвижник, спасающийся в монастыре. Народная религиозность всегда привлекала внимание Некрасова, но отнюдь не сама по себе. Обычно она предстает у него как символ высокой народной нравственности, способ искупления вины и способность в самом страдании обрести величие. Вот почему Савелий назван святорусским. В конце на его старчество ложится печать почти святости. Но сама молитва богатыря Савелия, главная и последняя молитва его, носит общемирской, так сказать, общественный и земной характер:
За все страдное, русское
Крестьянство я молюсь!
Вот какой многосложный при всей цельности и простоте образ создал поэт. И этот образ, по сути, единственный, что сопровождает героиню во всех главах. А уже в самом конце этой части он оказался запечатленным и как бы увековеченным в своеобразном памятнике. Когда в последней главе Матрена Тимофеевна идет просить за своего мужа в город, она видит там памятник. Самого города Некрасов при этом не называет, хотя и указывает на исключительную в своем роде примету Костромы – памятник Ивану Сусанину:
Стоит из меди кованный,
Точь-в-точь Савелий дедушка,
Мужик на площади.
– Чей памятник? – “Сусанина”.
Автор народной поэмы не мог не выделить этот единственный тогда в стране памятник простому мужику.
Некрасов не просто декларирует богатырство Савелия. Он показывает, на чем это богатырство основано: ум, воля, чувства героя складываются в испытаниях. Вся жизнь его – это становление в борьбе, внутреннее высвобождение характера: “… Клейменный, да не раб”, – скажет Савелий. Но образ Савелия важен не только сам по себе. Он как бы аккомпанирует на протяжении почти всей части образу героини, так что, по существу, перед нами возникают два сильных, богатырских характера.
И характер героини складывается в тяжких испытаниях, все нарастающих. Уже в главе “Песни” рассказано о тяжкой семейной жизни, глава “Демушка” повествует о смерти сына, “Волчица” – о том, как крестьянке пришлось лечь под розги. А за этими рассказами о событиях, труднее которых вроде уже не придумаешь, следует глава с названием “Трудный год”. Все эти главы о событиях разных, отдаленных часто многими годами. Но в них есть внутренний сюжет, генеральная идея, все к себе сводящая. Эта идея, одна из главных идей всего некрасовского творчества, есть идея материнства.
В поэзии Некрасова мать всегда была безусловным, абсолютным началом жизни, воплощенной нормой и идеалом ее. В этом смысле мать есть главный “положительный” герой некрасовской поэзии. Сам образ Родины, России у поэта неизменно соединяется с образом матери. Родина-мать, матушка-Русь – именно от Некрасова, через его поэзию эти привычные уже сейчас сочетания вошли в нашу жизнь, в наше сознание. И тип русской крестьянки, который создан в “Кому на Руси жить хорошо”, раскрывается прежде всего как образ матери.
Глава “Демушка”, например, полна отчетливого общественного смысла, неприкрытых социальных угроз. Обращаясь к народно-поэтическим источникам, Некрасов стремится выявить прежде всего именно эту сторону дела.
Рассказ Матрены Тимофеевны о своей судьбе не только рассказ, но и обдумывание жизни. Она рассказанное оценивает и судит. Последняя глава названа “Бабья притча” не случайно. Притча – это обобщение, формула, подведение итога. Крестьянка уже прямо говорит от всех баб и про всех баб. И шире – про женскую долю вообще. Вопрос о женском счастье как будто бы решен окончательно и бесповоротно:
Не дело – между бабами
Счастливую искать!..
Смысл поэмы “Кому на Руси жить хорошо” не однозначен. Ведь вопрос: кто счастлив? – вызывает и другие: что такое счастье? Кто достоин счастья? Где нужно его искать? И эти-то вопросы “Крестьянка” не столько закрывает, сколько открывает их, на них наводит. Без “Крестьянки” не все ясно ни в части
“Последыш”, которая писалась до “Крестьянки”, ни в части “Пир на весь мир”, которая писалась после нее.
В “Крестьянке” поэт поднимал глубокие пласты жизни народа, его социального бытия, его этики и его поэзии, уясняя, каков же подлинный потенциал этой жизни, ее творческое начало. Работая над богатырскими характерами (Савелий, Матрена Тимофеевна), созданными на основе народной поэзии (песня, былина), поэт укреплялся в своей вере в народ. Эта работа становилась залогом такой веры и условием дальнейшей работы уже на собственно современном материале, который оказался продолжением “Последыша” и лег в основу части, названной поэтом “Пир на весь мир”.
“Доброе время – добрые песни” – заключительная глава “Пира”. Если предшествующая названа “И старое и новое”, то эту можно было озаглавить “И настоящее и будущее”. Именно устремленность в будущее многое объясняет в этой главе, не случайно названной “Песни”, ибо в них вся ее суть. Здесь есть и человек, эти песни сочиняющий и поющий, – Гриша Добро – склонов.
Многое в русской истории толкало русских художников к созданию образов, подобных Грише. Это и “хождение в народ” революционных интеллигентов в начале 70-х годов прошлого века. Это и воспоминания о демократических деятелях первого призыва, так называемых “шестидесятниках” – прежде всего о Чернышевском и Добролюбове.
Образ Гриши одновременно и очень реальный, и в то же время очень обобщенный и даже условный. С одной стороны, он человек совершенно определенного быта и образа жизни: сын бедного дьячка, семинарист, простой и добрый парень, любящий деревню, мужика, народ, желающий ему счастья и готовый бороться за него. Но Гриша – и более обобщенный образ молодости, устремленный вперед, надеющийся и верующий. Он весь в будущем, отсюда некоторая его неопределенность, только намеченность. Потому-то Некрасов, очевидно не только из цензурных соображений, зачеркнул уже на первом этапе работы стихи (хотя они печатаются в большинстве послереволюционных изданий поэта):
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.
Умирающий поэт спешил. Поэма осталась неоконченной, но без итога она не оставлена.
Сам по себе образ Гриши не ответ ни на вопрос о счастье, ни на вопрос о счастливце. Счастье одного человека (чьим бы оно ни было и что бы под ним ни понимать, хотя бы и борьбу за всеобщее счастье) еще не разрешение вопроса, так как поэма выводит к думам о “воплощении счастья народного”, о счастье всех, о “пире на весь мир”.
“Кому на Руси жить хорошо?” – поэт задал в поэме великий вопрос и дал великий ответ в последней ее песне “Русь” –
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка – Русь!
В рабстве спасенное
Сердце свободное –
Золото, золото
Сердце народное!
Встали – небужены,
Вьпили – непрошены,
Жита по зернышку
Горы наношены!
Рать подымается –
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая!